Глава 11

— Где тебя носит Степан Иванович? — деланно возмущался Багратион, протягивая мне для приветствия руку. — Сколько можно тебя ожидать? Погоды стоят отменные. Почему задержался?

— В России есть несколько бед, две из них — дураки и дороги. Я прибавлю ещё одну беду — дураков, указывающих на неправильные дороги. Хотел путь сократить, а получился крюк, в сто вёрст лишку.

— Шутишь, значит, все у тебя хорошо. А я на тебя немного зол. Почему «Наставление по партизанской борьбе с противником» мне не представил сразу по возвращению из похода?

— Так оно и не было написано.

— А когда сподобился?

— В отпуске прибывал, решил употребить время с пользой.

— Помню, помню, не успел вернуться из отпуска, дуэль. И поехал ты служить в Севастополь. Меня генерал-фельдмаршал Салтыков — президент Военной коллегии, к себе призвал, и предложил ознакомиться. Мне, понравились, изложенные в документе методы борьбы, хотя я сторонник яростных сражений на поле битвы. А как я удивился, когда узнал фамилию автора. Был бы ты рядом, учинил разнос. Да, а откуда у тебя знакомства с Миклашевским?

— Он был на должности гражданского малороссийского губернатора, когда я служил в Александровской крепости. Там и познакомился.

— Понятно. Земляк он тебе значит, или ты ему. Не важно. Встречался я с твоим Миклашевским, толковый бригадир и администратор. В скорости его восстановят в прежней должности, умеет он находить общий язык с людьми. Он говорил, что ты мыслишь об улучшении вооружения армии. Так ли это?

— Да. Некоторые придумки на бумаге изложил.

— По артиллерии есть что-то?

Пришлось, со всеми подробностями, рассказывать о миномете, о боеприпасах к нему, о технологии их изготовления.

— Так ты полагаешь, что твоя штука сможет забросить заряд на полторы-две версты? — недоверчиво поинтересовался генерал. — Лучшие орудия не могут такую дальность показать, а ты говоришь из трубы пальнуть можно. Сомневаюсь.

— Можно. Но, для начала надо изготовить хороший боеприпас, а потом строить к нему орудие.

— Тогда так. Хотел тебя себе в адъютанты взять, но для дела вижу полезней тебе быть с войсками. Назначат тебя командиром твоего шестого егерского полка. Но командовать там пока, не доведётся Займёшься новым оружием. В Сестрорецк тебя направлю, там есть знающие люди, неплохие ружья для войск делают. Из полка можешь брать людей сколько надо, не весь полк, конечно. Постарайся сделать хотя бы одно орудие к концу года. За деньгами дело не станет, через Военную коллегию проведём Сделаешь к сроку, с меня орден и звание.

— Не токмо за ордена и звания стараться будем. Француз не успокоится, пойдёт войной на нас, для укрепления обороны Отечества денег и времени жалеть не нужно.

— Значит, договорились. Жить будешь в Санкт-Петербурге, я распорядился, домишко тебе подобрали. В Сестрорецке сам определишься, что и к чему. Давай, двигая науку.

Легко сказать двигай науку. А как её двинуть, если познаний не так много? Что-то в общих чертах я знал, а вот глубоко в науку никогда не лез. Практик я больше. В прошлой жизни, я мало задумывался о происхождении тех или иных предметов, и вооружения в том числе.

Взять, например, производство снарядов или мин. Да, я знал размеры многих применяемых боеприпасов. А вот технологией их производства не интересовался, не нужно было это мне, служил командиром батареи. То в книгах о попаданцах, герои появлялись с ноутбуками, набитыми полезной информацией. Направо и налево выдавали навскидку сложные формулы химических соединений и рецепты изготовления легированных сталей. А ещё советовали, как улучшить и обустроить государство. Я естественно всего этого делать не мог, не хватало знаний. Буду пользоваться тем, что есть у меня в голове.

Из-за ограниченности знаний, выбрал в качестве пробного продукта, изготовление миномета. Конструктивно, это орудие примитивно. Состоит из трубы с наворачиваемым казёнником, опорной плиты и треноги с прицельными приспособлениями. Технологичность изготовления миномета тоже, очень высокая. В годы Великой Отечественной войны, их клепали в самых разных местах, практически на коленке, с минимальным набором станочного парка. Зато, эффективность минометов в борьбе с живой силой противника, была несомненной. В качестве донора, для своего творения, выбрал простой 82 — миллиметровый миномет, носящего в моем времени название «поднос».

Чертежи я сделал ещё в Севастополе, было время подумать и немного потворить. Если с изготовлением самого миномета я не видел особых сложностей, уровень технологий внушал некоторый оптимизм, а с миной загвоздка и очень серьёзная Не производили здесь ничего подобного. Да, были пустотелые ядра, бомбами называемыми, но они мне не подходили совершенно, как по конструкции, так и по принципу действия. Вот с изобретения мины, мне предстоит начать создание грозного оружия.

Завод в Сестрорецке не впечатлил. Объективно говоря, кустарное производство, хотя небольшой станочный парк имелся. Руководил заводом Карл Иванович Юхансон, из обрусевших шведов. Энтузиаст своего дела.

Долго пришлось объяснять уважаемому Карлу Ивановичу, технологию изготовления корпуса мины. На чертежах показывал, что хочу получить в итоге.

Я решил применить для этого центробежное литье, потому что иного, качественного способа её изготовления не знал. Надеялся, что пройдя череду проб и ошибок, получим вполне приемлемый результат. С трудом, по моим чертежам, вначале создали керамическую форму для отливки чугунного корпуса мины, а потом умельцы отковали стальную форму. Долго подбирали способ вращения формы в горизонтальной плоскости. Ведь от скорости вращения, зависело качество отливки и толщина стенок. Таким же способом изготавливалась трубка стабилизатора, в которой в дальнейшем будет помещаться вышибной заряд. А вот с опереньем решил не заморачиваться, к готовой трубе стабилизатора буду крепить заклёпками Я хотел, чтобы вес снаряженной мины не превышал трёх с половиной килограмм или шесть-восемь фунтов. Пытался приблизить своё творение к оригиналу, 82-миллиметровой осколочной мине О-832.

Оставив Юхансона налаживать производство корпусов и трубок стабилизатора, рванул в Санкт-Петербург в Академию наук. Мне нужны были ингредиенты для изобретения капсюлей, которых ещё не существовало в мире. Если мне удастся их сделать, то минимум на тридцать-сорок лет они появятся раньше, нежели в моем времени, а Россия сделает рывок в качестве вооружения. Может, мои труды помогут избежать позорных поражений. Для создания капсюлей, мне требовались гремучая ртуть и бертолетова соль.

С наскока расположить к себе учёных мужей не получилось. Мне даже аудиенции с руководством Академии добиться не удалось. Обратился к Багратиону. Он перенаправил меня к генерал-фельдмаршалу Салтыкову, тот имел влиятельных людей почти везде.

Салтыков принял меня у себя дома, частным порядком. Меня, кстати к нему привёз лично генерал Багратион.

— По какой такой надобности пожаловал ко мне майор? — поинтересовался Салтыков, выслушав моё представление, из уст Багратиона.

Рассказал, не вдаваясь в подробности, почтенному генералу, что занимаюсь разработкой эффективного и смертоносного оружия для борьбы с противником. Отметил, что для производства боеприпасов, мне очень нужны некоторые химические соединения, и помочь в этом может только Академия наук.

— Не все ты знаешь майор. В Военной коллегии, служат и творят не менее одарённые химики, нежели в Академии, — с улыбкой произнёс Салтыков. — Они не имеют громких званий и титулов, но работу для государства нашего выполняют полезную. Дам тебе рекомендательное письмо к полковнику Селину, он здесь неподалёку, в селе Ивановском химической лабораторией ведает. Очень грамотный офицер, предан своему делу. А ты случаем, не тот Головко, который написал «Наставление по партизанской борьбе с противником»?

— Так точно, — отрапортовал генерал-фельдмаршалу.

— Читал. Доходчиво изложено. У меня сложилось впечатление, что писал ты со знанием дела, как будто сам участвовал.

— Ваше высокопревосходительство, майор Головко, участвовал в походе генералиссимуса Суворова, — пришёл мне на помощь Багратион. — После гибели своего батальона, пробивался к основным силам, собирал по пути солдат, и учинял нападения на французов. Делаю вывод, он писал на основе личного опыта.

— Тогда все понятно. На себя кафтан партизана примерял? — рассмеялся Салтыков. — У тебя ещё просьбы есть майор?

— Мне ствол из хорошей стали изготовить надо, а вот где не ведаю, — развёл я руками.

— Отлить из бронзы и вся недолга, — предложил генерал-фельдмаршал.

— Литая бронзовая конструкция станет очень тяжёлой, снизится маневренность и быстрота нанесения удара по врагу. Надо делать из стали, чтобы лёгким было орудие.

— Помочь тебе в этом деле сможет князь Голицын, у него мастерские в столице есть. Говорят, его искусные кузнецы, любую сложную работу сделать могут. Так и быть, отпишу и ему. Ты майор, посматривай, чтобы выделенные тебе казённые деньги, не утекали кому-то в карман, рачительность проявляй.

— За этим слежу неусыпно, каждую копейку лично просчитываю.

— Считай и проверяй. Если вопросов нет, не смею более задерживать.

К полковнику Селину я попал на следующий день. Артемий Силыч, внимательно прочёл письмо Салтыкова, и вопросительно уставился на меня.

— Говорите, молодой человек, какая помощь от старика потребна? — немного картавя, спросил полковник. — В бумаге писано, что на словах вы все объясните. Обращайтесь ко мне по имени отчеству, мне так привычней.

— Меня интересует гремучая ртуть, которую впервые получил алхимик Йохан Кункель, а рецепт её приготовления описал англичанин Эдвард Говард. Также мне для работы нужна соль, полученная французом Бертолетти.

— Вы химик Степан Иванович?

— Нет, я командир егерского полка.

— Откуда познания химии в специфической области?

— Участвовал в заграничных походах. В захваченных городах читал книги. Там впервые узнал об названных мной химических соединениях. Обратил внимание на их склонность, к воспламенению. Решил испробовать на практике, и если получиться приемлемый результат, применить в военной области.

— Все вам применять на войне, — проворчал полковник, — людей убивать. — А для лечения народа, никто не сподобится, что-то изобрести. Все что вы об иностранцах поведали мне известно. В мире учёных принято делиться своими достижениями. В лаборатории, мы неоднократно повторили опыты Говарда и Бертолетти, и смогли получить более стойкие соединения. С гордостью заявляю вам, что мы совершенствовали способы получения чёрной ртути и соли, сейчас описываем этот процесс. К зиме известим наших зарубежных коллег о наших достижениях.

— Артемий Силыч, я бы очень вас просил, если это возможно, хотя бы на полгода, воздержаться от публикации вашей работы за границей России. Ведь, помимо демонстрации ваших достижений, вы вольно или невольно, даёте нашим недругам зачатки методов и способов получения, очень ценных для обороны страны веществ.

— Да что вы такое говорите Степан Иванович, практическая ценность чёрной ртути и соли мизерна!? Её нельзя где-либо применить!

— Категорически с вами не согласен.

— Да, что вы понимаете в химии?

— Вы правы, в химии я разбираюсь слабо. Но я точно знаю, как из этих, безобидных, по вашим словам веществ, произвести очень мощное взрывчатое вещество.

— И вы его сможете мне продемонстрировать?

— Если вы предоставите мне понемногу каждого, их названных веществ, присовокупив к ним порошок сурьмы, то в этой лаборатории, я смогу показать вам их совместное действие, и разрушительную силу.

Полковник позвал своих помощников, и отдал распоряжения. Затребованное лежало на лабораторном столе, через десять минут.

В соответствующих пропорциях я смешал ингредиенты, в общей сложности грамм десять получилось. Для демонстрации, и одного грамма достаточно. Прошли в небольшую кузнецу. Я уложил на наковальню маленький бумажный пакетик с веществом, и стукнул по нему молотком. Хлопок, яркая вспышка, молоток подпрыгнул в моих руках, чуть не вырвался. По выражению лиц и открытым ртам, полковника с помощниками, я понял, демонстрация удалась.

— Вы понимаете, Степан Иванович, что сейчас нам продемонстрировали? — спросил Селин, когда пришли в его кабинет. — Это открытие! До этого ещё никто не додумался, а вы нам провели демонстрацию, как будто каждый день этим занимались. Признайтесь, вы все же химик?

— Уже говорил вам, что я обычный офицер, в прошлом выпускник Артиллерийского инженерного шляхетного кадетского корпуса, но немного любознательный. Стараюсь следить за новинками в области химии и физики, когда не воюю.

— Вы самородок молодой человек! А что ещё вы придумали?

— Пока ограничился этим, и так времени много ушло.

— Тогда так, вы можете располагать мной и моими людьми полностью. Ничего мы пока публиковать за рубежом не будем, воздержимся. У меня просьба, все опыты с этим веществом проводить в моей лаборатории. Вижу в вашем изобретении несомненную пользу.

— Если согласитесь, Артемий Силыч, то я испрошу разрешение в Военной коллегии, открыть на базе вашей лаборатории капсюльное производство. Деньги выделят.

— Пусть ваши устремления Степан Иванович принесут пользу Отечеству, с радостью возьмусь за новую работу.

Четыре месяца я спал по три-четыре часа в сутки, разрывался между Сестрорецком и Санкт-Петербургом. Если бы не Силантий, то и кушать бы забывал. Денщик ворчал, говорил, что я исхудал, превратился в тощую оглоблю. Но мне все же удалось наладить производство корпусов мин, стабилизаторов, двуноги-лафетов, опорных плит и казёнников с ударниками в Сестрорецке, а стволов в мастерских князя Голицына. Капсюлей, донных частей и самих вышибных зарядов в лаборатории Селина. В каждом месте требовалось моё присутствие, подробное объяснение, разработка и изготовление оснастки.

А сколько времени и сил у меня забрал головной взрыватель мины! По конструкции он прост, по меркамXXIвека, а здесь повторить шариковый предохранитель, препятствующий случайному подрыву мины при выстреле, не позволяли технологии. Пришлось извращаться, но решение нашёл Приспособил в качестве предохранителя три тоненькие деревянные палочки, которые ломались при выстреле и выходе мины из ствола. Перемещению ударника ничего более не мешало, и при встрече с препятствием он качественно воздействовал на капсюль, воспламеняющий взрывчатое вещество взрывателя, которое в свою очередь инициировало подрыв взрывчатого вещества мины. У себя в доме проводил испытания взрывателя без мин, замечаний по работоспособности не было.

Весь сентябрь с Силантием провели за городом на ровном поле, проводили эксперименты с минометом. Денщик у меня был в качестве измерительного инструмента, бегал и искал упавшую мину, отсчитывая шаги. Мины специально окрасили в белый цвет, чтобы относительно легче стало их обнаруживать. Экспериментировал я без взрывчатого вещества, пока ещё рано грохотать.

В ходе опытов устранял выявленные недостатки. Все же пришлось озаботиться установкой амортизационных пружин, предназначенных для смягчения удара ствола на двуногу-лафет при выстреле, и возврата его в исходное положение после выстрела, опасался разрушения самого ствола.

В начале октября я доложил Багратиону, о готовности продемонстрировать новое оружие.

Загодя на поле, на разном удалении были установлены группы мишеней, имитирующие ротные колонны неприятельских войск. Для демонстрации подготовил один миномет и пятьдесят мин. Половина запаса на сегодняшний день.

К месту демонстрации Багратион прибыл вместе с Салтыковым и большой группой генералов. От блеска орденов в глазах рябить начало. Естественно каждого генерала сопровождала внушительная свита. Народу набралось много. Я вообще-то не робкий по натуре человек, но от такого внимания к моему детищу, немного волновался.

Кратко рассказал о назначении моего орудия, о его преимуществах. Указанная мной дальность в две версты, вызвала недоверчивые усмешки.

По команде Багратиона, я открыл огонь, выпустив десять мин на предельную дальность. Затем уменьшая заряды, и изменяя угол возвышения ствола, приближал линию огня к смотровой площадке. Последняя, десятиминная серия разрывов так впечатлила генералитет, что некоторые даже вытирали пот с лиц платками.

Затем, усевшись в кареты, господа генералы осмотрели результаты стрельб. Ни одной стоящей или неповреждённой мишени не обнаружили, все в хлам разбито. Это был, несомненно, полный успех. Не зря, значит, я провёл столько бессонных ночей и потратил массу нервных клеток.

— Поздравляю, Степан Иванович, результат твоих трудов отменный — тряс мне руку Багратион у себя в кабинете на следующий день. — Генерал-фельдмаршал готовит доклад во дворец. Сколько у тебя готовых орудий?

— Шесть готовых, и двенадцать в производстве.

— А припасов сколько?

— Пятьдесят штук на складе, в заготовках больше сотни.

— Мало. Хотелось бы показать новое орудие императору.

— Пока доклад напишут, пока его через канцелярию пропустят, пока император его соизволит прочесть, пройдёт не менее месяца, а то и два. Накрутим по двадцать-тридцать мин на ствол. Если перенести стрельбы на середину декабря, успеем к сроку.

— Может надо больше людей нагнать на работы?

— Людей в достатке, а инструмента и станков не хватает.

— Пиши каких, и кто их может нам продать. Пока дают деньгу, надо пользоваться. А можно ускорить изготовление зарядов?

— Литье корпусов можно, применив старый метод литья по формам, но тогда увеличиться объем токарных работ. Других элементов мин у нас в достатке. У меня к вам, ваше высокопревосходительство, просьба. Надо ограничить доступ людей в места выделки новых орудий, в том числе представителей наших союзников.

— Да ты что? Мы должны показать им всю мощь нашего оружия!

— Лучше мощь оружия обрушить на врагов, чтобы удивить и уничтожить их, и по возможности, скрыть особенности новых орудий. Союзники, какими бы они не казались надёжными, завтра могут стать нашими врагами, или просто предадут нас, как австрийцы в Швейцарии. А если мы с ними поделимся нашими секретами, то дадим им возможность в будущем, нашим же оружием, нас бить. Если вы заметили, то части орудий делают в разных местах, также обстоит дело с боеприпасами. Воедино все собирается, в малой мастерской, под усиленной охраной егерей моего полка.

— А ты брат, хитёр! Получается, что без твоего участия, никто не сможет сделать орудие, и стрельнуть.

— Да. Я хочу сохранить в тайне наше мощное и смертоносное оружие, которое может нанести очень серьёзные потери врагу.

— Что ты тогда хочешь?

— После демонстрации новых орудий императору, вы переговорите с Салтыковым, поведайте о нашем разговоре. Думаю, он согласится скрыть наличие у нас нового вида вооружения. Совместно с ним попробуйте убедить господ из Военной коллегии, что орудию требуется доработка и дополнительная проверка. Надо попытаться сделать так, чтобы о миномете на некоторое время все забыли. Обяжите меня, например, совершенствовать «единорог», выделив солидную сумму ассигнований. А тем временем, можно будет разместить заказы по литью стальных стволов и корпусов мин на казённых уральских заводах. Производство двуног-лафетов и казёнников в Туле. Капсюлями и взрывателями, как и раньше, будет заниматься лаборатория полковника Селина. Но её охрану нужно значительно усилить. Опорные плиты, будет выделывать Сестрорецкий завод. Сборку орудий и боеприпасов организовать в Сестрорецке, выстроив новый большой цех. Таким образом, мы значительно увеличим количество производимых орудий.

— Ну, ты и размахнулся! На это прорва денег нужна. Кто их даст?

— Денег в государстве много, только не всегда они употребляются с пользой. Как их направить на неотложные нужды, мне не ведомо. Надо искать связи среди царедворцев.

— Ты думаешь, я денно и нощно во дворцах царствующих особ бываю? Там и без меня желающих полно. Ладно, готовься к показу, а я буду думать, и людей нужных искать.

Показ АлександруIнового оружия был произведён в канун Рождества. Несмотря на мороз на открытое поле съехалась уйма народу. Концентрация высокопревосходительств и сиятельств, на одном квадратном метре, просто зашкаливала. Все хотели быть поближе к императору, показать своё участие в подготовке демонстрации. Время до показа, я тоже употребил с пользой. Подготовил и отдрессировал расчёты батареи. Именно батареи. В полной боевой готовности в моем полку было шесть минометов. Запас мин, по пятьдесят штук на ствол.

Показ походил, по отработанной ранее схеме. Доклад, краткий рассказ, и демонстрация возможностей. Все набрались положительных впечатлений. У некоторых сановников, не пожелавших пройтись на огневую позицию пешком, очень сильно впечатлились от стрельбы лошади. Около десятка санных возков и карет, понёсшие лошади, превратили в кучи дров, хорошо хоть не на мишенное поле, а то бы конину кушать пришлось бы.

Мне до этого не было никакого дела. Я стоял перед императором по стойке «смирно», и отвечал на его вопросы. Завистливые взгляды десятков пар генеральских глаз, жгли мне спину. От этого, можно, и южный загар отхватить зимой. Похвала в мой адрес из уст императора прозвучала, как торжественный марш. В свою очередь, я отметил, что без помощи Багратиона и Салтыкова, мне бы не удалось создать орудие. АлександрIзаверил, что поддержка развития вооружения, с его стороны будет. Затем пожав мне руку, сильно удивив меня этим поступком, император и сопровождающие его лица уехали.

— Ваше высокоблагородие, — позвал меня Силантий, оторвав от созерцания растворяющейся вдали императорской кавалькады, — какие будут приказания?

— Позови прапорщика Седых.

Молодой, раскрасневшийся, с довольным лицом, прапорщик явился тотчас.

— Значит так, Пётр Сергеевич, орудия привести в походное положение, загрузить на сани сопровождения, доставить в расположение полка, — отдал распоряжение командиру батареи. — Завтра с утра, заняться разборкой, чисткой и обслуживанием орудий. Сегодня за ужином, разрешаю всем батарейцам выдать по дополнительной чарке вина. Вы, молодцы, показали отличную стрельбу.

— Рады стараться, ваше высокоблагородие! — пробасил, довольный прапорщик.

Только у себя в доме, я почувствовал, что напряжение этого суматошного года спасло. Мне с использованием несовершенной техники и технологий, удалось создать миномет. Пусть он ещё сырой, его ещё совершенствовать и совершенствовать, но он уже есть, и он сможет оказать существенное влияние на поле боя. Ещё предстоит написать «Наставление по эксплуатации, техническому обслуживанию и ремонту миномета», плюс расписать элементарные «Правила стрельбы», создать прообраз «Боевого устава артиллерии». Короче бумаготворческий подвиг меня ждёт.

Мысленно себя похвалил, и также мысленно дал себе подзатыльник. Ты, Степан Иванович, своим прогрессорством, подтолкнул новый виток гонки вооружений в Европе. Прознают смертные друзья России о новом оружии, возможны варианты. Готовься уважаемый, начнутся танцы с бубном вокруг твоего творения, и попытки получить к нему доступ. Может кто-то даже тебе деньгу предложит, и при том немалую. Вывод ты сделал правильный. Усиление охраны всех производств, шаг тоже правильный предпринял, разместив там по одной роте. А ещё я мысленно сказал спасибо фортуне, которая помогла моему проекту. Это я о том, что тратил государственные деньги, а не собственные. Ну, что, в общем-то, очередной промежуточный итог моего пребывания в этом времени, можно считать положительным.

Через два дня в Генеральном штабе, это я по старинке его так называю, потому что ПавелI, переименовал его в трудно произносимое название, меня поздравили производством в подполковники, и согласно указу императора, наградили орденом СтаниславаІІ степени. Но, самой большой наградой я считал представление моей персоны Кутузову. Если честно, то на показе миномета, мне было не до разглядывания лиц, а в том, что Кутузов там присутствовал, я был уверен, как-никак, военный губернатор столицы.

— Поздравляю подполковник, — улыбался Михаил Илларионович, — знатное орудие ты нам показал. — По заслугам и награда. Твой протеже — генерал Багратион, очень лестно отзывается о твоих способностях. Поведал он, про твои геройства в заграничном походе. Впечатлён Где ж ты такой молодец уродился?

— Отец мой, куренной атаман Войска запорожского Низового, — спокойно доложил я Кутузову.

— Только у хорошего отца может уродиться, такой отличный офицер. Будешь в родных краях, передай родителю своему от меня благодарность, за твое взращение и воспитание. Так вот, по случаю праздника, я послезавтра даю у себя бал, и требую твоего обязательного присутствия. Явиться ты должен в парадном мундире, при всех наградах. Их у тебя много, я уже справился. Отказ не принимается, это, подполковник, боевой приказ.

— Так точно, будет исполнено, — ответил генералу.

— Теперь ступай к друзьям, отпразднуй повышение в чине и получение награды.

— Друзья мои далеко, один с адмиралом Сенявиным уплыл, второй на границе с финскими землями служит. Другими не обзавёлся, некогда было, воевал, а все свободное время посвящал созданию орудия. Да и в Санкт-Петербурге, я чуть более полугода.

— Наступит время, встретишь своих друзей. Ступай, не держу более.

Решил прогуляться пешком до своего дома. Сегодня стояла приятная погода. Светило солнце, не висели низкие тучи, лёгкий морозец пощипывал за щеки. Не совсем типичная для зимы погода в столице.

Шёл и прикидывал, как мне одеться на бал у губернатора. Нет, не подумайте, что я испытывал затруднения в деньгах, как раз с этим все было нормально. Жалования командира полка мне вполне достаточно. Я выбирал, в какой именно парадный мундир, их трёх имеющихся облачиться. Наверное, одену последний, егерский. Он пошит по последней военной моде из дорогой английской шерсти. Смотрится богато. Если навешу все ордена, буду сиять, подобно новогодней ёлке А что? Ордена я получил заслужено, стыдиться мне нечего.

— Степан Иванович, ну, остановитесь, пожалуйста, — услышал, слабо знакомый женский голос. — Я вас зову, а вы не обращаете внимания.

Я повернулся на голос, и увидел возле санного возка, Ольгу, в девичестве Маврогеди, похоже, со своим супругом. Я, конечно же, узнал, Анания Струкова.

— Господин офицер, негоже игнорировать внимание давних знакомых, — не унималась Ольга.

— Прошу простить меня Ольга Константиновна, немного задумался, — ответил женщине.

— Позвольте вам представить моего супруга, Струкова Анания Герасимовича, вы имели честь его видеть, при несколько иных обстоятельствах. Смею вас заверить, что все в прошлом, никто обиды на вас, Степан Иванович, не держит.

Я подал руку Ананию, он пожал её с готовностью.

— Извините меня, Степан Иванович, за несдержанность, я искренне сожалею о том поступке, — скороговоркой произнёс Ананий.

— Пустое, Ананий Герасимович, любовь свою всегда защищать требуется, я вас прекрасно понимаю, и никогда не осуждал. Вы меня тоже извините за прошлое.

— А куда, Степан Иванович, вы направляетесь? — спросила Ольга.

— К себе домой.

— Вы живете в столице?

— С некоторых пор. Но больше времени провожу в полку, в предместье столицы.

— Так, мы с Ананием Герасимовичем, приглашаем вас к нам в гости, прямо сейчас. В возке места всем хватит. В кои веки встретили друга нашей семьи, и просто так расстаться не можем. Я права Ананий Герасимович?

— Да-да дорогая, совершенно права, — сказал Ананий, как мне показалось с подобострастием, что ли.

Подъехали к трёхэтажному красивому дому, расположенному в престижном месте города. В моем времени эта улица будет носить название — Невский проспект. Не бедный, однако, помещик Струков.

Внутренне убранство дома тоже на уровне. Тут и лепнина, и отделка стен дорогими тканями, люстры с канделябрами из серебра. Вычурная мебель, разные диваны, стулья и пуфики, далеко не из дешёвых пород дерева. Одним словом роскошь бросается в глаза с первых шагов.

В большом банкетном зале накрыли на троих роскошный стол. Ольга щебетала, не умолкая. За каких-то полчаса, я узнал о моде столицы, о ценах на зерно и о прогнозе погоды на ближайший месяц. Также Ольга похвасталась, что подарила мужу двух сыновей, которыми сейчас занимаются няньки.

— Что я все о нас рассказываю. Какими судьбами Степан Иванович, вы оказались в столице? Я помню, вы служили в крепости, — тараторила Ольга.

— В столице я с лета прошлого года, а до этого служил за границей и в Крыму.

— За границей с генералиссимусом были? Если не расскажите об этом, я на вас обижусь, — дурашливо надула губки Ольга. — Мы с Ананием Герасимовичем, читали об этом в газетах, а сейчас бы хотели послушать участника. Правда, дорогой?

Ананий закивал головой в знак согласия.

Мне пришлось, в который уже раз рассказывать об Итальянском и Швейцарском походе, значительно сократив его, упустив много деталей.

— А сейчас, значит, вы служите рядом со столицей? — уточнила Ольга, выслушав мой рассказ.

— Да. Командую шестым егерским полком, он мне родным стал.

— Семьей обзавелись?

— Пока нет.

Не говорить же Ольге, о том, что состою в переписке с девчонкой малолетней.

— Ничего, в столице на вас много охотниц найдётся Берегитесь. Здесь иногда такие драмы происходят с участием господ офицеров!

— Спасибо, что предупредили, и за то, что пригласили в гости. Сейчас я вынужден откланяться. Служба, знаете ли.

Супруги провожали меня до дверей. Ольге на прощание поцеловал руку, а Ананию крепко руку пожал.

Похоже, Ольга надёжно взяла в оборот Анания, подкаблучник он полный и бесповоротный.

Десятилетие спустя Ольга Константиновна, носившая уже фамилию Брискорн, помогала в лечении раненных в боях русских солдат, жертвовала на лечебницы приличные суммы. Наши пути больше не пересекались.

На бал к Кутузову я приехал на извозчике, сойдя на соседней улице. Вот почему я не люблю бывать на балах!? А за что их мне любить. Приезжаешь, и встречаешь толпу незнакомых тебе людей. Ещё на подъезде кареты, доставляющие приглашённых гостей, выстраиваются в очередь, по званиям и рангам. Точно в такой последовательности гости входят в дом губернатора. А куда, или к кому пристроиться, никому неизвестному, подполковнику? О, какая удача, полковник Селин с супругой! Хоть одно знакомое лицо. Быстро подхожу к Артемию Силычу, приветствую, он знакомит меня с женой. Следуя за полковником, попадаю в дом. Первый рубеж преодолён.

Пока оставляли в гардеробе верхнюю одежду, обратил внимание на несильный шум. Улей, пчелиный улей, вот с чем ассоциировался у меня этот шум. Я даже усмехнулся своей догадке.

В большом зале, нет свободных мест, выразились бы классики песенного жанра моего времени. Так и здесь. Около двух сотен гостей стояли в несколько рядов вдоль стен, тихо переговариваясь. Бал, мне кажется, больше похож, на выставку и демонстрацию нарядов, драгоценностей и девушек на выданье, а не на то мероприятие, где люди наслаждаются музыкой и танцами. Ослушаться, пусть и шутливого приказа Кутузова, я не осмелился. Но радости от присутствия не испытывал. Надо будет каким-то образом попасть на глаза хозяину дома, а потом, тихо и незаметно исчезнуть. Такова моя программа на этот бал.

Заиграла музыка, и я пригласил жену полковника на танец. Знакомый до боли в зубах менуэт, оркестр исполнял самозабвенно, и надо сказать, очень чисто и профессионально. Когда шаговое мучение закончилось, я с радостью вручил полковнику, руку его жены.

Артемий Силыч тоже пару раз танцевал с женой. Ровная спина, отточенные годами танцевальные движения, поклоны и приседания. Полковник производил впечатление. Представил себя в его возрасте. Тут же мысленно себя одёрнул, я ещё не женился, и стареть пока не собираюсь, у меня ещё много задач впереди.

С проходившим мимо нас Кутузовым мы раскланялись, также с генералом Багратионом. Генерал-фельдмаршал Салтыков удостоил нас с Селиным краткой беседой о сегодняшней погоде. Ура! Намеченную программу я выполнил, теперь самое время ретироваться. Облом-с вышел. К нашей троице пожаловал капитан в мундире лейб-гвардейского Преображенского полка, со скучающим выражением лица. Ростом капитан немного ниже меня, но ширине плеч, позавидовал бы любой атлет. Лихо закрученные вверх усы, придавали красному лицу, какую-то комичность. Я бы сказал, усы смотрелись неестественно, и были совершенно лишними.

— Почему скучаем подполковник? Мама с папой не отпускают поговорить и выпить с настоящими офицерами? — поинтересовался капитан. — А где это вы орденов набрали подполковник? Не иначе папа поделился с вами своими, — продолжал приставать капитан.

У Селина, непроизвольно сжались кулаки. Ещё одна колкость, и полковник может сорваться. Я сразу понял, кто выбран объектом для атаки.

— Капитан, не кажется ли вам, что вы забываетесь, — попытался я урезонить преображенца. — Перед вами старшие офицеры, а вы ведёте себя несколько неподобающе.

— Кто это здесь пытается учить меня манерам?

— Вы подошли к нам первым, значит, вы знаете, кто мы, а сами даже не соизволили представиться.

— Капитан лейб-гвардии Белов, — как бы нехотя назвался мужчина. — Известная, знаете ли в свете фамилия.

— Ну, и что хотел капитан лейб-гвардии Белов?

— Хотел бы видеть вас подполковник, в обществе молодых офицеров. На балу найдётся, кому присмотреть за престарелым полковником.

— У вас слишком длинный язык капитан. Я люблю находиться в обществе тех людей, которые мне приятны. Извините, но вас причислить к таковым не имею возможности.

— Вы отказываетесь принять моё приглашение?

— Так это было приглашение? Мне кажется, оно делается в несколько иной форме. Если у вас больше нет к нам вопросов, прошу вас оставить нас.

— Слушай подполковник, или ты идёшь со мной, или я сочту, что ты меня оскорбил, и вызываю на дуэль.

— Поскольку мне ваше общество капитан неприятно, то я выбираю дуэль. Мой секундант полковник Селин.

— Хорошо. Дуэль завтра, до первой крови. Но ты пожалеешь подполковник, моё общество игнорировать нельзя.

— Честь имею капитан, не смею вас больше задерживать.

Капитан, чуть ли не брызгая слюной удалился.

— Степан Иванович, этот Белов, завсегдатай всех вечеринок и попоек, а ещё, говорят, он неплохой дуэлянт, — несколько растерянно, сказал мне Селин. — Сходили бы к молодым людям.

— А вы, Артемий Силыч, так и не поняли, почему приходил Белов? Ему моё общество не надо. Ему нужна ссора и дуэль со мной. Кому-то не понравилось, что я оказался на глазах у императора, и получил от него похвалу, и приложился к его руке.

— Вы думаете?

— Не думаю, а уверен. Завистники. Их будет ещё очень много. Надеюсь, вы не откажитесь быть моим секундантом?

— Нет-нет, я согласен.

Дуэль состоялась на следующий день после обеда в пригороде Санкт-Петербурга. Белова сопровождала целая делегация сослуживцев, но к месту дуэли прибыл капитан в сопровождении секунданта, поручика лейб-гвардии Смородина. Драться предстояло на шпагах. Несмотря на морозец, пришлось раздеваться до рубахи, чтобы первая кровь была хорошо видна.

По первым же ударам, я понял, что Белов, довольно сильный соперник, но не настолько, чтобы запросто нанести мне царапину. Я не стал затягивать поединок, холодновато, можно простудиться. Излюбленным своим приёмом с перекладыванием оружия в другую руку, оцарапал капитану верхнюю часть правого плеча, и моментально разорвал дистанцию.

— Первая кровь, — прокричал поручик, — дуэль окончена. — Шпаги в ножны.

Я отсалютовал сопернику шпагой, затем поместил её в ножны. Повернувшись, неспешно пошёл к саням. Надо одеться, ветерок чувствуется. Селин с поручиком завершали формальности дуэли.

Вдруг услышал за спиной рёв, — Убью!

— Белов стой, дуэль окончена, прекрати! — во все горло орал Смородин.

Поворачиваюсь, а на меня летит с обнажённой шпагой Белов. Нет, капитан, так поступать нельзя. Дуэль окончена, секунданты объявили об этом. Нападение со спины в нарушение всех правил, такой поступок не красит любого офицера. Это подлость, и осуждается во всех приличных, и даже не приличных компаниях. Когда Белов подбежал, я сделал шаг в сторону, уйдя с линии атаки, и после приближения лица капитана, нанёс ему акцентирующий удар снизу в челюсть.

Две скорости, скорость капитана и моего кулака, сложились вместе. Физика существует и в этом мире, её никто не отменял. Поэтому, капитан, нелепо взмахнув руками, совершил неконтролируемый полет в ближайший сугроб. Получился отличный высокоскоростной нокаут.

— Поручик, это как понимать? — возмутился я. — Нарушение дуэльного кодекса налицо. Прошу вас, и моего секунданта зафиксировать сей постыдный поступок Белова.

— Да-да, ваше высокоблагородие, претензий к вам не имеется, — заверил Смородин. — Вся ответственность за проступок, на совести капитана Белова.

Мы с полковником Селиным уехали, оставив поручика разбираться со своим сослуживцем.

Утром следующего дня, я был в расположении полка. Слушал доклады командиров батальонов о проведении учебных занятий в зимних условиях. Офицеры жаловались на сильный ветер и снег, которые не позволяли проводить ружейные стрельбы. Очень часто ветер сносил порох с полок ударно-спускового механизма ружей, стрельба становилась невозможной.

Отпустив офицеров, задумался. Был бы нормальный унитарный патрон с металлической гильзой, такой проблемы не было. Что Степан Иванович, нужно делать? Правильно, ломать голову, над изобретением патрона, и переделкой ружей, для заряжания с казённой части. Задумки у меня есть, даже эскизы набросал. Я в своё время, с группой курсантов нашего артиллерийского училища, посетил отличный музей стрелкового оружия в Туле. Обратил я тогда внимание на однозарядную винтовку с откидным затвором — винтовку Крнка. Меня поразила простота переделки дульнозарядных ружей, в более-менее нормальную винтовку, нам об этом экскурсовод рассказывал. И проводилась эта переделка ружей, во второй половинеXIXвека. Это я так думал в своём времени, где технологии отработаны и станков на любой вкус, завались. Сейчас же, я так не думаю, примеряюсь, прикидываю, что мне нужно делать в первую очередь, патрон, а потом затвор, или наоборот. Также предстоит придумать и изготовить необходимую оснастку для производства гильз и литья тел затворов. Металлообработку нужно свести к минимуму, поскольку парк токарных, сверлильных и фрезерных станков скуден. О серьёзных шлифовальных станках, можно только мечтать.

Мои размышления прервал адъютант генерала Багратиона. Шеф полка желал срочно меня видеть. Ну, вот, опять будет мне нагоняй за дуэль. Ничего не попишешь, начальство требует прибыть, значит, в седло, и аллюром в Санкт-Петербург.

В кабинете Багратиона восседал неизвестный мне генерал в мундире лейб-гвардейца Преображенского полка. Я доложил Багратиону о прибытии.

— Вот он во всей красе, подполковник Головко, командир шестого егерского полка, — представил меня генералу Багратион. — А это, — Багратион указал на генерала, — командир лейб-гвардейского Преображенского полка — генерал-лейтенант Татищев Николай Алексеевич. У него к тебе есть вопросы.

— Начну с главного, — заговорил Татищев, — укажите подполковник причину вашей ссоры с Беловым.

— Ссоры как таковой не было. Капитан Белов, всячески пытался задеть меня. Он усомнился в том, что боевые награды я получил заслужено. Можете у него самого спросить, да и полковник Селин подтвердит мои слова.

— Белов ничего не скажет, нет у него языка более.

— Ага, Бог шельму метит, — еле слышно сказал я.

— Что ты там шепчешь? — переспросил Багратион.

— Я в разговоре, сказал Белову, что у него слишком длинный язык. Но я не думал, что Господь наш, лишит его этого органа.

— Ха-ха-ха, — залился смехом генерал-лейтенант Татищев. — На Господа, поди тоже уповали Головко, когда кулачищем приложили Белова?

— Вознес я Господу молитву, чтобы отвёл обнажённую шпагу капитана, направленную мне в спину. Моё оружие покоилось в ножнах, дуэль мы завершили, об этом было объявлено. А почему Белов кинулся на меня со спины, я не имею ни малейшего представления.

— Я так думаю, — продолжил Татищев, — ваш удар пришёлся в момент, когда Белов держал рот открытым. В результате, непроизвольно откусил себе язык, почти под корень. Я вообще-то приехал обсудить не увечья, полученные Беловым. Задета честь офицеров преображенцев. Суд офицерской чести полка принял решение осудить капитана Белова, и представить высшему командованию бумаги, с целью изгнания его из армии. Вызывать Белова на дуэль никто не пожелал, не хотят мараться. Офицеры устроили капитану обструкцию. Собственно Белов сам виноват, охладел к службе, дебоширил и кутил. Своё жалкое имение продул в карты. Опустился, одним словом. Подполковник Головко, вы, как свидетель недостойного поступка капитана, будете подавать в суд офицерской чести нашего полка, соответствующее ходатайство?

— Ваше высокопревосходительство, я выскажу своё мнение по этому поводу. Да, Белов совершил бесчестный поступок, дав основания сомневаться в порядочности офицеров вашего полка. Господь уже наказал его, лишив возможности говорить. Мне кажется, нельзя наказывать человека за одно и то же, дважды. Выгонят капитана из армии, и чего мы добьёмся? На паперти Санкт-Петербурга появится грамотный, сильный, злой и хорошо обученный субъект. Ведь средств к существованию у него не имеется. А не дай Бог, сколотит банду. Тогда это будет очень профессиональная банда. Белов сможет занять в ней главенство, и обучить разбойничков. Вот тогда в столице и на дорогах станет очень неуютно. Как по мне, то лучше, отправить капитана дослуживать в какой-нибудь дальний гарнизон. Таким образом, мы убьём двух зайцев одновременно. Полк сохранит своё лицо, очистившись от нерадивого офицера, и не получим у себя под боком матерого разбойника. Официально заявляю, ходатайство подавать не буду. Считаю, мою ссору с Беловым удовлетворённой, посредством дуэли.

— Петр Иванович, где ты нашёл этого подполковника? — улыбался Татищев. Оратор не иначе.

— Ты Николай Алексеевич, не слышал, как этот молодец с самим Суворовым спорил, перед Швейцарским походом, — ответил Багратион, улыбаясь. — Он в свой батальон столько скотины вьючной натаскал, сколько во всей армии тогда не было. Генералиссимус его под суд хотел отдать. А Головко упёрся, и давай рассказывать о пользе животных в походе, и о запасах провизии в полку. И знаешь, Головко убедил покойного генералиссимуса. Без его запасов, полк голодал бы.

— Как я понял, Головко у тебя Петр Иванович на хорошем счету, — сказал генерал-лейтенант. — Тогда я соглашусь с его доводами, хотя очень зол на Белова. За сим, разрешите откланяться, офицеры полка ожидают моего прибытия.

Проводив Татищева, Багратион вернулся в свой кабинет.

— Головко, ну не мог ты приколоть этого капитана, меньше было бы разбирательств? — с улыбкой спросил генерал. — Лейб-гвардия вся всполошилась, думали, ты спровоцировал дуэль, а когда выяснилась истинная причина, то прислали нам корзину шампанского. Ах, да, ты у нас не любишь вино, тебе соки подавай. Как бы там ни было, спасибо тебе, не посрамил честь егерей. А как получилось укоротить язык Белову?

— Сам не знаю, само вышло, — ответил я, разведя руками. — Специально не готовился. Он атаковал, я ответил.

— Ладно, иди, отдыхай.

Этот, немного напряжённый день заканчивался. На город опускались сумерки, начал падать пушистый снег. Хорошо, что ветра нет, снег ровным слоем покрывал крыши домов, деревья, мостовые и переулки. До утра нападает много, подумал.

Дома меня встретил растерянный Силантий.

— Ваше высокоблагородие, в ваших покоях гость, — пряча глаза, сказал денщик.

— Силантий, я просил, никого в мой кабинет, в моё отсутствие не допускать. Разве тяжело это усвоить?

- Каюсь, оробел я немного, не знал, как себя вести с графиней.

— О! Так у нас в гостях женщина, да ещё и графиня?

— Госпожа так представилась. Она приехала в большой карете, поставленной на полозья. В сумерках я не рассмотрел, кому карета принадлежит. А потом было не до этого. Графиня ворвалась в наш дом подобно ветру. Вас требовала. Меня заставила сервировать стол в вашем кабинете, с собой две большие корзины продуктов принесла. Ну, я и расстарался, ну, и немного, это я, не смог отказать.

— Тогда так. На сегодняшнюю ночь, ты совершенно свободен. Найдёшь где переночевать?

— Конечно, чай не первый день в столице обретаюсь. А может мне тута вас обождать, помощь, какую оказать?

— Иди помощник, сам разберусь.

Силантию дважды повторять не надо. В считанные секунды облачился в шинель, и растворился в снежной пелене.

Дожился ты Степан Иванович, тебя уже на дому, графини посещать изволят! Интересно, кто пожаловал? Знакомств в высшем свете у меня нет. А чего гадать, открывай дверь кабинета, сам увидишь.

Возле моего рабочего стола, в кресле дремала молодая особа, возрастом, примерно, около двадцати пяти лет. Миловидное круглое личико, обрамляли светло-русые волосы, собранные в оригинальную причёску Рассмотреть глаза не мог, закрыты они. Руки опущены вдоль туловища, в одной из них был зажат веер. Длинное и пышное платье, с очень глубоким декольте, смотрелось на даме очень эффектно. На шее присутствовал кулон, в виде крестика, усыпанного камнями. От гостьи исходил приятный запах парфюма. Ничего, в целом, милая такая дама.

— Покорнейше прошу простить, — обратился к гостье, — за вторжение в свой кабинет, и за беспокойство, которое вам доставил. — Не могли бы вы просветить меня, тёмного, кто почтил меня своим вниманием?

Гостья почти подпрыгнула в кресле: — Кто здесь? Что вам надо? — испуганно спросила дама.

— Я у себя дома. А вы кто?

— Ох, извините, задремала, вас дожидаючи, — смущённо сказала гостья. — Графиня — Ванда Лесовская.

— Очень приятно графиня. Мне, насколько я понял, представляться не надо.

— Не надо. О вас весь Санкт-Петербург говорит, а видели только единицы. Мне повезло, я видела вас мельком на балу у губернатора. Правда, не удалось с вами поговорить, вы так быстро покинули общество. Я поинтересовалась у своих знакомых, и выяснила, что вы не бываете в свете, все больше в походах и на маневрах. Вы так меня заинтересовали, что я не удержалась, и решила прибыть к вам с визитом. Вам чуждо моё общество?

— Нет, что вы, общество женщин, мне очень даже нравится. А таких прекрасных, как вы, то вдвойне. Вот времени на общение не всегда хватает.

— Для женщин, время всегда нужно находить. Ну, что вы стоите подполковник, поухаживайте за дамой. Предложите мне вина.

Я быстро откупорил бутылку вина, и разлил по бокалам. Один передал Ванде, второй согревал в своей руке.

— Давайте Степан Иванович, выпьем с вами за знакомство, предложила Лесовская. — Я рада, что мне удалось первой из всего света, попасть к вам домой.

— Вы с кем-то заключили пари?

— Да, что вы такое говорите!? Какое пари. Мне стало жутко интересно побывать в гостях у героя суворовского похода. Молодой, сильный и красивый молодой человек, которого я заметила на балу, был замкнут, ни с кем не флиртовал, а потом неожиданно исчез. Вы не находите, своё поведение немного странным?

— В столице я недавно. На приёмах и балах не бываю, очень занят на службе.

— Конечно, это вас несносный Багратион, так службой обязал?

— Должность командира полка, обязывает проявлять заботу о солдатах.

— А обо мне вы позаботитесь?

— Готов посвятить вам весь сегодняшний вечер.

- А я очень надеюсь, что и ночь мне посвятите.

— Готов объединить вечер и ночь воедино! — сказал, уже заключив графиню в своих объятиях.

— Ах, вы такой решительный! Я не в силах оказать сопротивление таким пылким и настойчивым действиям.

Не тратя время на пустые разговоры, я впился поцелуем в губы графини. Мои руки, тоже не остались безучастны. Скользнув в декольте платья, нашёл небольшую упругую грудь, и начал легонько массировать и ласкать. Грудь и соски начали обретать твёрдость Дыхание Ванды участилось. Нет, милая графиня, торопиться я не буду, хотя сдерживаться мне было ой, как нелегко.

Взяв женщину на руки, отнёс на свою кровать, рассчитанную на одного человека, и не очень приспособленную для плотских утех. Но разве такая мелочь может остановить молодые организмы?

Платье и все остальное белье гостьи улетело в сторону, рядом горкой разместилась моя одежда. Ванда попыталась прикрыться хоть чем-нибудь из постельных принадлежностей. Ага, кто-то ей это позволил. Я усилил ласки. Целовал шею, грудь, живот, а руками исследовал внутреннюю поверхность бёдер, гладил по спине и попе. На лице графини появилась довольная улыбка, а глазки начали томно закатываться, из уст вырывались негромкие стоны. А сейчас графиня вы испытаете кое-что из сексуального арсеналаXXIвека, петтингом называемого, мысленно произнёс я. А дамочка, отменная зажигалочка, завелась, очень даже откровенно и не на шутку. Когда я заметил, что графиня подходит к рубежу наивысшего наслаждения, взял её жёстко и напористо. Не прекращая ласки, я все увеличивал темп. Графиня, обхватив меня ногами за талию, а руками за шею, пыталась полностью раствориться во мне, подаваясь всем телом навстречу. Через несколько секунд её радостный крик известил, о достижении пика блаженства. Ну, мы так не договаривались мадам, а как же я? А я продолжил, казалось с удвоенной скоростью. Ванда просто взвыла, толи от удовольствия, то ли от неожиданности, я не заморачивался, о своём удовольствии тоже надо заботиться.

За первым разом, сразу же последовал второй, истосковался я по женщине. Ванду перевернул лицом вниз, и продолжил в той же манере, жёстко и грубо её удовлетворять. Похоже, Ванде такой способ общения с мужчиной был незнаком, она попыталась изменить свою позу. Нет, милая это я тебе позволить не могу! Я совершенно не собирался этого делать. Пользуйся моей добротой и учись, может в будущем пригодиться.

Одновременно с графиней обрадовались наступлению удовлетворения. Ванда дышала, подобно загнанной лошади. Подал ей бокал с вином. Женщина осушила его залпом.

Потом. Потом была смена поз и ролей, расширенные и затуманенные от удовольствия глаза, растрёпанные волосы, и радостный крик графини, и мой ликующий рык.

Далеко за полночь, силы оставили Ванду, да и я, если честно устал неимоверно. Пока Лесовская мирно спала, я восполнял потраченные калории, поеданием вкусностей со стола. Мне ещё предстоит немного поработать с графиней, продолжить секс-марафон, и выяснить, кто её ко мне направил. В том, что это не её инициатива, я почему-то был уверен. Такие симпатичные дамы, по доброй воле в постель, к какому-то подполковнику не забираются.

Приступил к экзекуции спустя час. Ласками разбудил и пробудил в графине желание. Теперь я брал её нежно и не спеша. На лице Ванды блуждала блаженная улыбка, она, устроившись сверху, как бы покачивалась на волнах тёплого моря, роль которого сейчас выполняло моё тело.

- Графиня, вы бесподобны, ваша фигура совершенна, её должны изображать на полотнах знаменитые художники. — говорил я, продолжая ласкать грудь Ванды.

— Вы такой обаятельный мужчина, смогли доставить мне, ни чем несравнимое удовольствие. Граф Штентерберг, говорил, что вы меня на порог не пустите. Как он ошибся. Вы меня просто иссушили всю, своими любовными чарами. Я нахожусь вся в вашей власти, как послушная девчонка. И мне хочется ещё и ещё быть вашей. Любите меня подполковник, я вся изнемогаю и горю!

Графиню с её вторым дыханием, удалось погасить только перед рассветом. Она отключилась в момент, словно кто-то щёлкнул выключателем. Попытки привести её в чувство, успеха не имели. Ладно, пусть отдыхает, а я тем временем побываю в гостях у Багратиона, выясню, что можно о Ванде Лесовской.

Загрузка...