Цурюк

ГЛАВА 34. КРАСНОЕ И ЧЁРНОЕ

— Так говоришь, меня в вашем Рейхе в 1982-м году заживо сожгли? — усмехнулся в пушистую бороду дед Коля.

— Всех скоморохов согнали в барак — и огнемётом… — подтвердила фрау Грета — старуха с величавой осанкой, тайком утирая слезу. — Окончательное решение славянского вопроса… Ты мог уйти с Дерендяем, но не захотел, остался со своими. Меня, как немку, тогда забрали в московское Вольфшанце реанимировать Еву Браун, и я ничего не знала…

— Ну, хоть удостоился огненного погребения, и на том слава Роду… — развёл руками дед. — Мелочь, а приятно.

— А меня в вашей в Совдепии, надо думать, ещё раньше порешили? — лукавая искорка вспыхнула в голубых глазах целительницы. — Колись уже, старый пень, как ты там жену не уберёг.

— Я в Ленинград хлебные обозы водил, — буркнул дед, — когда всех вятских немцев угнали в Забайкалье. Приказ Сталина… Состав замёрз на перегоне, никто живой не доехал…

Старички помолчали.

— А я ведь всегда знала, что мы с тобой свидимся, Николаша… Жаль, ненадолго. А может, останешься?

— Вот же бабы! — сердито отвернулся мазык. — Пойми ты, дурья башка — там какая-никакая, а Россия. А здесь что? Тьфу! Паства святого Адольфа… Сама их лечи… Пойдём лучше, глянешь на мою Катерину.

— Никак, молоденькую нашёл мне на замену, — шутливо поджала губы фрау Грета, заглядывая в башню бронепоезда, где Катя, повязав голову красной банданой, осваивала матчасть пулемёта «максим».

— Гляди внимательно, — велел старик, придерживая жену на железных ступеньках трапа.

— Майн Готт… Она — это я? — прошептала старуха, вцепившись в его локоть, чтобы не упасть.

— Дошло теперь? — дед к чему-то прислушался и, спустив Грету на полотно, повлёк её к выходу из тоннеля.

— Надо спешить, берсерк входит в Рябиновку. Прощай.

— Мы больше с тобой никогда не будем вместе, Клаус? — спросила Грета, уже не сдерживая слёз.

— Мы все когда-нибудь будем вместе…

Поравнявшись с паровозной будкой, мазык махнул рукой машинисту. Локомотив выпустил пары и, дав короткий гудок, начал медленно набирать ход. Дед Коля, прижав к себе на прощанье жену, неловко клюнул её в щёку и вскочил на подножку. Через минуту бронепоезд вырвался из тоннеля на оперативный простор. Мазык занял место кочегара, подкидывая угля в круглое жерло топки.

— Боевому расчёту приготовиться! — скомандовал в переговорный раструб Иосиф Виссарионович, разглядев прямо по курсу в свете прожектора три десантных бронетранспортёра противника. Эсесовцы, шедшие цепью следом, заметались в луче.

Первый выстрел главного калибра орудийной башни взметнул огненный смерч на месте головного БТРа. Два оставшихся ответили беглым пулемётным огнём, высекая искры из четырёхдюймовой брони. Катя, ловя врагов в прорезь амбразуры, с азартом давила на гашетку «максима». Уши у неё заложило от грохота, глаза ел пороховой дым — но чёрные фигурки фрицев, как в компьютерной игре, летели наземь одна за другой, пока не кончилась лента…

Галицын, с трудом управляясь в одиночку с громоздким затвором орудия, прицелился прямой наводкой по второму БТРу — но тут из-за кустов прочертили тьму одна за другой три огненных дуги фаустпатронов. Один ушёл за лес, второй угодил в угольный бункер, третий разворотил башню главного калибра — и ослепшего князя отшвырнуло на железный ребристый пол.

Поезд, набирая ход, трясся всем телом на ржавых рельсовых стыках, вот впереди показались корпуса Рябиновки… Два вражеских БТРа висели на хвосте, мчась с обеих сторон вдоль насыпи и поливая бронированную тушу плотным огнём пулемётов и управляемых реактивных снарядов ФАУ-52. Вот одна машина поравнялась с паровозной будкой. Из верхнего люка высунулся нацист со зверским лицом и в упор навёл на Сталина фаустпатрон, ловя его профиль в пляшущую прорезь прицела…

На раздумья времени не было: дед Коля, мгновенно выдернув у оцепеневшего Иосифа Виссарионовича трубку изо рта, шепнул над ней заветное слово — и швырнул через форточку в супостата… Сложив чёрные крылья, с визгом ринулась из тьмы в лицо фаустнику ночная нежить — и, вмиг закогтив, выклевала ему зоркие очи… Фриц вскинул руки и повалился. Выстрел ушёл в небеса. БТР вильнул и отстал…

Втянув тело мёртвого камрада в люк, эсесовцы были озадачены характером страшных ран, располосовавших его лицо. Из выбитого глаза торчала загнанная мундштуком вглубь черепа трубка-носогрейка…

Но ещё больше их поразили странные зелёные сполохи впереди, на территории недавно покинутой Рябиновки, и леденящий кровь, монотонный рокот Амбы Шаман Энлиля…

Оглашая ночь торжествующим криком паровозного гудка, бронепоезд «Кратким курсом» под управлением товарища И.В.Сталина, оставив преследователей позади, на всех парах ворвался в пространственно-временной Портал. Хлопок — и державный машинист в отключке привалился к бронированной дверце…

«… Портал имени Сталина — почему бы нет. В конце концов, кто первым из большевиков его открыл? Как думаете, товарищ Дуров?» — Коба разлепил глаза и понял, что разговаривает сам с собой в пустой кабине. Паровоз без кочегара заметно снизил скорость, впереди по курсу виднелся полосатый барьер, за ним — разобранные рельсы. Коба дал экстренное торможение и перевёл рычаг на задний ход. Ну, вот, кажется, и дома.

Время собирать камни…

Выслушав сбивчивый доклад о прорыве призрачного бронепоезда из ниоткуда в никуда, шарфюрер СС Макс фон Боль принялся нервно мерять кабинет шагами. Гипсовый ошейник продолжал фиксировать позвоночник, но боль отступила, и голос вернулся. Волшебные руки фрау Греты возродили шарфюрера к жизни, мозг работал чётко.

«Массовая галлюцинация исключается. Нет, Гёринг в мемуарах не врал — Портал работает. И у кого-то явно имеется к нему ключ. Йети? Вполне вероятно. Но его ещё предстоит поймать. А пока в наших руках лишь этот подозрительный субъект с документами столетней давности…

— Введите задержанного! — приказал шарфюрер. В кабинет втолкнули Якова Блюмкина в разодранном френче без погон.

— По виду — крепкий орешек. Приготовить пыточную камеру, — распорядился на языке титульной нации фон Боль, отслеживая реакцию, и радушно добавил по-русски: — Прошу садиться.

После инициации, полученной от старика Бадмаева, Блюмкин бегло изъяснялся на всех языках мира, хотя и с неистребимым одесским акцентом. Он не вполне понимал, куда его занесло, однако о пыточной камере и её чудесных возможностях в деле правдоискательства знал не понаслышке. Икона св. Адольфа в красном углу дала недостававшую пищу уму — Яков понял, что пора идти ва-банк.

— Давайте без церемоний, — заявил он на неплохом хохдойче, благоговейно воздев глаза к иконе. — Как вы уже, вероятно, поняли, я прислан сюда из прошлого с особой миссией. Но для начала мне необходимо знать, куда я попал и с кем имею честь… Кстати, не откажусь от чашечки кофе со сливками — дорога была не из лёгких.

Фон Боль, поняв, что имеет дело с цивилизованным человеком, распорядился расстегнуть наручники и подать кофе, коньяк и штрудель. На протяжении следующих получаса, поощряемый одобрительными возгласами ротмистра Исаева, он с упоением распинался о преимуществах общественного устройства Восточных территорий под мудрым руководством НСДАП.

— … Вообще говоря, русским дензнаки не полагаются. Всё необходимое им выдают по трудовой карточке. Конечно, исключения имеются…

— Деятели искусств?

— Ах, полноте! Всех поэтов, сказителей, кукловодов и педерастов изолируют пожизненно в колонии-поселения за Полярным кругом. После работы в урановой шахте они могут предаваться своим неврозам беспрепятственно — это никому не вредит. Иногда к ним обращаются с требованием написать псалом или меморандум… Музыку и сценарии телешоу давно пишут вычислительные машины. Хорошие деньги платят только русским программистам.

— Весьма рационально, — хмыкнул Блюмкин. — А как же исконный враг — американская плутократия?

— Не понимаю, о чём вы, — развёл руками шарфюрер. — Америка — мирная аграрная страна. После прихода к власти негров от неё вообще никакого беспокойства. Стабильные поставки: хлопок, рис, марихуана… На канадско-мексиканской границе толстые бледнолицые индейцы разводят своих двухголовых бизонов…

Как видите, геноссе, у Рейха нет внешних врагов. Впрочем, предлагаю перейти ближе к теме. Вы упомянули о некоей миссии из прошлого. Итак, откровенность за откровенность, Исаев. Кто вас сюда послал?

— Меня? — Максим Максимович, решив не мелочиться, вскочил, щёлкнул каблуками и выкинул руку в арийском приветствии в направлении красного угла.

— Меня послал Адольф Хитлер!