Да, были люди в то время!

Глава 4

Александровская крепость встретила меня зноем, пылью и тишиной.

Пошёл представляться коменданту крепости — полковнику Таврической дивизии Ивану Петровичу Вырубову. Честно сказать, накручивал себя больше, ожидал увидеть строгого и жёсткого человека. Был приятно удивлены За столом восседал убелённый сединами, без обязательного парика, мужчина, примерно пятидесяти с хвостиком лет. Обветренное и загорелое лицо свидетельствовало, что он бывает не только в кабинетах. Принял меня полковник доброжелательно, показалось даже, что с некоторой жалостью он рассматривал меня.

Ознакомившись с моей отличной аттестацией, только головой покачал. Вызвал, через посыльного, моего непосредственного начальника — подполковника Богдана Ивановича Банк, командира Александровского пограничного батальона, представил. Полноватый, лет под пятьдесят, с бледным цветом лица, в идеально подогнанном мундире, командир на меня не произвёл впечатления бывалого воина.

С остальными офицерами крепости, комендант обещал познакомить на вечернем построении. Я естественно не стал возражать.

На жительство определили мне, небольшой домик в пределах крепости. По словам командира батальона, сейчас свободных мест для офицеров предостаточно, не то, что в былые времена.

Командир батальона, когда мы разместились в канцелярии, посчитал не лишним, познакомить меня с историей Александровской крепости. Вытерев платком вспотевшее лицо, Богдан Иванович, начал рассказ.

В 1768–1769 годах окраинные земли Российской империи и войска Запорожского Низового подверглись опустошительным набегам Крымской орды, под личным предводительством хана Кырым — Гирея. Больше всего пострадали: Орельская, Самарская и Протовчанская паланки запорожских казаков. Посевы были уничтожены, строения разрушены, люди, кто не успел укрыться в лесах и плавнях, были угнаны в неволю. Бесчинства Крымской орды, привели к разрыву отношений с Турцией и началу войны. Когда противник был вытеснен за пределы Новороссийской губернии и Запорожских вольностей, ЕкатеринаII, обязала Сенат построить новую Днепровскую оборонительную линию. Она должна отделять татарские владения от российских территорий, начиная от Азовского моря, затем по степям, рекам Берда и Конка, упираясь в Днепр, в районе острова Хортица.

Согласно повелению императрицы, началось строительство семи крепостей одновременно. Планировалась, что центром линии будет Кирилловская крепость, однако таковым была избрана Александровская крепость, как наибольшая по размеру, и удобная для посещения. Расстояния до крупных населённых пунктов не превышали сто-сто двадцать вёрст.

В 1770 году строительство крепости началось. Автором проекта былгенерал-поручикМихаил Деденёв. Предполагалось, что крепость будет батальонной, четырехцитадельным укреплением, в форме 32-угловой звезды, и иметь на вооружении 170пушек, 30мортири 6гаубиц. Представьте себе объем земляных работ на территории в сто двадцать гектаров, и сколько для этого нужно людей. Строительство начиналось не на пустом месте. В урочищах Днепра были «зимники» запорожских казаков, здесь же располагался Миниховский ретраншемент, построенный графом Минихом в 1736 году во время предыдущей войны с Турцией.

Примечательно, что начав строительство на казацких землях, называемых Диким полем, Сенат не удосужился проинформировать об этом Кошевого атамана — Калнышевского. Возникали поначалу некоторые недоразумения. Также ЕкатеринаIIразрешила свободное расселение народа вблизи строящейся крепости, однако опасность набегов татар, неурожаи и болезни, препятствовали притоку населения. Вопрос решался за счёт каторжан и ссыльных, пригоняемых к месту строительства крепости.

В 1771 году война с Турцией продолжилась. В связи с этим в мае месяце в недостроенной Александровской крепости, перед походом на Крым останавливались войска под командованием князя Долгорукого. После кратковременного отдыха, солдаты начали заготавливать большое количество фашин, лестниц, осей для повозок и прочего. Леса и кустарники вокруг крепости исчезли более чем на версту.

Летом этого же года русскими войсками в Крыму были одержаны значительные победы, взят ряд городов: Перекоп, Керчь, Судак. Возвращаясь из Крыма, войска 2-й армии останавливались на зимовку в крепости. С этого момента, крепость стала регулярно принимать на отдых войска, следовавшие в обоих направлениях. Для лечения раненых и увечных за пределами крепости были построены госпитали.

Для религиозных нужд солдат Александровского гарнизона и строителей крепости, в 1772 году использовалась церковь-палатка во имя святого Георгия Победоносца. Только через год, из казённых материалом (кирпича и дерева), была построена новая и вместительная Свято — Покровская церковь. А лет через пять на территории крепости, возвели церковь Святого Александра Невского.

После окончания всех войн с Турцией, и полного завоевания Крыма, надобность в мощной Днепровской оборонительной линии отпала. Постепенно гарнизоны из крепостей выводились, сооружения и здания крепостей, передавались местным земским властям. В 1797 году Указом ПавлаI, Днепровская линия была упразднена окончательно. Александровская крепость, пока ещё использовалась по прямому назначению.

— Вот в таком месте предстоит вам нести службу, Степан Иванович, — подвёл итог своему повествованию подполковник Банк. — Откровенно говоря, не совсем удачное. Глушь, одним словом. В гарнизоне есть два офицера, которые служат в крепости с момента её основания, и знаете, я удивляюсь, как они не повредились рассудком от монотонности и однообразия жизни. Я спасаюсь чтением книг, немного рисую. Люблю, знаете ли, выйти на берег Днепра с мольбертом, и находясь в тени деревьев, набросать какой-нибудь пейзаж. Многие офицеры, пытаются скрасить бытие спиртным, просто на просто спиваются. Отдельные, заядлые картёжники, проигрывают все: деньги, имения, украшения своих жён, не редки случаи, когда и самих жён проигрывают. О солдатах и говорить нечего, одни отбросы. Сидит вор на воре, и вором погоняет, прибавьте сюда ещё инвалидов и неблагонадёжных Я вас, Степан Иванович, не стращаю, просто информирую, и буду требовать, чтобы вы, к солдатам относились строго. Этим прохвостам спуску давать нельзя.

— Все будет исполнено в точности, ваше высокоблагородие, — ответил я, вскакивая со стула.

— Полноте голубчик, не вскакивайте, это лишнее, мы не на плацу, у нас все тихо, спокойно, по-домашнему. Вы разместились уже?

— Да. Нормальный домик.

— Я пошлю вам трёх женщин, пусть они хорошо отмоют там все. А потом наш провизор — Иван Баграновский, обработает ваше жилище от всякой заразы. Беречься батенька, надо смолоду. И прошу вас Степан Иванович, построже с солдатами, построже. Если у вас ко мне вопросов нет, то ступайте. Да, обедать можно в офицерском собрании, там недурственно готовят, конечно, не ресторация, но вкусно. И выше нос молодой человек, не больше года ещё продержится наша крепость, как боевая единица, а потом все. Не унывайте, скоро увидите большие города, а там девицы табунами и шампанское рекой. Что ещё молодому подпоручику надо!?

Банк отдал мне под командование роту в сто семьдесят душ. Что сказать о личном составе роты. Собрали их с бору по сосенке, то есть из разных родов войск. Здесь были представлены: чистые мушкетеры-пехотинцы, пушкари, коневоды-ездовые, шорники и многие другие. Всем далеко за тридцать, чуть не под сорок. Да, собственно чего я хотел, в крепость направляли солдат дослуживать оставшийся срок, или кто-то попадал в батальон, излечившись после ранений. Комплектование батальона и гарнизона в целом, велось по остаточному принципу. Вот с этими людьми мне предстояло служить.

Начал я, как говорят с места в карьер. Первой была строевая подготовка — шагистика, согласно новому уставу ПавлаI. Понимал, что дурость, но мне нужно показать кто в доме хозяин, а вернее, кто в роте командир. Почти месяц гонял. Возроптали мои воины. Где же это видано, чтобы уважаемых солдат, прослуживших верой и правдой, молодой офицерик гонял, как новобранцев? Все люто смотрели на меня, но молчали. Только один солдат, осмелился, открыто высказать своё мнение и неудовольствие. Солдат занимал правый фланг роты, был высоким и широкоплечим крепышом.

— Назовись солдат, — отдал я команду.

— Силантий Тимохин, фузилёр первой роты Александровского пограничного батальона, — отрапортовал солдат.

— Что тебе солдат не нравится?

— Круто берете нас в оборот ваше благородие. Рано ещё вам нас гнуть под себя. Молоды вы больно.

После его слов, в строю солдат послышался еле слышный одобрительный гул.

— А не боишься Тимохин, что я за слова твои неправильные, отправлю тебя далеко-далеко.

— И так служу далеко от родного дома. А бояться мне нечего и некого, меня бояться надо. Я в родной деревне в кулачных боях в первом ряду завсегда стоял. Нивжисть с ног не сбивали.

— Ну-ну, зря ты это сказал. Оставь ружье товарищу и прогуляйся со мной за казарму.

Тимохин покорно выполнил распоряжение, и пошёл следом за мной. Тыльная сторона казармы с плаца не просматривалась.

— Давай Силантий, покажи своему командиру, на что способен, — предложил Тимохину. — Или ты только языком, горазд, трепать?

— Зашибу вас ваше благородие, меня на каторгу сошлют.

— Ты значит, не только без разрешения разговариваешь в строю, но и приказ командира отказываешься выполнять. Это Тимохин, прямой путь под шпицрутены. Ты этого хочешь? Может, оробел малость? Скажи прямо, и я буду знать, что Силантий Тимохин, может ненароком замочить казённые штаны.

— Не оробел. Жалко вас, молоды вы больно, ваше благородие.

— А ты представь, что я есть твой самый злейший враг— неприятель, и ты должен ударом кулака меня остановить. Исполнять.

— Слушаюсь.

Силантий весь подобрался, принял стойку кулачного бойца. Я в свою очередь, боксёрскую стойку. Как говорят, раздайся народ — размахнись рука. Так поступил и Силантий. Медленно отвёл назад правую руку, и также медленно провёл прямой удар мне в голову. Это мне казалось, что все выполняется медленно, а Тимохину наоборот, казалось быстро. Я поднырнул под его бьющую правую руку, и произвёл мощный правый боковой удар в челюсть, и сразу же мощный левый боковой в неё же. Мгновенно разорвал дистанцию. Ещё пару секунд Силантий постоял, покачиваясь, с опущенными руками, и с закатившимися глазами. А затем рухнул, как подкошенный. Полный, так сказать нокаут. Наклонился к Силантию, проверил пульс. Все в норме, если можно так сказать.

Неспешным шагом вернулся на плац. Рота стояла не шелохнувшись.

— Четверо, марш за казарму, бегом снести Тимохина в лазарет, пусть его штаб-лекарь осмотрит, — строгим голосом приказал. — Потом живо обратно, доложите мне о его здоровье.

Четверо солдат побежали выполнять мой приказ, а остальной состав роты, можно сказать «ел глазами начальство».

— Крайний левофланговый кто? — задал я вопрос. — Фузилёр Самусенко, — услышал в ответ.

— Самусенко, бегом в казарму. Передашь обер-музыканту, что я приказал вызвать весь оркестр на плац. Даю им пять минут, не успеют, я им устрою развеселую жизнь с разносом.

Оркестр успел, и по моему распоряжению начал играть один за другим несколько маршей. Под музыкальное сопровождение и шагистика роты улучшилась. Мои занятия были замечены многими офицерами, в том числе и командованием крепости. Попробуй не заметить, когда по территории разносятся звуки оркестра. Два часа с десятиминутным перерывом гонял роту по плацу, но добился чёткого, слаженного шага, и монолитного строя.

Отправил роту на обед. По пути к своему дому, решил заглянуть в лазарет, проведать Силантия. В том, что он выжил, у меня сомнений не было. Не сломал ли я ему чего-нибудь?

— Ну и тяжёлая у вас рука Степан Иванович, — сокрушённо покачал головой штаб-лекарь Илья Иванович Ивницкий. — Ваш солдат имеет вывих челюсти, и ещё окончательно не пришёл в себя. Вправить я не смогу, не обучен, нужно посылать за костоправом в Новороссийск.

— Никого никуда посылать не надо Илья Иванович. Позовите четверых крепких солдат, а мне найдите перчатки из толстой кожи. Сами справимся без костоправа.

Не говорить же штаб-лекарю, что в своём времени я наловчился вправлять челюсти. Подобного рода травмы очень часто случались во время боксёрских спаррингов.

Когда перчатки нашлись и солдаты прибыли, пошли к Силантию.

— Слушаешь меня внимательно, — обратился к Тимохину, после осмотра и изучения вывиха. — Когда скажу, откроешь рот, и будешь выполнять мои приказания. Лишний раз не трепыхайся, тебя будут держать товарищи. Дёрнешься, челюсть не станет на место, будет тогда пища проливаться мимо рта. Если понял, кивни головой.

Тимохин часто закивал. Я посмотрел в глаза Силантия, и как мне показалось, увидел там страх. От чего и почему, ума не приложу. Ну ладно, начнём.

Солдаты по моей команде крепко обхватили Тимохина за туловище, а один удерживал ему голову. Я взял Силантия за нижнюю челюсть, потянул вниз и вправо до характерного щелчка, резко убрал пальцы изо рта. Зубы солдата мощно клацнули, что свидетельствовало об успешном завершении процедуры.

— Ловко у вас Степан Иванович получилось, — с восхищением сказал Илья Иванович. — Расскажите, как вы это делали.

— Ничего сложного. Такой вывих вправляется легко. Берете за челюсть, тянете немного вниз и в сторону, противоположную вывиху. Слышите щелчок. Все челюсть на месте. Но самое главное в этой процедуре, вовремя убрать пальцы, чтобы болящий, не успел их прищемить зубами.

— Порадовали вы меня подпоручик, порадовали. Забирайте своего солдата, он полностью здоров.

В сопровождении плетущегося за моей спиной Тимохина, я подходил к казарме. Солдаты в положенном месте отдыхали после обеда.

— Ты Силантий не ходи на обед сейчас, пусть боль немного усядется, не помрёшь до ужина, — напутствовал солдата, — и языком в роте поменьше мети.

— Чем это вы меня, ваше благородие огрели? — слегка растягивая слова, с небольшими паузами спросил, Силантий.

— Кулаком Тимохин, кулаком.

— Я думал, меня лошадь копытом лягнула. Помню, ударил я вас, а потом вижу дохтура, он мне ложку водки в рот льёт Как попал в лазарет, не знаю.

— В меня ты не попал, промахнулся. В лазарет твоё тело товарищи отнесли, без памяти ты был.

— Вы меня сбили с одного удара?

— Нет с двух, но очень точных и сильных.

— Так, поди, ж ты, и убить могли?

— Мог, конечно, если бы целил не в челюсть, а например, в висок. Уже Силантий, остывал бы ты, и в церкви готовились к отпеванию.

— А чего же тогда не прибили?

— Своих солдат убивать последнее дело, а вот проучить следовало. Надеюсь, сегодняшний урок уразумел?

— Уразумел. Спасибо за науку и жизнь сохранённую, — Силантий поклонился мне в пояс.

— Ладно-ладно, в армии отбивать поклоны не уместно.

— Научите меня такому бою ваше благородие. Христом Богом прошу!

— Будет свободное время, призову тебя на учёбу, а сейчас иди.

После инцидента с Тимохиным, дисциплина в роте возросла, Силантий был в авторитете среди воинов. Солдаты смотрели на меня с уважением, а некоторые со страхом. Чему удивляться. Время такое, уважают силу. Постепенно мне удалось подтянуть стрелковую подготовку и штыковой бой роты.

Как отмечал подполковник Банк, из разношёрстного сброда, мне удалось сколотить нормальную роту. На наши строевые тренировки под оркестр, собиралась большая часть офицеров крепости. Слышал я от многих одобрительные оценки, а кое-кто, очень не лестно отзывался о моих стараниях. Это так говорили мои недруги — злопыхатели, которым я отказал быть партнёром в игре в карты.

Совместно с Силантием, за пределами крепости, в лесочке, оборудовали небольшой «учебный класс». Этот мужик, в два раза старше меня, без каких-либо понуканий выполнял все мои приказы. Учил я Тимохина всему. Боксу, шпажному и сабельному бою, подтягиванию на ветке, которая заменяла нам перекладину. Рассказывал для чего и как правильно нужно поднимать камни. Усвоение программы физподготовки шло своим чередом. В один из вечеров я предложил Силантию перейти ко мне в денщики, мне так удобней будет с ним тренироваться.

— Стирать вам порты, ваше благородие, я не пойду, — возмутился Тимохин.

— Что ты городишь? Чего стирать? Какие порты? Для стирки есть бабы. Мне нужен человек, которого я сам обучу, и который в дальнейшем станет мне помощником, в случае опасности прикроет со спины. А ты говоришь, порты стирать!

— Если по воинской справе, так согласный я. Оружие там почистить, или саблю поточить, я завсегда готов. Опять же кулачному бою хочу научиться, как вы.

— Ты мне надобен исключительно для воинского дела. Могу просто приказать тебе перебраться в мой дом, но я хочу, чтобы ты сам решил. Подневольный человек, хуже справляется с работой.

— Уже решил. Для дела, готовый служить.

Я сидел на пеньке посреди нашего «учебного класса». Только что закончил тренировку с Силантием. Отправил его отнести учебные сабли и шпаги домой, и захватить полотенца. После занятий, у нас обязательными стали водные процедуры с заплывами по Днепру. Знаете, после купания, чувствуешь себя очень даже отменно, кажется, вода смывает всю усталость.

Тихий и спокойный день заканчивался, правда, солнце ещё не коснулось горизонта. Августовский зной уже спал. Вблизи реки дышалось легко, воздух начал насыщаться вечерней речной влагой.

Вдали послышался стук копыт, нарушив тишину и покой вечера. А жаль. По дороге, проходящей, почти вдоль реки ехала карета, запряжённая парой лошадей. Мне до этой кареты не было никакого дела. Едет, ну и пусть себе едет, куда ей надо. Когда карета проехала в десятке метров, я успел окинуть её безразличным взглядом. Зафиксировал, по привычке, величавую посадку кучера на козлах, а также цветочный орнамент, нанесённый по углам кареты. Стук копыт начал удаляться, а значит, ничто мне больше не помешает любоваться вечерней рекой, и наслаждаться отдыхом.

Внезапно заржали перепуганные лошади, и следом прогремел пистолетный выстрел. От неожиданности, я подскочил, и побежал в сторону, потревоживших меня звуков.

Моему взору предстала очень неприглядная картина. Похоже, пассажиров самым наглым образом грабили. Карету с двух сторон окружили четверо мужиков, одетых, кто во что горазд. Двое были с саблями, один с длинным ножом, а четвёртый размахивал пистолетом.

Из кареты вытащили двух женщин, одна постарше, орала так, что от её крика уши закладывало. Вторая, помоложе, была очень бледна и безмолвна. Кучер валялся возле передних колёс кареты, не шевелился.

Разбойники быстро избавили женщин от украшений, и ловко вспоров им платья ножами, явили взорам обнажённые тела. Затем женщин повалили в придорожную траву с понятными намерениями.

Я бросился бегом к месту разыгравшейся трагедии. Мне, почему то хотелось не допустить насилия над несчастными женщинами.

Разбойники меня заметили, но повели себя на удивление спокойно. Правда, попыток, овладения женщинами не предпринимали. Один разбойник, помахивая саблей, шагнул мне на встречу. Эх, была бы у меня моя сабля! Но её нет. Значит, вся надежда на кулаки.

— Ты офицер, чего сюда припёрся? — с пренебрежением сказал бандит. — Смерти своей ищешь?

— Хотел посмотреть, кто это в благословенном месте татьбу устраивает.

Приближаясь к разбойникам, старался держать всех в поле зрения. Подойдя поближе, посмотрел на второго разбойника, помахивающего ножом. Этот бандит, который с саблей, проследил за моим взглядом, отвлёкся на мгновение. Это мне на руку. Я бросился к нему, резко перехватив за кисть руки, удерживающей саблю, повернувшись к нему спиной, резко прогнул своё тело вперед.

Хруст сломанной руки, был для меня просто музыкой. Полет через меня, разбойник сопровождал истошным криком. Оборвал я этот крик, мощным ударом кулака в висок. Подхватил саблю.

Не останавливаясь, подскочил ко второму разбойнику, и без затей, рубанул саблей по шее. Так, два в минусе, остались двое.

Отойдя от жертв разбоя, эти двое, без тени страха и сомнения пошли на меня. Один из них высокой, жилистый, со смуглым лицом, похоже, он и есть атаманом этой шайки. В одной руке держал саблю, а другой нож, не значительно, уступающий сабле по размеру. Второй подельник, был как бы квадратным, с какой бы стороны на него не посмотреть. Вооружён был длинным ножом, и небольшой дубиной. От пистолета он избавился, значит, второго нет, уже легче.

— Не угомонился, господин офицер? — хриплым голосом, спросил атаман. — Мы тебя можем отпустить. Ты нас не видел, и мы тебя не знаем.

Внимательно я смотрел за обоими разбойниками. Второй начал обходить меня по дуге. Я сделал вид, что не замечаю этого, якобы полностью поглощённый беседой с атаманом. Сам же постепенно поворачивался таким образом, чтобы моя тень упала чётко передо мной. Приближался вечер, потому тени от деревьев и предметов были длиннее.

— Непонятливый ты офицер. Смерть всех уравнивает в званиях, — продолжил атаман. — Ещё не поздно, можешь уйти.

— Ты тоже мог уйти со своими разбойниками. А теперь поздно.

— Почему? — удивился атаман.

— Вот почему.

Резко отпрянув вправо, я пригнулся, и на одних инстинктах, нанёс удар саблей позади себя. Не зря я отслеживал этого разбойника по тени, послышался стон, а затем падение тела. Можно даже не оглядываться, попал я удачно, и скорей всего, я приложил бандита насмерть.

Глаз от атамана я не отводил. Увидев, судьбу своего товарища разбойник забеспокоился и побледнел.

На всякий случай я разорвал дистанцию с атаманом, кто его знает, какой он боец на саблях. Не успел моргнуть глазом, атаман атаковал меня. Сабли высекли искры, и разбойник тут же отпрыгнул. Вид у него был немного растерянный. Ещё бы не растеряться. В течение минуты лишиться всей банды!

— Прошу пощады, — прохрипел атаман, — дай уйти.

— Может и дал бы, если бы вы тати поганые, только грабили, — ответил я атаману. — Так нет же, решили плоть свою разбойную потешить!

— Так баба для утехи и живете Отпусти.

— Отпущу, только ползком.

Отбив простенький удар атамана, я нанёс ответный, чётко по локтевому суставу. Часть руки с саблей, покинула предназначенное природой место, и упала в шаге от атамана. Он закричал дико, страшно и надрывно. Завертелся на одном месте, пытаясь здоровой рукой зажать обрубок, и остановить, хлещущую из раны кровь. Я добавил в дикий ор атамана, ещё несколько нот, рубанув саблей по коленям с обратной стороны, лишив его возможности, передвижения в вертикальном положении. Осмотрел место схватки, убедился, что живым из разбойников остался только атаман, все остальные, стали, новопреставленными.

Настало время заняться пострадавшими женщинами. Обе были без чувств. Смотрелись они колоритно, лежа обнажёнными на остатках платьев.

Молодая, уже сформировавшаяся, во всех отношениях барышня, напоминала нераспустившийся бутон розы. Грудки остренькие, бедра узкие, кожа белая, волнующие изгибы и иные прелести, загляденье, да и только. Но-но, сейчас не время и не место для более тесного и куртуазного знакомства. Кое-как собрал в кучу остатки платья девушки, подвязал под грудью. Снял с себя камзол, и одел на девушку, полностью прикрыв её наготу. Ростом я значительно выше барышни, потому, в моем камзоле, она просто утонула. Сознание к девушке не вернулось, а может она так хорошо притворялась, выяснять не стал.

Затем подошёл к старшей женщине. Если использовать ту же цветочную терминологию, то можно сказать — отцвели, уж давно, хризантемы в саду. Начал связывать распоротое платье. Услышал за спиной топот ног. Резко встал, подхватив саблю и выпрямился. Со всех ног, ко мне бежал Силантий.

— Ваше благородие, что здесь произошло? Разбойники напали? — переводя дух, спросил Тимохин. — Я только принёс оружие домой, как вломился в дверь караульный. Говорит, стрельбу слышал на берегу. Я и побег. На берегу вы только были.

— Выходит, не только я. Разбойники здесь прятались. Напали на карету, пограбили. Женщин хотели снасильничать. Я не позволил.

— Это вы всех порубили?

— А ты кого-то ещё здесь видишь? Лучше снимай камзол, оденем в него женщину, нечего ей наготой сверкать. Помоги мне перенести их в карету. Не забудь проверить карманы разбойников, они отобрали драгоценности у дам. Нужно вернуть.

Вдвоём мы быстро управились. На запятки кареты забросили тело погибшего кучера. Силантий, в чистую тряпицу завернул всякие побрякушки, найденные у разбойников.

Я залез в карету. Похлопывая легонько по щекам, привёл в чувство старшую женщину.

— Не кричите, будьте любезны, вы под защитой русской армии, — обратился я к женщине. — Мой денщик отвезёт вас, куда вы скажите.

— А где эти страшные разбойники? И почему на мне чужая одежда? — посыпались вопросы.

— От вашей одежды почти ничего не осталось, пришлось обрядить вас и вашу спутницу в наши мундиры. Успокойтесь все уже позади. Вас как величать?

— Наталья Григорьевна, я двоюродная тётя Оленьки. Кстати, что с ней?

— Она не ранена. Просто обморок, похоже, глубокий. Куда вы ехали?

— В немецкую колонию Кронцевейд, там папинька Оленьки, с немцами подряд готовил. Меньше десяти вёрст проехать осталось.

Выйдя из кареты, я подозвал Силантия.

— Отвезешь Наталью Григорьевну и её племянницу в Кронцевейд. Мы там были две недели назад, масло коровье, для гарнизона покупали. Только не гони лошадей, а то ещё подумают, что мы их похитили. Когда привезёшь женщин, скажи, чтобы тебя доставили в крепость.

— Будет исполнено. Место я это хорошо запомнил ваше благородие.

Силантий занял место на козлах. Взмахнул кнутом, и карета плавно сдвинулась с места.

Прошёлся, собрал все оружие, валяющееся в беспорядке. Посмотрел на ползущего атамана. Метров двадцать ему удалось преодолеть. За ним оставался обильный кровавый след. Ещё чуть-чуть и все, истечёт кровью. Казалось бы, тварь Божья, пожалеть надобно, но почему-то и капли жалости к атаману не появлялось.

Несмотря на уничтожение шайки, на душе радости не было. Было огорчение, что такой райский уголок природы, тихое место, опоганено смертоубийством.