CoverUP

Глава двенадцатая. Все какие-то более странные, чем обычно

Гера искал Тумбу. Он знал, что милиция пыталась выследить пса, но не нашла. Гера был рад этому обстоятельству. Потому что при любом раскладе чувствовал себя предателем. Напуганный Яськиными прогнозами, он сдал своего старинного друга. Пришел в отделение и написал заявление. И подпись свою поставил, старательно выписывая каждую закорючку. Прямо сказать, он поставил Тумбу прямо под пули. В голове у Геры крутилась страшная картина: Тумба, распятый на грязной серой стене под дулами автоматов. «Взвод, готовсь! Пли!». И мохнатое ушастое тело конвульсивно дергается под пулями и медленно оседает на землю.

Душа Геры разрывалась и от своего предательства, и от непереносимости после этого жить дальше, и от жалости к мохнатому другу.

И ещё немного от обиды. Почему Тумба так поступил с ним? Почему накинулся, словно дикий зверь на Геру, который всегда угощал его пончиками, оставшимися после трудового дня? Он чесал ему колтуны за ушами, разговаривал с ним бесконечными южными вечерами, особенно долгими, когда поговорить не с кем, доверял псу самые сокровенные свои тайны…

Гера передвигался по знакомым улицам странными зигзагами. Он заглядывал во все места, где любил валяться Тумба, парень всегда находил пса на каком-нибудь из них. И Тумба всегда, абсолютно всегда был рад видеть его. По крайней мере, он начинал усиленно вилять хвостом и высовывал свой розовый язык так далеко, что, казалось, он вот-вот начнет лизать парню лицо. До этого, правда, никогда дело не доходило, Гера, конечно, никогда не допускал этого, но ведь намерения-то у мохнатого друга явно были. Что, несомненно, говорило о том, что чувства, по крайней мере, были взаимны.

Парень заглянул в дыру под бетонным забором у дома Людмилы Степановны, на источник под тремя березами, в дыру между гаражом и забором у Михаила Сергеевича. Везде было пустынно.

Он было совсем уже отчаялся. Но, возвращаясь домой, у самой своей калитки услышал тихий то ли плач, то ли стон. Гера насторожился, зашел во двор и тут увидел Тумбу. Вернее, печальное создание, которое осталось от жизнерадостного пса.

Тумба лежал под крыльцом на самом солнцепеке, очевидно, уже не имея сил отползти чуть дальше в тень раскидистых кустов, что находились буквально в нескольких шагах от него. Шерсть, обычно задорно и непринужденно свалявшаяся, но не терявшая блеска и даже некоторого определенного собачьего лоска, сейчас выглядела потрепанным драным половиком. В ней не было и намека на живой свет пусть чумазой, но независимой собаки. Даже за несколько шагов Гера увидел, что уши и глаза у Тумбы гноятся, а нос сухой и горячий, что, как всем известно, выражает состояние очень неудовлетворительного собачьего здоровья.

Гера, конечно, очень обрадовался, с одной стороны, но с другой, испугался столь плачевного состояния пса, а с третьей стороны вообще, помня свою последнюю встречу с четвероногим другом, как-то опасался подходить близко. В этот момент его нерешительности Тумба приподнял больную голову, чуть шевельнул хвостом и попытался встать. Это движение, выражавшее последнюю степень собачьей преданности, настолько растрогало Геру, что столь необходимое в нашем жестоком мире чувство самосохранения оставило его, и парень кинулся к мохнатому поникшему комку.

Он осторожно гладил его, смотрел в виновато-испуганные круглые глаза, а Тумба только тоненько повизгивал и всем своим видом выражал глубокое сожаление о случившемся.

— Что произошло с тобой, Тумба? — со слезами на глазах спрашивал Гера его тихо, но тот только скулил, повизгивал и сожалел.

Гера задумался. Он не может вызвать ветеринара. Потому что он сам написал заявление, и все профильные службы города знают приметы бешеного пса, блуждающего по окрестностям. Разве он может теперь пойти и сказать: «А, я ошибся, это был совершенно другой пес»? Или «Мне показалось, и это я сам себе порвал штанину и прокусил ногу»? Нет, он не может объяснить это происшествие, не вплетая туда Тумбу. Значит, в первую очередь, пса нужно спрятать. А потом уже, если ему удастся поставить Тумбу на ноги, он разберется со всем остальным. Пусть даже он будет выглядеть идиотом в глазах окружающих. С этими мыслями Гера не без труда приподнял обессилевшее тело пса и с трудом, но потащил его в дом. В свою комнату, пока бабка не вернулась с базара и не устроила истерику по поводу нахождения в доме не просто посторонних, а посторонних четвероногих, хвостатых и, что самое ужасное, явно больных.

При этом Гера про себя пытался перевалить свою предательскую вину на Яську, которая и надоумила его написать заявление, совершенно при этом не понимая, в какое ужасное положение она поставила его, Германа.

Яська отключилась от абонента ни жива, ни мертва. Телефон ещё одного клиента опять взял посторонний человек, и он сказал, что владелец мобильника умер полчаса назад. Опоздавшая из-за пробки Скорая констатировала смерть от аллергической реакции. «Видимо, оса», — так сказал грустный пожилой врач. Больше ответивший на звонок ничего не знал. Очевидно, он надеялся, что звонит кто-то близкий, и он сможет теперь возложить ответственность за случайного попутчика, с которым он не в добрый час заговорил в автомобильной пробке, на кого-то другого.

Яська подумала, что у неё осталось ещё два клиента Ларика, которые делали у него татуировку в тот день. Нужно было связаться с ними немедленно, но даже если она застанет их ещё живыми (а теперь она была твердо уверена в обратном), что она им может сказать?

Они предупредили Карена, но даже тщательное обследование здоровья не могло бы спасти его от глупого и до обидного нелепого камня, брошенного пятилетним мальчиком ему в голову. Это было невероятно противное чувство: практически у тебя на глазах погибают люди, а ты ничего не можешь сделать. У тебя есть какая-то внутренняя уверенность непонятно в чем, и это все, что у тебя есть. Посоветовать последним клиентам закрыться дома и не выходить на улицу? Но, судя по словам брата Евы, она так и погибла — дома, на кухне, плотно закрывшись на ключ.

И ещё. Молодая женщина, которую Карен назвал Марой, своих координат не оставила совсем, а визитка последнего известного клиента осталась у Ларика. Они разделили звонки, перед тем как поссорились. Как взять у друга эти координаты, Яська не понимала. Сегодня утром, когда она шла в магазин за хлебом, он, открывая свою калитку, увидел её, и демонстративно показывая, что не хочет с Яськой иметь никакого дела, заскочил поспешно обратно в свой двор. И так и ждал, пока она не дойдет до поворота, не скроется из глаз. Сидел там, за забором.

Яська поморщилась от подобного глупого мальчишества, но если Ларик имел целью досадить ей этой выходкой, то он своего явно добился. Девушка была раздосадована. Она ещё надеялась достучаться до друга, чтобы он понял, что вокруг него происходят какие-то странные события, а не прятал от них голову в песок, как страус. При таком положении дел надежда на это вообще сходила к нулю. Как она вообще сможет поговорить с ним, если он так демонстративно избегает с ней любой встречи?

Гера тоже ходил какой-то странный в последнее время. Задумчивость никогда не была в арсенале его качеств, но сейчас парень был погружен в себя настолько, что все попытки Яськи призвать его в союзники против отвергающего действительность Ларика терпели полный провал. То, что он старательно уклонялся от вопросов про Тумбу, которого, кажется, с тех пор так никто и не видел, ещё можно было объяснить, имея в виду привязанность, которую Гера испытывал к ничейному псу. Но чем объяснить его явное нежелание уделить ей вообще хоть немного своего драгоценного времени?

И ещё. Плюс ко всему, странной была в эти дни и Аида. Если закидоны мальчишек Яська ещё могла отнести на счет их природной дурости, то тетка, всегда бывшая для неё эталоном мудрости и спокойствия, волновала в последнее время Яську просто до дрожи в коленках. В ответ на самые обычные фразы она замирала на несколько секунд, словно внезапно вынутая из воды рыбка, потом отвечала что-то странное. И совершенно непонятное.

Один раз она застала Аиду за внимательным и каким-то отстраненным от сущего мира разглядыванием картинок в большой детской книге.

— В каждом негативе, — четко, словно перебирая что-то в уме, приговаривала Аида, склонившись над картинкой, — есть позитив. Минус на плюс, будет минус, а он был к тому же…. О, да! Бог аптекарей, маэстро ядов. Он не давал людям и богам разнежиться, потерять вкус к жизни и к борьбе. Насылал на города страшные песчаные бури. Какой ты красивый! Да, именно красивый, и уж прости меня за такое панибратство….

Девушка даже не успела посмотреть, что именно это была за книга, так быстро Аида закрыла и спрятала её. И именно то, что она быстро спрятала за спину этот пестрый том каким-то виноватым детским движением, напугало Яську в прямом смысле слова.

— Ты что смотришь? — попыталась девушка спросить, как ни в чем не бывало, а Аида ответила все так же странно и задумчиво:

— Значение может быть в том, что человек должен всегда спокойно относиться к своей темной стороне….

— Какое значение? — даже немного испугавшись, неугомонная Яська не могла совладать со своим любопытством.

— А ты сможешь всегда оставаться на пути просветления? — все так же странно спросила её Аида, но тут же встряхнула головой, и даже как-то рассержено произнесла:

— Никакое. Глупости, не обращай внимания.

А вчера Яська спросила её, будут ли они ставить ли тесто на пироги. Аиду, затаившуюся в углу на кресле после работы, этот простой вопрос привел в ступор. Она тягуче, словно будущее тесто, протянула какое-то гулкое «Ну-у-у», и тут же тихонько забормотала, словно обрадовавшись внезапному озарению:

— Тесто, тесто, будет нам невеста…. Не эта, а та, что скоро представится….

Гулким, каким-то чужим голосом. Правда, тут же опомнилась, глаза приобрели привычную ясность, а голос — колокольный звон, вызывающий у мужчин бабочек в животе:

— Ясь, давай перенесем пироги, ладно? Я что-то устала сегодня. Честно, сверх всякой меры устала. А ты сходи за хлебом и молоком, поужинаем ими. Стройнее будем, верно?

И засмеялась, тихо и беспомощно. Яська согласилась и успокоилась, хотя эти небольшие, но все учащающиеся странности Аиды накапливались в ней, грозя перейти в настоящую большую тревогу.

В общем, мир маленького курортного городка, всегда бывший для Яськи оплотом уюта и спокойствия в этом бешеном мире, на глазах становился непонятным и пугающим. Единственная, на кого она могла опереться, сохраняя трезвость мысли, оставалась хоть и малознакомая, но производящая впечатление человека реального и основательного Алина. Тем более, Яська вспомнила, что девушка старательно переписала с визиток в свою записную книжку имеющиеся у них контакты участников этой сумасшедшей истории.

Хоть Яська и боялась идти в то место, где она могла наверняка застать эксперта (а это был, без всякого сомнения, морг), помучившись несколько дней в каком-то безлюдном вакууме, который наполнялся отдаленными мертвецами, она все-таки решилась и собралась. На всякий случай, предварительно в очередной раз набрав номер Ларика, и в очередной же раз не получив никакого ответа.

— Ну, и ладно. — Сказала Яська сама себе. — Подумаешь, какой….

Тем не менее, она с надеждой косилась на дом Ларика, закрывая калитку. Там все было, как прежде — обижено, глухо и равнодушно. Из переулка вынырнул Гера с большим пакетом. Сквозь плотный целлофан просвечивалась упаковка корма для собак. Яська радостно замахала Гере руками и закричала. Поздно заметивший её парень хотел было развернуться обратно, но вовремя понял, что это уже будет что-то выходящее не только за рамки приличия, но и вообще за всякие рамки. Поэтому он остановился и обреченно смотрел на стремительно приближающуюся к нему девушку. Справедливости ради стоит сказать, что он даже пытался дружелюбно улыбнуться. Но пакет прятал за спину.

«Да чего они все от меня в последнее время что-то прячут?», — подумала Яська, а вслух сказала:

— Привет, Гера! Как поживаешь?

Гера буркнул что-то не очень разборчивое, но, очевидно, означающее, что поживает он не так, чтобы уж очень плохо. Яська прикоснулась к нему рукой, стараясь вложить в этот жест, как можно больше доверительности:

— Гер, ты с Лариком общаешься?

Гера подумал:

— Вообще-то, да. Но сейчас — не очень.

— А вчера? Вот вчера ты его видел?

— Вчера — нет.

— А сегодня ты его увидишь?

Гера задумался.

— Не знаю. Я, правда, не знаю, Ясь….

— Он не хочет со мной разговаривать. Совсем. А у меня для него очень важные новости, — пожаловалась девушка. И добавила для убедительности:

— Фатальные.

Гера посмотрел на неё с тревогой:

— Что, ещё кто-то из его клиентов окочурился?

Яську в очередной раз покоробила Герина способность выражать мысли, но сейчас он был ей очень нужен, поэтому она проглотила уже готовящиеся на выход замечания.

— Ты прав.

И она рассказала ему про человека, который погиб от аллергического шока. Гера покачал головой:

— Вот же, блин…. Но как Ларик-то с этим связан? Я все равно не понимаю, хоть убей.

— Я думаю, что-то было в тату-чернилах. Может, партия какая-то бракованная, а может….

— Яська, не дури. Они же не от отравления погибли, — на удивление рассудительно сказал Гера.

— А чего тогда Ларик ведет себя как-то…. Странно себя ведет.

— Хорошенькие дела… Ты ещё спрашиваешь. Близкая подруга подозревает, что он маньяк-отравитель, как он себя должен вести?

— Да не подозреваю я его. Просто разобраться хочу.

— Ну, ну. Бог в помощь, — сказал Гера, и сделал движение в сторону, явно выражая намерение распрощаться. Но Яська опять преградила ему путь.

— Теперь о тебе, Гера…

— А что обо мне? — парень опустил глаза, и сделал ещё одну попытку сбежать.

— Ты чего от всех прячешься?

— Не прячусь я. Не прячусь, — Гера начал уже раздражаться.

Яська топнула ногой, и её глаза уже не на шутку полоснули парня молнией. Она была полна решимости — узнать правду или убить Геру на месте. Он тоскливо повертел головой по сторонам, но ничего и никого, дающего спасение, не наблюдалось. Улица была пустынна. И даже неприлично и непривычно тиха. Как-то разом исчезли все звуки,

— Колись, Гера! — Яська совсем уже не шутила. — Ты как-то связан с этой историей?

— Ты чего? — Гера был поражен в самое сердце. — С какой историей? Чего это я с чем-то связан?

— Зачем тебе собачий корм? — Яська попыталась пнуть пакет, который Гера все это время старательно прятал за спину. Её прорвало, и она собиралась немедленно прояснить хотя бы часть обстоятельств. — Все знают, что твоя бабка терпеть не может собак! У вас нет собаки.

— Есть… теперь, — виновато потупился Гера. — Ты только пообещай, что никому не скажешь. Обещай!

— Ладно. Не скажу. Так что ты собираешься делать с пакетом? Кому ты его хочешь скормить?

— Я, Яська, нашел Тумбу. Он нормальный совсем, только болеет. Но ему уже гораздо лучше.

Яська шумно выдохнула все разочарование, постигшее её.

— Гера, ты дурак?

— Нет. — Твердо сообщил ей парень. — Я не дурак. И Тумба не сумасшедший. Его кто-то отравил. А я его вылечил. И в обиду теперь никому не дам. Так что делай, что хочешь, сообщай, кому хочешь, но твоя санитарная служба зачистки сначала убьет меня, а только потом — его.

— Боже, боже! — только и смогла произнести Яська, пораженная воинственным видом Геры. — Ладно, ладно. Ох, ты какой — спина впалая, грудь колесом! Бетмен, блин. О, нет, Энс Вентура!

Так как загадка Геры очень просто объяснилась, девушка потеряла к нему интерес. Она тут же вспомнила, что её ждет Алина.

— В общем, ты, Гера, хоть и не дурак, а все же будь осторожнее. Нам только тебя бешенного не хватало.

Она развернулась и быстрым шагом отправилась дальше по своим очень важным делам, не расслышав, что ей пробурчал в спину Гера. Впрочем, можно было логически догадаться, что его короткая и не очень внятная речь сводилась к презрению трусов, предающих друзей. Как-то, приблизительно, так.

Только Яська распростилась с Герой, позвонила мама. Девушка не любила разговаривать по телефону на бегу, но мамин звонок был очень кстати, так как у Яськи давно назрел вопрос. Ей нужен был совет мамы, как профессионала.

— Все в порядке у меня, мам, я по улице просто бегу, вот и запыхалась, — протараторила Яська. — Ты мне лучше вот что скажи: может ли какое-либо вещество проникнуть в кожу через чернила для тату? Ну, да, при татуировке?

Мама не понимала, чего Яська от неё хочет.

— Ну, вот можно какой-нибудь яд растворить в чернилах для тату, а потом его ввести человеку через кожу?

— Ясь, — мама стала терять терпение, — ты спроси у Аиды лучше.

— А она чего может знать?

— Так мы же вместе учились. Она была подающим надежды ученым, потом в лаборатории одной, как ты говоришь супер-пупер, работала. Аида — химик от бога, я-то просто производственник.

— Аида была ученым? — Яська офонарела.

— Да, и очень перспективным. Это потом, когда….

Связь прервалась, и Яська с сожалением констатировала, что у неё на телефоне закончились деньги. Она ругнула себя, что так и не удосужилась купить местную симку, и опять попалась на роуминге так не вовремя, но, решив перезвонить маме вечером, тут же забыла об этом.