Отдав все необходимые распоряжения, я с полусотней казаков отправился на встречу с Багратионом. По мере продвижения в Липовку, видел много следов столкновений и боев с французами. Действовали явно местные кадры, следов от разрывов снарядов и мин не увидел.
Войдя в зону действия наших батальонов, находящихся под командованием Петра Ивановича, отметил обилие братских могил противника, разрушенные и уничтоженные биваки войск, сожжённые повозки. Мёртвых лошадей никто не закапывал, вонь стояла неимоверная, лето, однако.
Несколько раз встретился с предводителями земского ополчения, обошлось без кровопролития, опознали в нас русских воинов. Поговорил с несколькими помещиками. Воевали они на свой страх и риск, никто их не мобилизовывал, сами приняли решение громить врага, вооружив людей, чем придётся Уже потом, разжились оружием у неприятеля. Единого центра управления местными партизанскими отрядами не было, потому и налёты на войска французов наносились хаотично и бессистемно. Очень часто, небольшие отряды нападали на крупные соединения французов, и неправильно оценив силы противника, гибли. Предложил помещику Спиридонову поехать на встречу с генералом Багратионом, он знает обстановку и сможет в какой-то степени скоординировать действия партизанских отрядов.
В Липовку въехали после предварительной разведки, там уже находился передовой отряд генерала, его прибытие ожидалось в течение часа.
Обнялись с Багратионом, как близкие родственники, прям умиляющая картина, два генерала тискают друг друга в объятиях. Вернее сказать, я тискал, так как статью, значительно крупнее. В большой избе организовали что-то наподобие штаба. В принципе можно было разместиться в любой избе, жителей в деревне не было, наверное, ушли в леса, прослышав о нашествии французов.
Представил генералу помещика Спиридонова Якова Сергеевича. Багратион моментально оживился, узнав, что Яков Сергеевич член земского ополчения.
— У меня к вам Яков Сергеевич просьба, соберите через седмицу здесь же всех предводителей отрядов. У нас намечается грандиозное веселье. Мы так потрепали корпус Жерома, что он преследование армии Чичагова только обозначает. Боится вступать в сражение. У него в корпусе нехватка провизии, солдаты голодают. Лошадей кормят только травой, а скотине ещё и зерно давать надо, без него выносливости у коней не будет. Так вот, через неделю проведём совет, как нам этот корпус извести под корень. Генерал Чичагов будет лично на этом совете. Совместно разработаем диспозицию.
— Обязательно брошу клич, ваше высокопревосходительство, — клятвенно заверил Спиридонов, — сейчас такой подъем патриотизма среди народа, что к нам в дружины люди толпами валят. Не успеваем их обеспечивать оружием.
— Если так обстоит дело, то посылайте людей к деревне Калинковичи, там ваших людей встретят, к делу приставят и вооружат, как следует.
— Так я тогда с вашего позволения метнусь в родные места народ созывать, чего время терять. Сюда, на совет, приеду через седмицу с помощниками, ждите.
Яков Сергеевич, несмотря на почтенный возраст, покинул избу очень быстро. А через мгновение, застучали копыта лошадей. Умчался помещик собирать соратников.
— Я хочу тебе, Степан Иванович, в ноги поклониться, — произнёс Багратион, когда мы остались наедине, — за твои орудия и минометы. — Не будь их, большой кровью обошёлся бы мой рейд по тылам французов. А так, твои ученики-пушкари с дальних дистанций наносили удары по пехоте и коннице, любо дорого смотреть. Хочу отметить, что раненых оставалось не так много, в основном убитые. Конницы Понятовского побили бессчётно. Да и ружья патронные штука очень приличная, только успевай патроны заряжать. Одним словом, у Жерома проблемы и довольно серьёзные Он беспрестанно шлёт к Наполеону гонцов с мольбой о помощи, просит подкрепления, провиант и порох. Мы всех делегатов перехватываем. Вот надумал я подловить Жерома в очень неудобном месте у деревни Калинковичи. Там в округе непроходимые леса и болота, вёрст на двадцать тянутся. Силами наших батальонов, полками Чичагова и партизанами, можем качественно запереть и уничтожить весь корпус. Кстати твое послание, пришло очень вовремя, я ещё колебался, затевать эту битву, или повременить. Сейчас точно знаю, надо бить. С батальонами у меня налажена связь, действуем одновременно и нагло, даже днём нападаем на пехотные полки.
Недавно узнал о подвигах Бобруйской крепости. Комендант с семью тысячами солдат, и примерно столькими же мирными жителями, запёрся в крепости, и не желает сдаваться французам. Несколько раз направляли коменданту ультиматум о сдаче крепости, грозили. Домбровский два полка направил туда, хотел осаду учинить, но триста орудий, это внушительный аргумент. Побили там немного неприятеля. Ушли французы, не солоно хлебавши. Я слышал, что в крепости пороха и ядер припасено на год осады, и продовольствия, на такой же срок. Возможно, Наполеон надеется получить крепость не повреждённой, после захвата нашего государства.
Да ладно, все о себе и своих делах. Как у тебя?
— У меня тоже нормально. Только войск в центре значительно больше, нежели у вас. Там три пехотных корпуса и два конных, это те, с кем мне пришлось столкнуться. Я на границе их встретил не ласково. Помните, маршала Удино?
— А то, как же, этот, тогда ещё генерал, нам много крови попортил под Аустерлицем.
— Теперь не попортит. Стоит где-то на перепутье, то ли в ад загремит, то ли в рай вымолит приглашение. Не повезло маршалу, попал под наши снаряды, расстроился и умер.
— Ха-ха-ха, — вытирал выступившие от смеха слезы Багратион, — ты все шутишь.
— Немного. А в основном печалюсь. Сколько дармовой французской рабочей силы в навоз превращаем. Их бы всех загнать на поля да на стройки, вот тогда бы был толк, а так, одно расстройство. И заметьте, в самом начале сдаваться не хотели, а сейчас начинают помаленьку дезертировать из армии. Я на днях одного лейтенанта — бегуна допрашивал, так он отметил, что не верит в победу Наполеона. У него в роте, от недоедания, ранений и болезней, половина солдат вымерла. Ну, наше дело бить врага, а, что делать далее, будем думать после победы. У вас есть сведения об армии Барклая де Толли?
— Из Генерального штаба никого не видел, гонцов не было, а вот с Чичаговым общался. Так он говаривал, что Барклай искусно уворачивается от столкновений с Наполеоном, тот его не может настигнуть, теряет темп наступления. Если раньше Бонапарт стремился на север, его основной удар был в направлении Санкт-Петербурга, то сейчас он смещает все войска левого фланга к центру своей армии. Похоже, хочет мощным кулаком, в генеральном сражении прихлопнуть Барклая, а потом по отдельности разбить Тормасова и Чичагова. Я так понимаю, Бонапарт не знает о проблемах на других участках наступления. И чем дольше он будет в неведенье, тем лучше для нас. Я надеюсь, ты поможешь мне разработать диспозицию предстоящей баталии?
— Помогу. Куда я денусь?
Сутки с перерывом на короткий сон занимались с Багратионом разработкой плана сражения. Обмозговали и обговорили все нюансы. Если все пойдёт по плану, то разгром корпуса Жерома не заставит себя долго ждать.
— А ты куда дальше? — поинтересовался Петр Иванович.
— Буду наращивать темп преследования французов в центре, не давая им передышки ни днём, ни ночью. Постепенно начну вывозить лесами большую часть запасённых боеприпасов из баз и складов к Смоленску, готовить там позиции. Вы же после успеха в боях с Жеромом, тоже идёте в Смоленск?
— Конечно. Зря, что ли мы с тобой и императором, генералов в Генеральном штабе заставили строить укрепления возле древнего города? К назначенному сроку прибуду, и войска с партизанами приведу, не сомневайся. Ты там давай поаккуратней, береги себя.
— У меня к вам аналогичная просьба.
Уезжая, я несколько раз оглянулся. Багратион стоял возле избы, глядя нам вслед.
Возвращение в батальон, было омрачено настоящей трагедией. Мы понесли существенные потери. Убитыми семьдесят два человека, и восемьдесят пять раненых. А причиной этому стал мой друг Калач.
Засаду организовали как обычно, приготовились к стрельбе из минометов. И вдруг Остап поднимает в штыковую атаку роту солдат. Ну, не дурень ли? Ротой атаковать батальон французов, с громкими криками «ура». Да, французы устали, да они измотаны, да они голодны, но батальон, это батальон, соотношение штыков не в пользу нашей роты. И без артподготовки полез! Там бы и легли все до единого, если бы не командир миномётного взвода Андрей Ситников, открывший без приказа огонь по врагу. Потом все остальные минометы разом ударили и побили французов. Под прикрытием артогня, жалким остаткам роты удалось вернуться на исходные позиции, и вынести раненого Калача. Через пять минут живых французов не осталось. Только после этого смогли вынести всех раненых, и оказать им помощь. Тяжёлых насчитывается пятнадцать человек, по всей видимости, завтрашнее утро они не увидят. Я был не просто зол, а очень зол на Остапа Калача. Мимо ушей он пропустил все мои наставления, и вот итог. Пошёл проведать.
— Не будь ты моим другом, — зло, бросал слова Остапу, — сейчас бы болтался на сосне с верёвкой на шее. — Не посмотрел бы на твое ранение. Прав был я и Костецкий, когда говорили, что ум у тебя находится в мужском достоинстве, им ты только и думаешь. Ты погубил роту солдат. Ты, в некотором смысле, связал руки всему батальону, ведь за ранеными нужен уход, их нужно возить с собой. Бросить нельзя, мы в тылу у неприятеля. Что скажешь в своё оправдание друже?
— Ошибся, признаю, такое бывает, — тихо сказал Остап. — Но французов мы побили!
— Ты идиот Калач! Не начни стрелять Ситников, всю роту бы положили французы. Кому я втолковывал? Кому я показывал, как надо воевать? Соснам в лесу, или тебе, бестолковому? Говоришь, побили? А цена, этого какова? В общем, так Остап. С сего дня, ты больше не командир батальона, я снимаю тебя с этой должности. Соединимся с главными силами, ты напишешь рапорт о переводе в другую армию, вот там и воюй, раз ума нет.
— Вот так сразу, друга с должности снимаешь? Не много ли на себя взял генерал? Есть люди и повыше тебя чинами!
— Твое высказывание воспринимаю, как следствие ранения, и лишний раз убеждаюсь, что ты действительно идиот. Ты только что пытался совершить воинское преступление, не подчинившись воле начальника штаба армии. За это Остап, в боевой обстановке я могу тебе просто пристрелить.
— Так стреляй, воспользуйся моим ранением! — начал кричать Калач. — Мне ничего не страшно, я смерти в глаза смотрю постоянно в отличие от тебя. Ты только командуешь, а уже забыл, как в руках шпагу держать!
— Дураком ты был в корпусе, дураком и остался. Жаль. Да будет тебе известно, а тебе это известно мой друг, что когда ты задирал подол своей возлюбленной под Москвой, я в рядах войск славного генералиссимуса Суворова дрался с французами. Не я смерти в глаза смотрел, а она, костлявая хотела в мои заглянуть. Выжил и выживаю на войне, потому что думаю, о себе, о своих солдатах, о своей семье. Я надеялся, что в Крыму, ты чему-то у меня научился. Выходит, ошибся, в твоей голове гулял тогда, и сейчас гуляет ветер. Знания, как-то ненароком зацепились за одну извилину, да и та корнями уходит в твою штанину. Поправишься, будешь пока заниматься обозом, на это, надеюсь, у тебя мозгов хватит.
Очень неприятный осадок на душе остался от разговора с другом. А остался ли я для него другом? Может Остап затаит злобу на слова мои обидные, да и подлость совершит, ведь не дружит, оказывается он с головой. Ладно, поживём, увидим.
Новым командиром батальона назначил капитана Вихрова Павла Артемьевича, я его ещё прапорщиком в шестом егерском полку принимал.
У посёлка Сморгонь, мы, наш батальон и два присоединившихся, настигли французов. Разведка доложила, что численность неприятеля, составляет около двух полков пехоты и сорок пушек. Дали французам возможность устроится на ночлег, развести костры. Отличные ориентиры для стрельбы. Из ста орудий пожелали неприятелю доброй ночи.
В лагере врага творился кромешный ад. Все что могло гореть, горело, что могло взрываться, взрывалось. Полностью деморализованные и ужасно напуганные солдаты, не обращали внимания на команды офицеров, метались по биваку в поисках спасения. А спастись было невозможно, мины и снаряды мы отпускали щедрой рукой, весь лагерь накрыли полностью. Когда какое-либо шевеление во вражеском лагере прекратилось, на проверку отправил две роты. Приказал собирать только живых французов, раненые нам не нужны. Также распорядился взорвать все французские пушки, нельзя их оставлять в исправном состоянии. Брать с собой бессмысленно, свои орудия имеются.
Капитан Вихров, с момента назначения на должность, стал моей тенью, ни на шаг не отступал, все мои распоряжения записывал в блокнот, зарисовывал расстановку сил и средств. Задавал такое множество вопросов, что иногда хотелось ему кляп в рот вставить. Это я так бурчу, а если честно, то рвение Вихрова мне импонировало. Капитан хочет научиться по-настоящему, постараюсь помочь.
Итог налёта меня удовлетворил, но не полностью. Объясню почему. Поутру казаки наловили и согнали в табун примерно две сотни здоровых лошадей, в основном тяговых. Запрягать их не было во что, телеги мы разнесли в щепу и пожгли минами. Получается, коней можно только вьючить, а значит, что-то из трофеев придётся бросить, а не хочется. Одно утешало, что брошенное имущество подберут наши крестьяне. Плюс ко всему трудности с захоронением погибших врагов. Пленных, способных рыть могилы едва две сотни собрали, а закопать нужно тысячи три. Наверное, надо предлагать французам заранее отрывать себе места упокоения, чтобы я своих солдат не привлекал к этим работам. Это у меня такой чёрный юмор.
Пока возились с захоронением врага и проводили в порядок вооружение, пожаловали местные партизаны, под предводительством отставного поручика Александра Мефодиевича Липеня. Крепкий, под пятьдесят лет, подтянутый мужчина, по-молодецки подскочил на лошади к моему импровизированному штабу, и доложил о прибытии в моё распоряжение. Удивил меня поручик докладом. В ходе беседы выяснилось, что он уже имел дело с батальонами нашей армии, и ему рекомендовали по всем вопросам обращаться к генералу Головко. Поэтому Липеня искал со мной встречи.
— Я, ваше высокопревосходительство, — стоя по стойке «смирно», докладывал Александр Мефодиевич, — здешний уроженец и житель. — Как вышел в отставку, так и поселился в имении, лишь изредка посещал соседей. Но смею вас заверить, все места, почитай на сто вёрст в окрест знаю, как свой дом. Любая, даже неприметная лесная тропинка, мне ведома. Когда супостат подошёл к нашим землям, я увёл всех крестьян в леса. Собрал добрую дружину, и начал изводить со свету неприятеля. А потом повстречал ваших командиров. Ой, и ловко же они стреляют из чудных пушек, от французов только пух и перья летят. Но я не о том хотел сказать. Прошу зачислить меня временно на службу, раз такая тяжкая година Отечеству моему выпала. В штыки ходить я уже не способен, а вести разведку мне ещё сподручно.
— Александр Мефодиевич, мы совершаем подчас очень долгие переходы, не взирая, на погодные условия. Вам не будет это в тягость?
— Я солдат старой закалки, сдюжу. Тут я с вашими командирами разговаривал ранее, карты рисованные смотрел. Умный человек их составлял, но не все удобные для маневра войск дороги в тех картах обозначены. Можно другими путями обходить французов, и неожиданно, в удобных местах наносить поражение. Готов с моим отрядом стать в авангарде разведки. У вас, я смотрю, казаки этим промышляют?
— Есаул Жмудин у меня начальствует над разведкой. Под его начало пойдёте?
— Конечно, пойду. Для общего дела стараться буду.
— В таком случае у меня к вам просьба. Нужно разведать удобные подступы к городу Борисову. Выяснить какие силы там находятся, и можно ли атаковать их нашими батальонами?
— Доброе дело задумали ваше высокопревосходительство. В Борисове два крупных моста через Березину, по ним, поди же ты, идут французские обозы днём и ночью. Если мосты порушить, то поставка провианта и оружия в армии неприятеля прекратиться. А если ударить с двух сторон, я имею ввиду, вы с западного берега, а ваши другие командиры, с восточного. Тогда можно захватить огромные вражеские запасы. От Борисова на юг простираются непролазные чащобы, там, на время, до лучших времён, укрыть все.
— В таком случае отправляйтесь со Жмудиным на разведку. Просьба быть осторожными, чтобы не спугнуть добычу. Мы будем двигаться за вами следом, но не быстро. Жду от вас хороших вестей.
Четыре дня, сойдя с главного тракта, мы лесами пробирались к Борисову. Проводниками у нас были люди Липеня, без них пройти скрытно было бы очень сложно, я бы сказал невозможно. Пока Липеня и Жмудин занимались Борисовым, я отправил десяток казаков на восточный берег, с целью установления связи с батальонами нашей армии. Планировал к Борисову стянуть, примерно десяток подразделений. Кто его знает, какими силами прикрывается этот важный пункт?
Разведка донесла, что в Борисове скопилось обозов «видимо, не видимо», вся округа запружена повозками. Организованы временные лагеря для отдыха солдат и офицеров. Боевое охранение выставлено только на восточном берегу. Там размещён батальон пехоты, усиленный десятью пушками. С запада французы охраной не озаботились. Липеня отметил, что в самом городе он насчитал три склада бочек с порохом. Два в центре города, и один на южной окраине. Пехоты в городе сейчас не больше полка. Удалось Липеня пообщаться с местными жителями. Французы занимаются мародёрством и творят бесчинства, в основном с женщинами. Примерно, два десятка мужчин, жителей города убили, посчитав партизанами-разбойниками.
В десяти вёрстах к северо-востоку от Борисова, на совещание прибыло двенадцать командиров батальонов. Поинтересовался их успехами в рейдовых операциях. Все сдали письменные рапорта, почитаю, когда будет время. Уверен, что все было на уровне, если были проблемы, их бы озвучили на совете. Довёл до них, разработанный мной, план захвата города. С учётом дельных замечаний, произвёл корректировку плана, и поставил задачи. Атаковать город решили через два дня. Сигналом к началу боевых действий будет наше наступление на город с запада. Особо обратил внимание командиров, на прикрытие своих флангов и тылов, а то не ровен час, ударит неприятель неожиданно, когда мы увлечёмся атакой, что нам совершенно не надо.
Позиции занимали ночью, стараясь обеспечить максимальную скрытность. Подготовили позиции для пушек и минометов, отрыли окопы для пехоты. Две сотни стрелков отправил ближе к пригороду, у них задача, по отстрелу офицеров и других деятельных особ.
Еще с вечера я набросал примерный план самого города, отметил наиболее «жирные» цели, показал командирам дивизионов сектора обстрела. Одним словом артиллерию подготовил. Пехотой не занимался, для этого есть соответствующие офицеры, у меня к ним претензий пока не возникало.
Если посмотреть на размещение наших войск, то можно увидеть, что Борисов был окружён со всех сторон. Бежать из него можно только по воде, а с плавсредствами у французов напряженка, нет их совсем. Вот я и надеюсь, что доблестные наполеоновские воины, после хорошего обстрела и отстрела, начнут задирать к небу ручки. Придётся озаботиться созданием и строительством временного лагеря военнопленных. Думаю, подключить к решению этой проблемы местного кадра — Липеня. А что, вполне нормальная кандидатура для коменданта лагеря, тем более местные условия он хорошо знает. Выявить французов, которые допускали зверства по отношению к местному населению, и отправить делегацией в ад, остальных, проявивших лояльность, содержать в сносных условиях. Можно потом, небольшими партиями, под присмотром, использовать на работах. Ладно, хватит строить прожекты, город ещё не взят.
Обошёл все позиции, поговорил с солдатами и офицерами. У всех нормальное и боевое настроение, нет той угнетённости, которую должны испытывать воины отступающей армии. А мы наступающая армия, только наступаем мы с тыла, и громим врага, дай Бог каждому так громить. Вносим лепту в победу над Бонапартом. Вот откуда у меня появилась уверенность в том, что мы разгромим Наполеона в сражении под Смоленском? Наверное, тому причиной сон, который я видел месяц назад.
Снилось поле, все усеянное трупами французских солдат, и по этому полю идёт наш император Александр І, в сопровождении свиты. Мы с Багратионом входим в эту свиту. Где-то посреди поля боя император останавливается, и группа наших солдат кладёт к ногам самодержца, бездыханное тело предводителя французов — Наполеона Бонапарта, я узнал его, ведь неоднократно видел различные портреты в учебниках. Следом выкладывают ещё, около трёх десятков трупов генералов и маршалов. Я тогда проснулся весь в поту, приснится же такое, на столько, все было реалистично. А может этот сон вещий? Пребывая в этом времени, я уже ничему не удивляюсь.
Бессменный Силантий разбудил меня за час до рассвета. После лёгкого завтрака и чашки крепкого кофе, из трофеев, направился на передовую батарею пушек С1. В предрассветной мгле было тяжело детально рассмотреть город, но он жил и работал. Движение в нем не прекращалось ни на секунду. Французы гнали обозы на восток. А невдомёк им, что через двадцать вёрст их перехватят, и большей частью уничтожат. Пусть пока думают, что находятся в относительной безопасности.
С первым лучом, взошедшего солнца, я сделал выстрел из пушки, стараясь попасть в склад пороха в центре города. Снаряд лёг близко, с недолётом Чуть подкорректировав прицел, расчёт выпустил пять снарядов беглым. Взрыв был мощным и красочным, разрушив на добрых две сотни метров все в округе. Вслед за первым орудием, открыли огонь все остальные. Что творилось на восточном берегу, я не видел. Мне хватило того, что я наблюдал со своих позиций, но оттуда, похоже, прилетало не слабо.
Лагерь с отдыхающим пехотным полком перестал существовать, потонув в разрывах и пламени, выжить там почти невозможно. Затем последовало попадание в очередной склад пороха. В городе начался пожар. Французы бросились к мостам в надежде переправиться на другой берег. Не повезло. Мосты пылали, и с восточного берега тоже густо летели мины и снаряды. Враг оказался в огненном кольце, из которого хода нет.
Стрелки не зевали, моментально пресекали любые попытки офицеров организовать солдат на тушение пожаров или на отражение нападения. После взрыва южного склада пороха, я отдал команду пехоте начать движение к городу рассыпанным строем, командирам приказал беречь подчинённых Сдающихся французов разоружать, и отправлять к нам тыл, сопротивляющихся, уничтожать без жалости. Несколько расчётов минометов направили в боевые порядки пехоты, будут помогать выкуривать особо упёртых французов из домов.
Начали поступать первые пленные. Вот они, покорители Европы, шествуют в плен к варварам, которыми нас считают. Правда, бравый вид сильно подрастеряли. Грязные, оборванные и сильно напуганные личности, совсем не походили на воинов победоносной армии господина Бонапарта. То ли ещё будет уважаемые граждане Франции, дайте срок, доберёмся до основной вашей армии, ей тоже приготовлена встреча под Смоленском.
Большую часть дня занимались освобождением города, тушением пожаров и захоронением противника. Своих павших солдат хоронили с почестями в центре Борисова, даже отпевание организовали, уцелел местный священник. Всего наша группировка на обоих берегах Березины, как это ни прискорбно, потеряла убитыми триста девять человек.
В ходе сортировки пленных мне для беседы доставили молодого полковника, как потом выяснилось, командира разгромленного пехотного полка.
— Представьтесь, пожалуйста, — предложил французу.
— Мне не о чем с вами господин генерал разговаривать, несмотря на то, что вы хорошо владеете моим родным языком, — принял надменную позу француз. — Вы, воюя не по правилам, погубили большое количество людей и имущества.
— Вас никто в Россию не звал. Могли бы спокойно прогуливаться вдоль Сены, флиртовать с дамами. Так нет же, понесла вас нелёгкая в наши пределы! Терпите, что заслужили. Кстати, а почему это мы воюем не по правилам?
— Вы, не выстроили свои войска, на виду у всех и не предупредили, таким образом, об атаке. Не дали нам времени на подготовку к отражению наступления. Вдобавок, вы взорвали наши запасы пороха. Нам нечем стало снаряжать орудия. Все это не правильно. В цивилизованном обществе так не поступают.
— Не стройте иллюзий полковник. А мне утренняя атака понравилась. Дружно и слажено отработала по городу артиллерия. Потом зашла пехота, и завершила начатое дело. Сейчас идёт подсчёт ваших пленных солдат и имущества, которое нам досталось в качестве трофеев. Вы полковник, тоже пленный, и я бы хотел знать. Кто вы? Не скажите, любой ваш солдат вас опознает и расскажет все. Вас отправим вместе со всеми в общий лагерь, не обращая внимания на чин, будете питаться с общего котла.
— Вы не посмеете!
— Еще как посмею. Я здесь командую, и вы в моей власти. Если вам и это не по душе, напишите прошение моему государю. Вы благодарите Бога, что я не отдаю вас крестьянам, у них разговор короткий, верёвка на шею.
— Александр Мефодиевич, — позвал поручика, — берите под своё начало этого полковника, не желает он разговаривать по-человечески. — Есть место, где можно разместить, весь наш полон?
— В пяти вёрстах, Тёщина падь находится, там испокон веков глину добывают. Удобное место, забор строит не надо, глубоко там. Построят французы себе жилища от непогоды, не пропадут.
— Сколько накопилось пленных?
— Семь тысяч здоровых, тысячу двести поранетых, три тысячи семьсот двадцать убитых. Их за городом схоронят, там песчаный грунт, копать могилы легче. Не переживайте, ваше высокопревосходительство, я ещё людей созвал, крепко будем француза сторожить, никто не убежит.
— Не забывайте кормить.
— Да что же мы нелюди какие? Как можно живое существо без пропитания оставлять!? Вы куда дальше?
- На Оршу.
— Бог вам в помощь.
Я зашагал в сторону Березины. Там наши солдаты ладили временную наплавную переправу из французских понтонов, доставшихся нам в наследство.
— Господин генерал, господин генерал, я готов говорить с вами, — услышал я за спиной крик полковника.
Ну что же, уважим противника беседой.
— И так, я вас внимательно слушаю, — удостоил полковника своим вниманием.
— Я полковник Пьер Машеро, командир пехотного полка 3-го корпуса маршала Нея, — рапортовал француз. — После отдыха должен был поспешить на соединение с основными силами корпуса в городке Орша. Мне придавалась шесть артиллерийских рот с тридцатью шестью пушками. Сейчас у меня ни солдат, ни пушек, вы все уничтожили, как и мою жизнь.
— Ну, жизнь, примером, вам оставили. Если будете вести себя достойно, то после уничтожения Наполеона, вас отпустят всех домой. Не сразу, конечно, а года через два. Может, вам понравится жить в России, и вы решите остаться.
— Вы так уверены в победе генерал?
— А вы в нашей победе сомневаетесь?
— Я все больше склоняюсь к мысли, что поход в Россию был ошибкой Бонапарта. За месяц наши войска потеряли больше людей, чем за десять лет войн. Солдаты грабят местное население, дезертируют ротами и мрут каждодневно от болезней сотнями. Я несколько дней назад видел своего друга, полковника Вишена, он в коннице маршала Мюрата служит. Сейчас его полк ушёл куда-то в сторону Витебска. Так вот, Мишель мне рассказывал о большом падеже лошадей. Все в этой проклятой стране против нас, даже местное население, стреляет в нас из-за угла или из-за деревьев. Мы не можем спокойно передвигаться по дорогам и спать в домах, везде подстерегает опасность. Я раньше не верил во все это, а сегодня сам испытал подлость ваших действий.
— Если это все, о чем вы хотели мне поведать, то я выражаю вам благодарность за беседу, и не смею вас больше задерживать. Идите к своим оставшимся в живых офицерам. Вам, всем вместе нужно будет руководить солдатами при возведении жилищ, зимы у нас здесь суровые, лучше их встречать в тёплых и надёжных домах.
Полковник ушёл, опустив голову. Это тебе Машеро не Вена, и ни разу не Варшава, где тебя встречали цветами и вином, это Россия, здесь захватчиков встречают свинцом и саблей. Выживешь, увидишь свою тёплую Францию, а нет, ну, извини, не судьба, значит.
Взяв с собой немного продовольствия из обозов французов, в основном сыры и копчёности, начали движение в направлении Орши. Остальные французские обозы оставили Липеня, пусть разбирается. Я выдал ему документ, о временном назначении квартирмейстером особой армии. Основная его забота это пленные и восстановление зданий в Борисове. Липеня в свою очередь, приставил нам надёжных проводников. Мы не маячили на основной Смоленской дороге. Лишь изредка выходили на неё, когда появлялась хорошая цель для атаки.
Постепенно собрал в кулак все тридцать батальонов своего крыла. Успехи у всех были отменными. Врага набили очень даже прилично. Точных подсчётов ещё не сделали, но предварительно, около сорока-сорока пяти тысяч, думаю, наберётся Послал казаков разыскать батальоны крыла Багратиона, что-то давно от него не было сведений.