CoverUP

Глава семнадцатая. Ангельская пыль

Тумба медленно, но верно шел на поправку. Гера с удовольствием каждый день отмечал, что в глазах пса появляется былой интерес к жизни, нос становится все более влажным, а шерсть — шелковистой. Пес уже вовсю вилял хвостом, когда Гера приходил домой, но не лаял, вел себя благоразумно тихо. Умное лохматое существо понимало, что обнаруживать свое присутствие в этом доме чревато изгнанием из рая. Каждый день Гера встречал под знаком Дамоклова меча, но бабушка почему-то так до сих пор не обнаружила несанкционированного постояльца в доме. Это было чудо, и парень воспринимал его не больше, не меньше, как знак судьбы.

А пес не уставал его удивлять и восхищать. Например, он научился быстро и бесшумно прятаться под кровать, только услышав скрип шагов перед Гериной комнатой. Гера заходил в комнату и даже при всем желании не видел никаких признаков, что тут живет уже несколько дней собака. А, значит, и бабушка не могла этого заметить. Что касается туалета, пес оказался так же на редкость терпелив, и всегда дожидался Гериного прихода. Под покровом ночи они оба-двое вылазили в окно и совершали бесшумный променад по темному двору, совмещая приятное с полезным. В смысле, необходимое и ещё более необходимое.

— Ты, Тумба, хороший пес, — не забывал Гера хвалить друга, подсыпая в миску собачьего корма. Тумба тыкался ему в руку влажным носом, с благодарностью подсовывал лохматую ушастую голову под локоть. — Что же это было с тобой-то?

Гера пытался понять, а пес начинал виновато оправдываться, тихонько повизгивая.

— И что теперь нам делать дальше? — логично один вопрос вытекал из другого. — Куда я теперь тебя могу определить?

В глубине души Гера уже решил, что делать. Только все никак не мог собраться с духом, чтобы пойти уговорить Ларика приютить опального пса. Все искал какие-то убедительные доводы, и даже приготовил целую пламенную речь, которую правил каждый день, внося все новые и новые аргументы. В общем, когда он уже совсем собрался с духом идти к Ларику с Тумбой, решимость Герина достигла невероятных пределов. Тем более, что бабушка накануне очень намекала о необходимости проведения в доме генеральной уборки. Как бы ни намекала, а прямо заявляла, что это тот самый редкий случай в жизни, когда Гера ей жизненно необходим. Это означало переворачивание всего и вся в доме вверх дном, перестановку мебели и прочие, несовместимые с собачьим тайным пребыванием в доме действия.

Поэтому решимость Геры возросла моментально до упора. И да, идти он решил сразу с собакой. Потому что Гера был убежден, что, взглянув в умные глаза Тумбы, Ларик уж точно не сможет им отказать. Ни глазам, ни Гере с Тумбой.

Только эту парочку у татуировщика ждал сюрприз. Дом был прямо очень плотно закрыт. Так не закрывают двери и окна, когда выбегают за внезапно кончившимся хлебом. И лениво собираясь на пару часиков позагорать, не запечатывают ставни на шпингалеты. На веранду намело мелкого, но достаточного количества мусора, чтобы стало понятно: отсутствие хозяина имеет место быть уже даже не целый день. Не меньше суток стоял дом одиноким и покинутым. Это было странным.

Гера, в последнее время как-то упустивший большой отрезок цепи событий, происходящих в жизни его друзей, переглянулся с Тумбой. Они понимающе посмотрели друг другу в глаза и отправились разом в дом напротив. Как всегда: узнать у Яськи о последних событиях.

Неразборчиво, но дружелюбно хмыкнув у калитки, Гера уверенным шагом двинулся в сторону входной двери. За ним боком, как и полагается приличной собаке, пробрался в оставленный проем входа и потрусил по двору Тумба.

Яська вышла на крыльцо, и в лучах ярко заходящего солнца, тут же ослепившего её, сначала не поняла, кто это, так жизнерадостно покрикивая, подходит к дому. Она пощурилась, потерла глаза, увидела живописную группу — мальчика с собакой — и сразу все поняла.

— Гера, нет! — вместо приветствия прокричала она. — Сразу — нет!

— Ну, чего ты так прямо сразу….

— У меня тетка при смерти в больнице, мне не до устройства судьбы твоего пса.

Тумба посмотрел из-под серой кудлатой челки на неё с мягкой укоризной, но Яська была непреклонна.

— Ларик непонятно где, Аида после его «работы» на пороге смерти, трое его клиентов уже мертвы, ещё один в коме, я маму жду, она вылетела…. И каким рейсом, не сказала, я встретить её не могу. И мне к Аиде опять в больницу надо, а я не знаю, когда мама здесь будет. А ты со своей собакой….

— А где Ларик? — Гера словно пропустил мимо ушей всю её жесткую, но справедливую тираду.

— Исчез. — Уже спокойнее ответила Яська. — Понятия не имею. И никто не имеет.

— А, а, а, — Гера задумался. — Он мне очень нужен.

— Вот представь, — ехидно заметила девушка. — Не только тебе он нужен. Вот милиция им тоже интересуется.

— Все так серьезно?

— Ты не слышал что ли, что я тебе только что сказала? И как ты думаешь, не будут ли им после всего этого интересоваться соответствующие органы?

— Ты меня на самом деле спрашиваешь или издеваешься? — не понял Гера. — Ой. Тумба, ты чего?

Во время своей перепалки они не заметили, что пес с поднявшейся на загривке шерстью оскалил зубы и предупреждающе порыкивает в сторону сада. А конкретно, развернувшись к яблоням, торчащим из ковра переспелок, которые так и не успели стать золотистым сидром.

— Видишь, как твоя собака рычит на меня? Тем более, я не могу её взять.

— Да, подожди ты. Во-первых, я собирался его временно не у тебя, а у Ларика устроить. А во-вторых, это на него совсем не похоже, — пробормотал Гера, поворачиваясь в сторону, где притаилось что-то, вызвавшее такую реакцию Тумбы. — Там что-то не так….

Яська тут же перепугалась.

— А что там может быть не так?

Она осеклась на полуслове и сразу заговорила в полголоса.

— Что там, Гера?

Гера продолжал свои попытки разглядеть что-нибудь подозрительное в тени густых крон.

— Может, кто-то на дерево забрался?

— И притаился? — нервно хихикнула Яська.

Гера сглотнул внезапный страх, собравшийся на основании языка.

— Тумба! — Твердо сказал он, повернувшись к собаке. — Ищи!

Пес словно ждал этой команды. Он с пронзительным лаем, который давил в себе долгое время, отчаянно крутя хвостом, бросился вглубь сада. Однако, вопреки ожиданиям Яськи, он не ринулся облаивать кого-то, притаившегося на дереве, а быстро заработал лапами, разбрасывая в разные стороны яблоки с отбитыми и чуть забродившими боками. Словно ему до смерти надоел этот южный приморский городок, и он отчаянно стремился прокопать земной шар насквозь, чтобы выйти в каком-нибудь более подходящем ему месте. Может, на Кубе? На берегу океана, говорят, неплохо. Хотя зачем собаке Куба? И океан? Собаке нужно счастье здесь и сейчас, потому что есть подозрение, что мечтать о дальних странах и сожалеть об упущенных возможностях, псы не умеют.

Гера и Яська, увидев, что никто не собирается нападать на них посредством прыжков с дерева, бросились к Тумбе, крайне заинтересованные, чего там этот странный пес унюхал в яблоках.

— Наверное, какую-нибудь закопанную кость почуял, — предположил Гера.

— С какой стати в нашем саду будут закопанные кости? — усомнилась даже несколько возмущенно Яська. — Кто их закопал? И чего он тогда рычит? На кость что ли?

Гера пожал плечами, расписываясь в собственной беспомощности, и они продолжили наблюдать за Тумбой несколько издалека. Он же продолжал усердно и даже как-то неистово рыть землю, не переставая порыкивать и повизгивать. Мелькали лапы и небольшой пыльный цунами, вызванный этим странным стремлением добраться до спрятанной где-то в глубине истины, клубился вокруг пса.

— Тумба, Тумба, — тщетно взывал к самозабвенному копателю Гера, когда, наконец, судорожное мелькание лап прекратилось, и пес оскалился на что-то, показавшееся из-под земли. Шерсть у него на загривке все ещё стояла дыбом. Друзья подошли ближе.

— Ох, ты ж! — тихо произнес Гера, и это было все, что прозвучало в тишине. Наверное, присутствие Яськи не позволило ему сказать именно то, что хотелось, а больше слов у него не было. Среди лопнувших яблок и комьев земли валялись бутылки из-под чернил для татуажа. Некоторые отлетели из-под собачьих лап в сторону, но основная масса небольшой кучей лежала в разрытой Тумбой ямке.

— Это… как? — Яська уставилась на странное захоронение бутылок и тюбиков под яблоней.

— Это… кто? — Тут же пришел ей в голову второй вопрос.

Гера присел на корточки и протянул руку к ближайшему пыльному артефакту.

— Стой, — закричала девушка. — Не надо! Это, наверное, те самые. Которые с ангельской пылью.

— С какой пылью? — Гера обернулся к ней, но руку быстро убрал, и даже, наверное, для надежности спрятал за спину. Яська мысленно ударила себя по губам за то, что сказала лишнее. Эксперт не брала с неё обещание никому ничего не говорить, но это подразумевалось априори.

— В общем, просто не трогай. И все.

— А что с ними делать? — удивился Гера. — Любоваться? Смотри, их совсем недавно закопали.

— Надо сказать Алине, — Яська потянулась в карман за телефоном. Она тут же подумала странную, ничем не подкрепленную мысль «Ведь, наверное, никто, кроме Аиды не мог…. Или кто-то ещё мог?»

В этот момент откуда-то со стороны калитки раздался крик.

— Яся! Ясмина! — голос был женским, и Яська обрадовано выдохнула:

— Мама! Наконец-то!

И все они — Яська, Гера и Тумба, все ещё оглядывающийся на раскопанный клад сомнительного свойства, — побежали встречать Яськину маму.

Огонь занимался неторопливо, но надежно. Это был какой-то очень основательный костер, со своим характером, привычками и особенностями. Он собирался с духом, накапливал душевные силы, даже заставил несколько поволноваться о своей жизнеспособности вообще. Но когда уж занялся ровным теплым пламенем, то сразу успокоил приятной стабильностью. Мара, положив голову на плечо Алекса, смотрела в эту замечательную, дарующую свет субстанцию, с невероятным покоем на душе. Яркое, лижущее стремительно темнеющее вокруг пространство зарево словно шептало в мягком потрескивании: «будет, все будет…», и от этого жизнь казалась бесконечной.

— Ты чего затихла? — Алекс склонил голову, посмотрев в лицо жены, затихшей под его обнимающими руками.

— Ребенок затих, значит, шкодит, — улыбнулась Мара. — Наверное, я прячу от тебя какие-то мысли.

— Преступные?

— Скорее, аморальные, — загадочно протянула Мара.

— В чем разница? — В голосе Алекса появилось неподдельное любопытство.

— В привязке к Уголовному кодексу, — Маре было смешно, но она сосредоточенно сохраняла серьезный вид. Легким порывом ветра до неё донесся запах каши с мясом, котелок с которой булькал над их костром. Рот наполнился слюной, и тут же из глубины жаждущего каши желудка поднялась тошнота.

— Как я могу доверить воспитание своих будущих детей такой глубоко аморальной особе? — Алекс был настроен шутить дальше, поэтому Мара, загоняя мысленно тошноту вглубь себя, несколько раз сглотнула ставшую вязкой и густой слюну, и попыталась ответить, как ни в чем не бывало:

— Тогда тебе нужно было жениться на пуританке. Только, во-первых, я не знаю, где бы ты её нашел на всем постсоветском пространстве, а во-вторых, не ручаюсь за то, что в головах даже английских протестантов не бывает грязных мыслишек.

— Опа-на, — удивленно огорчился муж, — а я-то уже….

Мара сглотнула ещё раз. Тошнота не уходила. Она не хотела расстраивать мужа и портить такой замечательный вечер своим нездоровьем, поэтому изо всех сил старалась делать вид, что чувствует себя превосходно. Когда Алекс, узнав, что она зря поехала сюда, а работу так и не получила, бросил все и примчался. Чтобы, по своему обыкновению, неприятные обстоятельства обернуть себе на пользу. Летней подработки у Мары не получилось, зато у них оказалось несколько великолепных дней совместного отдыха в совершенно чудесном, живописном месте. И Алекс не ограничился купанием в море, а раздобыв где-то палатку, привез Мару в такое горное безлюдное место, что просто дух захватывало. Здесь, на берегу горной речки, на возвышенном плато, окруженном вершинами густо поросших лесами гор, было полное ощущение того, что весь мир в твоих руках. Целый день они просто валялись на совершенно безлюдном, густо и пряно пахнувшим разнотравьем лугу над всем миром, словно боги в пробегающих облаках, а под вечер Алекс затеял великолепный ужин с мясной кашей и красным вином. Каша была самая простецкая, несмотря на то, что просто одуряющее пахла, доходя на костре, а вино очень хорошее, дорогое, но Маре как раз его совершенно не хотелось. «Да что ж это такое, когда эта тошнота пройдет уже?», — с раздражением подумала Мара. Все прекрасное, что окружало сейчас её, периодически и спазмообразно тонуло в подступающем нездоровье.

Кажется, Алекс о чем-то спросил, потому что она вдруг поймала на себе его обеспокоенный и недоумевающий взгляд. На всякий случай улыбнулась и сказала:

— Ну, да, а как же….

Хотя что да, понятия не имела. Алекс наклонился к ней ещё ближе и совсем заглянул в глаза:

— Тебе плохо?

— Пустяки, — улыбнулась Мара. — Наверное, от перепадов давления. Ничего, выходящего за границы нормы.

— Может, вернемся? Пока не совсем стемнело? Обратно по серпантину будет в темноте ехать сложнее.

— Ну, вот ещё! — Мара недовольно покачала головой. — Ни за что на свете!

— Главное, чтобы не началась гроза. — Успокоился Алекс и его голос приобрел опять шутливый тон. — Иначе я даже и не знаю, что с тобой делать. Шкафа-то, в котором можно спрятаться, здесь нет.

Мара с победоносным видом вытянула из-под пледа, в который они вдвоем уютно закутались, ногу с подвернутыми джинсами. Из-под отворотов виднелся веселый и аккуратный маленький зонтик. Вернее, его изображение.

— У меня теперь есть защита, — похвасталась она. — Всегда со мной.

— До первых капель дождя и первого блеска молнии, — продолжал поддразнивать её Алекс.

— Зонт, между прочим, вообще в символике тату считается мощным и самым безобидным оберегом. Чтобы ни случилось, это тату сводит к минимуму все неприятности, отводит от его носителя всевозможные потери.

Мара повертела ногой:

— Нужно было к нему ещё крылья и сердце приделать. Тогда это был бы уже любовный смысл. Охраняющий наши с тобой чувства.

Алекс не стал заострять внимание на отсутствие у зонта крыльев и сердца. Он наклонился над высунутой из-под пледа ногой, и как показалось Маре, слишком уж внимательно стал разглядывать картинку.

— Надо же, вроде бы безобидная дамская вещица, а какой зловещий острый клюв у этого зонта! — Наконец-то после сосредоточенного молчания произнес муж.

Мара хотела что-нибудь возразить, и уже практически собиралась это сделать, когда вдруг увидела татуировку под необычным углом в отблесках вечернего костра. Почему-то выглядевший веселым еще несколько минут назад зонтик показался ей действительно странным, и даже несколько зловещим. Тут же опять накатила тошнота.

— Всем большой привет! — жизнерадостный женский голос, словно взметнул пламя костра, неожиданно прозвучав в их уединенной идиллии. Алекс тут же вскочил на ноги, Мара пронзительно завизжала.

— Ой, ой, простите, — незнакомка вошла в освещенный круг и приветственно развела руками, — я к вам с миром.

Молодая девушка в тесных джинсах и с ярко накрашенным ртом остановилась в этом круге света, терпеливо давая время Алексу и Маре разглядеть себя.

— Боже, как вы нас напугали! — выдохнула Мара, а Алекс молча кивнул, подтверждая, что эту девушку они никак не ожидали здесь увидеть. Собственно, они никого не ожидали тут увидеть. И даже совершенно этого не хотели. Впрочем, незнакомка, судя по выражению её лица, знала это и совершенно не комплексовала по поводу нежелательности своего появления. У неё был вид человека, который приехал по очень важному делу.

— Сейчас быстро перекусим и опять в больницу, — сказала мама, как только Гера с Тумбой занесли дорожную сумку в дом, — я прямо с дороги к ней заехала.

— И как она? — честно говоря, Яська боялась спрашивать.

— Мне кажется, что плохо, — призналась печально мама. — Совсем ужасно. И так неожиданно.

Они все вместе сели попить чаю с пирожками, которые мама привезла с собой, и тут же выложила на стол.

— Бедная Ида, — мама вздохнула и рассеянно потрепала Тумбу по голове. Псу это понравилось, и он застыл на месте, надеясь на продолжение. — Как пошла её жизнь под откос с самого начала, так и не дает ей судьба передышки.

Яська с куском откушенного пирога изумленно уставилась на неё:

— О чем ты? Почему под откос? Аида до сих пор выглядела вполне спокойной и счастливой. Ну, если не считать этих последних дней.

Мама продолжала задумчиво гладить Тумбу, который, поверив в свою счастливую звезду, нацелился ещё и на ближайший к нему пирог. В Яськиной руке.

— Я никогда не говорила тебе, потому что Ида категорически не хотела, чтобы окружающие знали. Она пыталась выжить, после того, что случилось.

— А что случилось-то? — влез не очень воспитанный Гера.

Яська на него шикнула.

— Когда-то давно на её глазах погиб маленький сын и любимый муж. Тимоше чуть больше года было, он только на ножки начал вставать.

Яська удивилась и расстроилась одновременно. Она каждое лето приезжала к Аиде, жила с ней бок о бок несколько месяцев, они вместе смеялись над общими шутками и забавными ситуациями, вели долгие интересные разговоры по вечерам, Аида была для Яськи вторым человеком после мамы по степени доверия. И она ничего не знала. Не замечала, думать не думала.

— Она мужественная очень, Ида. — сказала мама, и Яське показалось, что глаза её стали влажными. — Боролась с судьбой, как могла. Отрешилась от прежнего, бросила работу, дом, уехала жить сюда, полностью все поменяла в своей жизни. Видно, до конца так и не смогла, догнала её эта катастрофа, подкосила, когда она совсем и не ожидала. Что-то в голове у неё тронулось, поехало….

— А почему она сюда тогда переехала? — наверное, это был самый глупый вопрос из всех, что могла задать маме Яська, но почему-то именно он вырвался у неё.

— Наверное, это и было ошибкой. Именно где-то здесь, в горах погибли её родные. С одной стороны, она хотела забыть все, что напоминало ей об этой трагедии, с другой, её тянуло именно к этому месту. Такое вот противоречие. Наверное, губительное. Я была очень против её переезда. В нашем городе у неё оставались друзья, любимая работа, наука, где ей пророчили большое будущее. Но что я могла поделать? Так она решила, а характер у Иды всегда был железный.

— А что….

Яська проглотила ком в горле, который появился вместе с невыносимой до слез жалостью к Аиде.

— А что случилось с её мужем и сыном?

— Они поехали в какой-то продвинутый лагерь для родителей с маленькими детьми. Что-то вроде «Дикие младенцы». Я не помню сейчас точно. Потому что была беременной тобой, и это было для меня в тот момент самым важным в жизни. Суть была в полном погружении на несколько дней малышей вместе с родителями в естественную природную среду. Тогда это было модно. Продвинуто. Звенящие кедры и все такое. Палатки, горы, горные реки, еда на костре и много-много естественной природной среды. Там было семей пять-семь, все с детьми от шести месяцев до трех лет. На месте, где был разбит лагерь, непредвиденно сошел оползень. Олег, муж Аиды, и Тимоша погибли.

— А остальные?

— Кажется, больше никто не пострадал…. По крайней мере, больше никто не погиб. Это точно.

Мара слушала Алину и еле сдерживала себя, чтобы не закрыть лицо руками. Ей хотелось спрятаться от рассказа девушки.

— Вы же были в том палаточном лагере?

Мара кивнула.

— Я, конечно, этого совершенно не помню, но мама рассказывала. Это был просто настоящий кошмар, по её словам. И вы говорите, что эти люди в поезде…. Валентин, Даня…. Мы когда-то младенцами побывали вместе в этой катастрофе?

Алина кивнула.

— Все пятеро. Всего было шесть семей, я подняла архивы. Один мальчик погиб. Это и был сын…

— Ады? — вздрогнула Мара.

— Аиды, — Алина достала фотографию женщины и показала её собеседнице. Мара кивнула, она уже ожидала, кого именно увидит на фото. «Очная ставка» была просто формальностью.

— Я ещё все время испытывала ощущение какой-то неловкости. Чувствовала, что что-то не то. Ада была гораздо моложе, чем пыталась казаться. Для женщины это совершенно выходящий за все мыслимые рамки случай. Зачем ей?

— Насколько я понимаю, она следила издалека за каждым из вас и потихоньку сходила с ума. Разум никак не мог принять то обстоятельство, что сын погиб. Ей казалось это несправедливым. Или никто, или все сразу. Она знала, что у каждого из вас после той катастрофы остался неизгладимый след в психике.

— Фобия одиночества, паническая боязнь острых предметов, — вспоминала Мара своих попутчиков по поезду.

— Ну, да, — кивнула Алина. — Она рассказала все своей подруге во время проблеска сознания. Аида подготовила все, чтобы собрать вас вместе и внушить мысль, что нужно прийти в салон к её соседу и сделать себе татуировку-оберег. В прошлом талантливый химик, она собрала галлюциногенную композицию и смогла подменить бутылки с чернилами в салоне. Влезть ночью в окно никак не защищенного дома ей не составило труда.

— Но это же… — Мара была вне себя от изумления. Она даже забыла про тошноту. — Мы могли бы не собраться в этом вагоне, проигнорировать приглашение на работу. Пропустить мимо ушей её рассказ про обереги. А если и поверить, то не пойти к этому татуировщику, а пойти к другому. У этого плана одни сплошные дыры….

— Однако он сработал. — Подвела решительную черту под сказанным Алина. — И, насколько я понимаю, именно так, как она замышляла. Может, судьба почему-то помогает сумасшедшим. Я не знаю. Только он сработал.

— Столько людей погибли, даже не подозревая о причинах своего ухода из жизни. Я, конечно, сочувствую матери, потерявшей ребенка, но разве можно оставлять это все просто так?

Алина печально развела руками:

— Она наказала и себя тоже. Последняя татуировка, которую сделал Илларион отравленными чернилами, на её коже.

— О, боже! Она… сама? Зная… и сама?

— Да. Сейчас она умирает в жутких мучениях. Поэтому я прошу вас срочно поехать со мной. Вы ничего странного не чувствуете?

Мара задумалась:

— Я…. Слушайте, а мы сейчас…. Мы сейчас случайно не на этом же месте находимся? Я как-то действительно странно себя чувствую. Мне кажется, что это было именно здесь.

— Нет, нет, — как-то слишком поспешно сказала Алина. Но Маре этого «нет» вполне хватило, она не стала вникать в подробности.

А Алина подумала, что если Мара когда-нибудь и узнает, что это двадцать пять лет назад случилось именно где-то в этой местности, то только не сейчас. Только истерик Алине сейчас не хватало.

— Но получается, — мысли Мары от потока информации, свалившейся неожиданным образом на неё, метались от одного факта к другому, — что детей изначально должно быть семеро. Погибший мальчик и нас… Нас было шестеро в вагоне.

— Карен оказался в вашей компании случайно. Его семьи не было в том лагере. Чистая случайность, что у него тоже оказалась странная фобия. И я, расследуя эту историю, все больше прихожу к выводу, что, очевидно, нет человека без фобии. Только вот думаю, которая, из имеющихся у меня, самая смертельно опасная.

Алина грустно усмехнулась.

— А теперь поехали. Прошу вас, Мара. На все оставшиеся вопросы я отвечу вам по пути. Яд уже, по всей видимости, бродит по вашему организму. И, как это ни цинично звучит, вы нужны мне как пока единственный оставшийся в живых пострадавший.

Мара вдруг радостно улыбнулась:

— Нет, яд не ходит. По крайней мере, от татуировки.

— Но, — Алина кивнула на красочное изображение зонтика, мелькающее на лодыжке из-под подвернутых джинсов Мары. — Вы же….

Мара улыбнулась.

— Что вы! Это наклейка. Мне нельзя татуировку. Мы, — она кивнула на тревожно наблюдающего за их разговором издалека Алекса, — ждем ребенка.

И Мара бросилась в кусты, уже не в силах сдерживать тошноту, вызванную токсикозом. Она была беременной уже третий месяц.