CoverUP

Глава десятая. Воля Неба

Яська заглянула в комнату к Аиде. Тётка сладко спала под лоскутным, весёленьким одеялом, из-под которого виднелась только лохматая макушка. Зачем Яська встала так рано, она и сама и не знала. Что-то заставило её подскочить с кровати, лишь только первые признаки рассвета забрезжили за ситцевыми занавесками в пасторальный мелкий цветочек. Ещё робкие, сонные, растрёпанные лучи восходящего солнца пробивались сквозь кружево занавесок.

Яська прошлёпала на кухню босыми ногами, налила себе холодного молока из тут же запотевшей банки. День опять обещал быть жарким. Она вытерла прохладные капли на губах и вздохнула. Потому что вспомнила вчерашнего злого Ларика. Это был совершенно незнакомый ей Ларик. И он явно чего-то боялся, и прятал свой страх за агрессией. Можно сказать, срывал свой страх на Яське. Это было не по-джентльменски, совсем неблагородно. И Гера тоже был какой-то прибитый, смущённый вчера. Каждый из них что-то скрывал, это было явно, но что именно и была ли эта тайна общей, или у каждого — отдельная, самостоятельная, сказать было невозможно.

Она постаралась отключиться от своих обиженных чувств и трезво оценить обстановку. Три погибших клиента Ларика. Алина, которая явно что-то подозревает, так как зачастила на их когда-то тёплые посиделки. Испуганный Ларик. Растерянный Гера. Захлебнувшийся диетолог. Мохнатоногий Карен. Тату, которые запечатывают фобии. Чего они все боялись? Все они?

— А я вот пауков боюсь, — неожиданно вслух самой себе призналась Яська, — визжу, как резанная, стоит увидеть хоть малюсенького паучка.

И тут за окном кто-то громко и резко чихнул. Чих показался выстрелом. Раздался шумный шорох, чье-то пыхтение, и одновременно с тенью в окне показалась лохматая голова. Яська завизжала, кружка вылетела у неё из рук, остатки молока весёлым ручейком побежали по полу.

— Ты чего? — с удивлением спросила Алина. Потому что это оказалась её голова. — Я же не паук…

Яська взвизгнула ещё один раз по инерции и коротко, затем просто шумно вдохнула и выдохнула, успокаивая разбушевавшееся сердце.

— А ты… вы чего? — растерянно спросила она Алину.

На кухню заглянула сонная, перепуганная Аида. Голова Алины молниеносно исчезла из поля зрения, ограниченного оконной рамой.

— Что?! — спросила тётка. — Что у тебя тут происходит?

— Извини, — сказала Яська виновато. — Это всё нервы.

— Какие в твоём возрасте могут быть нервы? — Аида поцокала языком. Она увидела лужу молока на полу и цокнула ещё раз особенно выразительно. — Это просто безобразие, Ясь.

— Я вытру, — сказала девушка. — Сейчас успокоюсь и вытру.

Она хотела сказать ещё что-нибудь извиняющееся, но перехватила странный, застывший взгляд Аиды, которым та вперилась в белую лужу на коричневом линолеуме. Сначала Яська удивилась, а потом и сама невольно засмотрелась на эту картину. Действительно, было что-то притягательное в молоке, разлившимся на шоколадных квадратах. Тётка как-то странно тихо сказала:

— Белый шакал на тёмном слоне, всадник — к потопу. Белое приходит в тёмное, и начинается игра. Пока белое не оседлает смысл, тянется мир. Не пускай белое, если не хочешь сомнений.

— Чего-чего? — спросила Яська. Она немного испугалась, потому что взгляд у Аиды был такой… В общем, нехороший был взгляд, неправильный.

Тётка подняла на неё глаза с этим каким-то очень тяжёлым, незнакомым, мужским взглядом, за долю секунды обожгла девушку пламенем, выворачивающим душу, потом вся как-то сникла, печально и устало улыбнулась:

— Глупости, Ясечка. Это сон мне снился, ещё не проснулась, досматриваю. Странный сон, тяжёлый, беспокойный. Кошмар.

— Что? Что? — тут же заинтересовалась Яська, которая растолковывать сны очень даже любила. Но предвкушаемое удовольствие от постижения тайны сновидения было испорчено. За тёткиной спиной в окне за кружевом занавесок появилось то самое лицо, что вызвало переполох в приличном доме. Алина, жмурясь в лучах уже набирающего силу солнца, отчаянно жестикулировала, призывая Яську выйти на улицу. Яська кивнула ей, намекая, что жесты эти поняла и приняла к сведению. Аида же, которая ничего не заметила, добросовестно вспоминала, что же ей приснилось.

— Будто я не я вовсе, а то-то совсем другой. Такой, знаешь, Яська, не то, чтобы мужественный, а прямо супер-супер, до самой крайней, тёмной, степени… А, впрочем, …

Аида махнула рукой с некоторой досадой.

— Лучше я пойду посмотрю ещё какой-нибудь другой, хороший сон. У меня, кстати, выходной сегодня. Так что убери молоко с пола, и больше не кричи, ладно? И чашку убери тоже. А то я стану этим тёмным-тёмным и тебя, может быть, даже покусаю.

— Ага, — быстро согласилась Яська, которую мучил вопрос, зачем таким невозможно ранним утром под окном дома её дожидается судмедэксперт Алина. Она проводила взглядом тётку, пока та не скрылась в своей комнате. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, приложила неимоверные усилия, чтобы заставить себя подождать ещё несколько секунд, и пулей вылетела за порог, благополучно забыв и про чашку на полу, и про разлитое молоко.

Алина уютно, словно мягкая пушистая кошка, устроилась под раскидистым мандарином, оставив лицо в тени листвы, а босые ноги, закатав светлые джинсы до колен (кажется, она хотела бы и дальше, но штанины не закатались), высунула прямо под лучи пробудившегося солнца. Над судмедэкпертом пели птицы, на голые, плотненькие лодыжки взбирались муравьи, а вся её поза демонстрировала полное довольство жизнью. Можно было сказать, что Алина — очень счастливый человек.

Яська опустилась на траву рядом с девушкой. Немного подождала, пока Алина обратит на неё внимание, но эксперт всё так же радостно щурилась на небо, разбитое густой листвой мандаринового дерева.

— Интересно, — наконец лениво протянула Алина, и Яська стала вся — внимание, заволновавшись, что сейчас специалист скажет ей что-то очень важное. Но эта хитрая бестия её провела.

— Интересно, — сказала Алина. — А когда мандарины будут уже спелыми? Когда здесь спеют мандарины?

Яська сначала разочаровалась, а потом удивилась:

— А ты разве не знаешь? Кто в городке не знает, когда зреют мандарины?

— Не-а, — сказала Алина. — Не знаю. Так, когда?

— В ноябре, — ответила Яська сначала интеллигентно, а потом уже не сдержалась:

— Ты для этого в такую рань поднялась? Чтобы спросить про мандарины?

Судмедэксперт повела круглыми плечами, обтянутыми серой футболкой. По футболке были разбросаны мелкие кошачьи мордочки с острыми, торчащими ушами.

— Не-а, — опять повторила она. — Вообще-то я сегодня совсем не ложилась.

— Да неужели?

Алина кивнула:

— Вот те крест. Я всё думала, думала, ходила вокруг да около, кое-что проверяла, а потом собралась и пришла сюда.

— И что ты тут делаешь?

— Я тут продолжаю думать, — пояснила Алина, поправляя растрепавшиеся волосы.

— Что?! — Вырвалось у Яськи. Девушка начала казаться ей не совсем нормальной. «Наверное, заразилась шизой в нашем паноптикуме», — решила про себя Девятова.

— Думается здесь хорошо. — Эксперт обзорно провела рукой в сторону и дома, и сада одновременно. — Энергетика, наверное.

— Да, энергетика, — согласилась уже успокоившаяся Яська. — Хорошая. Мы вот тоже…

Она имела в виду себя и пробудившуюся от е визга Аиду.

— Думали? — уточнила Алина, и Яське показалось, что несколько ехидно.

— Скорее задавали вопросы мирозданию.

— И оно отвечает? — полюбопытствовала эксперт.

— Кто? — переспросила Яська.

— Так мироздание же….

Во взгляде Алины прорезались очень-очень хитрые искры, и Яська решила, что та над ней издевается. Следующий вопрос прозвучал серьёзно, и без всякой к нему подготовки.

— У тебя с ним что?

— В смысле? — не поняла Яська. — С мирозданием?

Алина сорвала стебелёк травы и задумчиво откусила пышную метёлку с его навершия.

— С альбиносом этим… С Илларионом.

— А что у меня с ним?

— Ну, любовь там, взаимная или односторонняя, присутствует?

— С чего ты взяла? — Яська удивилась. — Мы просто друзья. С детства дружим.

— Значит, мне показалось, — протянула эксперт задумчиво. — В общем, это и к лучшему. Ты держись от него подальше, ладно?

— Почему? — Яська не могла понять такой подозрительности на первый взгляд добродушной девушки.

— Я немного понаблюдала за ним. В связи с этой историей.

Алина моментально вдруг подобралась, стала очень серьёзной, и Яська тут же вспомнила, с кем имеет дело. Она почему-то не воспринимала Алину, как серьезного специалиста, может, потому, что у той так ярко всегда был накрашен рот? Будто это самое главное и основное, что заботит Алину в этой жизни: следить, чтобы не стерлась с губ помада.

— Парень мутный, честное слово, — кивнула девушка. — Есть в его славной биографии кое-что очень странное…

— И что же это?

Алина собиралась ответить, но замерла на вдохе, быстро вытянулась на траве, потянув Яську за собой, и пригнула ладонью её макушку в высокую траву. Яська собиралась было возмутиться, когда сквозь ажурную ограду, открывающую вид на улицу, увидела Геру. «И он тоже подскочил в такую рань, — удивилась Яська. — Мы все сговорились что ли сегодня?». Через секунду она поняла, что Гера идёт как-то странно, шаркающей походкой, жмётся к заборам, внезапно наклоняется, словно что-то ищет. Перед забором дома Ларика, он вдруг упал на четвереньки, и Яське показалось, что её старый-старый знакомый начал быстро и судорожно рыть то ли яму, то ли подкоп под забор. Хлопковые стрейчевые штаны обтянули худую задницу, и она торчала уже практически из-под забора светлым журавлиным клином.

— Это что? — Яська почувствовала, что её глаза сейчас выйдут из орбит. — Это что он там делает?

Она сама не заметила, что шепчет.

— Ищет, — довольным шепотом ответила Алина. — Он там явно ищет.

Они не виделись очень много лет. Очень. Даже сказать страшно, сколько лет не виделись Неб и Каппа. Ходили вокруг да около, примеривались, вынюхивали, выжидали. Чувствовали, конечно, друг друга, да только кто же первый обнаружит свою заинтересованность? Каппа и думать не знал, что это будет Неб, тот, кто решится первым назначить встречу.

Решили встретиться ночью в саду Лариковой мамы. Днём Каппа никак не мог, сущность его проявлялась только ночью. Зато — когда угодно, в любую ночь, стоит только захотеть. У Неба всё было сложнее, так как срок ему был отмечен регулярный, но краткий. Только яблоки опадут с деревьев, и — прощай, Неб-Та-Джесер! До новых, так сказать, встреч.

Каппа пришёл первым, далеко ходить ему не нужно было. Сумерки ещё только занялись, а он уже сидел себе в разорённом цветнике Лариковой мамы и ждал Неба, перебирая слова про себя, которые он может ему сказать, и ещё — слова, которые обязательно должен сказать, а в последнюю очередь — чтобы уже точно не забыть — то, что говорить ни в коем случае не должен.

— Привет! — сказал ему Неб, так, словно никогда ничего не случалось. Словно они были старинными приятелями, хотя дело обстояло не так, а, скорее, наоборот. Древними врагами были они — японское чудовище и мрачный дух подземного царства, способный вселяться в тела людей и ввергать их в самоубийственное безумие. Каппа посмотрел на Неба выразительно своими огромными глазами, и ничего не сказал. Лишь затеребил в пальцах сухой стебель цветка, уже начинавшего чернеть.

Неба это не смутило.

— Всё такой же мокрый! — весело сказал он Каппе. — Сколько тебя знаю, ты всегда мокрый.

— Говори, что надо, и отваливай, — важно сказал Каппа, за презрением скрывая обиду.

— А обсудить погоду? — Неб, видимо совсем недавно воплотился, поэтому был словно пьяный, ему и море было бы по колено в таком состоянии.

— Сам, сам, всё сам, — проворчало древнее японское чудовище.

— Ладно, — согласился Неб. — Я про мальчишку. Помнишь, тогда… ровно двадцать пять лет назад. «Эне, бене, рики, таки»? Он умер, тот пацан? Ты его точно встретил, вижу по глазам. Мне нужно твёрдо знать, он умер или нет?

Каппа наклонил чуть влево свою птиче-черепашью голову, но ничего не ответил.

— Это важно, мокрый! — голос Неба становился всё настойчивей. — Я отправил к нему гонцов о том, что скоро прибудет невеста, но его нет среди мёртвых.

— Упс, — сказал Каппа. — И в чём проблема?

— В том, что его и среди живых нет тоже! — прорычал уже Неб, и шакалья пасть клацнула зубами от негодования. — Так ты видел, как он умер или нет?

— Нет, — сказал птице-черепаха. — Я ничего не видел.

«Врёт», — понял Неб. Этот мокрый зачем-то врёт.

— Это важно. Ритуальная невеста появляется очень, очень редко. Ты знаешь. Иногда приходится ждать и пятьдесят лет, и семьдесят. Я не могу ошибиться. Это очень мощная ненависть, та, что клокочет сейчас в моих жилах. И если она уйдёт в пустую, я себе этого никогда не прощу.

— То есть ты уже начал?

— Да, — кивнул Неб. — Машина запущена, и я довершу то, что не было довершено двадцать пять лет назад. Получу то, что тогда не получил. Ты прекрасно знаешь, что это было моё право.

— Ну да, ну да, — закивал Каппа. — Никто не оспаривает. Только что ты сделаешь с тем обстоятельством, что не видел я никакого мальчишку? И не знаю, жив ли он или умер…

— Ты уже не в первую ночь около этого дома околачиваешься, так? Значит, у тебя здесь интерес нешуточный.

— Ну и что? Я здесь живу. Как докажешь обратное? Ты тоже околачиваешься. Признавайся, цветник… Это ты разорил?

Неб промолчал.

— Подожди, — сказал ему Каппа. — Разве тебе дано что-то изменить сейчас? Тебе кто-то разрешал это сделать? И вообще, разве это твоя игра?

— А ты как думаешь? — осклабился Неб. Его шакалья ухмылка всегда вызывала у Каппы некоторую душевную неустроенность. Хоть и был Каппа сам древним японским чудовищем, но ужас, как не любил этот оскал Неба.

— Я думаю, что ты тут явно лишний, — важно сказал Каппа, стараясь, чтобы этот шакал не понял его неудобства. — Дело давнее, чего ты всё тут ходишь, да облизываешься? Впрочем, ты всегда был до трупов охоч, так что неудивительно.

— А ты сам не любишь фантомные послевкусия? — доверительно прищурился Неб. — Иначе, чего сам околачиваешься много лет возле этой кормушки?

— О! Ну я-то, я-то — это понятно. Это мой фантом и моё право. Двадцать пять лет назад я его застолбил. Первый увидел, вот! Моё!

— Знаешь, что? — подумав, сказал Каппа. Казалось, он сам удивился своему такому решению. — Всё-таки не лез бы ты, Неб-Та-Джесер, к Ларику. К моему Ларику.

— А то — что? — песочные зрачки Неба вытянулись в вертикальную линию. — Что тогда?