Дарт Мол спал.
Сон не являлся для него обычным состоянием, и в последнее время он редко к нему прибегал. Его эквивалент быстрого сна был иного рода, нежели типичная неврологическая магия взаимодействия сознательного и бессознательного. Его мозг воина такими методами не пользовался.
Поэтому тот факт, что он сейчас лежал в медотсеке, опутанный трубками и проводками, погруженный в глубокий сон для восстановления после недавнего боя, стал неожиданностью. Примитивность сна лишь подчеркивала его правдоподобие, и какое-то краткое время он думал, что все происходит на самом деле.
Его выбрали для участия в очередном поединке.
Стоя перед дверью своей камеры и ожидая, когда покажется противник, он опустил взгляд и заметил нечто, стоявшее на полу прямо перед ним, — ничем не примечательную черную стальную коробку, по размеру не больше дроида-мыши. С первого взгляда он понял, что в коробке находится то, ради чего он прибыл, цель, к которой он стремился сквозь грязь и мерзость «Улья-7».
Он нагнулся, чтобы открыть коробку, и тут за стеной послышался шум — рычание живого существа, готового сразиться не на жизнь, а на смерть. С той же неопровержимой логикой сна Мол понял, что этот противник должен стать для него самым тяжелым — намного хуже, чем существо, с которым он боролся в первый раз, хуже вампы, или аквалиша, или виквая с его птицей.
Это может оказаться тот, кто победит его.
Люк открылся, и вошел его противник.
Мол воззрился на него.
В конце концов, эта часть сна не оказалась такой уж неожиданной.
— Открой, — произнес другой Мол, глядя мимо него на черный ящик. — Он твой. Чего же ты ждешь?
Мол уставился на себя, на отражение, стоявшее в пяти метрах от него. Почему-то — по крайней мере, во сне — тот факт, что он пришел сражаться с самим собой, имел исключительный смысл, как будто именно этот момент, а не заключение сделки с Радиком, был главной целью, к которой он стремился все время своего пребывания в тюрьме.
И тут же Мол понял, что именно находится в коробке.
— Нет, — возразил он. — Мой учитель запретил это.
— Твой учитель? — прорычал этот другой Мол. Казалось, ответ взбесил двойника. — Не будь дураком. Он принадлежит тебе. Он пригодится тебе, если ты стремишься победить меня. В противном случае можешь считать себя мертвецом. Возьми его!
— Я не могу. Это повредит задаче, которую я поклялся выполнить. — Голос Мола сник. — Я должен проявить сдержанность. Я должен...
— Без него ты пропадешь!
Во сне или наяву, Мол ощутил, как в груди закипает гнев, перекидываясь на легкие и нервы в позвоночнике. Его челюсти сжались.
— Может быть, — заявил он другому себе, — прежде чем делать подобные заявления, сначала попытаешься меня победить?
— В самом деле, — рассмеялся двойник. — Поздно тебя уговаривать. Ты был взвешен, ты был измерен и признан негодным. — Он снова кивнул на коробку. — Посмотри сам.
С внезапным предчувствием Мол снова посмотрел на коробку.
Она была открыта.
Она была пуста.
Потому что лежавший в ней предмет он уже держал в руке.
Рукоять его светового посоха.
Уставившись на нее, Мол ощутил обрушившуюся на пего сокрушительную волну стыда — осознание того, что, открыв коробку и взяв в руки оружие ситхов, он подвел учителя. Он сделал то, чего поклялся не делать, и по существу...
Другой Мол бросился на него. Ни мгновения не колеблясь, повинуясь одним рефлексам, Мол нажал кнопку активации. Меч ожил в его ладони, два алых лезвия вырвались из двух его концов, и, несмотря ни на что, Мол почувствовал прилив рвавшейся изнутри энергии, поглотившей его и охватившей саму его душу.
С ним пребывала уверенность, сознание своей истинной мощи.
То, для чего он рожден.
Он описал гудящим посохом изящную дугу и одним быстрым, плавным движением разрубил другого Мола пополам точно по талии; верхняя и нижняя половины бескровно упали на пол камеры. Забрак опустил взгляд, чтобы видеть свое собственное лицо — его собственное умирающее лицо улыбалось ему.
— Хорошо, — произнес его голос, и он мгновенно осознал свою ошибку.
Это он лежал на полу, это он был побежден.
Он смотрел вверх на самого себя, на другого, на победителя.
Но сверху на него глядело уже не его собственное лицо. Это был муун, которого он не узнал. Ощущение от его присутствия было странно знакомым — ноющее беспокойство, что он должен знать его, что, возможно, встречался с ним ранее, во сне внутри сна. Незнакомое имя пришло к нему, словно предсмертный хрип.
Плэгас.
Тьма сомкнулась, и когда он очнулся в медотсеке, в холодном поту, его пальцы вцепились в постель, будто держали предмет цилиндрической формы, которого не было.