— Ужас, ужас, ужас, — уже который раз с выражением произнесла Яська, демонстрируя, как она открыла дверь кабинета, и какое лицо у неё было от того, что там увидела.
Она посмотрела на друзей. Геру её рассказ явно впечатлил, он жадно подался вперед, несмотря на то, что уже в третий раз слышит эту историю, старался не пропустить ни слова. По Ларику же, как всегда, было сложно понять, что он думает в этот момент. Его белесое, словно выцветшее лицо не отражало никаких эмоций. Как будто все чувства перегорали и остужались за этой непроницаемой маской абсолютно светлых глаз и белобрысых ресниц.
Незнакомые люди на улице всегда спрашивали у Ларика, как пройти, зажигалку, сигарету, десять рублей, которых не хватает на хлеб. Для него это было пыткой, так же, как и первое общение с клиентом. Он не любил общаться с незнакомыми людьми, они таили в себе опасность непредсказуемости. Нужно было казаться кем-то, кем Ларик не являлся на самом деле. Говорить какие-то слова, которые он говорить не собирался, но от него их ждали. Совершать поступки, которых ему совсем не хотелось совершать. Любого незнакомца Ларик воспринимал, как посягателя на его личное, отвоеванное возрастом и положением пространство.
Но всем встречным-поперечным почему-то казалось, что Ларик курящий, основательный, знающий и добрый. Хотя ни один из этих пунктов не был правдой. Ларик просто все время был сосредоточен на своем внутреннем мире, и от этого казался особенно располагающим к себе.
А ещё Ларик был очень умным. Не энциклопедически, а интуитивно. Он всегда невероятным образом ощущал предмет разговора и мог подхватить любую тему. С клиентами и малознакомыми людьми он был не очень многословен, но Яська очень любила их вечерние беседы, когда с Ларика словно непрочная луковая кожура слетала эта его озабоченность в себе, и он становился таким, как она помнила его ещё ребенком. Любопытным, смешливым и неприкрыто циничным.
Сто тысяч лет Яська знала Ларика. Он был настолько привычным атрибутом её жизни, причем именно летним атрибутом, как солнечные очки, купальник и масло для загара, что она и представить себе не могла, что каникулы могут проистекать без него. Каждое лето, начиная с пятилетнего возраста, её отправляли в этот небольшой приморский город, где через дорогу от маминой подруги юности и жила семья Ларика. Они были странными одинокими детьми, поэтому и подружились сразу же, как только почувствовали эту инакость друг друга. Есть такие дети — с мудрыми глазами, очень интересные в общении, воспитанные, но почему-то очень одинокие. Им никогда и в голову не придет напроситься в веселую компанию для игры во что — либо, просто потому, что они сторонятся таких многолюдных компаний, глупого пустого шума и бесцельных телодвижений. Кроме всего этого, у Ларика была с детства ещё одна странная особенность. Он с ума сходил от страха перед возможной болью. Конечно, все люди в той или иной степени боятся риска пораниться, получить травму или быть, например, вовлеченными в драку. Но у Ларика это в детстве приобретало масштабы просто катастрофические. Он устраивал истерику вплоть до обмороков при любой попытке притащить его на активные массовые мероприятия, под страхом смерти отказывался участвовать в школьных спортивных соревнованиях, впадал в ступор в многолюдных местах. Любые попытки уговорить его не приносили никаких результатов. Со временем Ларику удалось хотя бы внешне не выглядеть идиотом, он научился прятать страх под маской равнодушия к происходящему.
А потом ему и действительно стало все равно, в большей степени, что происходит вокруг него. Что касается Яськи, то она всегда была настолько неуклюжей, что любое её участие в активном действе обрекало это самое действие на провал.
В этом плане Ларик и Яська нашли друг друга. Одинокая девочка с нетерпением ждала каникул, чтобы увидеть своего летнего друга. Её мама даже некоторое время боялась, что это друг «воображаемый», что в научных статьях по психологии расшифровывалось, как то, что ребенок чувствует себя одиноким. Психологии Яськина мама предавалась с такой же страстью, как некогда восточным танцам, из-закоторых Яська и получила свое странное имя. Но Аида, мамина подруга, к которой каждое лето отправляли девочку, рассмеялась в телефонную трубку на мамины тревоги. И заверила, что Ларик совершенно реальный, хотя и блондин до прозрачности.
Ларик в свою очередь слякотными южными зимами вычеркивал дни в календаре, который он так и называл «Яськиным». И одна, и другой до дрожи в коленках с детства любили страшные сказки, разговоры о привидениях, загадочных карликах и ужасные песенки типа «Только ночь наступает на кладбище».
Каким-то непостижимым образом в их тесный детский дуэт втиснулся Гера. Тогда он был розовощеким, круглым и неповоротливым. Трудно было даже представить, что когда-нибудь из этого пухлого увальня вырастет такой крепкий дылда с глубоким мужским баритоном и блестящими накаченными плечами. Тем не менее, их дружба продолжалась уже много-много лет с тех пор, как они играли в «найди покойника» с дохлой вороной в глубине сада заботливо ухоженного Лариковой мамой.
Сейчас они втроем почти каждый вечер устраивались на веранде все того же дома, но уже в той отдельной части, что Ларик отгородил для своего любимого салона. Яська, Ларик и Гера. Летняя такая компания. Беседы вели, расположившись на плетеных креслах, или шезлонгах, Яська же любила сидеть на широких, деревянных, нагретых солнцем перилах, окружающих веранду. Иногда они выпивали немного виноградного самодельного вина, которое больше напоминало чуть забродивший сок по сладости и практическому отсутствию алкогольного привкуса. Вино Ларик делал сам, по собственной технологии, а изабелла обвивала навес над их головами, вызревая и незаметно наливаясь соком. В сентябре ягоды винограда можно было срывать и бросать в рот, не сходя с места. Но до сентября было ещё далеко, а кроме этого, Яська никогда не была тут осенью. Как только заканчивались каникулы, она садилась в августовский поезд и возвращалась домой. Так что срывали виноградные спелые кисти Ларик с Герой уже в суровой мужской компании без всякого её присутствия.
Только сейчас был ещё абсолютно летний вечер, из тех прекрасных вечеров, когда лето уже началось, но ещё не начало выцветать, перевалившись за середину. К их компании сегодня примкнул также Тумба — мохнатый, нечесаный, но очень добродушный пес неопределенной ласковой породы. Пес давным-давно жил на этой улице и был общим любимцем. Он был независимый, в том смысле, что ничейный. Хотя периодически на зиму его приглашали то в один, то в другой дом на постоянное место жительства, но Тумба был умным. Он наверняка понимал, что доля любви, ласки и еды многократно возрастает, если тебя своим членом семьи считает целая улица. Конечно, философия эта чревата тем, что у семи нянек дитя без глазу, но псу ни разу не приходилось переживать тяжелые, несправедливые времена. Может, он от рождения был счастливчиком, а может.… Впрочем, скорее всего именно это первое и самое верное обстоятельство определяло характер его вольной, а вместе с тем сытой жизни. Потому что иного объяснения просто не существует.
Тумба придавал традиционному собранию определенный уютный настрой. Он валялся под прочной тенью изабеллы, щурил заросшие глаза на прощающееся солнце и лишь иногда предупреждающе ворчал, когда кто-нибудь нарушал чрезмерными эмоциями это спокойное и справедливое течение времени. Яське же впереди грезилось ещё много — много таких посиделок, и это было особенно приятно, потому что этим летом Ларик был особенно странным. Девушка это сразу поняла, ещё на перроне небольшого южного полустанка, где он по традиции её встречал несколько дней назад. Он был особенно взлохмачен, встревожен и молчалив. Яська его знала достаточно хорошо, чтобы сквозь внешнюю невозмутимость тут же определить: у Ларика очень даже не спокойно на душе.
Докладывая друзьям с чувством о том, что случилось с ней сегодня утром, она, в первую очередь, ожидала, как отреагирует Ларик на такую странную смерть.
— И судмедэксперт сказала, что он в буквальном смысле слова захлебнулся в стакане воды.
Яська важно закончила фразу и посмотрела на друзей немного снисходительно. Словно утреннее прикосновение к смерти давало ей такое право.
— А с чего эксперту тебе докладывать о том, что случилось? — недоверчиво и даже немного разочарованно спросил Гера.
— Не знаю. — Пожала плечами девушка. — Все-таки я последний человек, который видел его живым. Ну, или почти живым. Вернее, совсем умирающим, — грустно поправила она себя.
— Скорее всего, она входила к тебе в доверие, — наконец-то подал голос Ларик. — Чтобы ты расчувствовалась и выложила все, как на духу.
— Что я ещё могла ей выложить?! — Яська выкатила глаза.
— Например, что это ты держала одной рукой за глотку этого перца, а другой лила ему в горло воду.
— Ты чего? Зачем мне это?
— Из ревности, — авторитетно заявил Ларик.
Тумба приподнял голову и рыкнул на такое нелепое предположение.
— Я его видела первый и теперь уже точно последний раз в жизни, — девушка тоже растерялась сначала настолько, что даже не поняла сразу, что мастер просто подшучивает над ней. Несколько жестоко и цинично, но нужно знать Ларика. За зиму она отвыкала от его своеобразного чувства юмора, и сейчас осознание, что он юморит, пришло не сразу.
— Вы, Илларион, опять шутить изволите? — посмотрела Яська с прищуром, который не обещал шутнику ничего хорошего. — А вы в курсе, что ваше чувство юмора ниже всякого плинтуса?
— Просто предполагаю, — пошел он на попятную. И сказал уже серьезно. — Случай, конечно, странный. Я не представляю себе вообще, как можно умереть от глотка воды. Ну, подавиться там, прокашляться и все.
— Я сегодня вообще ничего не могу ни пить, ни есть, — пожаловалась Яська. — Пить хочу целый день, но как подумаю о том, что видела, горло сжимается.
Она даже немного захрипела под конец фразы.
— Немудрено, — сказал Герман, в задумчивости вытащил пончик из корзинки, которую он таскал с собой, предлагая «бздыхам» — отдыхающим выпечку на пляже. Так сказать, не отходя от загорательного места. Пара тройка оставшихся после трудового дня пончиков ещё болталась у него в корзине. Яська сглотнула слюну: пончики, хоть и испеченные с утра, даже к концу жаркого дня не потеряли товарный вид. Василий Степанович был мастер своего дела и знатный кулинар. Только она собралась протянуть руку к зажигательно жующему Гере за пончиком, как горло опять сжала судорога.
— Теперь я умру, как Тантал, от голода и жажды, — печально произнесла Яська. — Окруженная пончиками и лимонадом.
Она кивнула на запотевший прозрачный кувшин с лимонадом, который Ларик только что достал из холодильника.
— Скоро пройдет, — ободряюще кивнул Гера, и сладкая нежная пудра с пончика полетела в сторону Яськи. Она недовольно и демонстративно отряхнулась, продавец пончиков же ничего не заметил, и продолжал, обращаясь уже к другу. — Этот дядька, который теперь покойник, он же не из наших был?
Надкусанный пончик с сожалением полетел в сторону дергающегося носа Тумбы. Пес не просил, но явно намекал. Схватил он его прямо в полуполете. Гера никогда не мог отказать псу.
— Насколько я понял, — сказал он, отряхивая жирные пальцы, — его в санаторий пригласил кто-то из начальства поработать на лето.
— Ольга в декрет ушла, — дополнил Ларик,
— Диетолог наш прежний. Она в нашей школе старше меня на три класса училась, — зачем-то поделился совершенно ненужной информацией он.
— И что?
— Она мне клиентов раньше подгоняла.
— Диетолог?
— Ну да. Девчонки у неё на приеме разоткровенничаются, подружками станут, о красоте разговоры зайдут. Она им раз: тату, конечно, это на любителя, но, если очень уж невмочь, у меня есть специалист надежный. И мои координаты им давала. Только мне её клиентки не очень нравились. Они не входили, честно говоря, в число моих любимых клиентов.
— Почему? — удивился Гера.
— Девушки на диете капризны и непредсказуемы.
— Вот это да! — Яська пришла в полный восторг, — если уж не девушки на диете, то кто тогда твои любимые клиенты?
— Конечно же, десантура!
Друзья вытаращили на татуировщика глаза.
— Парашютики и летучие мышки? — засмеялся Гера. Тумба приподнял лохматую голову и пару раз буркнул что-то простуженным басом.
— Ага, — Ларик зажмурил свои белесые глаза и не то, чтобы расхохотался, но стал утробно ухать. — Те, что через несколько лет превращаются в расползшихся медуз. Они автоматически попадают в ковровые.
— В какие? — не поняла Яська. Гере, который общался с Лариком постоянно, очевидно, пояснений специфической терминологии не требовалось, Ясмине многое из того, о чем говорил Ларик, когда дело касалось его любимых татуировок, было совершенно незнакомо.
— CoverUP. С английского «прятать». — Пояснил без всякого раздражения Ларик. Он вообще отличался терпеливостью в объяснениях, а когда дело касалось того, что объяснять нужно что-то Яське, так вообще был сама любезность. Трепетно к ней относился. Наверное, потому что она была единственным его другом женского рода.
— Перекрытие старого рисунка новым. Некоторые мастера настаивают на том, что нужно перекрывать полностью новым рисунком и дерут цену в два раза выше. Я же просто стараюсь облагородить это расползшееся пятно. Странно и необъяснимо, но такие переделки доставляют мне особое удовольствие.
— Бррр, — выразила свое отношение Яська. — Вот что ненавижу больше всего на свете — так это переделывать что-либо.
— Наверное, — задумался Ларик, — это своеобразное ощущение доминирования. Выражаясь языком альфа-самца, такая позиция, когда ты сверху. Ну, или наверху ситуации.
Добавил галантно, обращаясь уже конкретно к Яське. Она все равно смотрела на него широко открытыми глазами, оставаясь в образе святой невинности. Ларик вздохнул и расширил пояснение:
— Кто-то оказался плох, ты приходишь на место лузера и показываешь класс. В сравнении с жопоруким неудачником, ты выглядишь гением. На самом деле, подняться на унижении кого-то гораздо легче, чем создавая что-то новое.
— Почему? — продолжала недоумевать Яська. Ей нравилось раскручивать Ларика на практически интимные откровения. Каждая его фраза содержала что-то новое и неожиданное. Возникала ниточка, на которую они все вместе цепляли баранки мыслей, получались такие вот игры разума. Ларик, как мастер, шел впереди, раскручивая клубок, а Яська и Гера тянулись за ним, хватаясь за эту нить.
— Потому что про новое сложно сразу сказать плохо это или хорошо. Нет аналогов. А людям всегда нужны аналоги. Это дает гарантию, что не будешь выглядеть дураком. Мало кому нравится сознавать, что он ошибся в своих суждениях.
— Ладно, доминирующий альфа-самец, — засмеялась Яська, а вслед за ней безудержно расхохотались парни. Ларик совершенно не подходил под это определение. — Пусть будет так.
— Кстати, — лицо Ларика приобрело то выражение, которое друзья не очень любили, потому что знали — сейчас мастер тату сядет на своего любимого конька, и вечер сразу станет очень длинным. — Честер Ли, дизайнер из Сингапура просто закрашивает весь участок тела с ненужной татуировкой черными чернилами. Это называется «blackout», что буквально означает «затемнение».
— И что? — спросила Яська.
— Ничего. Просто часть тела клиента выглядит просто как закрашенная черной краской после процедуры.
— А смысл? — Яська не могла представить, что кому — то может понравиться ходить с черным пятном на руке. Или на ноге. Или с плечами, олицетворяющими Черный квадрат Малевича.
Ларик пожал плечами.
— Да ничего. Многим нравится.
— У него вообще какая — то своя жизнь и свои названия для всего существующего, — вмешался Гера аким голосом, словно собирался наябедничать. — Например, знаешь ли ты, Яська, что такое травматики?
— Пистолеты? — догадалась девушка, тем не менее, чувствуя подвох. — Травматическое оружие? Вы вообще, о чем?
— Не — е — т, — покачал головой Ларик. — Это люди, делающие татуировку на ожогах, шрамах или рубцах.
Яська только успела подумать, что её друг живет, действительно, в своем мире, где даже значения слов приобретают совершенно иной смысл. И ещё в развитие темы у неё в голове быстро пронеслось, что у каждого человека есть свой обрывок мира, в котором общие определения принимают интимную окраску, понятную только этому конкретному человеку. Это была интересная идея. Её стоило додумать немного позже. А потом поделиться этой мыслью с мальчишками.
— Яська, — вдруг резко повернулся к ней Ларик. — А давай мы тебе наколем что-нибудь символическое?
— Ты же мне колол уже, — девушка вытянула худую длинную ногу. На щиколотке, чуть выше стоптанной бежевой балетки сорок второго размера била крыльями крошечная цветная бабочка.
— Тю, — свистнул Гера, — это ж разве татуировка? Её у тебя совсем не видно.
— Идите вы, — Яська поджала к себе татуированную ногу. — Я, может, в манекенщицы пойду. И куда я тогда ваши тату дену?
— А что, есть предложения? — недоверчиво спросил Гера.
Девушка молча, но гордо кивнула.
— Ты из-за этого из института ушла? — Ларик посмотрел на неё внимательно.
— С этим сложно, — Яська бросила вуз два года назад, но всем говорила, что взяла академический отпуск.
— У тебя на подиуме не получится, — авторитетно заявил Гера, сам того не подозревая, свернув с неудобной темы.
— Это почему же?
— Ты неуклюжая. И вся…. Квадратная такая. Модели, они же неземные, у них в глазах — тайна, а в движениях — томность.
Гера соскочил с плетеного шезлонга и прошел по веранде, виляя бедрами. Получилось смешно, и они опять все вместе расхохотались. Яська от смеха чуть не упала с перил, Ларик вытирал слезы, навернувшиеся на глаза, в общей веселой суматохе они не заметили, что у утопающей в тени деревьев калитки появился новый персонаж. Когда невысокая пухлая девушка с ярко накрашенным ртом появилась на веранде, друзья с недоумением воззрились на неё, словно увидели привидение. Больше всех однако была поражена Яська.
— Алина?! — девушка могла представить в доме у Ларика кого угодно, но только не судмедэксперта. — Как вы тут?
На самом деле, от появления Алины она не ожидала ничего хорошего. Да и кто бы ожидал счастливых перемен в виде неожиданного наследства или выигрыша кругосветной турпутевки от появления столь официального и неоднозначного лица?
— Я к вам на веселье пришла, — нисколько не смутившись, подмигнула компании Алина. В её фразе явно слышались нотки мамы из «Простоквашино». — На заразительный детский смех.
— Чем обязаны? — галантно спросил Ларик и повернулся к Яське. — Это твоя подруга?
— Не дай ей Бог, — засмеялась Алина. — Я к вам прямо из морга.
— Это эксперт, — торопливо пояснила Яська, увидев, как вытягиваются лица у друзей. — Та, из санатория.
— Да, это я, — все так же жизнерадостно заявила та.
Ларик сменил озадаченное выражение лица на задумчивое.
— Да, для пришелицы из морга вы слишком жизнерадостны. И полны сил.
Добавил он, оглядев приятные округлости эксперта. Алина не обиделась, а даже как — то наоборот обрадовалась ещё больше. Хотя, по мнению Яськи, веселиться Алине дальше уже было некуда. Внезапно девушка — эксперт убрала улыбку с лица, и стала серьезной. Словно схлопнула одним взмахом ресниц доброжелательность и открытость. Яська в очередной раз поразилась, неожиданной быстроте, с которой Алина меняла как выражение лица, так и внутреннее состояние.
— Кто из вас Илларион? — практически строго спросила она, в упор глядя на двух юношей.
Ларик поднял с видом сдающегося две руки сразу.
— Я к вам, как к эксперту, коллега, — обратилась сразу Алина к нему. — По рекомендации.
Ларик приосанился.
— Чем могу? — выглядел он довольно глупо и сразу как — то раздуто, показалось Яське. — Татуировочку хотите?
— Может, позже? Когда — нибудь, — пообещала Алина, но всем сразу стало понятно, что никогда она этого делать не будет. — Пока у меня просто вопрос. У вас в процессе работы были случаи шока у пациентов? Какая — нибудь необычная реакция на краску?
Ларик задумался:
— Шок? Нет, я никогда я таким не сталкивался. По крайней мере, мне ничего об этом неизвестно. Хотя основная масса моих клиентов — люди, которые тут на отдыхе. Они в конце сезона разъезжаются по домам, и я их больше не вижу. Некоторые, правда, приходят через год — два, подновить рисунок. Аллергия, кстати, да, бывает. Чаще всего на красные и желтые цвета, но это тоже очень — очень редко. Один раз я видел сильную аллергию у одного чувака от синего «старбрайта». Одно плечо у него раздуло до размеров бицепсов Шварцнеггера, это был просто ужас. Но он не у меня кололся.
— А у кого? — быстро спросила Алина, бросив быстрый взгляд на мобильник, где традиционно горела лампочка «рек», обозначая, что разговор записывается. Когда она успела включить диктофон, никто, конечно, не заметил.
— Самопально где — то, я не знаю.
Ларик поймал вопросительный взгляд честной Яськи и сказал:
— Правда, не знаю. Он просто зашел ко мне спросить, что с этим делать. Я же не врач, отправил его в больницу, и никогда больше не видел. На самом деле, проблема возникает не из-засамих цветных чернил, а при смешивании цветов. Кто — то смешивает самостоятельно сухой пигмент и растворитель, я предпочитаю брать густую краску и разводить её. Но все профессиональные краски гипоалергенны. Аллергическая реакция — это особенности организма. Есть такие женщины, которые реагируют шоком даже при покраске волос.
— Да, — задумчиво сказала Алина. — Есть такие…. Ну, ладно. Извините за позднее вторжение.
— А вы ещё на работе? В такое время? — вдруг начал суетиться Гера. Как — то сразу стало понятно, он не хочет, чтобы Алина вот так внезапно уходила.
Девушка с удивлением посмотрела на него.
— А у вас разве есть граница, за которой заканчивается работа и начинается другое время?
Продавец пончиков сконфузился и второпях произнес:
— А давайте я вас провожу? Поздно уже.
Он суетливо подскочил к Алине в полной готовности сопровождать её хоть на Марс. Яська хмыкнула, и опустила голову, чтобы уходящие не заметили её сарказма. Взгляд её упал на кресло, которое, вскакивая, отодвинул Гера. Под креслом обнаружилась небольшая сумочка-косметичка в бело-красную клетку. Даже издалека было видно, что «конверт» фирменный и недешевый. Шла от него такая вот аура роскоши. Яська спрыгнула с перил и подошла ближе. Взяла находку в руки. Дорогая сумочка в её руках сама собой открылась и обнаружила потертую на внутренних швах подкладку, чем выдала трудные времена своей хозяйки.
Алина, сопровождаемая внезапно приобретенным поклонником, уже открыла калитку, собираясь раствориться в уже быстро наступающих южных сумерках, Яська рванула за ней, прижимая к себе находку и перепрыгивая через ступени веранды.
— Алина, вы забыли сумочку!
Эксперт удивленно посмотрела на искусственно потрепанный джинсовый конверт, висевший у неё на плече, и пожала плечами:
— Это не моя.
— Это, наверное, дамочка одна, блондинистая такая, забыла, — вспоминая, произнес Ларик.
— Какая дамочка? — обернулась Алина, словно гончая, сделавшая стойку на показавшуюся добычу.
— Странная такая, — пожал плечами Ларик. — Впрочем, у меня клиентов без тараканов в голове почему-то не бывает. Вы же понимаете, что солидные домохозяйки и благопорядочные отцы семейств ко мне не заглядывают? Она вытащила из этой сумочки рисунок татуировки, а потом, наверное, забыла положить её в большую сумку. Ну, как у вас, женщин, принято: маленькая сумочка в средней сумочке, а та, в свою очередь, еще в одной сумочке, а та….
— Я зайду ещё, можно? — прищурилась Алина, словно не спрашивая, а утверждая. Прерывая таким образом очень уж смахивающую на издевательство Лириковую сказку про белого бычка.
Ларик согласно кивнул. Он и Яська, все ещё прижимающая к себе сумочку, проводили эксперта настороженными взглядами.
— Почему не сказал, что это ты делал врачу татуировку? — Яська внимательно посмотрела на Ларика, когда Алина скрылась из поля зрения. — Ведь это твоя работа, верно?
— А что это теперь изменит? — как-то очень глубоко и печально ответил друг вопросом на вопрос.
Продавец пончиков сконфузился и второпях произнес:
— А давайте я вас провожу? Поздно уже.
Он суетливо подскочил к Алине в полной готовности сопровождать её хоть на Марс. Яська хмыкнула, и опустила голову, чтобы уходящие не заметили её сарказма. Взгляд её упал на кресло, которое, вскакивая, отодвинул Гера. Под креслом обнаружилась небольшая сумочка-косметичка в бело-красную клетку. Даже издалека было видно, что «конверт» фирменный и недешевый. Шла от него такая вот аура роскоши. Яська спрыгнула с перил и подошла ближе. Взяла находку в руки. Дорогая сумочка в её руках сама собой открылась и обнаружила потертую на внутренних швах подкладку, чем выдала трудные времена своей хозяйки.
Алина, сопровождаемая внезапно приобретенным поклонником, уже открыла калитку, собираясь раствориться в уже быстро наступающих южных сумерках, Яська рванула за ней, прижимая к себе находку и перепрыгивая через ступени веранды.
— Алина, вы забыли сумочку!
Эксперт удивленно посмотрела на искусственно потрепанный джинсовый конверт, висевший у неё на плече, и пожала плечами:
— Это не моя.
— Это, наверное, дамочка одна, блондинистая такая, забыла, — вспоминая, произнес Ларик.
— Какая дамочка? — обернулась Алина, словно гончая, сделавшая стойку на показавшуюся добычу.
— Странная такая, — пожал плечами Ларик. — Впрочем, у меня клиентов без тараканов в голове почему-то не бывает. Вы же понимаете, что солидные домохозяйки и благопорядочные отцы семейств ко мне не заглядывают? Она вытащила из этой сумочки рисунок татуировки, а потом, наверное, забыла положить её в большую сумку. Ну, как у вас, женщин, принято: маленькая сумочка в средней сумочке, а та, в свою очередь, еще в одной сумочке, а та….
— Я зайду ещё, можно? — прищурилась Алина, словно не спрашивая, а утверждая. Прерывая таким образом очень уж смахивающую на издевательство Лириковую сказку про белого бычка.
Ларик согласно кивнул. Он и Яська, все ещё прижимающая к себе сумочку, проводили эксперта настороженными взглядами.
— Почему не сказал, что это ты делал врачу татуировку? — Яська внимательно посмотрела на Ларика, когда Алина скрылась из поля зрения. — Ведь это твоя работа, верно?
— А что это теперь изменит? — как-то очень глубоко и печально ответил друг вопросом на вопрос.