CoverUP

Глава одиннадцатая. В банке со скорпионами

«Тумба, юмба, тыц-дыц», — надрывалось радио в машине, это была самая энергичная волна, которую Даня всегда держал в быстрых настройках. Шумная, веселая, с обезбашенными диджеями и с такой же сумасшедшей музыкой. В данный момент, когда Даня застрял в пробке, и, судя по всему, не скоро из неё выберется, она была не очень в ритм еле ползущей кавалькады авто, но его это не смущало. «Тыц-дыц» было созвучно его внутреннему настрою, а это, пожалуй, было главнее каких-то досадных внешних обстоятельств.

Даня досадливо поморщился, глядя в черный зад уже достаточно надоевшего ему BMW, который так же, как и он уныло плелся в общем потоке, еле сдерживая все свои мощные лошадиные силы. Черный внедорожник, застивший ему белый свет, конечно, был ни в чем не виноват, и Даня понимал это, но все равно ненавидел в этот момент задницу «немца». Неожиданно в горле как-то странно зажгло, и он закашлялся, словно подавился воздухом. Прокашлявшись, Даня ругнулся на пробку, спертый летний воздух, нависший над шоссе с кучей газующих автомобилей. Не мудрено, что он задыхается в этой клоаке.

«Тыц-быц». Он хлопнул с досадой правой рукой по мягкой оплетке руля. Череда мелких невезений в этот месяц просто зашкаливала. Начиная с того момента, когда ему предложили подработать в санатории курортного города, и обломили. Надо было насторожиться ещё в тот момент, когда потенциальный работодатель прислал ему билет на поезд, а не на самолет. Но оплату пообещал достойную, поэтому затейник не заподозрил его в скупердяйстве. Мало ли, какие там траблы в бухгалтерии? Главное, подписать нормальный договор.

Даня взял отпуск, как последний дурак, сел в этот еле тянущийся поезд, и прибыл на место. Там оказалась какая-то накладка, на место организатора массовых мероприятий набралось несколько претендентов, и Даня, искупавшись два раза в море и набив ещё одну татуировку, отправился обратно домой. Что делать с уже взятым отпуском он представления не имел. Этим летом Даня вовсе не планировал отдыхать, он как раз хотел подработать, и это приглашение было очень кстати. Два месяца на всем готовом, у моря, плюс неплохая оплата….

— Черт! — Даня опять в бессилии перед неумолимой судьбой стукнул по рулю. — Черт, черт….

Самое обидное было в том, что город буквально за трое суток, когда Даня отсутствовал, просто опустел. Все хорошо и не очень хорошо знакомые приятели испарились по каким-то неизвестным весям. Ощущение выпавшего из ритма жизни лузера сжало виски. Даня терпеть не мог это состояние. Он всегда старался быть в самой сердцевине праздника жизни, поэтому, несмотря на издевки школьных приятелей, и поступил на факультет «массовых мероприятий». Пусть себе изгаляются, кто как может, а Даня с тех пор, как принял это судьбоносное для себя решение, с удовольствием кружился в бесконечном хороводе праздников. А так как он сам их и создавал, это было вполне справедливо. И самое главное — вокруг него всегда были люди, много людей, толпы. Нарядно одетые, вкусно пахнущие, со счастливыми, пусть и не всегда трезвыми глазами.

Он вышел из своей Хонды, огляделся вокруг. Слева и справа, впереди и сзади, сколько хватало глазу, разливалось разноцветное море авто. Где-то совсем далеко, еле заметной редкой гребенкой виднелся редкий лес. Пусть вялый и хилый, но он манил относительной прохладой. Там, под чахлыми деревьями подразумевалась спасительная тень. Но добраться до него было нереально. Хорошо бы, конечно, бросить все, рвануть через железные коробки к источникам, на природу, но Даня даже в самом фантастическом угаре понимал, что не сможет бросить верного друга.

Он ласково потрепал рукой свой автомобиль. Кто-то говорит, что Джаз — женская машина, но Даня не парился на этот счет. Ему удобно и не тесно в Джазике. И приятно, что у авто такое музыкальное имя. Веселое, звонкое и праздничное. Все, как Даня любит.

Когда он по каким-либо причинам оказывался лишен этих моментов и оставался в одиночестве, Даня впадал в странное паническое состояние. Он никогда никому не признавался, но когда никого нет рядом, волнами учащается сердцебиение, он начинает задыхаться, а руки и ноги мерзко и мелко дрожат. Это у него с самого раннего детства, как только он себя помнит. Когда в вагоне случайная компания для того, чтобы скоротать время, заговорила о фобиях, Даня сразу внимательно вник в предмет разговора. Он знал про свою фобию, но не от кого-то извне, не от мудреного психолога, а вывел своим опытным путем. Он боялся одиночества.

Даня понимал, что остаться без поддержки близких людей боятся все, но у него это ощущение вызывало просто панический ужас. Поэтому он практически никогда не оставался один. Женился очень рано, на первом курсе, ему тогда совсем недавно только семнадцать лет исполнилось. В общаге, кстати, было классно и весело, и уж там-то он никогда не оставался один. Впервые в жизни он как раз там и ощутил смутное призрачное желание ненадолго побыть в одиночестве. Слишком уж много было людей круглые сутки вокруг него. И девушки у веселого общительного Дани не переводились, но в один прекрасный момент пришлось оставить прекрасные забавы, потому что большеглазая дева, смущаясь для вида, а на самом деле нагло, сообщила, что ему-таки придется жениться. «По залету», так это называется, добавила она.

Но Даня, кстати, был совсем не против. Женились быстро, расстались так же быстро, не сильно беспокоясь друг о друге и о маленькой дочке. Где-то она жила сейчас у бабушки, матери бывшей жены. Даня отправлял деньги. Несколько раз пытался навестить дочь, но все как-то не получалось, и он отложил общение на потом. Когда она повзрослеет и сможет сама навещать его. При всей своей общительности визиты к бывшей теще Даня переварить так и не смог. Так и разошлись жизненные пути абсолютно, а больше у Дани как-то семья не получалась. Хотя он где-то в глубине души очень этого хотел. Одиночество было непереносимо для парня, хотя он это тщательно скрывал даже от самого себя. В редкие минуты прозрения он казался себе айсбергом. За внешней веселостью, умением находить друзей в любой ситуации и легкомысленным балагурством скрывалась жуткая, вытягивающая душу тоска. И самое печальное, что тоска эта, как понимал Даня с возрастом все отчетливее, не могла утолиться ничем. Может, и нужен-то был ему всего один-единственный человек, который смог бы раз и навсегда избавить его от изматывающего душу патологического ощущения одиночества, но существует ли вообще этот человек во Вселенной? Он уже очень сомневался. Тоска, кстати, терзала не только душу, но и тело.

В юности Даня мучился нейродермитами, которые никак не проходили, несмотря на многочисленные консультации. Он тянулся к сверстникам, неистово завоевывая роль если не лидера, то незаменимого шута-балагура, который всех веселит, и это было особенно трудно — быть настолько занимательным, чтобы жестокие дети не замечали красных язвочек, покрывавших его тело.

И у него получалось. По крайней мере, изгоем — ситуации, которую Даня не смог бы перенести никоим образом — не был.

Как-то раз пожилая дерматолог, с сочувствием разглядывая испещренного рваными бляшками расчесов Даника, посоветовала проконсультироваться с психиатром. Она сказала, что лечить нужно не следствие, а причину, а причина, очевидно, кроется гораздо глубже, чем может показаться.

— Были ли у ребенка какие-нибудь душевные травмы, испуг?

Мама как-то странно вскинулась, разозлилась, закричала на доктора:

— Он совершенно нормальный, психически здоровый ребенок! Что вы такое говорите? Будто он какой-то сумасшедший.

Врач головой покачала и посмотрела на неё проницательно:

— Думаю, что права я.

Но мама схватила Даньку поволокла и к другому специалисту, который не намекал о душевном здоровье, а выписал просто очередные мази и микстуры.

С возрастом кожные болячки прошли, иногда напоминали только о себе неистовым зудом, но Даня научился справляться и с ним. Только дискомфорт душевный, постоянное внутреннее волнение и скука, чувство при тоски необходимости выполнять некие в действия одиночестве никуда не так с течением исчезли времени. Вот и сейчас ему нужно срочно было с кем-нибудь поговорить, потому что такая знакомая ему тревога, уже росла из солнечного сплетения, грозясь перейти в панику. Больше всего на свете Даня ненавидел случающиеся эти с ним редко, но обессиливающие панические атаки. Когда вдруг сердце начинает неистово бухать, заполняя всю грудную клетку, словно гигантский насос, оно разрастается насколько, что, кроме его неистовых ударов, Даня перестает ощущать все вокруг. А когда уже сердце, кажется, вот-вот пробьет грудную клетку, и, ломая с диким хрустом ребра, выскочит наружу, наступает непреодолимое желание бежать, куда глаза глядят, только избавиться бы от этого состояния.

Даня уже было достал мобильный телефон, когда краем глаза зацепил, что в металлическом Форде, тоскующим по соседству, поползла вниз полоска окна. Мужик в раздражающе отпускной рубахе с пальмами (у Дани тоже такая была, но он принципиально не носил в городе, даже в самую знойную жару), перехватил его взгляд и сплюнул через окно на, казалось, уже дымящееся шоссе.

— Сколько нам тут еще? — он задал риторический вопрос в равнодушное пространство, и, очевидно, хотел добавить что-то неприличное, но передумал. Наверное, почувствовал, что повышать градус накала эмоций не стоит.

Даня неопределенно пожал плечами и улыбнулся:

— Сколько ни стой, не заплатят за простой, — он профессионально «почувствовал аудиторию», и заготовленные фразы на все жизни случаи, сами собой пулеметной выскакивали очередью из него. Включался затейник моментально. — Лучше в пробке действа нет, чем талантливый минет.

Мужик захохотал, поглядывая на Даню с благодарностью за эту секунду веселья.

— Да где ж его взять-то? — сквозь смех спросил он товарища по несчастью.

— Да уж, с услугами здесь туго, — подмигнул Даня, — обеспечение досуга на этом сафари не на высоте. Все свое нужно возить с собой.

Он вышел из машины, ноги затекли и плохо слушались. Ещё с утра тяжелая голова, несмотря на предварительно проглоченную таблетку обезболивающего, как-то непонятно ныла, тянула вниз, перед время глазами от времени все плыть начинало.

— И даже просто воды купить невозможно, — словно пожаловался ему владелец Форда.

На Даню опять накатило странное обессиливающее удушье. Он схватился за свою машину одной рукой, вытер второй резко выступивший пот со лба. Любимый Джазик обдал жаром, обжег накаленным на солнце металлом, но помог сохранить равновесие. Поплывший было мир тут же вернулся на свое место. «Это от жары, — подумал Даня, — ещё несколько в этой часов пробке, меня и можно будет выносить вперед ногами». Мужик продолжал смотреть на выжидающе него, словно требуя долю веселья.

— Маркитанский обоз затерялся в пути, — он на минуту утратил связь с аудиторией, выскочившая заготовка явно была не из этой программы. Мужик с недоумением уставился на него.

— Отгремели песни нашего полка…

— Чего?

— Маркитанка юная убита, — все так же рассеянно подтвердил Даня.

Он наконец-то заметил непонимающий взгляд Форда.

— Губит людей не пиво, людей губит вода, — поправился Даня, привычно выдавая то, чего от него ждут.

Мужик опять с готовностью захохотал.

— Да ты весельчак! На дачу едешь? — кивнул он в сторону пригорода, по направлению, куда стремились все, плотно прижатые друг к другу автомобили.

Даня собирался было ответить что-то необязательное и глупое, но у мужика зазвонил мобильный, и тот тут же углубился в какие-то громкие расчеты и распоряжения.

Даня вернулся на место. Что-то он очень хотел, но забыл сделать. Парень усиленно подумал, затем взгляд его сам собой упал на руки. В том числе на новенькую, ещё воспаленную татуировку. Небольшой, аккуратный притаился скорпион чуть выше локтя. Он словно прятался за одной из змеек, к которым Даня уже привык.

«Ну, конечно», — он собрался даже классически хлопнуть себя по лбу, но передумал. «Конечно же».

Набрал номер телефона. Дашка, греющая свои не хилые бока где-то на просторах Египта, откликнулась сразу. И Хоть проворчала:

— Имей совесть, у меня роуминг.

— Даш, меня интересует все, что ты знаешь о символе скорпиона.

— Блин! — крикнула распаленная горячими лучами солнца Дашка. На самом деле, она, конечно, выкрикнула кое-что менее приличное, но Даня услышал так, как ему бы хотелось. — Сейчас? Срочно?

— Да, — сказал он. — И побыстрее, подруга. У тебя роуминг.

На самом деле, в их конторе такие странные звонки и загадочные вопросы были в порядке вещей. Клиенту может понадобиться все, что угодно. Поэтому Дашка, ходячая энциклопедия знаний всех символов, легенд мифов и, ничего не стала выяснять, а быстро затараторила. Даня не переспрашивал, потом на записи ещё прослушает.

— Скорпион сегодня объединяет в себе много разнообразных символик. Среди африканских племен отношение к скорпиону было двухсторонним. Его считали символом мести вестником и смерти, но при ценили этом воплощавшиеся в нем справедливость стойкость и. Ему поклонялись воины. Скорпион считался судьей, который может убить или исцелить одновременно, но исцеление нужно заслужить. Для индейцев Северной Америки скорпион был воплощением богини-матери, которая повелевала душами умерших людей и назначала им наказания за совершенные при жизни поступки. В древнем Египте скорпион был знаком богини Селкет — покровительницы умерших душ. Его часто изображали при входе в гробницы как священный, оберегающий талисман. Если о говорить скорпионе, как о знаке зодиака….

— Дальше, — перебил Даня. — Это я знаю. Татуировки давай.

Дашка после секундной паузы, словно проматывая ненужные файлы, пошла дальше:

— Нередко скорпион является символом двойственности: он кажется маленьким, безвредным и скромным, и в то же время обладает смертельным оружием, которое навевает страх смотрящим на него. Такую тату часто делают люди, желающие подчеркнуть свою внутреннюю духовную силу. Довольно необычно значение татуировки на зоне. Для уголовников он был символом одиночества и предательства. Его, как правило, изображали заключенные, которые долгие годы изводились в одиночных камерах.

— Спасибочки. — Сказал Даня, и Дашка тут же отключилась.

Из окна Форда рассерженный мужик, увидев, что Даня прекратил разговор, красноречиво помахал своим телефоном.

— Слушай, друг, у меня сдох мобильный, — мужик все-таки выругался — длинно и со вкусом, словно долго выплюнул сдерживаемые в эмоции бесконечный машин поток. — Не одолжишь на минуту? Важный разговор прервался.

И он из окна продемонстрировал Дане свой телефон, будто парень мог таким образом удостовериться в том, что мобильный действительно сдох. Даня нехотя, но протянул ему свой.

— Только недолго, ладно? Я тоже жду звонка.

Мужик благодарно кивнул. Даня на самом деле не ждал никакого звонка, просто ему страшно было оставаться без связи даже ненадолго. Неприятное состояние нездоровья не проходило, он и хватался телефон за как за единственное спасение — почувствовать себя нужным кому-то, утопить в панику разговоре, стереть зеленые пятна, плывущие перед глазами веселым балагурством ощущением и другого дыхания у твоего уха. Позвонить и говорить, говорить, говорить. Неважно о чем, нести всякую чепуху, выслушивать чужие глупости, только не бы нависшая тишина, в которой бухает сердце, разрывая грудную клетку.

Даня уже всей спиной облокотился на дверцу Джазика. От нечего делать пытаясь и сфокусироваться на чем-то конкретной, он принялся разглядывать маленького симпатичного скорпиончика, новосела на его теле. На самом деле, он сделал эту татуировку потому что захотелось чего-то нового, потому что он был расстроен из-за облома с работой, потому что в такт его мыслям порекомендовали именно в этот хорошего момент мастера татуажа. И потому, что скорпион был его знаком по гороскопу. Данька вспомнил речитатив Даши. Почему-то особенно ему запомнилась фраза про одиночество и предательство. Как-то странно это.

Дане захотелось протереть глаза, с его зрением явно творилось что-то не то. В мареве дымного зноя скорпиончик сначала поплыл вместе с окружающим миром. Затем он как-то отделился от всего остального, замаячил выпукло, заслоняя собой реальную действительность. Дане показалось, что он махнул хвостом, с тихим, но зловещим хрустом отдирая его от Даниной кожи. С неприятным щекотанием скорпиончик одну за другой освобождал лапки.

Парень понимал, что это ему кажется, но наблюдал за своей как бы оживающей татуировкой с некоторым мистическим ужасом. Скорпиончик, задорно задирая хвост, побежал по руке, прямо по скользящей тут же змейке. Она попробовала приподнять голову, но у неё не получилось, и змея только тихо и беспомощно зашипела на маленького хулигана, потревожившего её покой.

«Что он делает?» — зачем-то подумал Даня, словно этим принимая галлюцинацию за реальность, проявляя несуществующее в сущее. Проявленная галлюцинация вдруг приподнялась на хвосте и начала кружиться, забавно перебирая лапками. «Это он для меня танцует что ли?», — совсем не умилившись, а ещё наоборот больше испугавшись, подумал Даня. Что-то, приковавшее его взгляд к татуировке, и так не отпускало, не давало оторвать глаз, заставляло с содроганием наблюдать за этим жутким скорпионьим танцем.

Мужик, не переставая кому-то давать указания по Даниному мобильному, с удивлением заметил, как владелец телефона уставился с жутким видом на свою руку. Что-то в этом сосредоточенном беспомощном взгляде насторожило владельца Форда, но тут его собеседник на другом краю связи сказал какую-то глупость, которая могла стать бы фатальной для производства, и мужик заорал на него, забыв тут же о странном поведении Дани.

Тот же продолжал смотреть на скорпиона, который кружился быстрее все и быстрее. Мелькали лапы, вдруг выросшие в Даниных глазах до огромных размеров, и татуировка сама, которая уже вовсе и не была татуировкой, а стала чем-то невероятным, тем, чего не бывает и в природе, становилась все больше и больше прямо на глазах.

— Это неправда, — прошептал Даня скорпиону. — Ты — это неправда. Нет, нет и нет.

Он старался, чтобы голос его одновременно твердо звучал и не был слышен окружающим. Ещё Парень действительность отражал и вовсе не хотел, чтобы его приняли неадекватного за дурика. Скорпион остановился на мгновение, как-то хитро (Даня мог поклясться в этот момент, что именно так) посмотрел на него, опустился на свои все конечности угрожающе и поднял хвост.

— Что ты собираешься….. Что?! Нет!!!

Скорпион вонзил хвост в руку Дани, и это было настолько больно, ощутимо и реально, что парень не мог сдержать крик, прокатившийся небольшим, но упругим мячиком по крышам стоящих в давке изможденных авто. Из окон, привлеченные сменой обстановки, стали высовываться люди, кто-то выскочил из машины.

По телу Дани, забираясь глубже все внутрь, стремительно просачивалась невероятная боль. Там, где проходила она, органы набухали, раздувались, теснили друг друга, выталкивали наружу. Взад вперед по этой заливавшей Даню болевой волне бегал, задорно подняв хвост, маленький скорпиончик, то ныряя внутрь Дани, то выскакивая наружу. Ему доставляло удовольствие бороздить тело парня невероятным способом.

Наконец, он остановился и произнес:

— Ну, ты чего? Иди смелее. Иди за мной. В вечное одиночество, которое не будет причинять муки тебе. Ты им будешь наслаждаться.

Затем он прибавил зловеще:

— Наверное….

И скрылся теперь уже в навсегда дебрях Даниного затухающего разума. Даня уходил в свой путь последний среди толпы прижатых друг к другу людей в железных коробках, одиноким настолько, как никогда в жизни.

На глазах изумленного мужика, еще несколько минут назад оживленно общавшегося с Даней, последний схватился за горло двумя руками. Лицо его резко набухало отеком. Набрякли противоестественной старостью верхние веки, повисли щеки, распухли губы, страшно стал вываливаться язык, уже не помещающийся во рту.

Парень попробовал что-то сказать, но голос был настолько сиплым, что невозможно было понять ни единого слова. Ещё через мгновение Даня, потеряв равновесие, большой безвольной куклой свалился на капот машины, скатился по гладкому боку авто и упал в пространство, зажатое автомобильной пробкой. Мужик, резко прервав разговор, выскочил из авто, пытаясь сообразить, что нужно сделать в первую очередь, кинулся к упавшему, на ходу пытаясь вспомнить номер, по которому вызывают Скорую. «Как врачи проедут в этой плотной стене машин?», — подумал он судорожно, кляня судьбу, которая, ко всему прочему, подкинула ему это с ребус похоже, что умирающим, неизвестным.