Цурюк

ГЛАВА 7. КАЖДЫЙ ОХОТНИК ЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ…

— Левин, готовьте вазу! — Катя, раскрасневшись, вбежала с тремя веточками освящённой вербы. — Весь год должны стоять, если поп не врёт! Это чудо. Поп такой чудесный, и кстати, он байкер! Эй! Где все попрятались? Тёть Дуся, где пипл?

— Тс-с! Аллилуйя, — музейная уборщица сурово приняла у неё мохнатые дары весны и, ткнув их машинально в аквариум с местными тритонами и пиявками, всхлипывая, закрыла лицо ладонями.

— Да вы что, тёть? И где все наши вообще? — юная стажёрка наивно захлопала серо-зелёными глазками.

— Дьявол! — прошипела старуха, осеняя ничего не понимающую девушку крестным знамением. — При дверях Суд божий… Конец света! Ляжки-то прикрой пред Господом!

— Тётя Дуся! — Катерину не учили на истфаке, как общаться с религиозными фанатами в стадии обострения. — Радмила Марковна на месте? А Левин? Да Соков этот мерзкий, в конце концов? Где все?

— Все сгинули. Страшный суд. Никого не минет чаша сия. Двенадцатый год календаря майя — последний… Апокалипсис! Ванга! Из подвала уже колотится Сатана!

— Тёть Дусь, ты это… Посиди лучше здесь, ага? — Катя устремилась через залы к известной двери. Знакомые экспозиции — парейазавры, неандертальцы, Халтурин, Дзержинский, молодой Сталин… Из подвала ей смутно послышалось дробное рокотание бубна. Катя пнула в дверь ногой:

— Левин! Кончайте дурью маяться! Дусю вусмерть зашугали! — бубен напряжённо смолк. — Я вам лапши «Анаком» принесла. И вербу. Ну Левин, миленький, откройте мне! Это я, Катя!

— Ху-у-ум-м-м! — послышался из-за двери нечеловечески-низкий протяжный звук — и вновь заколотил бубен. Тут стены маленького зала поплыли у неё перед глазами, крутясь и расширяясь, со всех сторон вспыхнули жёлтые лисьи глаза, стальная дверь надвинулась, и она, падая навзничь, в одно мгновенье вспомнила всё…

… В эту избушку её привела прямо с автостанции «Нема» стрёмная рыжая девчонка-подросток.

— Сказкина Катерина — ты? По этнографии русского язычества?

— Салют! Это ты мне про бубен в личку писала? — Катя, приняв игру, пыталась отвечать по-свойски.

— Ну, типа… Мыло моё, а бубен дедкин. Он в сети не шарит, старпёр. Идём уже, я Лили Марлен, — девчонки на голливудский манер стукнулись кулачками в знак дружбы.

Круговерть грязных переулков, ветхие ворота и коровий череп при входе настроили исследовательницу на научный лад. Она тайком извлекла было диктофон — но он так и не пригодился. Дедок, представившийся Колей, провёл Катю в избу и радушным жестом усадил на лавку.

— Так говоришь, по науке приехала? Предметы изучаешь? — глазки старца глядели из-под седых бровей этаким добряком — но по хребту её пробежал самопроизвольный морозец.

— Я получила электронное письмо. Про бубен… Вообще, знаете, русская этнопсихология — моя тема.

— Знаем, какая твоя тема — цурюк нах хаузе. Вот бражки выпей с дороги — тут тебе и будет тема…

Катя храбро заглотила приятную жидкость из кружки.

— А всё же бубен шамана можно посмотреть? Или наврали про вас, дедушка, что вы маг?

— Кто могет, тот и маг… Лови, ежели дотянешься, — мазык лукаво потряс у неё перед лицом невесть откуда взявшимся расписным бубном.

— Оба-на! Хватай! А то поди наврали шуты сдуру учёной девке?

Катя снова и снова дёргалась всем телом, чтобы схватить заветный артефакт — но её рука опять провалилась в пустоту.

— Да вон он бубен — то, бери! Иль дураки деревенские те врут… — дед прыгал по избе молодым козлом. Катя рыпнулась встать с лавки — и не смогла, словно за гвоздь зацепилась юбчонкой. Дёрнувшись несколько раз, поняла, что держит не сзади. Вперёд не пускала какая-то мягкая, но неодолимая стена.

— Хорош, цурюк! — дед Коля махнул у неё перед лицом ладонью, и Катерину отпустило.

— Теперь говори — какая твоя тема? Научная?

— Отец ушёл, когда я маленькой была… Мамка… свинью последнюю забила, чтоб мне образованье гуманитарное… Сучка я… — Катя неожиданно для себя заревела в голос… — Макс бывший — фу, как стыдно! А теперь Левин этот музейный — импотент какой-то… Всех их я мужиков ненавижу!!! Почему он на меня так криво смотрит, урод? Ы-ы-ы!

— Ну, вот и ладушки. Встретила в себе деву-Обиду — погладь и спрячь, пускай никто неймёт… После сама прошщупаешь…

Дальше был какой-то сияющий провал.

… К автобусу до облцентра Катю провожала всё та же сомнительная рыжая Лилька. Впрочем, добыча, упакованная в три ряда мешковины, компенсировала всё. Левин просто опупеет. Настоящий шаманский бубен, вау! Мухоморы эти — туфта, про них ещё Бунин писал, что безвредные. Всё уже почти прошло.

— А чего это твой дед всё цурюкает? — спросила она провожатую напоследок.

— Да, так. Привык с войны. В германскую в плену побывал — с тех пор прилипло.

— Нацистский лагерь — страшное дело… — политкорректно вздохнула Катерина.

— Дура. Какой в жопу лагерь? Он в первую германскую был. Там в плену и бабку мою склеил, Грету. Вон, гляди! — в лилькином ай-фоне на фоне готического собора усач в клетчатом костюме и котелке обнимал за талию томную блондинку с высоким начёсом.

— Это дед Коля с бабой Гретой. А во вторую германскую его по возрасту не призывали.

— Так он выходит здесь тоже через Дыру очутился? — сама не понимая толком о чём, спросила Катя.

— Не, дедуся здесь самокатом. Через здоровый образ жизни.

— Врёшь, столько не живут!

— Вот и старый о том же, — печально вздохнула Лили Марлен. — Типа, домой ему пора. А как я тут без него — не колышет. Эгоист, медведь, сволочь старая! Ладно, не грузись, подруга, автобус твой. Пошла — ком! Айн-цвай-полицай… — смахивая дождинку, ползущую по щеке, рыжая волшебница отвернулась. На этом сновидение кончилось — Катю грубо подняли с пола музея двое крепышей в штатском.

— Госпожа Сказкина?

Катя, оправив задравшуюся миниюбку, нарочно тормознула на несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Я, и что?

— Нужно побеседовать.

— Без моего личного адвоката я не скажу ни слова! — краешком глаза она злорадно заметила длинный огонь плазменной горелки, разрезающий по дуге вокруг замка бронированную дверь в подвал. Если там Левин — сам виноват, ботан херов! Пусть с ним теперь внутренние органы разбираются!

— Товарищ майор, готово! — доложил, снимая маску, сварщик.

— Господин Дупак! Ставьте уже вашу защиту! — мрачно отдал приказ майор Тамбов, ни на грош не веря во всю эту херомантию. Из управления навязали шарлатана — генерал Шугал сбрендил на чертовщине.

— Лучшая защита — это нападение, — прошипел без голоса лысый как яйцо специалист, нервно потирая на висячем носу старомодные очки.

— Всё, что угодно, только живее. Вам платят за результат!

— Не вы мне платите, едрёна шишка… — Алан Дупак встал в своём астральном балахоне перед дверью, растопырившись в форме пентаграммы. Голос его сделался вдруг басовит и зловещ, он шёл словно из низа живота.

— О, великое братство ночи! Предстань пред тем, чей низкий разум движет Эйцехоре! Вырви сей гогочущий язык и запихни ему обратно в глотку, о, Кали-ма! Пронзи его легкие жалами скорпионов, о, Сехмет! Ввергни суть его в пустоту гнетущую, о, могучий Дагон! Шемхамфораш! Мене! Текел! Фарес! Йоахве!!!

— Всё сказал? — выбив плечом бронированную дверь, таившийся за ней полковник Сульфат вихрем снёс с пути главного федерального мага и всю опергруппу, потом взметнулся по крутой лестнице, прижимая к косматой груди Бубен. Сверху раздался удаляющийся топот его больших ног.

— Козёл! — Тамбов презрительно сплюнул под ноги мага.

— Поймать и уничтожить мутанта! Алло! Всем постам! План перехват!

— За козла ответишь! — прошипел Алан Дупак, стягивая через голову балахон. Шея его была туго перебинтована. Окажись здесь Левин, он бы страшно удивился, опознав в федеральном колдуне загрызенного накануне в мазыцкой избе комиссара Якова Блюмкина… Но Левин был далеко…

— Катерина Ивановна, вы можете идти? — вспомнил наконец майор Тамбов о скорчившейся за косяком девушке.

— Да, майор, — ответила Катя, вставая и брезгливо отряхиваясь. — Я могу идти. И уберите руки, пожалуйста — у вас под ногтями траур. Кто там был? — она указала на развороченную дверь хранилища.

— Это бы мне у вас лучше спросить, сударыня…

— Я ничего не знаю! Все вопросы — к руководству, — она независимой походкой проследовала через залы экспозиции на улицу, хотя на самом деле дрожь колотила всё её тело. «Господи! Или кто там? Дьявол? Что происходит? Надо ехать к деду. Он точно всё знает…».

— Проследить за сучкой! — приказал в рацию своим людям Тамбов, чувствовавший себя обгаженным, но непобеждённым.

Йети видели в этот понедельник десятки людей — но не запомнил никто. Промчавшись мимо Вечного огня скачками вниз по деревянной лестнице к монастырю, «реликтовый гоминоид» бил в бубен, и жавшиеся на лавках влюблённые парочки замирали на миг в поцелуе — а потом глядели друг на друга, и их пальцы туже сплетались в дыхании весны.

Йети в серебристой мохнатой шкуре пробежал, колотя в бубен, и исчез в воротах Зачатьевского монастыря. Никто из прихожан не понял, в чём дело — мелькнул и пропал. Письменных свидетельств также не сохранилось. Обычный апрель, начало Великого поста. Мало ли чего примерещится по авитаминозу.