— Ваше благородие, — деревенский староста снял шапку и почтительно склонил голову.
С уважением, но без раболепства — на дальних кордонах иначе и не бывало. Места тут дикие и недобрые, так что печорские крестьяне были не лыком шиты. Ружья и винтовки в каждом хуторе, а топор за поясом — считай у каждого. А что? Рабочий инструмент же. Но княжескую власть уважают, закон блюдут, а его высочество за это закрывает глаза на всякие мелкие вольности.
— Вахмистр Винтер, — кивнул я. — Прибыли по воле князя.
— Желаете немедленно отдохнуть с дороги, ваше благородие?
— Сначала осмотрим место нападения, пока совсем не стемнело.
— Тогда я распоряжусь насчёт ужина и ночлега, а затем проведу вас. Варька! Галка! Сюда идите!..
Староста быстро раздавал распоряжения двум подбежавшим к нему девчушкам лет двенадцати, а я тем временем осматривался по сторонам, да и самого деревенского голову вниманием не обделял.
Ныроб селом был крупным — полсотни дворов и весьма приличная церковь. Между прочим — каменная, хотя и небольшая. Причём по местным меркам — старая, больше трёх сотен лет. Если правильно помню, то такая роскошь появилась по случаю того, что сюда сослали последнего московского князя из клана Долгоруких.
Жители занимаются всем понемногу, но в основном — деревом. Рубят лес, частью — сплавляют вниз по реке, частью — обрабатывают на месте. Одних лесопилок на речной протоке — с десяток.
Сами ныробцы — довольно приметные. Почти все — русоволосые, низкорослые, с лёгкими восточными чертами. Потомки русских переселенцев и тех местных племён, что присягнули Перми, которая некогда владела этими землями.
А староста на их фоне был тем более приметным. Высокий, крепкий, светловолосый, голубоглазый — явно пришлый. Но при этом — деревенский голова, хотя ему и вряд ли сильно больше сорока лет. Точнее сказать сложно, потому как бородой зарос — по самые глаза. Но мужик наверняка хваткий, да и село при нём не бедствует…
Потому, видать, за нами сразу и послал, а то ж пока по окрестным лесам гейст шарахается — у местных всё производство колом встало.
— Далеко до места-то? — поинтересовался я, когда староста вернулся.
— Да не, сразу за околицей.
— Ну, тогда прогуляемся, — решил я, спешиваясь, доставая из чехла у седла штуцер и вешая его за спину. — Вас как по батюшке?
— Захаров я, Игорь Алексеевич.
— Конрад, — ещё раз представился я, налаживая неформальное общение. — Мои сёстры — Хильдегарда и Вильгельмина.
По меркам знати из каких-нибудь центральных княжеств — непростительное фамильярство, конечно. Но там-то местами до сих пор холопы есть, а в Печоре их отродясь не было — обычное дело для фронтира. Север и Сибирь так заселяли, а Дальний Восток и сейчас так заселяют — либо каторжанами, либо княжескими крестьянами. Причём, первые частенько превращаются во вторых со временем.
— Наслышаны, ваше благородие, — с улыбкой прогудел староста, приглаживая бороду. — Мы, может, и на отшибе живём, но за новостями следим, да.
Ну и отлично даже — не придётся лишний раз доказывать, что три подростка почему-то — имеют тут право распоряжаться и командовать.
— О лошадях пусть позаботятся, — добавил я. — Ну и коровку свояку Петра Кузьмича Рябининского доставьте.
— Сделаем, ваше благородие, — голова кивнул и махнул рукой. — Прошу, следуйте за мной.
Говор, кстати, у старосты тоже выделяется — правильный очень… С тремя классами церковно-приходской школы так обычно не говорят.
Зашагали по селу.
— Неплохо живёте, — заметил я, поправляя ремень Мур-Мура.
— Не жалуемся, ваше благородие, — степенно ответил Захаров. — Трудимся в поте лица, как Господь заповедовал, вот и вознаграждены по делам своим. Да и его высочеству дай бог здоровья — о поданных заботится, ну а мы злом за добро не отвечаем. Налоги все в срок платим, в долги не лезем, живём спокойно, хоть и на отшибе…
Ну это понятно. Не в смысле понятно, что они тут трудятся и потому не бедствуют, а что негоже княжескому человеку на житьё-бытьё жаловаться и нелояльность выказывать. А мы тут, как ни крути — княжеские люди. Скажем, когда вернёмся, что здесь народец жирует да княжью власть поносит — сразу медовая жизнь кончится. А если жаловаться начнут на ровном месте — пришлют разбираться, как это так — деревня не бедствует, а голова жалуется. Малахольный, что ли? Так живо его заменим или кому на откуп отдадим…
Печора — она большая же, княжье око не до всюду дотягивается, так что его высочество сильно гайки не закручивает. Поданные делают всё как надо — князь делает вид, что он далеко. Поданные не делают, как надо — князь заставляет их делать.
— Говорите очень складно, — заметил я, после некоторого раздумья решив, что староста это всё-таки намеренно подчёркивает. Валенком-то деревенским прикинуться ума много не надо, а тут — даже ведь и не таится. — Неместный, сразу видно. Образованный?
— Да я и не скрываю, — хохотнул Захаров. — В Печорском училище когда-то штаны протирал, потом здесь оказался… Да и осел как-то. Женился, детишек завёл, хозяйство вот наладил…
— Училище? Вы маг? — непритворно удивился я. — Никогда бы не подумал.
— А, да какой там!.. — махнул рукой староста. — «Двенадцать с половиной», как тогда говорили — уже не тринадцатый ранг, ещё не двенадцатый. Какие-то силы вроде как есть, а ни на что толковое не годятся. Разве что старателем попроще работать было…
— Ясно. Давайте тогда о нападении поговорим.
— Три дня назад это было, — произнёс Захаров, поглаживая бороду. — Тоже уже под вечер, примерно вот как сейчас. Я уже дома был, а тут от лагеря речников — шум, крики, пальба… Ну и рык. Такой… нечеловеческий. Зверьми нас не удивить, чудищами — тоже, но тут было что-то совсем… непонятное.
— Непонятное? — уточнил я. — То есть… очень громко? Или что-то с самим рыком? Слишком высокий, слишком низкий?
— Оно, как бы это сказать… — староста задумчиво нахмурил брови. — Там вроде как слова были… Померещилось может, конечно, но кто ни слышал, все сказали — там звериного и человеческого поровну было.
Твою мать.
— Может, всё-таки урс? — вмешалась Вилли. — Ну, то есть вербер. У него рык тоже своеобразный.
— Нет, ваше благородие, не вербер то был и не волколак. Что мы их, не встречали, что ли? Нет, хозяйка, там точно человечья речь была.
Ну что я могу сказать? Хреново. Твари, которые развились до человеческой речи или чего-то близкого — это всегда самые опасные твари. Исключительный ранг — это как пить дать.
И тогда возникает очередной неприятный вопрос — почему Ныроб ещё существует? Потому что если гейст до сих пор тут не убил всех и каждого — он что-то задумал… И это наверняка может быть ещё хуже, чем уничтожение села в полсотни дворов.
Например? Ну, например, тварь решила не убивать всех сразу, а готовит ритуал, чтобы стать сильнее. Или призвать ещё выводок тварей поменьше. Увы, но даже в Охотничьих дневниках мало подробностей о таких случаях — редко кто успевал продержаться так долго, чтобы описать всё от начала до конца. Обычно егеря имели дело уже с последствиями, которые чаще всего были охренеть какие мерзкие. Так что чем дальше, тем чаще встречалась рекомендация «не доводите ситуацию до критической».
То есть, чем раньше гейст станет короче на голову — тем лучше.
До лагеря «речников», то есть прибывших из верховьев Колвы, мы добрались достаточно быстро.
Небольшая парусная баржа с парой массивных швертов по бортам лежала на берегу реки, будто выброшенный из воды кит. Вокруг кораблика был разбит временный лагерь…
Ха, разбит — хорошее слово!
Ёмче всего описывает ситуацию вокруг следов произошедшего побоища. Нам, конечно, передали, сколько тут погибших, но без подробностей…
Я посмотрел на борт баржи, у которой был выдран с мясом кусок этого самого борта размером с быка.
Вот, например, без таких подробностей, да.
Десяток солдат. Судя по серым мундирам — конвойные войска, которые занимаются охраной каторги, тюрем, ну и вообще… охраной. Костёр, сложенные пирамидой карабины, кто-то умывается в реке — обычный такой привал в общем.
Нет, совсем уж лопухами они не были и часовых выставили. Но — со стороны леса, и потому наше появление они проморгали.
— Захаров, кто это с тобой? — поинтересовался один из сидящих у костра солдат.
— Господа охотники из Чердыни.
— Охотники? — хохотнул конвоир. — А вот я вижу только трёх детишек…
— За словами следи, боец, — холодно бросил я и демонстративно запалил по щелчку пальцев пяток светляков, освещая берег получше. — Здесь вахмистр Винтер, лесная стража. Кто старший?
— Я, вашбродь! — ко мне немедленно подошёл седоусый мужик лет сорока пяти с револьвером и саблей на поясе. — Старший урядник Миронов, конвойная стража!
— Жетон показать? — поинтересовался я.
Урядник посмотрел на мои глаза, на глаза стоящих позади меня сестёр, сглотнул и помотал головой.
— Не, вашбродь, не нужно…
А зря. Я так частенько в прошлой-будущей жизни делал. Если ведёшь себя, как имеющий право приказывать и требовать — за такого частенько и принимают. Особенно нижние чины, да и офицеры, если не особо опытные…
— Тогда — рассказывайте.
— Есть, вашбродь, — с готовностью кивнул Миронов. — Значица, мы четвёртого дня как шли — топляка поймали в борт. Дотянули до Ныроба — тут же и с деревом проблем нет, и мастера есть, ну и решили на ремонт встать. Дело, значица, под вечер было, баржу мы на берег вытащили, лагерь разбили… А тут оно и началось.
Урядник забегал глазами и мне это сразу не понравилось. Нутром чую — сейчас меня начнут дурить…
— Значица, отошли мы до ветру вон к тем кустам…
— Кто — мы?
— А? Ну, это… Я и господин зауряд-хорунжий.
— И где у нас господин зауряд-хорунжий? — терпеливо уточнил я.
— Так, это… Ну, как бы — земля ему пухом. Чудище его же первым порвало…
— Вы были вместе, но порвали только хорунжего, а ты остался цел. Я ничего не упустил?
— Повезло мне, значица, ага, — закивал урядник. — Я аккурат споткнулся, да и упал. А тут чудище из леса и вылетело, да лапой махнуло и господина хорунжего аж надвое порвало. А потом оно кааак метнётся к нашей барже-то…
— Так… Дальше.
— Ну а дальше мы, значица, даже ружья похватать не успели, а монстра кусок борта вырвала, да начала арестантов потрошить…
— Каторжане в трюме были, так? А остальные солдаты где?
— Так тоже на борту, — пожал плечами урядник. — Мы ко сну ужо готовились…
— Все на борту, а вы с командиром куда-то пошли, — резюмировал я. — Зачем?
— Нууу… — замялся Миронов. — Как бы сказать-то, вашбродь…
— Да уж как есть, так и говори.
— Ну, мы… это….
— За хреновухой они к нам в деревню ходили, — вставил Захаров. — Сразу же приложились и пошли кренделя по округе выписывать — вот их, видать, к лесу и занесло.
— Вы хотели сказать — медовухой? — уточнила Мина.
— Медовуху мы тоже делаем, — улыбнулся в усы староста. — Но этот дивный напиток настаиваем на корнях хрена. Чтоб ядрёнее было.
— На хрене… — пробормотала сестра. — Хм… Арморация рустикана… Лизоцим, пероксидаза и этанол — действительно, почему бы и нет…
Посмотрел на корабль, на виднеющийся неподалёку лес и на село, откуда мы пришли…
— Что ж, звучит весьма логично, — заявил я и задумчиво побарабанил пальцем по рукояти револьвера. — Осмотрим баржу.
— Так это, вашбродь… — замялся урядник. — Оно ж как бы не положено… Груз всё ж таки особый, нельзя кого попало…
— На положено знаешь что наложено? — буркнула Хильда.
— Серебро везёте? — проформы ради спросил я. — Внутрь нам без надобности — только снаружи осмотреть.
— А… ну тогда, ладно, — утёр пот со лба Миронов. — Тогда, наверное, можно…
Подошли ближе к кораблю. Я сжал последовавший за мной круг магических огоньков плотнее, чтобы получить не большую площадь освещения, а мощность как у фонаря.
— Отметины от когтей, — моментально заметила Вилли. — Лапы четырёхпалые… На что гейст был похож-то?
— Ну, темно тогда было и быстро оно всё как-то…
— Зверь? — спросил я. — Медведь, волк, ящерица, змея, жук? Или… человек?
— Чем-то похож, да, — закивал урядник.
Хильда закатила глаза.
— Похож на ЧТО? — терпеливо уточнил я.
— Ну, на человека, да… Ноги только коротковаты, а вот ручища — наоборот до земли. И башка! Рога там всякие… И зубы!
Посмотрел на Вилли, но та лишь покачала головой. Впрочем, такому словесному портрету верить…
Однако ж следы от когтей — настоящие. И оставил их явно не какой-нибудь медведь-переросток.
Я подошёл ещё чуть ближе, провёл рукой по доскам борта, ковырнул ногтем обломанные края около гвоздя, понюхал пальцы…
Харз.
Ерунда какая-то.
Я ведь уже почти твёрдо уверился, что всё это — просто постановка. Хрень на постном масле. Что конвойные просто чего-то промеж собой не поделили или по пьяни подрались, ну и кого-то прибили. А решили свалить это на атаку гейста, благо что новости о прошедшем Потопе будут в числе горячих ещё пару лет…
И урядник же явно о чём-то врёт. Это прям к пифии не ходи.
Но гейст-то, похоже, и правда был.
— Что было в этой части трюма? — я заглянул внутрь дыры в борту.
— Арестантов там везли. Но сейчас мы их в другом отсеке закрыли.
— Арестантов, говоришь… — я принюхался.
Мокрое дерево, тина, смола… И никаких характерных запахов. Характерных для долго сидения человеков внутри замкнутого помещения — пот там, аммиак…
— Нам передали, что пятеро сбежали, — произнесла Хильда.
— В лес утекли, да, — подтвердил урядник. — Но мы их преследовать не стали. Сами понимаете — в лес сейчас соваться…
— Мы тоже охотников посылать не стали, — добавил староста. — Мы порядок знаем — таким должна порубежная стража заниматься.
— Убитые где? Похоронили уже?
— Ну дык…
Чего-то такого я и ждал…
— Сильно тут топтали? — вздохнул я. — Следы хоть какие-нибудь остались?
— Ну, эт самое…
Понятно. Значит в основном тут всё затоптано, потому что после нападения конвойные носились туда-сюда как ошпаренные… Но что-то всё-таки должно было остаться?
Я жестами показал сёстрам разойтись, и мы начали обшаривать окрестности. Вилли тоже зажгла «люстру», а вот Хильда обошлась обычным светляком.
Натоптали эти кабаны и правда изрядно… Но как двигался гейст, в принципе, было ясно.
И правда зашёл со стороны леса. Потом, судя по всему, убил одного из солдат и рванул к барже. Расковырял борт… Убил ещё двоих. Но не на корабле, нет — когда те убегали. И сам почему-то ушёл… Странно? Очень странно. Твари от лёгкой добычи никогда не отказываются — это всё равно алкашу сделать глоток водки и выплюнуть.
— Сюда! — послышался крик Вилли.
Мы с Хильдой моментально оказались перед Миной, опустившейся на одно колено.
— След, — указала кузина.
Присели рядом, всмотрелись.
— Ни хрена он здоровый, — присвистнула Хильда. — Тут же вершков пятнать будет.
— На самом деле чуть больше десяти, — уточнила Вилли. — Но да, это всё равно много.
— Подожди… Этот след, он же…
— Ага.
Отпечаток на земле и правда напоминал человеческую ступню. Только охренеть какую здоровую.
И всё-таки у человека отпечаток немного другой по пропорциям — тут слишком длинная ступня, слишком длинные пальцы… Всего три, похоже. А вот отпечатков когтей — четыре.
— Никогда такого не видела, — покачала головой Мина. — А вы меня знаете, я же…
— Да, ты прочитала все бестиарии в доме, — фыркнула Хильда. — Но если собрать всё в кучу — большой, быстрый, длинные руки, смахивает на человека… Может, это лангеханд? И да, я помню, что его никогда не встречали за пределами Африки.
— Надо поискать ещё следы, — я поднялся на ноги и посмотрел на темнеющий горизонт. — Ночью ещё и дождь будет скорее всего…
Выдвинулись втроём из лагеря конвоиров и прошли до самого леса.
— Ну и кому ты не доверяешь? — поинтересовалась у меня Хильда, держа дробовик наперевес.
— С чего ты решила, что я кому-то не доверяю? — усмехнулся я.
— Нам не нужно решать, — заметила идущая впереди в поисках следов Мина. — Мы это знаем.
Ну да, Эффект Руделя же.
— Конвоиры очевидно самые подозрительные, — произнёс я. — Урядник явно темнит и чего-то не договаривает. Я уже почти решил, что он почему-то убил своего командира, сговорился с остальными и прикончил ещё и пару арестантов для маскировки, но…
— Тварь действительно была.
— Да.
— И мало того, что тварь странная, так я ещё и вижу следы гейста, ведущие В лес, но не вижу следов ИЗ леса, — проворчала Мина. — Гейст был, нападение было. Но вот откуда он взялся?
— Ладно, возвращаемся, — решил я, посмотрев на чернеющие впереди деревья. — Не думаю, что соваться ночью в незнакомый лес — хорошая идея.
— Ну, вообще, я бы и правда не отказалась сейчас немного перекусить и вздремнуть… — оживилась Хильда.
— Дождь смоет следы, — напомнила Вилли.
— Ничего, — сказал я. — Что-то мне подсказывает гейст ещё вернётся.