Весь 1811 год я провёл в разъездах и хлопотах. То доклады императору, то посещение заводов, то отправка грузов и войск. Времени катастрофически не хватало, спал три-четыре часа в сутки. Кого-то подключать со стороны, к подготовке особой армии я поостерёгся, боялся утечки сведений к противнику.
Дома бывал очень редко. Детишки подрастали, но я, к большому сожалению, не видел их первых шагов, не слышал первых слов. Детки встречали меня, как постороннего, удручало это меня здорово. И семья есть, и не могу ей уделить внимания. Моя любимая София не роптала, она прекрасно понимала, чем я сейчас занят. Я очень надеялся, что после разгрома Наполеона, у нас будет несколько спокойных лет, которые я всецело смогу посвятить своей семье.
Это все лирика, а проза подготовки к войне никуда не делась. Чтобы не сильно перегружать читателей цифрами скажу так. Двести десять складов и баз были наполнены всем необходимым для ведения боевых действий на протяжении пяти-шести месяцев. Каждая база или склад, охранялись ротой, во главе с офицерами. Они, так сказать, вживались в обстановку. Проводили дополнительную разведку местности. Занимались отловом, проявляющих интерес к складам личностей. После разбирательств, выявленных разбойников или пособников французов, предавали смерти, а простых крестьян, отправляли к Смоленску, на строительство укреплений. Так мы пытались, хоть как-то сохранять секретность приготовлений.
Еще в начале зимы, начали отправлять по своим будущим местам действий небольшие группы войск. Чтобы не привлекать излишнее внимание, мотивировали, пополнением трёх армий, стоящих вдоль западных границ. Сложнее всего было легендировать исчезновение из мест постоянного хранения артиллерии новых видов.
От Комитета общей безопасности поступала своевременная информация, свидетельствовавшая о подготовке французов к нападению на Россию. К границе подтягивались войска. Накапливались запасы продовольствия, амуниции и боеприпасов. Участились случаи прорыва на нашу территорию разбойничьих шаек, в состав которых, по всей вероятности входили пособники французов. Этим шайкам не мешали шастать неподалёку от известных мест дислокации западных армий, старались укрепить у противника убеждение, что Россия ничего не знает о предстоящем нападении. Сотрудники Комитета через своих помощников на сопредельную сторону отправляли дезинформацию, о болезнях солдат в армиях, о пьянстве офицеров, о нехватке продовольствия. Велась своего рода информационная война.
В марте 1812 года, император своим указом откомандировал нас с Багратионом для инспектирования и вступления в командование группировкой войск на Кавказе. К этому моменту вся наша особая армия находилась в местах будущих боевых действий.
Прощаясь с Софией, я скрыл истинное место своего пребывания, пусть не волнуется. Её, конечно, удивил указа императора, но я подчеркнул, что государю виднее, где мне служить надо.
Недалеко от Гомеля, я расстался с Багратионом, каждый из нас отправился в обозначенное место. Попросил Багратиона беречь себя, так как он нужен государю, семье, а также мне. Я двигался на северо-запад в район Вильно, а Багратион на юго-запад к Гродно. Маршруты были разработаны таким образом, чтобы исключить возможность встречи с офицерами, расквартированных в этих районах войск.
Моим батальоном командовал майор Калач Остап. Удалось разыскать этого красноголового воина, проходившего излечение у себя на родине. Остап, на моё письмо не ответил, а прибыл собственной персоной. Надоело ему, микстуру глотать, и выслушивать нравоучения жены. Лечился от ранения в левую руку. Картечину навылет в предплечье поймал. Неплохой лекарь ему подвернулся, вовремя оказал помощь, не было заражения, потому и руку сохранить удалось. Кстати, детишек он ещё двоих прижил, и тоже красноголовых. Что значит гены!
О сложности поставленной задачи, Остап даже не задумывался, выполнял в точности мои распоряжения. Сказал, что я учу правильно. Мои уроки в Крыму, очень помогли ему в ходе боевых действий в Средиземноморском «круизе». Наград заработал, в чине подрос значительно, и голову не сложил, в том числе благодаря полученным у меня навыкам.
Все мои новые задумки в организации батальона Остап принял безоговорочно. Особенно ему понравились новые ружья, их высокая скорострельность. К пушкам и минометам, отнёсся с прохладцей, слабо он в баллистике разбирался в корпусе, да и за годы службы должного опыта работы с артиллерией не приобрёл В остальном Калач был точен и требователен, дисциплину поддерживал жёсткую Что мне не нравилось в Остапе, это его прямолинейность в организации атакующих порядков солдат. Был он любителем бесшабашной штыковой атаки, а там, куда кривая вывезет.
По последним сведениям сотрудников Комитета общей безопасности, французские войска вышли на исходные для наступления рубежи. Левый фланг, под командованием Наполеона сосредоточен в районе Тильзита. Центр войск во главе с генералом Богарнэ, нацелен в район между Вильно и Гродно. Правый фланг, руководимый младшим братом Наполеона — дивизионным генералом Жеромом, должен наступать в направлении от Белостока до Брест-Литовска.
Я с прошлой жизни помнил, что основным местом переправы войск Наполеона будут мосты у посёлка Понемуня. Просто тогда мне показалось прикольным название посёлка, потому и запомнил. А вот с точным днём перехода Немана проблема, то ли 22, то ли 23 июня. В связи с этим, позиции мы заняли заблаговременно. Как следует, окопались, и провели маскировку. В непосредственной близости от посёлка у меня находилось несколько секретов. Они должны были вести скрытое наблюдение и не раскрывать своих мест нахождения. Я запретил вести обстрел разведки противника. Не надо французам раньше времени знать о нашем присутствии.
И вот этот день 23 июня 1812 года наступил. Днём были замечены разведывательные разъезды неприятеля. Столбы пыли на сопредельной стороне, свидетельствовали о подходе значительных сил врага.
В сумерках пару сотен солдат французской армии, на лодках переправились на наш берег, и без единого выстрела устремились в сторону Ковно. А затем, ближе к полуночи, инженерные подразделения быстро навели три понтонных моста, по которым начали переправу войска генерала Морана. Как только первый француз ступил на наш берег, я приказал открыть огонь всем пушкам и минометам, дистанции до предполагаемых целей у нас имелись заранее. Пушек С1 у меня был полный дивизион и минометов два дивизиона, прилетело французам неслабо. Скопившиеся перед переправой войска были не готовы к огневому налёту с нашей стороны. Мы их приласкали очень даже качественно. Наше им не гостеприимное «добро пожаловать», вызвало взрывы пороховых запасов в обозах, и гибель войск. Зажигательными снарядами, удалось сжечь понтонные переправы. Затем С1 на максимальной дальности обработали тылы французов, разными по назначению снарядами. Вся эта кровавая вакханалия длилась менее часа. Мы снялись с позиций и переместились на запасные, чуть ниже по течению Немана, там мои разведчики выявили большое скопление противника, и подготовку к переправе. Здесь не стали ждать переправы, а просто расстреляли противника на противоположном берегу реки. Зарево от пожаров и взрывов продолжались, наверное, до рассвета. Отошли вглубь леса, и, используя ночное время, направились к населённому пункту Прена. Там если мне не изменяет память, будет ещё одна крупная переправа. Оставил на прежнем месте разведку для осмотра утром нашей ночной работы.
За ночь преодолели половину пути, стали на отдых, организовав круговую оборону, и выставили караулы. Ближе к обеду вернулся есаул Жмудин. Из его доклада я узнал, что побили мы французов знатно. По словам местных жителей, опрошенных Жмудиным, на пару вёрст от Немана все усыпано трупами людей, лошадей, сгоревшими повозками и орудиями. От близких взрывов многие дома в Понемуня разрушены, жители разбежались, кто куда. Второе место нашего налёта осмотреть не удалось, был уже день, а я запрещал в дневное время светиться перед противником. Присматривать за Понемуня Жмудин оставил троих казаков. Если вновь будет предпринята попытка наведения переправы, нам дадут знать.
К Прена вышли под утро. Удобная позиция обнаружилась на опушке густого леса. Работы по строительству артиллерийских позиций и окопов для пехоты противник не заметил. На всякий случай, отправил пешую разведку вдоль опушки, вдруг я не правильно определил место переправы.
Целых два дня ждали французов. Грешным делом подумал, что ошибся, или память подвела. Оказалось все в норме. Центр французской армии прибыл, и готовился к переправе. Поставил задачу Жмудину доставить нормального и говорящего «языка».
Ох, уж эти дончаки! Расстарались на славу. Притащили в лагерь лейтенанта французской армии, баварца по происхождению, страстного любителя молока и доярок. Они его в коровнике по-тихому взяли, когда он доярку в сено завалил. Обломали оккупанту и доярке удовольствие. Доярке поломали окончательно, до смерти, свернули шею.
Лейтенант Видерсбах показал, что он состоит в войсках генерала Богарнэ, командует ротой гренадеров. Сколько точно войск прибыло в Прена, не знает, примерно, тысяч тридцать, остальные на подходе. Артиллерия вся на месте, и запасы пороха тоже имеются, даже место нахождения примерно указал. Командует войсками сам Богарнэ, его окружают гвардейцы Наполеона. Баварцу гвардейцы не нравятся, так как получают двойное жалование, а под пули лезут другие. О других корпусах французских войск информацией не располагает. Переправу французы планируют начать к вечеру, когда подвезут понтоны. Ну, что же, баварец сделал своё дело, баварца тихо удавили.
Замечательная цель у нас нарисовалась. Подождём до вечера, а там, помолясь, вновь поздороваемся с неприятелем. Угодить бы в запас пороха для орудий, вот была бы удача.
С наступлением сумерек, на противоположном берегу началось шевеление. К этому времени, я успел проверить все позиции артиллерии. Дополнительно проинструктировал командиров батарей С1, обозначив первостепенной задачу уничтожения вражеской артиллерии.
Когда полностью стемнело, мы открыли огонь. С опушки леса, я наблюдал за событиями в Прена. На фоне пожаров и взрывов, моя подзорная труба позволяла видеть весь наш «концерт». Минометы, по-дивизионно, установленные на разные заряды и углы возвышения, перемалывали живую силу, а пушки С 1, сеяли смерть и огонь в глубине войск противника. Постарался расставить орудия таким образом, чтобы по возможности охватить весть лагерь врага, так сказать, уделить внимание каждому. Примерно минут через двадцать обстрела произошёл сильнейший взрыв в Прена, а за ним последовала череда более слабых взрывов. Похоже, мы попали в склад пороха. Отстреляв установленную мной норму снарядов, приказал сниматься с огневых позиций, и возвращаться к Понемуня, что-то мне подсказывало, что французы смогут вновь навести там переправу. Жмудин со своими казаками был нашими глазами и ушами по фронту и с флангов.
Быстро учатся французы, у Понемуня район переправы охраняла минимум рота пехоты. Под их прикрытием инженера заводили новые понтоны. Мы тоже учимся, и набираемся опыта. Каких-либо артиллерийских позиций я не заметил. Жмудин отправлен в поиск, нужен свежий «язык». Отработал есаул с подручными по прежней схеме, притащили очередного любителя «клубнички», вместе с «клубничкой». Капитан Жером де Вуазье, командир роты из 3-го корпуса маршала Нея, просто находка для нас. А вот общаться этот презентабельный француз отказался напрочь, хотя я к нему обращался на очень хорошем французском языке. Дама-«клубничка», ничего толком не знала, обыкновенная местная крестьянка, правда, довольно смазливая, на что и повёлся француз. Позвал своего Силантия, и предложил пообщаться с французом, но так, чтобы он был в состоянии рассказать нам о войсках на том берегу. Почему отдал капитана денщику, а не сам «работаю» с пленным? Генерал я, или где? Невместно нам, генералам, марать мундир вражьей кровью лишний раз.
Через десять минут капитан был сама любезность, готов к общению. Попробуй не заговорить, когда одна нога уже сломана.
В данный момент в останках Понемуня находятся 1-й и 2-й кавалерийские корпуса, пехотные корпуса маршала Удино и Нея не в полном составе. Артиллерии почти нет, если не считать двадцать орудий, которые удалось отремонтировать, откопав их на пепелище. О неудачном начале похода Жером де Вуазье знает, но сколько точно погибло людей ему неизвестно. По его словам, на удалении десяти вёрст от реки есть небольшой хутор, так вот только в нем на излечении находится более двух тысяч солдат. Поговаривают, что таких мест несколько. Лично он видел четыре огромные могилы за посёлком, там якобы захоронены погибшие солдаты. Войска к переправе подойдут затемно, сейчас они в трёх вёрстах посёлка Понемуня, в небольшом распадке среди холмов. Поблизости леса нет. Что-то не понравилось мне в ответе капитана, глаза бегают, похоже, врет. Силантий, по моей просьбе, «ласково» потрогал сломанную ногу. Проняло француза. Оказалось, все войска накопились в большой естественной котловине, южнее посёлка, от нас примерно верста, там настоящий палаточный городок развернут. Войска отдыхают перед ночным походом. О, так противник у нас в зоне поражения! Силантий ещё раз переспросил француза, тот верещал и божился, что именно там сейчас находятся войска.
Тихо объявил боевую тревогу, поднял всех. Две роты стрелков направил для занятия скрытых позиций, с целью уничтожения охраны переправы. Огонь они откроют с первыми выстрелами орудий, и не ранее. Жмудин послал двух казаков, проверить слова капитана. Артиллеристы тем временем меняли огневые позиции, готовились к открытию стрельбы. Через час мокрые, но довольные казаки, подтвердили слова француза, пусть ему русская земля будет гранитом.
А дальше все по отработанной схеме, массированный огонь на всю глубину лагеря всеми стволами и различными боеприпасами. Представляю, как в лагере французы удивились нашему радушию, в виде мин и снарядов. Удивились и опечалились, а нечего было к нам лезть, мы этого не любим. Оставив по десятку выстрелов на ствол, артиллерия огонь прекратила. Стрелки разделались с охраной переправы в считанные минуты. Скорострельность нового ружья на уровне.
Быстро собрались и покинули позиции. Пора было посетить одну из баз хранения. Снаряды заканчиваются, и гильзы надо выгрузить, нечего ими тарахтеть на весь лес. На каждой переправе оставил наблюдателей. Они должны были сообщить мне, когда и сколько противника переправилось, куда ушли. Пора уже заманивать французов вглубь нашей территории, нечего им топтаться на одном месте.
Двое суток отдыхали, отъедались, пополняли боезапас, приводили в порядок оружие и себя. Я был очень доволен, за все дни не потерял ни одного солдата, даже раненых нет.
— Ваше высокопревосходительство, разрешите? — в палатку пожаловал Остап, — у меня несколько вопросов.
— Задавай дружище твои вопросы.
— Кто командует батальоном, ты или я?
— Конечно, ты Остап. Ты командир батальона.
— А чего ты тогда все эти дни, моим батальоном помыкал, а я ходил за тобой как телок?
— Я, согласно нашей договорённости, тебя учил правильно воевать в новых условиях. Заметил, я тебя ни на шаг от себя не отпускал, и в твоём присутствии и с твоим участием принимал все решения. Согласись, в пехотном деле ты уже кое-чему научился, а с артиллерией у тебя сложности. Надо дружище ещё учиться, чтобы мог быстро и правильно принимать взвешенные решения.
— Да сколько можно учиться!?
— Всю жизнь, никогда не помешает. Твоя ошибка может привести к неоправданным потерям, а это человеческие жизни. Ты взял под команду солдат, должен помнить, что у них есть родные и близкие, которые их ждут дома, живых и здоровых. Расти над собой дружище Остап, станешь минимум полковником. Остановишься в развитии, побьют нас французы.
— Дальше, что будем делать?
— Получим доклады от наблюдателей. Пополним боезапас. Подождём, пока французы втянутся на нашу территорию, начнём их тормошить, устраивать налёты днём и ночью. Запоминай все мои действия, в будущем пригодится, я же не все время буду тебя опекать, у меня есть масса другой работы. Твою горячность нужно несколько поумерить, больше думать и взвешивать.
Буквально на следующий день прибыли все наблюдатели. Доложили, что по новым мостам у Понемуня и Прена французы переправили несколько полков пехоты и кавалерию. Движутся по дорогам, высылая на разведку сильные смешанные дозоры.
Вновь отправил в поиск Жмудина, нужна информация о противнике. К вечеру есаул вернулся, и притащил в лагерь с завязанными глазами литовского помещика с семьёй Ну, и, что прикажите с ним делать? Опросил помещика у себя в палатке.
Витуатас Лацис рассказал, что недалеко от Вильно у него был неплохой маеток. Имелись в собственности крестьяне в нескольких деревеньках и хуторах. Жили в принципе безбедно, в достатке. С началом наступления французов ожидали возвращения вольностей, как было в прежние времена, когда Литва была в силе. Однако французы повели себя не как освободители, а как оккупанты. Начали везде и всюду грабить и притеснять людей. Если возникало какое-либо сопротивление завоевателям, карали безжалостно, убивали всех. Большинство населения уходило в леса, стараясь скрыться от полного уничтожения. Некоторые крестьяне, под предводительством своих дворян, организовывали дружины для борьбы с французами. Лацис, из-за слабого здоровья не смог организовать людей, и вынужден бежать.
Помещику и семье казаки завязали вновь глаза, и поводив по лесу около часа, вывели на неприметную лесную тропу, указав направление на восток. Пусть дальше спасается помещик самостоятельно.
На следующий день я принял решение пройтись по тылам ушедших вперед французов. Казаки доложили, что у деревни Холодный ручей, остановился для отдыха крупный обоз, в котором замечены орудия.
На опушке леса, недалеко от деревни оборудовал наблюдательный пункт. Показал и объяснил Калачу систему охраны обоза, которую использовали французы. Подробно рассказал о сильных и слабых сторонах подобной расстановки солдат. Предложил ему составить примерный план уничтожения обоза. Как и ожидал, план у Остапа был прост, как палка. Подобраться поближе, произвести прицельный ружейный залп. А затем в штыки атаковать обоз. Все в духе этого времени, по-другому никто и не думал воевать. Пришлось опять «посадить друга за парту». Нарисовал схему размещения наших сил, и сил противника, указал, где должны находиться минометы. Остап даже не задумался об их применении. Показал места групп солдат, препятствующих бегству французов из деревни. То есть показал пример полного блокирования населённого пункта и окружения противника.
Когда мы вернулись на опушку леса снова, я заметил изменения в деревни. Они мне очень не понравились. В подзорную трубу я наблюдал болтающиеся на деревьях трупы местных жителей. Насчитал двадцать человек, среди них были женщины и дети. Похоже, французы уничтожили всех, кто по неизвестным причинам остались в своих домах. Такие зверства прощать нельзя, отплатим той же монетой. Показал Остапу висельников. Этот горячий майор, готов был с саблей наголо бежать крошить в капусту неприятельский обоз.
— Смотри Остап и запоминай, что и как я делаю, — предложил другу, — тебе потом пригодится.
— Пока я буду у тебя учиться, французы сбегут. Их надо сейчас тёпленькими брать, пока солдаты расслаблены и не ожидают атаки.
— Обязательно атакуем, но после того, как ударим по ним минометами. Оставшихся в живых французов будет меньше, а значит и у нас раненых и погибших будет не значительное число.
— Это на учёбе в корпусе так можно рассуждать. А здесь, увидел врага, бей его, чтобы кровавая юшка из носа у него потекла.
— А сколько ты своих солдат положишь без помощи артиллерии?
— Так война же идёт Солдаты иногда гибнут. Ты этого не знал?
— Запомни. Солдат сначала должен принести пользу, а потом погибнуть, если у него такая планида. Но не раньше и не бесполезно.
— На досуге поговорим, давай уже атаковать.
По обозу отстрелялись дивизионом, расходом десять мин на ствол. Этого французам хватило за глаза. Потом Калач повёл солдат на захват обоза.
Я следовал позади атакующих порядков, и мне не давала покоя мысль о горячности моего друга. Отрицание пользы артиллерии, и упование на штыковую атаку, может плохо обернуться для батальона. Остап даже не предпринимает попыток здраво оценить обстановку и ситуацию перед боем. У него выработался определённый стереотип мышления и действий, он ему следует. Раньше это срабатывало, приносило пользу, приводило к успеху, но французы уже многому научились, и стрелковое оружие у них неплохое.
Подошёл к деревне. К этому моменту все уже закончилось. Солдаты перевязывали наших раненых, и сносили убитых. Безвозвратно потеряли девять человек, и семнадцать раненых, тяжёлых не было. Хоть это немного порадовало.
— Живых французов ко мне на допрос, — отдал я распоряжение, — остальных развесить на деревьях для просушки. — Собрать провизию, оружие, порох и все, что может пригодиться в походе, остальное сжечь. Погибших крестьян снять и похоронить.
Привели пленных. Среди них выделялся высокий, молодой полковник в разорванном мундире с кровоподтёком на все лицо. Руки у пленного полковника были связаны за спиной.
— С кем имею честь беседовать? — задал вопрос французу, на его родном языке.
В ответ услышал поток брани на отличном польском. Ну, блин везёт мне на поляков. В Италии чуть жизни не лишили польские легионеры, потом хорунжий Сапега, пытался саблей в моем теле дырок наделать, а теперь полковник лается, как последний сапожник.
— Вам, господин полковник, лучше поумерить сквернословие, — предложил поляку, — а в точности отвечать на мои вопросы. — В противном случае, вы возглавите охрану обоза, болтающуюся на деревьях.
— Ты генерал угрожаешь мне, полковнику Кшиштову Мазовецкому, командиру кавалерийского полка дивизии славного пана Понятовского, — брызжа слюной произнёс поляк.
— И что полковник Кшиштов Мазовецкий делал в наших лесах? Грибы собирать вроде бы рано.
— Я пришёл на эту землю, чтобы забрать то, что принадлежит мне по праву рождения.
— Ладно, опустим ваши родовые претензии. Цель нахождения на территории России? Куда следовали? Кто вас послал? Что вам поручило командование?
— Я отказываюсь отвечать на поставленные вопросы. Требую сопроводить меня к высшему командованию, и обеспечить надлежащее содержание.
— Высшее командование здесь я, генерал-майор Головко, все остальное зависит от того, как вы себя поведёте Ответите на мои вопросы, отправим в глубокий тыл. Будете запираться, повесим.
— Не посмеете. Ничего я вам не скажу.
— Знаете полковник, я потомок запорожских казаков, и у моих предков к вашим предкам накопилось очень много вопросов и претензий. А я, как наследник их прошлого, готов эти претензии предъявить вам. Как умеют развязывать языки запорожцы, вы, наверное, наслышаны.
Глаза полковника стали удивлённо большими, в них появился страх. Но польский гонор, возобладал над здравым смыслом.
— Так ты ещё из хамского сословия курва, — последнее, что успел сказать полковник, будучи в сознании.
Прямой удар в челюсть справа, отличная примочка от хулы на генерала.
Полили водичкой, привели полковника в чувство. Я снова повторил вопросы. Толку ноль, одна ругань. Позвал Силантия, и поставил задачу разговорить Кшиштова, но так, чтобы его можно было понять.
Затем опрашивал француза в гражданском платье. Франсуа Огюстон, оказался помощником мэра города Тулуза. В Россию прибыл на должность управителя какого-нибудь города, который будет взят французскими войсками. На все вопросы Огюстон отвечал охотно, постоянно оглядываясь на повешенных французских солдат, страшно было Франсуа. От француза я узнал, что наша стрельба у Понемуня и Прена, оказалось очень результативной. Нам повезло прикончить маршала Удино, а вместе с ним ещё около восьми тысяч солдат и офицеров. Раненых на излечении вдвое больше. Слова Огюстона о потерях противника, мне очень понравились, даже если цифры завышены. Также Франсуа поведал, что приказ о казни жителей деревни отдал полковник Мазовецкий. По словам француза, крестьяне якобы не пожелали зарезать поросёнка для угощения поляка. С какой целью в обозе находился Мазовецкий, Франсуа не знал, отметил, что полковник почти не расставался с кожаной сумкой.
Сумку быстро обнаружили и доставили мне. Преинтересные там оказались документы. Вернее приказы Наполеона, адресованные Жерому. Из них я узнал, что большинство войск левого фланга, Бонапарт приказывал развернуть, и наступать на Минск, где предстоит соединиться с войсками Богарнэ. Дальше с боями двигаться на восток к Смоленску, куда Наполеон планирует прибыть для объединения всей армии. Отдельным письмом Наполеон выразил недовольство действиями Жерома, и пригрозил заменить его более деятельным человеком и военачальником, маршалом Даву.
Быстро написав донесение в Генеральный штаб, оправил в Смоленск пятёрку казаков, информация в наши руки попала ценная. Пусть генералы готовятся к встрече неприятеля. Также отправил гонцов к Багратиону, передав в своём послании содержание приказов предводителя французов, и назначил встречу в деревне Липовка, в десяти вёрстах от Минска. Это место мы оговорили ещё в ходе подготовки к войне.
Полковник Мазовецкий так и не захотел общаться со мной, не смотря на все старания Силантий. Ну, Бог ему судья. Украсил собой высокую сосну у самой дороги. А Франсуа я отпустил, отправил назад, в сторону Немана, и наказал больше никогда не приходить на нашу землю.
Все лишнее было предано огню, правда, я немного опасался, кабы не начался лесной пожар, лето на дворе. Все орудия были взорваны, и к дальнейшему использованию не пригодны, только в переплавку.