Всеми правдами и неправдами меняя лошадей на станциях, добирался до Новороссийска. Там взял извозчика, и помчался в родную Дубраву. А что мешало выйти раньше? Отвечу. Поклажа и подарки. Оброс я носимым и возимым имуществом. Чай не выпускник кадетского корпуса, капитан — командир батальона.
Въехали на знакомый взгорок. Попросил извозчика остановиться. Вот не был я дома около двух лет, а как все изменилось. Площади возделанных полей значительно увеличились. Теперь они простирались до самого горизонта. Село разрослось вширь еще больше. Сейчас оно нарядилось в белые одежды цветущих садков возле домов. Везде растет трава, казалось изумрудного цвета, куда не посмотри. Небо чистое, ни облачка, и солнце высоко, пригревает уже по-летнему. Идиллия. Нашел отцовский дом. Он не изменился, тоже весь в цвету.
Все хватит любоваться, пора обнять родителей. Я от них писем не получал, новостей не знаю. Да и от друзей писем тоже не было. Мы все время в походах, почта прибывала только Суворову, и не регулярно. А для разных там, частных писем, гонцов засылать в Италию или в Швейцарию накладно, и не безопасно.
Извозчик остановился у ворот дома. Не успела осесть пыль, как меня тискали в объятиях отец и Силантий. Со слезами, к ним присоединилась мама. Встреча сына с родителями случилась.
Естественно закатил отец пир для близких родственников. Сестра Христя пришла с мужем Игнатом, и с младенцем на руках. Оказывается, у меня есть маленький племянник — Василько. Начал раздавать подарки. Отцу, как главе семьи вручил два нарезных армейских английских ружья. А что прикажите настоящему казаку дарить? Маме жемчужное ожерелье и большой отрез атласа. Христе досталось рубиновое колье с тремя отрезами шелка. Парой пистолетов одарил Игната. Силантию пожаловал отличный французский палаш и новый полный мундир егеря с сапогами. На некоторое время, все были поглощены изучением подарков. Я не против совершенно, пусть радуются.
А потом на меня насели с расспросами. Где воевал? Что видел? Какие получил награды?
До самого позднего вечера рассказывал. Мама часто утирала набежавшие слезы. Так это я умолчал о своем пленении, и детально не рассказывал о штыковых атаках.
Христя с Игнатом ушли, пора было заниматься хозяйством и Василька кормить.
— Смотри Одарка, какого мы на свет божий произвели воина, — рассматривал меня отец. — Мне кажется, что это я вчера впервые его взял на руки и показал степь. А сейчас перед нами защитник земли нашей. Умом и ростом отца обогнал. Как считаешь, не пора ли женить Остапа?
— Иван, ты снова за свое женить, да женить, — возмутилась мама, — ребенок сам решит когда. — Степан сам себе найдет невесту.
- Мама, папа не ссорьтесь, до женитьбы еще далеко, моя невеста еще не выросла, — пытался я успокоить родителей.
— Не понял сын, — потряс головой отец. — Как это не выросла?
— Вот так. Ей сейчас только десять лет. Я в присутствии бригадира Миклашевского и полковника Вырубова, дал ей слово, что возьму себе в жены, когда ей исполниться восемнадцать.
— Я думал у тебя в самом деле есть невеста, а ты нам с матерью сказки рассказываешь, — улыбнулся отец.
— Нет отец, это не сказки. Сам знаешь, слово, данное казаком, тверже стали. Княжной слово дал, изменить этой присяге не могу.
- Ты сошел с ума сын, решив породниться с князьями!? Они на самом верху, а мы для них кто?
— А что, я молодой капитан, могу стать генералом. Голова на плечах у меня есть. Все будет хорошо отец.
— Вот видишь Иван, Степан все решил сам, а ты хотел ему кого-то сватать, — не удержалась от шпильки мама.
— Сынок, а хоть хороша собой девушка? — поинтересовалась мама.
— Она мама, на ангела похожа. Блондинка с зелеными глазами, и очень нежная. Когда вырастит от нее глаз не отвести.
— Поедешь ее проведать?
— Не знаю. Тогда она гостила у мужа своей сестры, а где она сейчас тяжело сказать.
— Завтра садись на коня и поезжай к Миклашевскому, говорят он сейчас Александровскую городскую управу на ноги ставит, — предложил отец. — Если он тебя запомнил, то скажет где твоя княжна.
Отец прав. Поеду, поинтересуюсь. Если встречусь с Софией, подарю ей медальон с изумрудами, как раз под цвет ее глаз. Честно говоря, я немного трусил. В моем времени, за проявление внимания к малолетней девчонке, меня точно, посчитали бы педофилом, а в этом времени, в порядке вещей присматривать за будущей женой. Поскольку живу в этом времени, то и поступать буду соответственно.
Отец, провожая меня утром, требовал, чтобы я одел все награды. Я отказал ему в этом удовольствии, не хотелось пускать пыль в глаза. Миклашевский и так догадается, что я не праздновал труса, если в двадцать лет стал командиром батальона в егерском полку, да взглянув на мою саблю, поймет все.
Михаила Павловича нашел в городской управе Александровска, бывшей ранее штабом коменданта. Крепость постепенно превращалась в заштатный городок. Все военные из крепости ушли. Росло чиновничье сословие, а его учить уму разуму требовалось.
— О, Степан Иванович, рад вас видеть, да и в чине вы значительно выросли, — приветливо улыбнулся мне Миклашевский, и подал руку. — А возмужали то как! Расскажите, где служить довелось?
— Обязательно расскажу. Но я бы хотел…
— Гостит у нас, если вы о Софии, — перебил меня бригадир. — Она, почему то была уверена, что вы находитесь в армии генералиссимуса Суворова. Собирала газеты о боях в Италии и Швейцарии.
— Вы знаете, София Яковлевна не ошиблась. Я после нашей встречи, отбыл в Санкт-Петербург, а затем в Италию. Только в середине апреля сего года вернулся в Россию.
— Все молодой человек, ни слова больше. Сейчас же едем к нам в имение. Встретите свою Софию, а нам поведаете о славных походах Суворова с вашим участием.
Вначале я посетил городскую кондитерскую лавку. Накупил булок, пряников и конфет разных. Честно сказать я не знал, как себя вести по отношению в Софии. Она еще ребенок, вот и решил, побалую сладостями.
Всего час скачки и мы на месте. Не успел спешиться и отряхнуться, а на моей шее повисла София.
— Я знала, я чувствовала, что сегодня приедет мой Степан, — громогласно заявило зеленоглазое чудо.
За два года София подросла. Ее личико стало еще симпатичней.
Возникший переполох прекратил Михаил Павлович, пригласив всех за стол. После обеда, мне пришлось рассказывать о походе Суворова, в мельчайших подробностях. Семейство Миклашевского и София внимательно слушали очевидца и непосредственного участника этих событий.
— Степан, а вам было страшно? — спросила София.
— Конечно, как любому нормальному человеку, до первого столкновения с врагом, а потом не до страхов. Нужно управлять солдатами и выполнять приказы командиров.
— А сколько у вас орденов?
— Пять и Аннинское оружие.
— Заметьте София, — вмешался в разговор Миклашевский, — Аннинским оружием, награждают только особо отличившихся офицеров. Значит, наш капитан Головко, совершил какой-то геройский поступок.
— Ой, Степан, расскажите нам об этом поступке, — попросила София, — нам очень интересно.
Рассказал о бое под Швицем, и о гибели своего батальона.
— А как вам удалось уцелеть? — всхлипывая, поинтересовалась девчонка, — ведь все погибли.
— Меня среди трупов нашли французы и пленили, но я этого не помню, пребывал в беспамятстве. Потом удалось бежать. Собрал небольшой отряд из отступающих солдат, и нападал на тыловые части французов. Так добрался до Германии, где соединился с основными силами наших войск.
— Бедный, мой бедный Степан, вы так страдали, — окончательно расплакалась София.
Миклашевский, его жена Ксения и я, все вместе пытались успокоить ребенка. С большим трудом нам удалось это сделать. София окончательно успокоилась, забравшись мне на руки.
— Вы София, нашли самое безопасное место, — рассмеялся Миклашевский.
Затем Миклашевский показывал мне молодой парк в имении, рассказывал о породах деревьев и кустарников, произрастающих в нем. Я ничего толком не смыслил в разбитии парков. Да, красиво, да великолепно, радует глаз, и на этом все мои познания заканчивались.
Время приближалось к вечеру, я решил возвращаться в Дубраву.
— Степан Иванович, а вы оставайтесь у нас заночевать, — предложил Михаил Павлович, — у меня есть к вам несколько вопросов. — В вечерней тишине поговорим.
— Неловко, как-то. Я не планировал надолго у вас задерживаться и обременять своим присутствием.
— Ой, оставьте. У нас в достатке свободных комнат для гостей.
После ужина и чаепития, Миклашевский увел меня в дальнюю беседку, где по его словам, нам никто не помешает.
— Вы, Степан Иванович, много рассказали о походе генералиссимуса Суворова, — задумчиво произнес Михаил Павлович, — но мне кажется, вы не сказали очень многого. — Вы думаете, нам придется воевать с Бонапартом на просторах Отечества?
— Наполеон Бонапарт, молодой и амбициозный генерал. Я, конечно, могу судить только по тем скудным сведениям, полученным в походе, и которые доходят к нам в Россию. Давайте посмотрим на сегодняшнее состояние Европы. Все самодержцы, пытаются как-то остановить француза, нанести ему поражение. А он с легкостью разбивает их армии.
— Но ему не удалось, ни единого разу нанести поражение Суворову, — возразил Миклашевский.
— Это так. Но против нас воевали военачальники Бонапарта, а не он лично. И скажу откровенно, хорошо воевали. А наши союзники, я имею в виду Австрию, предавали нас на каждом шагу. Особенно явственно это было в Швейцарии, где мы остались без провианта и боеприпасов. Одним «ура» и штыком сейчас много не навоюешь. Нужен порох, пули и ядра. Было бы всего в достатке, не гибли бы воины русской армии. Очень многое решается на не поле боя, а в тиши властных кабинетов. Англия и Австрия уговорили нашего императора повернуть армию Суворова в Швейцарию, исключительно с целью ее уничтожения. Никому не нужны были сильные и победоносные русские войска в Европе. И только гений нашего полководца, спас армию от полной гибели, а нашу страну от унижения. Но поверьте моему слову, в скором времени, Бонапарт возглавит Францию. Не знаю, может, он уже захватил власть в Париже. Тогда по дорогам Европы промаршируют колоны французских войск под звуки «Марсельезы». Многие страны покорятся, потеряв армии и территории. То, что отвоевал у французов Суворов, в скором времени Бонапарт заберет обратно. Война придет и на наши земли.
— А как же коалиции, объединение стран против Франции?
— Страны Европы воспринимали и воспринимают Россию, варварской страной. Наших солдат им не жаль совершенно. Правители этих стран привыкли загребать жар чужими руками, например, нашими. Пройдет десять лет, и вся Европа окажется под властью французов.
— Мрачную перспективу, вы нарисовали Степан Иванович.
— Много я не знаю, рассуждаю так, на основе, своих личных наблюдений и участия в походах, газетные статьи почитывал.
— А выход из такого положения есть?
— Когда Наполеон вторгнется на наши территории, мы будем биться с ним один на один, помощи нам не будет. Все народы будут покорены и усмирены. Поэтому нам нужно будет всем миром, я имею в виду всему русскому народу, навалиться на неприятеля, и бить его днем и ночью.
— Что может крестьянин сделать обученному солдату? Абсолютно ничего.
— Не скажите Михаил Павлович. Когда я выбрался из плена, то собрал небольшой пеший отряд из солдат разбитых частей. Перепуганные, голодные солдаты, не способны были вести боевые действия. Мне удалось, за короткое время научить и убедить в стойкости и мужестве русского солдата. Это дало пользу. Я постарался внести разлад в снабжение французских войск. Пусть я действовал на небольшой территории, но смею вас заверить, что многие части маршала Массены недополучили провизию и порох. А представьте, если на путях снабжения вражеской армии будет действовать множество таких отрядов, не пеших, а конных. Тогда продвижение боевых частей остановится. Голодный и без боеприпасов солдат не сможет выполнить приказ своих командиров.
— В ваших доводах, Степан Иванович, имеется рациональное зерно. Подумайте, может, стоит все мысли изложить на бумаге и представить высшему командованию?
— Кто станет серьезно относиться к писанине, какого-то капитана, без рода и племени? К высшему командованию обращаться через голову своего начальства я не имею права, родовитости не хватает. Запустить бумаги по команде, так они сгинут где-то в штабах.
— Вы пока в отпуске, изложите все подробнейшим образом, и передайте мне. Я найду способ, направить ваши размышления, куда следует.
— Хорошо, я попытаюсь внятно все описать.
— Как я понял, вы не только над этим размышляли?
— Совершенно верно. Думал над вооружением наших войск. Вот пример взятие Мантуи. Мы не могли разрушить стены крепости, не было пушек крупного калибра и мортир. Мне пришлось рыть под станинами «единорогов» рвы, чтобы обеспечить навесную стрельбу, и заряжать их полуторной порцией пороха, для обеспечения дальности. Очень опасно было сие занятие, разорвать ствол могло. Но Бог миловал, сладилось все нормально. Из этого следует, что надо пушки совершенствовать, и заряды к ним тоже. Теперь возьмем ружья моих егерей. У большинства гладкоствольные ружья, прицельная стрельба из которых возможна со ста шагов. Пока мы подойдем на эту дистанцию, половину батальона, неприятель выбьет картечью. Кто потом пойдет в атаку? Правильно, жалкие остатки. Вот я и выпрашивал себе винтовальные штуцера. Пусть темп стрельбы у них немного ниже, однако, дальность выстрела и точность превосходит обычные ружья в шесть-семь раз. Мы, находясь в недосягаемости картечи, могли выбивать обслугу орудий и офицеров. А если в ружье и в боеприпас внести изменения, то дальность, точность и скорость перезарядки, возрастет значительно.
— Вы показывали кому-то свои прожекты?
— Пока нет. Все пока оформлено рисунками, без точных расчетов.
— Рекомендую вам, срочным порядком, озаботиться чертежами с пояснениями, и подать на рассмотрение комиссии по вооружению. Ваши светлые мысли не должны оставаться только в вашей голове. Ладно, давайте на сегодня оставим все разговоры, время позднее, пора отдыхать. Не забыли? У вас завтра утром, конная прогулка с Софией. Не смотрите, что она еще ребенок, мыслит и рассуждает, как взрослая. Очень часто говорит, то, что думает. Из таких особ, как София, вырастают очень деятельные личности и верные жены, поверьте моему опыту.
— Спорить не буду, я слабо разбираюсь в женщинах, все время в окружении солдат, отдаюсь службе.
Утро, как обычно я начал с пробежки и зарядки, уйдя подальше от имения, на берег Днепра. Особенно опасался оконфузиться, сверкая голым задом в процессе купания. Повезло. Никто на выбранное мной место не пожаловал.
Легкий завтрак, и мы с Софией отправляемся на прогулку. Лошадь девочке досталось смирная, белой масти. Всадница была одета в костюм для верховой езды. По тому, как София управляется лошадью, ее посадка в седле, свидетельствовали о том, что такого рода прогулки ей очень нравятся, и опыт имеется.
— Степан, а скажите, вы часто меня вспоминали в далекой Италии? — внезапно спросила София, прервав беседу о погоде.
— Признаюсь честно — не часто. Война, другие заботы. Но иногда на отдыхе, мне казалось, что я вижу ваши зеленые глазки, и чувствую ваш взгляд.
— Все так и должно быть, — задумчива произнесла София. — Я вас не виню ни в чем, такова жизнь воина. А о вас, я думала каждый день, и молилась, чтобы вас не поразила ни пуля, ни сабля. Бог услышал мои молитвы, вы целы и невредимы.
— Спасибо вам за ваши молитвы. А чтобы чаще меня вспоминали, примите от меня сей медальон.
Я одел на шею Софии золотой медальон с изумрудами, а потом посмотрел в её, в широко раскрытые от удивления глаза. Цвет драгоценности и глаз почти полностью совпали. Бывает же такое!
— Когда вернемся, получите от меня кулон, с моим портретом внутри, мне специально его изготовили для вас. Пусть вы будете далеко-далеко, но я всегда буду рядом с вашим сердцем. Ваш подарок тоже будет рядом с моим сердцем, все время его согревая.
Дав лошади шенкеля, София галопом понеслась в сторону имения, я последовал за ней.
После обеда, я уезжал в Дубраву, погостил, и довольно.
— Вы, Степан Иванович, слишком дорогие подарки делаете Софии, — сказал Миклашевский, прощаясь. — Медальон очень больших денег стоит, и работа отменная. Рано еще девочку баловать.
— Мой подарок от чистого сердца. Взамен я получил золотой кулон, как мне кажется, тоже не копеечной стоимости, и работа искусного мастера.
— Эх, молодость, молодость. Не забудьте, жду от вас записку через неделю. И еще хочу попросить, хоть иногда пишите Софии. Отправляйте письма мне, она у нас живет почти все время, обязательно передам.
Вернувшись в Дубраву, с головой ушел в сельский быт. Днем помогал отцу и матери, а по вечерам писал «Наставление по партизанской борьбе с противником».
Особо ничего не выдумывал, из прошлого я помнил многое о партизанах Великой Отечественной войны. Естественно адаптировал свои воспоминания к текущему времени. Получилась работа на тридцати листах, и это я только в общих чертах расписал устройство засад, уничтожение мостов и переправ, нападения на колонны войск в движении, на гарнизоны, на продовольственные и оружейные обозы и склады. Если описывать все детально и каждый случай по отдельности, мне и трех месяцев будет мало. Откровенно говоря, я спешил. До вторжения Наполеона осталось всего двенадцать лет. Глазом не успеем моргнуть, а враг уже на пороге нашего дома. Надеялся, что Миклашевский передаст мой «труд» в надежные руки.
Неделя пролетела, как один миг, мой отпуск закончился. Отец вызвался отвезти меня в Новороссийск. По пути сделали крюк, завернув в имение Миклашевского, познакомил с ним отца. Михаилу Павловичу передал «Наставление…» и простился с Софией. Эта пигалица, потребовала, чтобы я ее взял на руки, а то она не может еще дотянуться до моей щеки для поцелуя. Слова девочки у всех вызвали улыбку.
Ехал отец, не спеша, все рассказывал о хозяйстве, о достижениях, сколько планирует собрать зерновых, какой будет приплод в табуне. Я чувствовал, что отец пытается собраться с силами, что-то у меня спросить, но не решается.
— Отец говори, что ты там придумал, — попросил отца.
— Я как бы тебе сказать, понимаешь, я не знаю, что делать с теми деньгами, которые Силантий от тебя привез, — с трудом сформулировал ответ отец. — Кстати, а куда ты Силантия отправил?
— Силантий сейчас ожидает нас в Новороссийске, почтовую карету заказывает. С деньгами можешь делать все, что вздумается. Я знаю ты их на ветер не пустишь. Деньги у тебя дома сейчас большие, думай сам. Можешь, например, земли прикупить.
— А кто ее обрабатывать будет? У меня людей мало.
— Поезжай куда-нибудь, прикупи крепостных.
— Ну, ты, похоже полностью стал дворянином! Как я тогда купленным людям буду в глаза смотреть?
— Ты привезешь их на свои земли, разместишь, а потом выпишешь волную. Поговори с Миклашевским, он грамотный и умный человек, подскажет.
— Хорошо сынок, сделаю, как ты сказал. А сколько наших денег дают за одну ту золотую монету?
— Этого я не знаю, но думаю, что много. Нужно было взять одну с собой, в Новороссийске есть банк.
— Век живи и век учись. Вот так и мне. Голова уже седая, а нужно изучать чужие деньги.
— Не волнуйся, потратишь десять золотых, а прибыли получишь на сорок.
Силантия нашли на почтовой станции. Он там развернул бурную деятельность. Выбил нам два места в лучшей карете, и хорошими попутчиками. Ну, кто посмел бы отказать красавцу егерю?
Простились с отцом.
По возвращению в полк доложился полковнику Санаеву.
Командир приказал заняться боевой подготовкой батальона и укреплением дисциплины. С выходом войск в Россию, дисциплина сильно пошатнулась, имеются случаи пьянства среди солдат и невыполнение приказов.
Пришлось, засучив рукава заняться батальоном, хотя нарушений у меня не было.
Хорошая пора лето, не холодно, и учить солдат не тяжко. Выгнал всех в поле и начал преподавать им тактику со стратегией. Ходили в атаки, оборонялись и стреляли до звона в ушах. Начал приучать солдат к рытью траншей в обороне, не надеяться на пришлых саперов. О, сколько возмущений наслушался от своих офицеров. Зачем это надо? Нигде рытье окопов не предписано, и так далее по списку. Показал им пример. Разместил в траншее чучело и заставил господ офицеров, в отсутствие подчиненных, попасть в него из обычного ружья со ста шагов. Чучело осталось живым. Потом установил чучело на открытой местности, и приказал провести стрельбу. Попали все шестеро. Больше никто даже и не думал мне перечить. Затем обучал маскировке огневых позиций подручными материалами. Заменив, ружья на колья, разыгрывал мини сражения. Обходились без серьезных травм, но синяками обзаводились многие. Придерживался постулата — тяжело в учении, легко в бою.
Месяц беготни и стрельб показал, что батальон четко усвоил навыки ведения наступательного и оборонительного боя. Надо сказать, и я постарался. В соседнем гренадерском полку, за две бочки вина, обменял наши ружья на винтовальные штуцеры. Нарушение, конечно, но теперь у меня в батальоне триста пятьдесят штуцеров.
На очередном совещании, командир полка приказал подготовить батальоны к проверке готовности к боевым действиям. Обычно вся проверка сводилась к прохождению парадным строем и залповой пальбе одной выбранной ротой.
— Ваше высокоблагородие, разрешите внести предложение, — обратился я к Санаеву.
— Говорите Головко, — разрешил командир.
— Я предлагаю провести проверку готовности полка, приблизив ее к боевым условиям. Каждый батальон по отдельности делает переход верст на десять, там разворачивается в боевой порядок, и проводит стрельбы по мишеням. Потом возвращается обратно. Вы засекаете по хронометру время, потраченное на выполнение всех действий. Кого-то из офицеров надо отправить с солдатами для оборудования мишеней. Эти же офицеры определят количество попаданий. По результатам этих походов можно будет определить лучший батальон и наметить пути улучшения подготовки.
— Вы капитан, высказали интересное предложение, — с некоторой заминкой сказал Санаев, — быть посему. — Завтра с рассветом, первому батальону убыть к деревне Серафимовка, по его возвращению, туда отправляется второй. Ваш Головко, третий батальон, будет завершать проверку. На следующий день назначаю строевой смотр.
Таких злых взглядов от сослуживцев, командиров батальонов, ранее не участвовавших в походах Суворова, я еще ни разу не видел. Они точно знали, что проиграют соревнование с моими солдатами. А не надо было господа офицеры, хмельное пьянствовать и нарушать безобразия!
Мой батальон показал наилучшее время, не потерял по дороге ни одного солдата. В других батальонах, обессиленных, числом около ста человек, до ночи собирали на повозки, и свозили в лагерь. И на строевой смотр, мои молодцы вышли чистые, опрятные, в начищенном обмундировании и со сверкающим оружием. В итоге, пальма первенства досталась моему батальону. Зачем я это сделал? Хотел показать господам офицерам, что к службе надо относиться с усердием, и радеть за дело обороны Отечества. Доказать то я доказал, но и недругов нажил, и возможно неприятности.
Неприятность нарисовалась, в облике молодого графа — прапорщика Берга, недавнего выпускника кадетского корпуса.
Находясь в офицерском собрании, приняв бару бокалов вина, молодой граф, неоднократно бросал в мою сторону испепеляющие взгляды. В конце концов, набравшись смелости, направился ко мне.
— Господин капитан, я считаю, что вы некрасиво обошлись с офицерами нашего полка, — произнес молодой человек. — Подобных проверок никто не учиняет. В Артикуле ничего такого не описано. И мало того, я думаю, что должность командира батальона, вы занимаете не по праву.
— Ну, положим, думаете не вы, а ваши старшие товарищи, которые надоумили вас подойти с претензиями ко мне, — откладывая в сторону книгу, ответил прапорщику. — Учат они вас прапорщик не тому. Вам надо учиться воевать, а не приемам волочения за дамами. Вы только попали в войска, и совершенно не знаете людей. Потому и позволили себе бестактность, в отношении меня. А проверка показала, что к выполнению боевой задачи из всего полка, способен только мой батальон, у него есть перспектива выжить в сражении. Ваш батальон, вместе с вами обречен на погибель. И надо не обижаться на меня, а заняться обучением солдат, чтобы достичь подобной выучки. Тогда, и неприятеля бить легче будет. Вот протрезвеете к завтрему, вам прапорщик, будет стыдно за свои слова.
— Я говорю, то, что думаю, — начал горячиться Берг.
— Не тем местом думаете.
— Еще говорят, что вы содомит.
— Сообщаю вам граф, я сторонник традиционных отношений с женщинами. Если вы предлагаете мне свое общество, то обратились не по адресу. Целесообразно пообщаться с теми, кто об этом говорит, они, похоже, знают в этом толк.
— Да как вы смеете, обвинять меня в непотребстве? — покраснел от возмущения Берг.
— И не собирался обвинять, отплатил вам той же монетой, на ваши слова. Если вы пытаетесь меня задеть, то разочарую, я не склонен к совершению необдуманных поступков.
— Капитан, вы трус!
— Ваши наущеники, в отличие от вас, знают, что это далеко не так. Под пулями и штыками я не раз хаживал. А вот в вас, я несколько сомневаюсь. Не ровен час, после первого шереножного ружейного залпа противника, вам придется менять мундир. Вы граф, сейчас поете с чужого голоса, надеетесь на поддержку, а в одиночку, вы бы не осмелились даже рот раскрыть в моем присутствии. Еще раз рекомендую, пойти и проспаться, потому что, вместо вас, говорит вино.
— Ах, так. Тогда я вас вызываю на дуэль. Завтра пришлю секундантов, — выпучив глаза, произнес прапорщик.
— Хорошо, — ответил я лениво, — присылайте. — У вас есть время написать завещание, если вы рискнете биться на дуэли до смерти. Но я думаю, что претензии никчемны, хватит и первой крови.
— Честь имею, — щелкнув каблуками, Берг отошел к офицерам своего батальона.
А что господа, съели, не ожидали от меня такого спокойствия? Думали, взыграет во мне кровь казацкая, врежу прапорщику промеж глаз, чтобы лишнего не говорил? Вот тогда, и повозмущаться и позащищать офицерскую честь можно будет всем скопом. А теперь думать надо, как вывернуться из создавшейся ситуации. Хотели посмеяться, а получили дуэль. Всем известно, что с оружием я управляюсь на высоком уровне. Прежде чем, дуэлировать со мной, надо озаботиться местом на местном кладбище и договориться со священником. Но лишать жизни бестолкового прапорщика мне не хотелось, потому и дал ему спасательную соломинку, до первой крови. Надеюсь, его старшие товарищи подскажут именно этот путь разрешения, высосанного из пальца конфликта.
Дуэль состоялась на следующий день. Дрались на шпагах. Лицо Берга было бледным, и почти сливалось с цветом его белоснежной рубахи. Дал прапорщику возможность продемонстрировать свое умение, предоставив право атаковать первым. Что сказать, понятие шпажного боя имеется, но не более. Пофехтовав немного, перешел сам в атаку, осыпал графа градом несильных ударов. Берг отступал, еле успевал, отражать мои удары. Взвинтив темп, я одним из своих приемов, нанес Бергу царапину на левой руке, и сразу же разорвал дистанцию.
— Почему вы остановились капитан? — с недоумением, спросил прапорщик.
— Мой клинок уже обагрен вашей кровью граф.
— Где? Я не чувствую раны.
— Взгляните на левую руку.
Берг перевел взгляд в указанном направлении. Не прошло и пары секунд, граф уже лежал на земле без чувств. Впечатлительный, однако, попался мне противник, от вида крови сомлел.
Секунданты уладили положенные формальности. Конфликт был исчерпан.
На следующий день я стоял перед генералом Багратионом, вытянувшись в струнку.
— Спасибо тебе Степан Иванович, что надоумил этого безмозглого графа, на бой до первой крови, — сказал генерал с улыбкой. — Донесли мне о твоем благородном поступке. И об учиненной проверке полка поведали. Показал ты им, как действуют соратники славного Суворова. Молодец! Но дуэли в армии не поощряются, но и прямого запрета нет. Вот и приходится мне думать, как вас развести по разным местам службы. Берг поедет служить в линейный мушкетерский полк под Астрахань. Тебя, моими стараниями повышают в чине до майора, отправляют в Севастополь командиром учебного полка. Примешь дела у полковника Фатерберга. Задача, готовить солдат, для десантных операций эскадры вице-адмирала Сенявина. Не вешай нос майор, годик побудешь в Крыму, здесь все забудется и уляжется, призову тебя обратно.
— Есть, ваше высокопревосходительство, — только и смог ответить.
— Радуйся. Теплые края, фрукты и море. Ты молодой майор, у тебя все впереди, глядишь и меня обгонишь в чинах. Я в твоем возрасте подпоручиком бегал.
— Каждый майор, мечтает стать минимум генерал-майором.
— А ты шутник Степан Иванович, — сказал Багратион, отсмеявшись. — Бумаги о производстве тебя в майоры, направление к новому месту службы и подтверждение твоих полномочий получишь завтра. Также тебе вручат приказ для Фатерберга, передашь ему лично. Все ступай, готовься в дорогу, денег казначей выдаст достаточно.