— Если медведь забрался в ваш дом, лучше переждать в мотеле, пока он не уберётся.
Блюмкин был в ярости. Амба вновь сыграл с ним скверную шутку и ушёл из-под носа. Левин в очередной раз спасён — а хрен ли толку, если этот темнила скрылся вместе с Бубном и мазыками. Больше всего Якова бесила постоянно навязываемая ему обстоятельствами роль бескорыстного спасителя Савинкова. Такое впечатление, что некая сила — уж не сам ли Бубен — играла с ним в кошки-мышки.
Отдельно напрягал медведь — тащился за ним всю дорогу от Шопино до Рябиновки, как пришитый. На все топанья ножкой и крики: «Брысь! Пшёл вон!» никак не реагировал. Явно имел поручение следить — впрочем, к этим фольклорным фокусам Яков уже начал привыкать в здешней глухомани. Край непуганых скоморохов — тьфу, прокисай всё на свете!
Выйдя из лесу, он направился в сторону казачьего разъезда и, предъявив документы на имя ротмистра Исаева, в резкой форме потребовал разобраться с косолапым. Казаки, обрадовавшись потехе, с гиком умчались в лес травить Топтыгина, а новоявленный ротмистр беспрепятственно проследовал в штаб, где вскоре и был принят начальником контрразведки Свинтидзе.
О чём они беседовали, история умалчивает, — но вскоре загудели в осенних сумерках телеграфные провода, а через час вокруг Рябиновки стянулось кольцо оцепления из отборных разведчиков-пластунов. Пулемётным расчётам были вручены осветительные ракеты и отдан приказ — не смыкать глаз всю ночь. Викентий Карлович, в компании срочно вызванного из офицерской бильярдной штабс-капитана Григория Галицына, затаились в старой часовне — отсюда весь главный корпус просматривался, как на ладони. Оставалось дожидаться ночных визитёров. Свинтидзе в прошлом имел опыт общения с мазыками, и полагал, что с ними в принципе вполне реально договориться…
— Тебе интересно, в чём цель Блюмкина? — переспросил Коля Дуров, ловко вырезая что-то засапожным ножиком из чурочки.
— А хер его знает. Как любой маг, Яша стремится к безупречности — надо думать, опять затеял какую-то пакость. Блюмкин — «та сила, что стремясь ко злу, всякий раз творит добро». По крайней мере, в отношении тебя, мил человек… Так что цени и пользуйся.
Левин, окончательно запутанный объяснениями скомороха, замолк, уставясь пустыми глазами в огонь. Вскоре его сморило в дрёму. Костёр догорал.
Дерендяй, бормоча над подстреленным казаками медведем тайные слова, привычно пользовал его тушу мёртвой и живой водой, покуда Топтыгин не зашевелился. Сентиментальный Исаак Бабель, обняв голову мохнатого друга, принялся целовать его в нос, вознося хвалу Перуну. В лесу быстро сгущались сумерки — час между собакой и волком. Внезапно, словно подкинутый толчком наружу из тонкого сна, Левин вскочил на ноги.
— Надо идти!
— Что это тебя торкнуло? — лениво спросила Грета, потягиваясь под пледом.
— Бубен и меч сюда! Они ждут.
— Кто ждёт-то?
— Там, в бронепоезде, Катя и остальные… Некогда объяснять. Нужно открыть Портал…
Схватив с земли Амбу и чёрный цилиндр плазменного меча, Левин размашистым шагом устремился в сторону Рябиновки. Коля уже отвёл было руку, чтобы накатом сбить беспокойного гостя с ног, но Грета остановила мужа.
— Бесполезно. Он неуязвим, гляди!
Поменяв ось зрения, мазык увидел разгоравшееся вокруг удаляющейся фигуры золотисто-пурпурное свечение. Оно исходило из груди и свивалось над головой в форме яркого жгута, за который Левина, окружённого огненной луковицей, словно волокли, подвесив макушкой к небесам.
— Что это на него накатило? — тревожно спросил Коля у Дерендяя. — Сроду такого не видал.
Оторвавшись от медведя, Дерендяй глянул вслед Левину и сощурился.
— А это, Николаша, никому лучше и не видеть. В старые годы сие называлось Ярь, боевое безумие.
— Состояние берсерка, — подтвердила Грета. — Описано в германских сагах. Вот уж от кого не ожидала. А с виду такой интеллигентный человек… Пойдёмте за ним — только нужно соблюдать дистанцию. Берсерк видит в темноте без помощи глаз и убивает всё, что движется, без разбора…
Викентий Карлович отхлебнул для бодрости коньячку из плоской фляжки и собирался закурить, но Галицын перехватил его руку со спичкой.
— Имейте терпение, подполковник! Хотите нас демаскировать?
— Вы правы, князь… Извините, нервы. Чу! Кажется, кто-то крадётся, — Свинтидзе, сняв парабеллум с предохранителя, осторожно выглянул наружу. К выступу стены прижалась скорчившаяся тень.
— Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросил жандарм.
— Не стреляйте! Это я, ротмистр Исаев — раздалось в ответ.
— Какого чёрта вы здесь делаете? Я же вас честью просил не покидать своего номера в гостинице! Вы, милостивый государь, мне слово дали!
— Виноват, но там клопы… Словом, не мог покинуть вас в трудную минуту, пардон, — Блюмкин тенью юркнул под своды часовни и раскланялся с князем. Осознав очевидную нелепость поднимать скандал в засаде, Галицын холодно кивнул незваному гостю.
Внезапно за соснами что-то несколько раз коротко и беззвучно сверкнуло, словно огненная дуга прочертила темноту. Предсмертный крик оборвался, не набрав силы — и вновь тишина…
— Что это было? — прошептал без голоса штабс-капитан.
— Если то, о чём я подумал, наше дело плохо, — нервно ответил Свинтидзе.
— Да ну же, рожайте! Не в пансионе благородных девиц!
— Карающий меч революции… — пробормотал подполковник. Огненная траектория вновь сверкнула, на этот раз справа и ближе.
— Почему пластуны молчат? Уснули? Пристрелить мерзавца, меч реквизировать! — Галицын, сжав рукоять револьвера, рванулся на выход. Тут плазменная дуга рассекла воздух в нескольких шагах от него, срубив голову очередному казаку, и князь открыл стрельбу на вспышку, целясь в размытую тёмную фигуру на уровне груди.
Вспыхнули разом над резиденцией осветительные ракеты, зарокотал пулемёт, взрывая фонтанчики мёрзлой земли. Разведчики-пластуны открыли беглый огонь из-за кустов, но попасть не могли — Левин, вернее, то существо, что ещё совсем недавно было Левиным, двигалось по освещённой территории, вращаясь вокруг своей оси, как в убыстренной киносъёмке, и напоминало скорее смерч, чем человеческую фигуру. Со стороны казалось, что у берсерка как минимум восемь рук, вооружённых ужасными огненными клинками, и пули, от которых не успевал уклониться, он отбивал ударами плазменного меча, при этом двигаясь по кругу от одной казачьей засады до другой, и неумолимо разя всё живое на своём пути.
Почуяв, что дело не выгорит, оставшиеся в живых станичники, побросав карабины, кинулись из-за кустов врассыпную. Осветительные ракеты догорели, а у пулемётчика то ли кончилась лента, то ли переклинило в голове от увиденного — так или иначе, территория Рябиновки вновь погрузилась во тьму и безмолвие, нарушаемое лишь стонами раненых.
Князь Григорий, сидевший на земле, прислонясь спиной к сырой кирпичной кладке часовни, тщетно пытался различить взглядом в темноте фигуру врага. В первые секунды из-за шока он не почувствовал боли, и лишь с удивлением констатировал, что на месте отрубленной левой кисти из его рукава торчит обожжённая культя.
Первый удар Бубна в наступившей тишине прозвучал гулко и грозно. Галицын выстрелил на звук — револьвер дал осечку, и князь замер, заворожённо вслушиваясь в набирающий силу рокот Амбы Шаман Энлиля. Зелёные всполохи ослепили его, и он скорее почувствовал, чем увидел фигуру Исаева, метнувшуюся через поляну в сторону главного здания…
Потом сзади, со стороны леса, в ритм Бубна вплёлся приближающийся перестук железнодорожного состава по стыкам рельсов, и басовитый гудок паровоза разорвал ночь.
— Что за чёрт! В сторону Вятки пути разобраны — куда они едут?
Из часовни, шатаясь, вышел Свинтидзе с залитым кровью лицом — перед побегом Блюмкин коварно отключил его ударом головой в нос.
— В любом случае, важней не куда, а откуда, князь. Впрочем, и это не важно. Идёмте. Боже мой, надо скорей перевязать вам руку…
Сквозь просветы между деревьями Галицын, морщась от боли и отчаяния, различил мелькание угловатой громады бронепоезда, ощетинившейся орудийными калибрами. Вдоль борта чётко читалась надпись: «Кратким курсом!»
И если бы князь мог разглядеть хищно улыбающееся усатое лицо в будке машиниста, настроения ему это бы вряд ли прибавило.