Что-то саднящее и непривычное осталось в ней после разговора, какая-то фраза беспокоила её, не давала покоя. Но Яська бежала на встречу с Алиной, и это обстоятельство заслонило для неё все остальные новости, которые она уже успела узнать сегодня.
На её счастье Алина не стала пытать встречей в морге, а предложила поговорить в кафе на улице за углом. Яська с удивлением заметила, что кафешка была точь-в-точь такой, как она представляла себе, когда на секунду ей захотелось дружить с Алиной. И даже были эти самые граммофончики, которые она опять забыла, как называются, обвивающие летнюю веранду с ажурными столиками. За тем исключением, что они не щебетали беззаботно о девичьих приятных делах, а склоняясь друг к другу через столик тихо вели беседу о странных смертях. В частности, Яська сразу же, не дожидаясь, пока принесут кофе с пирожными, которые они заказали, рассказала Алине о своем последнем звонке.
Алина кивнула.
— Знаю. Я тоже…. Не успела.
— А остальные?
— Ясь, я не буду тебе все докладывать, ладно? Не имею права.
— Скажи хоть, они живы?
— Да. — Ответила эксперт.
— И что? Их же нужно как-то предостеречь, что ли?
— Я не должна тебе этого говорить, — строго сказала Алина, и Яська поникла.
— Но я скажу, — продолжила эксперт. Её визави сначала даже не поверила своему счастью
— В общем, в крови у покойного диетолога обнаружены остатки «ангельской пыли».
— Что? — Яська вытаращила глаза, хотя, честно говоря, ожидала нечто подобное.
— Препарат, называемый «ангельской пылью», — тут Алина включила диктофон, и из динамика раздался её же собственный голос, начитывающий текст из какого-то учебника, — белый, зернистый порошок, содержащий от пятидесяти до ста процентов наркотика. Вызывает острый психоз — экстренное психиатрическое состояние с высоким риском самоубийств или насильственных преступлений. Принимающий препарат видит галлюцинации, которые заключаются в аномальном искажении образов, что часто приводит к паническим реакциям. Смерть наступает во время психотического бреда от гипертензии, гипотензии, гипотермии, судорог и травм.
— Я знала, — прошептала Яська, и глаза её все ещё оставались непривычно круглыми от того, что она вот-вот познает тайну, мучавшую её уже несколько дней.
— Но мы не знаем наверняка, — добавила задумчиво Алина. — Может, он принимал наркотики сам по себе. Ну, или накануне или именно в этот день принял.
— Нужно проверить всех остальных, — торопливо прошептала Яська, потянувшись к Алине над кофейным столиком.
Алина посмотрела на неё с нескрываемым снисхождением:
— Ты одна такая умная, да? Какие у меня основания? Впрочем, на наше счастье у меня в городе, где проживала Ева Самович, оказался знакомый коллега. Я попросила его по старой дружбе сделать анализ сыворотки. И….
— У неё тоже?
Алина кивнула. Яська наконец-то сузила глаза до нормального размера. А то у неё уже от напряжения заболели какие-то там окологлазные мышцы. Ну, те, которые все это время придерживали её глаза, вылезающие из орбит.
— Так вот же, вот, — прошептала опять она. — Только я все равно не понимаю…. Как Ларик? Почему?
Алина пожала плечами.
— Больше я ничего тебе не могу сказать. Ребята из отдела и так очень на меня сердятся.
— Почему? — Наивно спросила Яська. — Ты же ищешь истину. В смысле, мы. Мы ищем истину.
Для большей убедительности она ткнула пальцем себе в грудь.
— Ну, лишняя работа. Так бы закрыли дела, и все. Их, скорее всего, действительно закроют. За отсутствие состава преступления.
Алина секунду подумала и пожаловалась Яське:
— Издеваются надо мной. Кричат: «Алина, маньяки-татуировки разгуливают по городу!».
— Зачем? — Удивилась Яська. — Зачем они так кричат?
— Мстят за то, что мне больше всех надо.
Алина с удовольствием откусила большой кусок шоколадного пирожного. На ярко накрашенный рот тут же налипла маленькая крошка, Алина смахнула её острым языком. Яська все это время заворожено смотревшая ей в рот, непроизвольно провела языком по пересохшим от волнения губам.
— Или просто развлекаются, — добавила Алина, сделав большой глоток уже остывающего кофе.
Яська все равно не поняла, зачем коллеги так изводят Алину, но другая, более важная мысль поразила её.
— Я знаю! — Яську осенило. — Кто-то хочет подставить Ларика.
— Зачем? — Алина удивилась. — Он кому-то настолько перешел дорогу, что его решили убрать таким очень нелегким и смутным способом? Конкуренты-татуировщики?
Она засмеялась.
— Банда татуировщиков….
Яська поняла, но не приняла шутку.
— Алин, — она задумалась. — Мне мама рассказывала, что была такая банда когда-то. Игроки в карты. Играли на место в кинотеатре. Проигравший должен был убить человека, взявшего билет на это кресло. Такое вот «клейменое» кресло. Может, и здесь что-то подобное? Ну, не прямо такое, а в плане клейма. Татуировка, как метка. И Ларика, вне его ведома, как-то используют?
— Версия интересная, — Алина сделала паузу, доедая пирожное, Яське же кусок в горло не лез. — Но лишенная всякого смысла и основания. Пока нет ответа на вопрос «зачем», все твои доморощенные догадки лишены смысла. Прости, подруга, но вынуждена тебя попросить, пока не лезть в эту неразбериху. О кей? И мое дело — только выяснить истинную причину смерти. А не искать убийцу. Этим занимаются другие люди.
— Как так? — Яська удивилась, потому что Алина ей казалась всесильной. Ну, типа, все в панике и обмороке, а тут приходит Алина вся в белом с ярко накрашенным ртом и все становится на свои места.
— А вот так. Меня интересует на данный момент только состав чернил, которыми Илларион пользовался в тот день. Сегодня я получу данные по Еве Самович и это, вкупе с имеющимися у меня данными по диетологу, даст мне орден на изъятие чернил у Иллариона.
— Зачем так сложно? Изъятие какое-то… — расстроилась Яська.
— А затем, что твой друг-татуировщик может и не захотеть добровольно отдавать чернила на экспертизу. И не захочет, верно?
Яська вспомнила, что в последнюю встречу Ларик был вне себя, и подумала, что сейчас, пожалуй, он и не захочет. Добровольно. Она кивнула.
— Так что, Ясмина Девятова, студентка в академическом отпуске, сиди пока, пожалуйста, тихо. Вот, покупайся в море сходи, позагорай….
Алина встала, давая понять, что аудиенция закончена. Яська вздохнула и вдруг произнесла:
— А ты что вечером делаешь? Давай, сходим куда-нибудь.
Тут же поняла, что фраза прозвучала как-то странно, словно она приглашала Алину на свидание, торопливо добавила:
— Может, по магазинам прошвырнемся? Мне нужно краску для волос подобрать, а то мне надоело, что все Мальвиной дразнят. И ещё, может, у тебя есть знакомый хороший парикмахер?
Она вздохнула ещё раз и умоляюще посмотрела на Алину:
— Честно говоря, мне так не хватает подруги….
— Ну, чего ты от меня хочешь, в конце концов?
Аида, лениво потянувшись всем своим все ещё прекрасным и гибким телом, вдруг резко соскочила с кровати. Прошлась босыми ногами по прохладным плиткам ламинатного пола, накинула халатик. Она напоминала кошку — мягкую, податливую и совершенно независимую одновременно. Тихим взглядом уставилась в окно, вся уже отдалившаяся, ушедшая в какой — то свой внутренний мир, в который никому не было входа. А ей — выхода. Закрылась в нем, своем внутреннем мире. Словно не было ещё несколько минут назад этого накала страсти, этого невероятного слияния двух совершенно отдельных людей в одно восхитительное целое и неделимое. Любимая. Недосягаемая. И, наверное, поэтому неутолимо желанная.
— Чего ты хочешь, Артур? — повторила она, не поворачиваясь, словно там, за оконным стеклом в знакомом до мельчайшей черточки пейзаже может появиться ещё что — то неведомое.
— Ты знаешь. — Артур накинул на себя легкую простынь. При всех стараниях (тщательности в еде и занятий на тренажерах) возрастной животик, наметившись, уже никак никуда не уходил. Это генетическое, все мужчины в их роду грузнели и плыли после сорока. Артур продержался несколько дольше, но с генетикой спорить был бессилен.
— Хочу тебя, — сказал он твердо, любуясь очертаниями фигуры Аиды, угадывающимися под халатиком. И вздрогнул. В нем снова просыпалось желание. Эта невероятная женщина будила в нем чувства, о которых он даже не подозревал.
— Я только что была твоей, — мягко, но непреклонно ответила она. — Все, что ты хотел.
— Не так. — Любовник заводил этот разговор уже давно не в первый раз, оба они знали, что он ничем не закончится, но опять и опять продолжали эту бессмысленную беседу. — Только моей. Всегда.
— Ты хочешь жить со мной вместе, я знаю. Но тебе это не понравится. Это я тоже знаю. К чему это нам? Мы взрослые люди. Ещё совсем немного и мы станем людьми старыми.
Аида подошла к большому, мягкому и грузному креслу, где аккуратно была сложена её одежда и начала одеваться. Как всегда у Артура защемило сердце от мысли, что она уйдет.
— Аида! — фразы звучали горько. — Ты вертишь мной как хочешь! Просишь так, словно отдаешь приказы. Я иду у тебя на поводу, как мальчишка, слепо бросаюсь выполнять все твои желания. Заметь, желания странные….
Аида остановилась с юбкой в руках, она успела одеть только нижнее белье и светилась золотом на фоне белого кружева. Смотрела на него молча, вопросительно, словно подталкивая к продолжению монолога. Он опять и опять не мог выдержать этот взгляд, насупился, уставился в кремовую пену постели.
— Я понимаю, если бы тебе захотелось клубники со сливками в феврале, или бриллиантовые серьги, или поездку в Европу. Но ты же не разрешаешь делать тебе никакие подарки. Даже ремонт в доме….
Артура захлестнула вдруг обида.
— Ты не разрешаешь заботиться о тебе, а вместе с тем….
Он прервался на полуслове, понимая, что выглядит жалко, выдвигая эти сопливые претензии. Артур был мужчиной при власти, он знал, как должен звучать его голос, но с Аидой никогда не мог настоять на своем. Это было просто наваждение какое-то, и длилось оно уже далеко не первый год.
Она же неторопливо и грациозно скользнула в юбку, повертелась немного, чтобы шов встал на место. Только затем произнесла:
— Я прошу у тебя чего-то совершенно невозможного?
— Ладно. Ладно. Я заставил отдел кадров выслать приглашения на работу совершенно не нужным мне специалистам, зачем-то оплатил им билеты на поезд. Как ты хотела, места были рядом, в одном купе.
Аида прищурилась:
— Билеты оплатила я.
— Да, но каких трудов мне стоило провести твой платеж через бухгалтерию! И я бы оплатил эти чертовы билеты из своего кармана, если бы ты хоть что — то объяснила. В придачу один из этих твоих протеже, единственный, которого я действительно взял на работу, как — то очень странно умер.
— Хорошо.
Полуодетая Аида подошла к нему, села край кровати. От запаха её кожи у Артура опять начала кружиться голова.
— Хорошо. Скажу тебе, что это дети моих старинных друзей, и я захотела сделать им приятный сюрприз — несколько дней на море в разгар знойного лета. Безвозмездно, то есть инкогнито. Такой ответ тебя устроит?
— Зачем такой сложный путь? Взяла бы им путевки. В наш санаторий. За полцены, и ту я бы мог компенсировать. Ты же знаешь, что я для тебя — все, что угодно. Даже такие странные желания.
— Нет.
Аида отрицательно покачала головой.
— Нет, путевки не надо было. Поверь, все получилось именно так, как я хотела. Сюрприз вполне удался.
Она тихо засмеялась своим колокольчатым смехом, и Артур не смог удержаться, глупо засмеялся вслед за ней.
— Ведьма, — сказал он, лучась безосновательным счастьем и разрываясь от непереносимой нежности, которую он испытывал к этой необычной женщине. Нежность была такая… такая.… на кончиках пальцев и тесно переплеталась с неудержимой животной страстью. В подобные моменты Артуру казалось, что он сходит с ума. Но она, эта головокружительная дикая опытная кошка, вполне могла свести с ума и его, уважаемого солидного директора санатория. С сединой и, несмотря на все старания, плывущим животом. С солидными сбережениями и весом в обществе. К его услугам могли быть самые юные и длинноногие девочки — от пациентов до медперсонала, но только эта сумасшедшая баба в уже довольно увядающем возрасте вызывала в нем чувства, неподвластные человеческому разуму. Словно она, вторгаясь в уже знакомый инстинкт продолжения рода, шла дальше, глубже, длинными тонкими пальцами перебирала все оттенки желания, вдыхала в каждый нюанс свой неповторимый запах, пропитывала им каждую ноту страсти, добиралась своей сущностью до самого истока и обнаруживала за ним ещё одну нескончаемую бездну.
И это состояние — противостояние между ними — длилось, не теряя своей остроты и горькой сладости уже даже не годы, десятилетия.
— Ведьма? — задумалась, затихла Аида. И тихо протянула, — а если старая, выжившая из ума ведьма? Что тогда? Что ты скажешь, о чем будешь просить тогда, мой сходящий со сцены Ромео?
Его в который раз потрясла глубина её голоса, омут фраз. Хотя он знал, что она может иногда говорить так — не словами, а смыслом за гранью реальности. Или за гранью разума? С Аидой всегда было непонятно. Это состояние тоже увлекало и не отпускало даже через несколько часов после её ухода. А она обязательно уходила. Просачивалась сквозь пальцы, не давала схватить, остановить, присвоить. Её всегда не доставало. Чуть — чуть. Артур подумал, что ответить на этот как всегда непонятный вопрос, и выдохнул:
— Я все равно буду любить тебя.
Аида покачала головой.
— Не зарекайся. Может, совсем скоро ты повернешься ко мне на все сто восемьдесят градусов. А именно — от любви к ненависти. От обожания к презрению.
Она наклонилась к нему и быстро, прохладно провела губами по щеке. Затем вскочила и вышла из комнаты. Артур не заметил, что она уже полностью оделась и привела себя в порядок. Шаги были настолько легки, что, даже тщательно прислушавшись, он ничего не мог отразить в ставшем пустым и глухим пространстве тонких стен и длинных коридоров.
С тоской Артур подумал, что ему опять не хватило Аиды. Без неё ему всегда хочется чего — то ещё. В тишине, наполненной тоской по Аиде, резко раздался звонок телефона.
— Артур Борисович! Подрядчики по поводу переделки правого крыла вас ожидают.
Артур посмотрел на время и крякнул от досады. Он опаздывал на важную встречу. Ругнувшись на самого себя за излишние сантименты, он стал торопливо одеваться.