Четверо в каменном веке, не считая собаки. Том 1

Глава 15 Проза жизни

Очередной день — очередная суматоха. Накануне мясо прямо в мешках свалили внутри коптильни. Может, это плохо скажется на хранимости продукта, но люди ведь не железные. Столько всего успели за короткое время. Выматывающая стройка ловушки — надо было успеть за день. Две ночёвки на земле: даже не заметно, что лето — настолько холодно. Это тебе не в кроватке ночевать — утром спину кое-как разминаешь. Потом охота и быстрая разделка восьми туш, которые, опять же, утащить надо. Ещё сказывается то, что четверть коллектива выбыла из процесса. Поэтому начали только на следующий день, но с самого утра. Андрей и Ольга, как самые высокие, залезли в сруб и до самого обеда развешивали там мясо. Ирину оставили следить за хозяйством. Хотя, она, кажется, поставила себе цель следить за Михаилом. На его замечания, что надо что-то сделать, она быстро бежала, выполняла и возвращалась назад. Чтобы снова сидеть напротив и, подперев голову руками, смотреть, как он работает.

Сам хромой вождь занимался трофеями. Начал с головы, как самого интересного. Он потратил больше часа, стараясь аккуратно снять шкуру с черепа. Наделав кучу разрезов на коже, мужчина плюнул и стал просто сдирать всё подряд. Теперь он готовился выварить череп. Потом представил, сколько возни и гадости предстоит. Ещё вонять будет, наверняка. От тошнотворной идеи пришлось отказаться.

Но всё ещё хотелось трофей. Оставался только один вариант — подвески из клыков. К тому же, от первой охоты остались клыки и когти саблезуба. Он как принёс их, так они и лежат на печи. Михаил остервенело принялся крошить молотком добытый с риском трофей. Разбив челюсти, достал четыре довольно мощных зуба. По сравнению с гигантской кошкой они ни о чём — те раза в три крупнее. Но по краям подвески будет неплохо смотреться.

Попросив Ирину выкинуть обезображенные обломки в ближайший муравейник, он пересилил себя в соблазне продолжить работу с подвеской и вернулся к другому трофею — к волчьей шкуре. Зубы и когти ещё полежат, ничего им не будет. А шкура — штука нежная. Немного сопреет — и хана. Опять по его просьбе Ирина сбегала, принесла воды и песка. Потом бежала за камнями. Всё ещё опасаясь, что в неопытных руках нож вместо скобления мездры порежет кожу, Михаил решил вернуться к доисторическим технологиям. Щепу он, как и девушки до него, тоже попробовал использовать, но деревяшка быстро ломается. Поэтому начались эксперименты с камнями. Ничего конкретно Михаил не помнил. Из всего прочитанного когда-то в голове всплыли слова: желвак, нуклеус, отщепы. Опробовав несколько принесённых камней на раскол, мужчина получил относительно острые куски, которые неплохо скоблили шкуру. Только, в отличие от деревянной щепы, они плохо подходили для плоского стола. Приходилось долго отбивать края, чтобы получить не полукруглую, а прямую грань. Как оказалось, камни тоже ломаются. Причём те, из которых получались наиболее ровные отщепы, ломались чаще.

Ирина по-своему восприняла уединение Андрея с Ольгой. Подруга говорила о том, что собирается сначала зачать и родить ребёнка от Миши. Но что-то она сегодня замутила. Вряд ли у них получится с первого раза. Может, для Ольги это только задел на будущее. Чтобы потом сказать: «А помнишь в коптильне?..» Поэтому Ира с чистой совестью дала себе карт-бланш. Пофлиртовать немного, может — поцеловаться. А больше пока и не надо.

Поговорить никак не удавалось. Миша постоянно отсылал её с разными заданиями. То унести эту кровавую кашу, в которую он превратил голову — она чуть не проблевалась. То привязать лошадей в другом месте — на старом они уже подъели всю траву и кусты. То камни ему искала. Последние задания хоть можно быстро выполнить — камней в округе хватало. К тому же, есть повод — вдвоём шкуру можно обработать гораздо быстрее. Взяв один из приготовленных обломков, она начала скоблить шкуру со своей стороны стола. При этом замахи старалась делать пошире — чтобы каждый раз касаться пальцами его рук. Несколько раз проделав такое, она заметила, что вождь не такой уж железный, каким казался — Михаил слишком резко отдёргивал руку. Наконец, Ира обхватила его ладони:

— Миша… Ты знаешь…? — Вроде набралась решимости, но та сгинула, как только Ира открыла рот.

— Знаю… — Пришёл неожиданный ответ.

— Но почему…?

— Всё оставляю, как есть?

— Да.

— Потому что я псих.

— Что?! — Девушка даже отшатнулась.

— Я слишком психованный, поэтому должен контролировать себя во всём. Сейчас рано отпускать тормоза. Может привести к непоправимым последствиям для племени.

— Племя? Как можно думать о племени, если есть любовь?

— А я очень совестливый и самолюбивый псих. Я хочу, чтобы меня вспоминали добрым словом. Может, в аду иногда выходной буду получать.

— Ты опять шутишь?

— Не во всём. Нельзя, чтобы племя разделилось. А просто позволить тебе бросить Андрея — это уничтожить некоторые вариации генома, которые в будущем могут понадобиться.

— Да что вы заладили: геном, геном! Что ты, что Ольга!

Ирина пнула ножку стола и зашипела от боли.

Михаил замер, не зная, как себя вести. Хотелось приласкать маленькую девушку, как котёнка. Погладить раненую лапку. Но он ведь действительно уже не малолетний пацан, чтобы млеть от девичьей красоты. Или это уже другая категория? Седина в бороду — бес в ребро? Так вроде не седой ещё. В их семье седеют и лысеют уже далеко за семьдесят. Даже не лысеют, а так — проплешины появляются. Чем Михаил немного гордился — приятно иметь родной цвет волос и шевелюру, когда остальные уже седые или лысые, как колено. Хотя, чего гордиться тем, в чём нет твоего участия?

Прошло уже несколько минут, а Ирина всё ещё морщилась от боли. После удара она принялась с остервенением мусолить скребком шкуру. Михаил остановил её, положив руки сверху.

— Действительно больно?

— Угу…

У девушки уже показались слёзы. Хотя, от физической боли или от душевной, как результат их разговора, он не смог бы понять никогда. Женщины для него оставались сплошной загадкой.

— Давай сюда.

Михаил осторожно потыкал на своде стопы, прямо сквозь кроссовок. Ирина зашипела.

— Вот почему сегодня не надела берцы? Не было бы никакой травмы.

— Они тяжёлые. Знаешь, как устала за эти дни? И ноги преют.

— Теперь поздно, придётся терпеть.

Он полностью расшнуровал обувь и медленно потянул за пятку, придерживая, чтобы пальцы остались в том же положении. Кроссовок и короткий носочек улетели под стол, а парочка уставилась на опухший и побагровевший палец.

— Что могу сказать. Пациент определённо жив.

– *ля! Можно без шуточек?! Больно ведь… Извини…

— Да ладно. Знаешь, где больше матерятся?

— Где?

— В бухгалтерии, конечно. Женщины не стесняются женщин. А вот мужики чаще себя останавливают.

— Да ладно! Соврал ведь про бухгалтерию. Уй!

— Не совсем. Так, хватит рассуждать. Надо сначала снять опухоль и боль. Хорошо, что ты воды принесла. Давай, ногу сувай.

Когда конечность погрузилась в ледяную воду, Михаил вернулся к прерванному занятию.

— И что, ты так и будешь спокойно заниматься шкурой, когда я раненная сижу?

— А что изменится, если я буду или не буду скоблить? Тебе всё равно надо охладить ушиб.

— Ну-у-у, — Ирина закатила глаза. — А посопереживать?

— Так я же псих.

— Точно… Блин, удобно. Ведёшь себя, как хочешь, а если что — я псих. Надо так же попробовать.

— Этого надо с детства добиваться. Чуть что — лезть в драку, кусаться, царапаться. Чтобы все отстали от тебя — чего с психа возьмёшь?

— И что? Ты так делал?

— Нет, конечно. Это так — фантазии на тему.

— Да ну тебя! Опять шутишь. Лучше скажи. Ты говорил, что пока рано. А когда не рано?

— Вот когда Ольга скажет, тогда и не рано. У неё есть план.

— Что ты заладил: Ольга, Ольга! Ты что — не мужик?

— Не-а… — Беззаботно мотнул головой Михаил.

— Чего?

Ирина не поверила, а Михаил продолжил:

— Мужики в поле пашут. А я считаю себя мужчиной, мужем. А насчёт ситуации… Старую присказку знаешь? Муж — голова, а жена — шея. Куда шея повернётся, туда и голова смотрит. Народная мудрость, однако!

В своей привычной шуточной манере он поднял указательный палец.

— То есть, вы с Ольгой решили заморить меня, пока я не разлюблю тебя? Так вот — я не разлюблю! Я упрямая!

— Это хорошо, что упрямая. Я и сам упрямый. Все люди упрямые. Иначе человечество не выжило бы. А бесхребетные, пацифисты и толерасты появились только в последнее время.

— А при чём здесь толерантность?

— Как слово переводится? Помнишь?

— Э-э-э… Нет…

— Терпимость. А нам в первобытном обществе нельзя быть терпилами.

— Вот и не будь им. Возьми своё. В смысле — меня.

— Так… Уела… Ты случайно, не на философском училась?

— Не-а. На архитектора. Только я не доучилась.

— Какие нынче архитекторы пошли — в дебатах могут разделать под орех. Ещё раз говорю. Не нужно в этом спешить. Если просто тебя «взять», то получится раскол. Поэтому у Ольги есть план.

— И какой? Да, а почему ты так официально — Ольга? Ведь вроде муж с женой, должны нежно друг друга называть.

— А мы называем, наедине, внутри семьи.

— Я тоже семья!

Мужчина аж поперхнулся.

— Давай как-нибудь потом продолжим…

— Сейчас. Пока Оли и Андрея нет. Во-первых, хочу тебя называть Мишей, Мишенькой. Во-вторых, хочу тебя поцеловать. И в третьих — какой у Оли план?

— Тебе в таком же порядке отвечать?

— Да!.. Мишенька…

Она наклонилась вперёд. При этом палец в ведре дотронулся до края, но Ира стерпела, только поморщилась.

— Поцелуй меня.

Оба потянулись, прикрыв от стыдливости глаза. Губы осторожно коснулись, впитывая вкус друг друга. Михаил легонько сжал их, и медленно отстранил девушку, надавив на плечи. Он чувствовал под пальцами, как трепещет её сердце. У него самого бухало в груди так, что звенело в ушах. При этом он почувствовал, что она почувствовала, что он почувствовал… И так далее.

Мужчина закрыл глаза и, вздохнув полной грудью, выпустил воздух через сжатые зубы. Погрузился в себя, притормаживая разбушевавшееся сердце. Не сразу, но писк в ушах стих.

— На сегодня хватит.

Теперь его голос оставался железно спокойным.

— Хорошо, — Ирина улыбалась и облизывалась, будто съела бочку конфет. — Но ты не сказал об Олином плане.

Михаил задумался, формулируя.

— План простой. Рассчитан на одно свойство Андрея, которое не меняется много лет. Он не умеет жить с одной женщиной.

— Кобель, что ли? Ходок?

— Нет, в этом он честный. Пока с кем-то вместе, то не предаёт. Но если нашёл себе новую девушку, то со старой расстаётся.

— Это я знаю. То, что далеко не первая — знаю. Только все его девушки — именно девушки. А Оля — скажем так, давно не девушка.

— А ему выбирать не из кого.

— Да ты не псих! Ты маньяк! Монстр. Подкладывать жену под другого мужика. Господи, я влюбилась в монстра!

И продолжила смотреть на Михаила счастливыми глазами.

— Не понимаю вас, женщин.

— Угу… Нас понять нельзя. — И продолжила смотреть, хлопая ресницами и улыбаясь во все 32 зуба.

Михаил перевёл тему:

— Раз такая влюблённая, то выделяется куча эндорфинов и боль чувствуешь меньше. Давай ногу.

Ирина насупилась и положила пятку ему на бедро. Стопа уже побелела от холодной воды. Зато опухоль спала. Михаил прошёлся по суставам, прикасаясь самыми кончиками пальцев. Он прикрыл глаза, пытаясь по едва уловимым ощущениям понять — насколько всё плохо.

— Нормально. Вывиха нет. За перелом я не ручаюсь. Посмотрим. Мазь от ушибов пока есть. И хорошо, что дома не оставил.

Он аккуратно промокнул рубахой ногу девушки, нанёс мазь и надел обратно носок.

— Пусть так будет. Кстати, мне опять колено надо смазать. Отвернись, пожалуйста, мне штаны надо снять.

— Вот ещё! Хочу посмотреть товар, так сказать, лицом.

Мужчина только покачал головой. Занимаясь больной ногой, он вернулся к началу разговора:

— Помнишь, я сказал про голову и шею. Так вот. Если шеи две, то голову порвёт напополам.

— А две головы одной шее — не жирно будет?

Михаил только пожал плечами:

— Поживём — увидим.

Он успел закончить с процедурами и вернуться к обработке шкуры, когда послышались шаги под крышей двора. Хорошо, что ворота теперь постоянно закрыты. Заговорщики успели принять нейтральные позы и надеть безмятежность на лица, пока парочка коптильщиков обходила препятствие. На улицу вышла только Ольга.

— По тебе не скажешь, что ты охмуряла чужого мужика. — Заметил Михаил, приподняв бровь.

Жена оглядела обоих, с ходу поняла, что здесь происходило, и сама, в свою очередь, перешла в наступление. Руки в боки, одна бровь заломлена:

— Так вы что, думали, что я с Андреем — того? Не было ничего. Рано ещё. А вот ты лыбищу сотри с мордахи.

Она дёрнула Ирину за ухо.

— И подвинься, дай сесть. — Ольга смахнула со скамейки ногу девушки.

— Твою…! Мать…! Ё……ля!

Ира одновременно лелеяла травмированную ногу и зажимала красное ухо.

— Осторожно, мать. Она действительно сильно ударилась.

— Защитничек нашёлся!

И тут же успокоилась:

— Действительно больно?

— Угу… — Из глаз девушки снова полились слёзы.

— Ну, ты это… Извини… Но вообще. Вы, блин, даёте! Две хромоножки.

Последнюю фразу услышал Андрей. Он вытаскивал перекусить, потому и задержался.

— Что про хромоножек?

— Иру не дёргай, она тоже ногу повредила. — Ответил Михаил.

— Мля! Вы чего, действительно, устроили? Хорошо, что особо массовой работы нет. Ладно, хромоножки, сидите, балдейте.

Наконец-то у Михаила появилось время заняться поделками. Столько планов, проектов. Но текучка, текучка. Будь она неладна! Мужчина и до переноса любил посидеть, покрутить что-нибудь. Но опять же — текучка. Работа разъездная, нерегламентированная, привязанная к расписанию транспорта. Дома тоже сначала надо по хозяйству всё переделать, а уж только потом — что-нибудь для души. Как перенеслись, тоже всё время — быстрее, быстрее. Надо успеть то, другое, третье.

Сегодня Андрей и Ольга ушли обрабатывать огород. Трава пробилась с изнанки перевёрнутого дёрна. Её требовалось подрезать, пока не закрыла грядки. Два инвалида остались на хозяйстве. Пока Ира по общему настоянию перелёживала первую острую стадию ранения, Михаил занялся подготовкой к разным задумкам, которые накопились за прошедший месяц. А их набиралось достаточно.

Например, есть рога, из которых можно попробовать сделать самострел. Все знают, что рога полые — из них же вино пьют. Но когда Михаил сбил их у добычи, то внутри оказалось что-то вроде пемзы — как внутренность кости. Наверно, это и есть кость. По смутным воспоминаниям, в детстве от кого-то из взрослых прозвучала фраза, что рога у коров вываривают. Сколько надо варить, чтобы снять роговой чехол — предстояло выяснить опытным путём. Некоторое представление давало снятие копыт у забитого скота, которое он делал много раз. Но копыта свиньи или козы гораздо мельче рогов, а кипяток по температуре весьма далёк от паяльной лампы. Михаил рассчитывал часа на два. Чтобы легче потом доставать кость из рогов, он вкрутил саморезы в это губчатое образование.

Старый эмалированный таз встал на плиту коптильни. Её всё равно топят постоянно, так зачем мучиться с другими печками? Зачем зря переводить дрова? Налил воды из стоящей рядом алюминиевой фляги. Вода и дрова — две вещи, которые Михаил попросил принести уходивших соплеменников. Ещё нарубить лозу, но это они сделают на обратном пути, надо ждать до вечера.

Гора дров лежала в двух шагах, фляга воды — возле печки. Теперь можно приступать к процессу. Вероятно, замачивать надо ещё в холодной воде, а не в кипятке. Вдруг треснет, если в кипяток сунуть. Сразу же выяснилось, что рога всплывают. Пришлось искать что-то плоское и тяжёлое. Подошла какая-то старая железная крышка от прохудившейся кастрюли. Кастрюля сгинула в помойке, а крышка осталась. Даже пробка из ручки не выпала. Михаил вспомнил, как отец на все кастрюли делал такие вставки из пробок от вина. Вспомнил, как скрипел нож по пробке. Даже от представленного скрипа по рукам и спине побежали мурашки. Вздрогнув и потерев вздыбленную кожу, он положил крышку в таз. Хотел сверху прижать камнями, но передумал — вдруг рога, лежащие на самом дне, будут пригорать. Крышка и сама по себе достаточно тяжёлая, а рогам не хватало самой малости, чтобы скрыться под водой. Проверил, как горит пламя. На этом пока всё. Предстоял долгий процесс ожидания — творческого ожидания.

Теперь надо подготовить деревянные заготовки. Во-первых, для копий. Копья сделали лишь бы, как бы. Жерди, конечно, хороши. Но центр такого древка — рыхлый и хрупкий, что снижает надёжность всего оружия. Нужно из бревна выбрать ту часть, которая не с краю и не из центра. Заготовка дров произошла вовремя. Самые ровные части стволов, на которых нет сучков, они с Андреем не стали сразу пилить чурками — поделили на двухметровые куски и притащили домой в таком виде. Кроме высохших на корню сосен, нашёлся и берёзовый сухостой. Теперь для заготовок есть и мягкая и твёрдая древесина. Из твёрдой можно приклад выстрогать.

Начать Михаил решил с чего попроще — с сосны. С помощью длинной толстой палки, которую постоянно использовал вместо костыля, он подкатил одно из брёвен к самому крепкому столбу. В него будет упираться торцом заготовка. Поленья под бревно со всех сторон, чтобы не укатилось. Можно колоть.

Набор клиньев и две кувалды разного размера — это хорошо. Это удобно. Только ловкости, как в игрушках, это не прибавляет. Когда машешь тяжёлым молотом, то нужен жёсткий упор на обе ноги. Приходилось муторно бить мелкими ударами. Солнце заметно продвинулось по небосклону, когда бревно раскололось. Не до конца ещё, только с торца. Теперь надо вгонять толстую деревяшку, которая расколет бревно окончательно. Но сначала — передохнуть. Михаил присел на лавку и положил мозжащую ногу, упёршись локтем в стол — так колено меньше ныло.

Занятно. Он так же сидел вчера, когда Ира предприняла очередную любовную атаку. Как мужчине, ему было очень лестно, что девушка готова ему отдаться. Но как же не вовремя! Принцип приоритета племени над личностью гласит, что требуется получить все варианты генов. При зачатии каждый из родителей даёт половину. Но половину после рекомбинации. То есть, сначала гены перемешиваются, и только потом отдаётся половина. И так каждый раз. Два ребёнка у одной и той же пары могут кардинально различаться. По большому счёту, каждой паре надо иметь не меньше четырёх детей, чтобы большинство генома перешли в новое поколение. Закавыка в том, что у Ольги предельный возраст. Один-два ребёнка, а потом выносить и родить здорового ребёнка будет почти невозможно без современной медицины. Ирине предстоит жуткая судьба — постоянно рожать потомство. Выдержит ли? И по статистике получается, что как более молодая, она родит больше. А значит, лучше, если дети будут от разных отцов. Инцест — дело семейное. Поэтому его последствия нужно отодвигать. Хотя в истории известны случаи целых народов, выросших от одного отца. Вот ещё задачка — вводить жёсткий отбор, как в Спарте. Причём, чтобы и мозг, и мышцы были здоровы. Евгеника, будь она не ладна! Как же подпортили нацисты такую хорошую идею. Теперь на Земле куча нежизнеспособного люда тусуется.

Как следствие всей этой генетической программы, есть психологическая закавыка. Мужчина, от которого ушла женщина, почти никогда не простит её. Михаил и сам не знал, как будет относиться к Ольге, после выполнения её программы. Возможно, придётся расселяться. То есть, расселяться по любому придётся. Что они как в коммуналке ютятся. Надо каждому дом.

От входа послышался деревянный стук. Это Ирина спускалась по лестнице, опираясь на трезубец. Удобная штука получилась. На нём повиснуть даже можно.

Мысли от личного дома снова вернулись к потомству. Получается, что Андрей не согласится зачать Ире ребёнка уже после того, как она уйдёт от него. Значит, надо вдолбить это девочке — сначала племя, а потом личное счастье. Вот такой он гад. Хотя, попробовать другую женщину…

Мотнув головой, Михаил отогнал фривольные мысли и зло уставился на выходящую их дома девушку:

— А кому сказали лежать и не тревожить ногу?

— Скучно одной, даже с книгой. — Ира помахала томиком с зажатым внутри пальцем.

— Что читаешь? — Спросил Михаил, когда планируемая любовь всей его жизни дохромала до стола и плюхнулась на лавку.

— Вот, «Неукротимую планету» Гаррисона дочитываю. Старая книжка, но как-то не встречалась раньше.

— Да, помню, как всю ночь читал, а потом на уроках глазами лупал. Немного книг так в детстве сумели завлечь меня. Потом, во взрослой жизни, ещё были, тоже с бессонными ночами, но как-то уже по накатанной.

Он сделал паузу, пересаживаясь более строго — трудно вести серьёзный разговор, развалившись по столу.

— Слушай, ты ведь уже взрослая девочка…

— Так взрослая или девочка?

— Не перебивай. Я тут серьёзные разговоры разговариваю, а ты…

Говорили долго. Пару раз Михаил сходил до коптильни, подкидывал дрова. Доводы Ира принимала, но одно дело логика, а другое — психика.

— Всё правильно говоришь, — девушка в очередной раз вытерла красные глаза и высморкалась в платок. — Ты это уже говорил, и Оля говорила. Наверно, так и будет. Но мне ещё надо подумать — решиться родить не от тебя. А я хочу, чтобы мой первый ребёнок именно от тебя. Но, чёрт возьми, вы оба правы — если я уйду от Андрея, то он уйдёт из племени, и его гены пропадут. Хотя, я всё ещё не уверена, что Оля сможет его совратить через пару лет. Хи-хи…

Ира улыбнулась сквозь слёзы, представив, как мощная почти сорокалетняя тётка пытается заигрывать с мужчиной, которого всегда прельщали молодые и маленькие девушки. Она видела фотки его бывших — все ему ниже плеча. Но по-своему Ольга красива: высокая, статная, темноволосая, гордый профиль. Настоящая казачка. А когда стала косу заплетать, так вообще — один к одному. Наверняка кто-то из предков с Кубани или Днепра. Или где там ещё казаки обитают? Только после чехарды гражданской войны и массовых переселений двадцатого века — этого уже не узнать.

— Раз уж я вышла, давай хоть шкуру поскребу. Всё равно заняться нечем. Только воду принеси. Ты хоть как-то хромаешь. А я обеими руками цепляюсь за этот костыль.

Она махнула на трезубец и добавила:

— Ещё камни наделай. Ими удобнее, чем щепками.

— Та-а-ак… Ещё не женились, а уже запрягаешь. — Усмехнулся Михаил. Но, увидев обиду на лице девушки, сразу же поднял руки перед собой:

— Ладно, ладно. Шутю я. Пошёл уже.

Обеспечив материалами будущую жену, сказавшую, что из этой шкуры она пошьёт подарок мужу, Михаил занялся рогами. Кости вылезли, хоть и с трудом — после долгой обработки киянкой и повторного замачивания. Но это только начало. Предстояло изогнуть у каждого рога кончик, чтобы не соскальзывала тетива. Сделать это надо, пока рога ещё разваренные. Снова бросив остывшие заготовки в булькающий таз, мужчина принялся выстругивать деревяшки. Михаил предполагал загнуть рога, действуя палками, как рычагами. Несколько раз примерившись, мастер подхватил горячую заготовку и похромал в мастерскую. Быстро надел обрезок велосипедной камеры на кончик рога, чтобы не повредить его, и зажал в тисках. Вставив деревяшку-рычаг, налёг на неё. Получалось плохо. Не хватало упора. И верстак не стоял на месте. Наконец, решение было найдено. Привязав верёвку к рычагу, Михаил пропустил её за верстаком. Теперь, упираясь в деревяшку и одновременно натягивая верёвку, он и сам не терял равновесие, и верстак, получая два противоположных импульса, стоял на месте. Заодно решение с креплением в конечной точке пришло само собой — просто привязал конец верёвки к раме верстака. Со вторым рогом получилось быстрее. Оставив сооружение сушиться, Михаил вернулся к разделке брёвен.

К приходу огородников Ирина доскоблила шкуру. Даже золой изнутри посыпала, сложив заготовку тут же на столе. Михаил за это время доконал два сосновых бревна, расколов их на осьмушки. Наружный и внутренний слой древесины он хотел просто и незатейливо обрубить топором, а потом поработать рубанком. Но сначала тесовины надо замочить и положить под пресс — выпрямляться. Наверно, стоило изначально брать сырую древесину. Но кто же знал, что ровный по виду ствол закручен спиралью. Хорошо, что немного. Может, градусов на пятнадцать-двадцать. Иначе доморощенный столяр не взялся бы править. Или оставить, как есть? Для прикладов он как раз берёзовый ствол колет. А для копья ещё найдёт. Пока снова из жерди можно сделать. Кстати, надо найти второй обломок древка. На нём драгоценные железные кольца, усиливающие оружие. Про это и спросил, но Андрей отрицательно покачал головой.

— Там сейчас полный кавардак, — пояснил замполит. — Волки, шакалы и медведица дерутся за кости. Такой цирк! Это что-то с чем-то! Шакалы выхватывают кость из кучи, которую отобрала Машка. Наверно, самые вкусные выбирала. Пока она пытается вернуть украденное, шакалы утаскивают уже расколотую ею кость и гордо удаляются с трофеем.

— Именно шакалы?

— Ну, я их так назвал. Похожи на волков, но мельче. Прям как Табаки из мультика.

— Понятно. Придётся ждать, когда эта карусель рассосётся. Жаль, заржавеет железо. Дождей нет, но туман и роса не хуже действуют. То есть, хуже, конечно — для железа. Что ещё в мире происходит?

— Да всё так же. Утром туман, в обед наблюдал за сварой в долине. Хотя… Ты знаешь… Есть один момент. В конце дня сделали перерыв, и я решил ещё раз подняться на скалу. Так вот, на востоке заметил отблеск на горизонте. И небольшое, едва заметное облако в трубу увидел. Хотя, могло показаться.

— Облако? Облако, облако, облако…

Михаил в задумчивости принялся настукивать по столешнице.

— Облако кучевое?

— Да.

— Ага… Ага… Слушай, если это горы… А что ещё, кроме гор? Где ещё здесь можно встретить облако, если сухо и дождя нет?

— Может, над большой водой?

— Большая вода — это море. Море солёное. Это хорошо. И в горах может быть что-то полезное. Та же соль, например. Я только сейчас понял: все стада идут в ту сторону. Обратно почти никого. Там наверняка соль.

— По-моему, слишком далеко получается. Не будут же животные много дней идти из-за соли?

— Ещё как будут! Просто они сделали этот путь своим постоянным маршрутом. Вон в Америке до прибытия белого человека бизоны бегали через весь континент. А насколько далеко облако — сейчас посчитаем.

Михаил начертил на вытоптанной земле дугу. На одном краю поставил короткую чёрточку с цифрой «2». Подумал, и исправил на число «0,002». Соединил вершину отрезка с дугой, продолжил за горизонт, и уже где-то там нарисовал отрезок побольше. Поставил возле него цифру «9», знаки прямого угла, и задумался.

— Ира, помнишь радиус Земли?

Та подумала несколько секунд и ответила:

— Шесть с чем-то тысяч километров. Хотя, длина меридиана почти ровно двадцать тысяч. Там пара километров сверху, если точно. Сейчас посчитаю. Считать?

— Считай. А кучевые облака на какой высоте?

— Про облака не помню… — Девушка огорчилась, что не смогла помочь.

— Я помню, — ответила Ольга. — В дождь — очень низко. От полукилометра. А в сухую погоду — несколько километров. Три, иногда четыре или выше. До четырёх с половиной.

— Sehr gut!

Михаил стёр девятку и пририсовал четвёрку, потом добавил запятую и пятёрку.

— Получается раза в два ближе. Не Гималаи же на той стороне!

— А если Гималаи? — Подколол Андрей.

— А Гималаи мы бы уже давно увидели. Там облака на середине высоты гуляют. Всё! Не мешайте мне вычислять.

Вскоре всё свободное место в центре уже заняли формулы. А когда к нему присоединилась Ирина, вычисляя радиус Земли, Ольга с Андреем вынуждены стали далеко обходить эту писанину.

— Так, вроде всё правильно.

Михаил разогнулся над чертежом.

— Ир, ты радиус вычислила?

— Сейчас… Почти… Готово!

— Тогда смотри: это формула расстояния до горизонта. R — радиус Земли. H — высота объекта. Подставляешь из этого списка, результат записываешь рядом. Ты начинай снизу, а я сверху.

— А чего это ты сверху?

— Мужчины всегда сверху, хотя иногда…

— Пошляк… — Пробормотала Ирина под нос. — Ладно, давай свои цифры.

И всё продолжилось. Основная трудность вычислений на земле — корявость надписей. Приходилось выводить цифры крупнее, чтобы можно было их прочитать. Из-за этого места постоянно не хватало, приходилось стирать старый кусок вычислений и продолжать с середины. Математики не заметили, как Ольга с Андреем убрали со стола. А вместо несъедобной шкуры, которую куда-то унесли, появился горячий ужин. Не отвлекаясь, парочка ожесточённо писала, стирала, снова писала. И лопала то, что подали.

— Не бери следующую цифру, я уже считаю. — Ира предупредила Михаила, обогнав его на два пункта.

Наконец, таблица создана. При вычисленном радиусе в 6367 км и 550 м, получилось следующее:

— Если брать самую маленькую высоту облака, — пояснил Михаил, — то от горизонта до объекта около 80 км. А если самое высокое значение, то получается больше 250 км. Плюс до самого горизонта примерно пять километров.

— Подожди, — оборвала его Ирина. — Вот эта цифра 0,002. Это высота наблюдателя? То есть, ты взял её за два метра, так?

— Так…

— А высота скалы, с которой смотрели?

— Вот же… Склеротик, блин. Тогда надо знать высоту нашей скалы. А мы её не мерили. Давай, прикидочно, посчитай для пятнадцати метров, а я — для двадцати.

Через десять минут таблица дополнилась двумя строчками:

— Возьмём самое максимальное значение. Надо же готовиться к самому худшему. Так вот… Скорость пешего человека километра три в час. Уставшего и неподготовленного, с грузом, по пересечённой местности — смело делим на два. Больше десяти часов отмахать — большая проблема. Итак, делим 270 на 15…

Он только начал считать, как Ирина выдала:

— Ровно восемнадцать.

— Восемнадцать дней в одну сторону, господа. Столько же обратно. И на месте время нужно. Три месяца потратим, один сезон. Как все понимают, пока не соберём урожай — идти никак нельзя.

— То есть, ты предлагаешь идти зимой? — Уточнил Андрей.

— Именно.

— А не замёрзнем? — Нахмурилась жена.

— «А эбанит не эбанёт? Не должно… Кто сказал?» — Михаил сам же хихикнул от рассказанной шутки. — Очень надеюсь, по крайней мере. Среди положительных сторон — отсутствие потенциальной грязи, лёгкий форсаж небольших водоёмов и использование саней. Либо можно отложить до следующего года. Тогда точно узнаем — как меняется погода, какие здесь морозы. В любом случае, сейчас идти нельзя. Куча дел, а к зиме сани сделаем.

— Ты сумеешь? — Поинтересовался товарищ.

— Были когда-то в хозяйстве деревянные санки. Я их подробно помню — где какие стойки и распорки, как крепятся — без гвоздей, между прочим. Инструмент нужный есть. Только нет железных полос, чтобы обить полозья. Но, думаю, обойдёмся.

Андрей потёр подбородок и снова спросил:

— Про максимум понятно. А если самое минимальное взять?

— За неделю дойдём, — ответила Ира вместо вождя.

— Неделю туда, неделю обратно. На месте, допустим, две. Значит, экспедиция от месяца до трёх. Угу.

— Я бы не очень рассчитывала на маленькое расстояние, — Ольга покачала головой. — Погода сухая. Значит, кучевые облака на максимальной высоте. И вообще, что вы тут делите шкуру неубитого медведя? А если просто показалось? Или случайное облако?

— Завтра ещё раз проверю. Всё равно пойдём окучивать. Кстати, о шкурах. Ты их повесила?

— Я думала, что ты повесишь. — Нахмурилась Ольга.

— То есть, они так и лежат кучей в коптильне? Интересно, как они себя после этого будут чувствовать?

— Так! Сладкая парочка… — Прервал их Михаил.

На что Ира не сдержалась, хихикнула. Ей показалось забавным, что из всей компании только Андрей не знает уготовленной ему доли быка-производителя и о пророческих словах Миши.

— Короче, давайте, доставайте шкуры и вешайте сушиться. Наверняка дрова прогорели, пока здесь возитесь, и дым ушёл. А шкуры надо хоть минимально обработать. Ремни постоянно нужны. Завтра с Ирой займёмся, пока вы там облака пасёте.

— Пойду-ка я спать, пока не вырвал кое-кому острый язык.

Андрей скорчил рожу и повернулся к Ирине:

— А ты сама добирайся, раз скакать начала.

Когда Андрей исчез за дверью, Ольга повернулась к Ирине:

— И как с таким жить? Мне же сейчас шкуры одной доставать.

Та пожала плечами:

— Не знаю, у меня другие планы. А со шкурами мы поможем. Правда, Миша?

Ещё больше очумевшая — уже от выходки молодёжи, Ольга направилась к коптильне.

— Поможем, поможем… — Задумчиво пробормотал вдогонку Михаил, разглядывая чертёж. — Только кое-что доделаю. Или давайте шкуры вытащим, а потом поможете мне.

Повесили прокопчённые шкуры сохнуть, а потом быстренько, за часик обрезали и увязали принесённые ивовые прутья. Из них Михаил в дальнейшем хотел делать стрелы. Но сначала требовалось их высушить в прямом состоянии. Для чего использовали самые ровные черенки лопат. Сами лопаты пока не требовались, и теперь они стояли в толстых обмотках из лозы.