Офицер Доусон находился на своем месте на причале «Улья-7», когда снаружи пришвартовалась тюремная баржа «Чистилище», и, честно говоря, никакого движения на ней он не заметил, так или иначе — вообще никакого. Позже, давая показания перед галактической комиссией по расследованию, он станет утверждать, что выжил только потому, что не стал ошиваться там дольше необходимого времени. Это была не вся правда, но достаточно близко к ней, и к тому времени не осталось уже никого, кто мог бы опровергнуть его слова.
Он стоял на палубе вместе с десятком других охранников и членами тюремных погрузочной и посадочной бригад, когда «Чистилище» с громким лязгом воткнулось в предназначенный для него причал в непосредственной близости от космической станции. Как и большинство прибывавших сюда грузовых и транспортных кораблей, баржа была слишком велика, чтобы пришвартоваться непосредственно к ангару, поэтому подобная швартовка стала чем-то вроде ритуального соития герметичных переходников и длинного изолированного трапа, чей телескопический порт открывался непосредственно в ангар.
Когда порт в конце концов открылся, Доусон и все остальные охранники напряглись, сжимая шокеры и электропики в ожидании сигнала от Дойла, дежурного старшего палубного офицера, как правило дававшего отмашку на начало выгрузки новых заключенных и припасов. Обычно начиналось с того, что наружу выходила охрана с «Чистилища», а за ней — арестанты.
Доусон вместе с остальными выжидающе смотрел на раскрытый выход.
Но порт оставался пустым.
«Ну же!»
Через мгновение Доусон с раздражением взглянул на стоявшего рядом офицера.
— В чем дело? — тихо проговорил он. — У меня смена закончилась двадцать минут назад! А приходится торчать здесь и ждать...
Он умолк на полуслове. Из люка как раз вышли два нервных на вид охранника, тащившие громоздкий и тяжелый на вид грузовой контейнер. Вслед за ними следовали еще четверо охранников, сопровождавшие группу из девяти заключенных. По крайней мере, на тех были тюремные робы — хотя Доусону внешний вид этих существ показался более внушительным, чем он привык видеть у арестантов. Трандошане, гаморреанцы, граны — представителей этих рас он встречал ранее, но никогда вместе, как сейчас. А потом он сообразил, почему они выглядели такими опасными.
Они все улыбались.
Вернее, ухмылялись.
— Круто смотрятся зверюги, а?! — прорычал Доусон и крепче сжал свою пику, одновременно нажимая на кнопку активации и мечтая заполучить в руки бластер. Чувства, которые вызывали в нем эти существа, ему не нравились, и он уже ощущал неприятное напряжение, собравшееся в легких, — будто китель стал жать в груди и шее. В последнее время паранойя прямо пропитывала атмосферу тюрьмы: ходили слухи, будто хатты или какие-то другие криминальные синдикаты внедрили сюда своих агентов под видом заключенных или даже надзирателей, чтобы саботировать ведущуюся здесь работу. Доусон в это не верил, но сама возможность вселяла в него беспокойство.
Он оглянулся на своего коллегу Грира:
— Ну что, отучим их скалиться?
— Поединки сделают это очень скоро, — прошептал в ответ Грир. — Но я не уверен, что хочу столько ждать.
— Я тоже.
Они выступили вперед с пиками на изготовку. Охранники, тащившие ящик, остановились в десятке метров от них и опустили ношу на пол с откровенным облегчением. Поглядывая на осужденных, Доусон и все остальные подошли ближе, чтобы забрать их.
— Добро пожаловать, господа, — раздался сзади голос Садики Блирр. Доусон глянул через плечо: вошла комендант со своим дроидом. Надзиратель снял ладонь с рукоятки пики и заставил себя успокоиться. Для руководства крайне нехарактерно лично спускаться на причал, чтобы наблюдать за высадкой новоприбывших осужденных, и ему стало интересно, что же такого особенного во всей этой процедуре, в конце концов?
Комендант Блирр оглядела арестантов и сопровождавшую их охрану:
— А где капитан?
— Остался на борту.
— Обычно капитан Стирин сходит на станцию, чтобы лично поздороваться со мной, — заявила комендант и повернулась к новеньким. — Сколько их?
— Девять.
— Всего девять? — Садики взглянула на дроида, ожидая подтверждения. — Мы должны были получить тридцать два заключенных.
— Только девять, — сухо заявил охранник, и Доусон заметил, что его взгляд беспокойно метнулся к переходному модулю, будто он не мог дождаться, когда снова окажется на барже — или, если на то пошло, где-нибудь, лишь бы не здесь.
Нахмурившись, Садики подошла к длинному ящику.
— А что с грузом? Это все?
— Все в грузовом манифесте.
— Я в этом сильно сомневаюсь.
— Взгляните сами.
— Благодарю, — резко отозвалась Садики. — Я взгляну.
Когда она двинулась осматривать ящик, Доусон заметил, что тот слегка отъехал вправо. Что бы в нем ни находилось, оно оказалось достаточно крупным, чтобы сдвинуть целый ящик. Он уже открыл рот, чтобы окликнуть коменданта, когда крышка распахнулась.
— Комендант... — начал было Доусон, но ему хватило времени лишь на это единственное слово.
Притаившийся в ящике трандошанин держал в каждой руке по бластерной винтовке «Вестар-М5». Когда комендант Блирр бросилась на пол — Доусон сообразил, что рефлексы только что спасли ей жизнь, — трандошанин уже расстреливал в упор столпившихся охранников. Бластерные заряды косили смертельными лентами первую линию ничего не подозревавших служащих «Улья-7», и все события вдруг стали совершенно нереальными. В двух метрах от себя Доусон увидел Грира — тот, словно тряпичная кукла, валялся на полу с дымящейся дырой в груди, источая лишь вонь горелой ткани и плоти.
Моргнув, Доусон отшатнулся и рухнул на пол. В отдалении он слышал паническое кудахтанье дроида-администратора. Где-то справа от него комендант Блирр полностью исчезла из виду — застрелили ее или нет, он не мог сказать, да в данный момент его это не особенно волновало. Крутившаяся в мозгу единственная мысль: «Что бы ни случилось, так не должно быть. Моя смена должна была закончиться двадцать гребаных минут назад!» — никак не могла помочь ему восстановить контроль над собой.
События разворачивались настолько быстро, что их почти невозможно было отследить. Двое охранников, притащивших ящик с «Чистилища», бежали, вернее, изо всех сил улепетывали вверх по трапу в поисках укрытия, в то время как «заключенные», которых они привели, уже сбросили наручники и ножные кандалы — которые, как с возрастающим ужасом понял Доусон, с самого начала не были застегнуты. Холодный пот выступил у него на лбу, а кожа головы вдруг начала давить на череп. Все это оказалось ловушкой, и они угодили прямо в нее.
Ухмыляясь даже шире, чем раньше, фальшивые арестанты повалили вперед. Стоявший в ящике трандошанин доставал бластеры, винтовки и пистолеты и бросал подельникам, ловко хватавшим их и присоединявшимся к побоищу.
Доусон обратился в бегство.
Ангар уже заполонили дым и вонь отстрелянных бластерных обойм. Оставшиеся охранники и технический персонал пытались спрятаться, но отсек специально освободили от всего лишнего перед прибытием новой партии заключенных и припасов, поэтому в нем не осталось ничего, за чем можно было бы укрыться. Он подумал, что если доберется до турболифта, у него появится шанс на...
Бабах!
Взрыв прогремел из причального рукава «Чистилища» — Доусон обернулся, как раз когда тела двух скрывшихся там охранников, выброшенные ударной волной, рухнули на пол ангара.
В дыму что-то приближалось.
Что-то огромное.
Приглядевшись, Доусон понял, что видит какой-то гигантский парящий голопроектор, влекомый парой келл-драконов — четвероногих серовато-черных ящеров, исступленно рвущихся из сбруи. Голопроектор создавал изображение жирного, омерзительного существа, известного надзирателю лишь по нечетким голоснимкам и байкам, передававшимся из уст в уста, но он мгновенно сообразил, кто это.
Джабба Хатт.
И Доусон сразу понял, что ходившие по тюрьме слухи оказались правдой.
Но в тот момент, разумеется, было уже слишком поздно.