Черный Ключ

Глава 16

КОРА, КАЖЕТСЯ, ИЗБЕГАЕТ МЕНЯ В ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩИХ НЕСКОЛЬКИХ дней.

Она всегда с герцогиней, которая выглядит усталой, почти изможденной, с тех пор, как Хэзел сбежала. Кажется, она никогда не бывает в своей комнате, когда я пытаюсь увидеть ее перед сном. Наконец-то мне удалось загнать ее в угол, поджидая у ее комнаты утром перед обедом Корал и Гарнета в Королевском Дворце.

— Что происходит? — требую я, и она подпрыгивает при виде меня.

— Все в порядке, — говорит она, поглядывая вверх и вниз по пустому коридору. — Она вышла, когда доктор отвлекся. Теперь она в безопасности в медицинской комнате.

— Безопасности? — шиплю я. — Она сказала, что ты пыталась убить ее!

— Зачем мне это? — Кора делает шаг вперед, так что моя спина прижата к стене. — Доктор дал ей успокоительное после стрельбы. Оно все еще было в ее организме. Она была сбита с толку. Дезориентирована. Никто в этом дворце не хотел бы причинить ей боль.

— Но…

— Слушай, я дала обещание и собираюсь сдержать его, — говорит Кора сквозь зубы. — Только не забудь выполнить свою часть сделки.

Затем она разворачивается на каблуках и уносится прочь. Я прижимаю голову к стене и закрываю глаза. Мне хочется ей верить. Мне хочется верить, что Хэзел в безопасности.

Но это не так. Никто из нас не защищен.

Я возвращаюсь в покои Корал, чтобы подготовить ее к обеду.

Может, Люсьен поможет мне во всем разобраться.

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ ТАКОЙ ЖЕ РОСКОШНЫЙ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ.

Пробравшись через густой лес, наш автомобиль проезжает мимо безукоризненно выстриженных из десятифутовой живой изгороди фигур птиц и разных чудищ. Мы выезжаем на большую площадь с фонтаном в центре — четыре мальчика дуют в трубы, выливая воду из своих рогов тонкими арками.

Сам дворец сделан из полированного металла, который светится, как жидкое золото. Он взмывает в небо башенками и шпилями, его блестящая поверхность заставляет меня щуриться при ярком солнечном свете.

— Поверить не могу, что герцогиня пыталась нас отговорить, — говорит Корал, когда шофер открывает ей дверь. — Как мы могли отказаться от приглашения из королевского дворца?

Герцогиня не обрадовалась, когда услышала об этом обеде.

— Ты знаешь, что говорят, дорогая, — говорит Гарнет, небрежно глядя в мою сторону. — Мама просто пытается защитить нас.

— Ну конечно мы будем в безопасности, — говорит Корал, гордо выпячивая грудь. — Разве она не знает, что мой муж — старшина среди ратников?

Лицо Гарнета смягчается, и я чувствую, что мое сердце тоже. Корал может и относится к королевской семье, но она вправду милая девушка.

Мы поднимаемся по низким ступенькам к парадным дверям, которые открывают лакеи, одетые в синие и красные сюртуки с блестящими медными пуговицами.

В огромном круглом фойе нас ожидает Люсьен.

— Гарнет, Корал, добро пожаловать, — тепло говорит он. — Их королевское величество жаждут вас видеть. Обед будет подан в саду Лотоса. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он возглавляет путь, Коралл и Гарнет бок о бок позади него, а я замыкаю. Я была в Королевском дворце дважды до этого: первый раз на балу Курфюрста, а второй — на праздновании Самой Длинной Ночи. Но очевидно, что я даже и крупицы дворца не видела. Люсьен ведет нас по широким залам с огромными картинами маслом на стенах, с богато детализированными фресками. Полы одного зала, похоже, выполнены из чистого алмаза. В другом зале имеются светильники, которые меняют цвет, когда ты проходишь мимо, меняясь от лилового до лавандового и до бледно-зеленого.

Мы оказываемся перед парой стеклянных двойных дверей. Люсьен открывает их и кланяется, указывая Корал и Гарнет на улицу. Я останавливаюсь в дверном проеме, и у меня перехватывает дыхание.

В саду Лотоса нет различимых стен, только широкое кольцо пышной зелени. Вместо рядов цветов и аккуратно подстриженной травы — вода. Кристально чистая вода с цветами лотоса и лилиями. Мягкие белые цветы медленно плавают, вокруг них мечутся лягушки и рыбы. На большом каменном острове в центре сада стоит каменная плита, где расположены белый стол и стулья под широким зонтом, разложены тарелки и столовые приборы, в центре стола охлаждается бутылка белого вина в серебряном ведре.

Курфюрст и Курфюрстина уже за столом. Курфюрстина машет рукой.

— Гарнет, Коралл, вы прибыли! — кричит она. — Замечательно. Шеф-повар готовит лобстера-термидора. Надеюсь, это подойдет. Люсьен, оставь нас. Проводи фрейлину Корал в зелёную комнату, она может подождать там, пока мы не закончим.

— Да, моя госпожа, — говорит Люсьен с поклоном, и мы оставляем Гарнета и Корал на их обеде.

Как только мы уходим из поля зрения и остаёмся наедине, Люсьен разворачивается и заключает меня в объятья.

— Мне столько… — Я собираюсь рассказать ему о побеге Хэзел, когда он перебивает.

— Я хочу тебе кое-что показать. И у нас не так много времени. Сюда.

Он движется по коридору и сворачивает налево, останавливаясь перед большим зеркалом с позолоченной рамой, чтобы отодвинуть его в правую сторону. Оно открывается с щелчком, за ним обнаруживается небольшой уступок с каменной лестницей, разветвляющейся в обоих направлениях. Мы проходим через проем и поднимаемся, пока не достигаем другого коридора. Влево, вправо, вверх по лестнице, влево, ещё лестница… Я быстро перестаю понимать, где мы находимся, кроме того, что мы поднимаемся высоко. Коридоры наполнены слугами, и все кланяются или кивают Люсьену, когда он проходит мимо.

Мы добираемся до простой деревянной двери — она заперта, но Люсьен достает свой брелок для ключей. Вверх поднимается спиральная лестница, и когда мы подходим к ее концу, обнаруживаем только одну деревянную дверь. У нее нет замка.

Люсьен открывает её, и я обнаруживаю себя в спальне. Она простая, практически спартанская и напоминает мне мою комнату в Южных Воротах. У окна расположены аккуратно заправленная кровать, комод, маленькое кресло. На стене висит акварельная картина — луг синих цветов. Дверь шкафа слегка приоткрыта.

— Это…

— Моя комната, — говорит Люсьен, избегая моего взгляда. Я чувствую себя неловко. Это настолько личное. Зачем Люсьен привёл меня сюда?

Затем он проходит через всю комнату к шкафу, отодвигает в сторону ряд висящих платьев фрейлины и показывает потайную дверь.

Она выполнена из металла и не имеет видимой ручки. Люсьен снимает аркан с брелока и вставляет его в углубление в центре двери. Камертон начинает гудеть, затем дверь открывается. Люсьен протягивает руку, и аркан падает в ладонь. Надежно закрепив его на брелоке, Люсьен широко распахивает дверь.

— Твой тоже откроет ее, — говорит он. — И у Гарнета с Сил.

Я оставляю спальню позади и иду в тайную комнату. Дверь захлопывается, на мгновение погружая нас в темноту, прежде чем один за другим не начинают загораться светильники.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Моя мастерская, — отвечает Люсьен.

Стена позади меня заставлена книжными полками, как и стена напротив; книги втиснуты в любое свободное место. Если места нет, стопки книг складываются на столы и под стульями. Стена слева от меня обклеена картами, иллюстрациями и клочками бумаги с поспешно написанными заметками. Стоит большой стол для рисования, над которым висят три абажура, похожие на парящие миниатюрные солнца. В углу установлен мольберт, на соседнем столе — набор баночек с красками, на них потеки пурпурного, лавандового и лимонно-желтого цветов. На стене среди слабо светящихся бумаг прикреплен огромный экран — как тот, который использовал доктор Блайт, когда проводил со мной тесты на Заклинания, но намного больше.

В центре комнаты главенствует длинный деревянный стол, усеянный странным оборудованием. Стеклянные колбы всевозможных форм и размеров: одни заполнены пузырящимися жидкостями, из других идет пар в оттенках серого и золотого, под некоторыми горит пламя, есть те, которые издают слабые гудящие звуки, словно далеко находящийся аркан. Ступка с пестиком, наполненная дроблеными листьями, от них идет мятный аромат, а в другой ступке что-то черное, похожее на перчинки. Тонкие медные катушки выходят из одних колб в другие.

Стена справа от меня полностью заполнена часами. Большие и маленькие, какие-то причудливые, а какие-то простые, некоторые из сложнейших кованых металлов, другие просто белые циферблаты с деревянным обрамлением.

Я вижу знакомый предмет, лежащий под стопкой бумаг на столе для рисования. Я дрожащими руками поднимаю грифельную доску.

— Да, — говорит Люсьен мягко, и я подпрыгиваю, — Я сделал Аннабель доску. Это был прототип.

Мои пальцы сжимают её, прежде чем я кладу её обратно на стол.

— Зачем ты мне это всё показываешь? — спрашиваю я.

— Я почувствовал, что пришло время. Аукцион приближается с каждым днем. Никто никогда не видел этого места. К тому же, ты так удачно сейчас свободна. — Люсьен убирает кучу книг с кресла и указывает, что я должна сесть. Он поднимает табуретку перед мольбертом. Я замечаю, что начатый рисунок на нем — грубые очертания лица девушки с длинными волосами. Я готова поспорить, что это Азалия.

— Это место потрясающее, — говорю я.

На щеках Люсьена появляются два розовых пятна.

— Спасибо.

— Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу понять, чем ты здесь занимаешься. — Я мельком гляжу на колбу, заполненную яркой изумрудной жидкостью.

— Я уверен, что ты могла бы разобраться в нескольких вещах, — говорит он, сверкая глазами. Он оглядывает комнату. — Это место так долго было дорого мне.

— Курфюрстина не знает об этой комнате?

Он хихикает.

— О нет. Об этой комнате не знают ни Курфюрстина, ни Курфюрст. Этот дворец полон секретов, о которых они не знают. Вот что происходит, если ты не смотришь на то, что внутри, а обращаешь внимание только на обертку.

Он поднимает с пола медную пружину и крутит ее в руках.

— Зачем так много часов? — спрашиваю я.

— Я рассказал тебе немного о своем детстве, — говорит он. Я внутренне съеживаюсь, вспоминая ужасающую историю о том, как Люсьен был кастрирован против своей воли собственным отцом, и как смотрели на это его мать и сестра. — Мне нравилось разбирать одни часы в нашем доме и собирать их обратно. Старые привычки, как говорится, отмирают с трудом. — Он смотрит на стену часов позади себя. — Некоторые из них чувствуют себя очень старыми друзьями.

Мне кажется, что я действительно мало что знаю о Люсьене.

— Как долго ты их коллекционировал?

Он медленно начинает разворачивать катушку в руках.

— С тех пор, как мне было двенадцать. Это седьмая итерация моей стены часов. Некоторые из них я сохранил. Большинство из них новые. Часовщики в Банке обожают меня. К счастью, ни Курфюрстина, ни Курфюрст, похоже, не замечают и не волнуются о том, чтобы мы каждый год заказываем так много новых часов. — Он вздыхает. — Они не поняли бы, если бы я когда-либо должен был объяснить это им. Эти часы успокаивают меня. Они напоминают мне, кем я был. Для них это было бы глупо.

— Для меня совсем нет, — говорю я.

— Я знаю, милая. — Катушка полностью распустилась в тонкую медную проволоку. Люсьен сгибает её пополам и бросает в сторону на стол. — Я помню, как впервые услышал, как ты играешь на виолончели. На бале Курфюрста. Насыщенность твоей игры, простота музыки, выражение на твоем лице… Я помню, как думал, что узнаю это чувство.

— Казалось, это было так давно, — говорю я.

— Да, я представляю, что для тебя это и вправду так.

— А для тебя нет?

Люсьен пожимает плечами.

— Я живу в этом округе очень долгое время. Полагаю, я уже привык к тому, как здесь проходит время. Оно старит тебя. Оно меняет тебя.

Наступает тишина, нарушаемая лишь журчанием колб и тиканьем часов на стене.

— Хэзел сбегала, — говорю я. — Она как-то выбралась из медицинской комнаты и прибежала на кухню. Она сказала… кто-то пытается убить ее. Думаю, она имела в виду Кору. Но это не может быть правдой, да? И Кора отрицала это, сказав, что Хэзел была под препаратами или что-то вроде того.

— Она сбегала из медицинской комнаты? — сказал Люсьен, приподнимая бровь. — Впечатляюще.

— Она сказала, что кто-то пытался убить ее, — говорю я снова. Я не чувствую, что он понимает всю серьезность ситуации.

— Мы знаем, что кто-то пытается убить ее, Вайолет, — терпеливо говорит он. — Вот почему ты вернулась в Жемчужину в первую очередь.

— Итак, что же мне делать? — спрашиваю я, стукая кулаком по подлокотнику кресла. — Она была прямо там, Люсьен, прямо передо мной, умоляя о помощи, и я… я ничего не могла сделать.

Он поджимает губы.

— Боюсь, нам ничего не остается, кроме как позволить всему этому закончиться. Полагаю, Герцогиня усилила ее охрану после стрельбы. Это лучшее, на что мы можем надеяться — точнее, все, на что мы можем надеяться. Планы этого общества осуществятся в день Аукциона, или нет. Время покажет.

— Как ты думаешь, за стрельбой стояла Курфюрстина? — спросила я.

— Это, безусловно, самая популярная теория. — Я бросаю на него взгляд. — Да, — признается он. — Я так думаю.

Я содрогаюсь.

— Это так странно, — говорю я. — Жизнь во дворце идет как ни в чем не бывало. Как будто герцога никогда не существовало.

— Боюсь, его не особенно любили. — Он прикладывает руку к груди. — Забыл сказать тебе! Эш вошел в контакт со своими бывшими коллегами. Они жаждут присоединиться к нам. Какое счастье! Группа высококвалифицированных и натренированных молодых людей с доступом в Жемчужину и из нее. Я сам не смог бы спланировать это лучше.

— С ним все в порядке? — спрашиваю я, вскакивая на ноги. — Что еще он тебе сказал? Охра в порядке? Когда ты с ним разговаривал?

— Он в порядке, как и твой брат. Я сам не разговаривал ни с одним из них. Они связались с одним из моих источников два дня назад — я полагаю, ты встречалась с ним во время своего пребывания в Банке. Кобблер, как его называют.

— Да, я хорошо его помню. — Я сажусь обратно, мое сердце бьется быстро. Охра и Эш все еще вместе. С ними все в порядке.

— Он собирается завербовать столько компаньонов, сколько будет в его силах, как в самой Жемчужине, так и за ее пределами. Думаю, он придумал что-то вроде секретного кода. Он сопроводит тех, кто находится в Банке к членам Общества, расположившимся у стены Дома Аукциона, в день его проведения.

Я помню, о чем мне поведала записка Эша. Я буду там в день аукциона. Он сдержит свое обещание.

Люсьен продолжает говорить.

— Каждый наш сообщник повяжет кусок белой ткани вокруг правого плеча, чтобы их можно было отличить, — он похлопывает меня по колену. — Это была идея Эша, замечу, довольно умная. Я распространю эту информацию среди оставшейся части Общества. Это поможет нам идентифицировать друзей.

— Не легче ли будет Ратникам нас опознать?

— Я не думаю, что для Ратников, которые против нас, имеет большое значение, кого подстрелить — члена Общества или случайного владельца магазина. А для тех Ратников, которые на нашей стороне, будет невероятно полезно видеть, кому они могут доверять.

Я удивлена, что он не выбрал черную ткань. Черный Ключ и все в этом духе.

— Мне кажется, это символизирует Белую Розу, — говорит Люсьен. — Которая на самом деле так же важна, как и Чёрный Ключ, хоть и не так широко известна.

— Да, — бормочу я. — Это замечательно.

Повисает тишина спокойствия. Я думаю о нашем последнем разговоре с Эшем, тогда, на сеновале, насчёт нашего совместного будущего. На секунду я позволяю себе поверить в то, что это может быть реально.

— Чего ты хочешь для будущего этого города, Люсьен? — спрашиваю я.

Он лениво улыбается.

— Никаких стен. Никакого разделения. Объединённый город. Правительство, выбранное на основании умственных качеств и глубины сравнения, а не кровных линий и Домов. Люди из каждого округа имеют представительство. Я хочу, чтобы жизни людей этого города были защищены законом.

— Да, — соглашаюсь я. — Никаких больше стен. Я хочу, чтобы все видели друг друга как людей, не как компаньонов, суррогатов или служанок. — Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах лака для дерева, книг и краски. — Мне действительно здесь нравится.

Люсьен на мгновение выглядит счастливым, его глаза светятся от эмоций.

— Спасибо, — говорит он наконец. — Ты даже не представляешь, как много это значит для меня. И насколько больно мне просить тебя об одной услуге.

— Что угодно, — говорю я.

— Если придёт время… Аукцион…и мы проиграем…

— Давай не будем думать об этом. — Он поднимает руку. — Должны же мы допускать неблагоприятный исход… Я хочу, чтобы ты разрушила это место.

Я с удивлением вздыхаю.

— Что? Почему?

Люсьен вглядывается в колбы, часы, незаконченный портрет Азалии.

— Я не дам этому попасть в их руки. Только ты можешь это уничтожить.

Когда он говорит это, я чувствую, что воздух вокруг меня начинает покалывать, заряжаться. Воздух и я можем разрушить это место полностью. Даже если это разобьёт мне сердце.

Он смотрит на меня, его взгляд наполнен отчаянием и мольбой.

— Прошу, Вайолет. Не дай им забрать эту последнюю часть меня.

У меня нет выбора, кроме как согласиться.

— Хорошо, но только если по-другому нельзя. — Я кладу свою руку поверх его. — Азалия бы так гордилась тобой.

Люсьен издаёт тихий всхлип, потом берет себя в руки.

— Я надеюсь. — Он берет мою руку и нежно целует костяшки пальцев. — Я и не думал, как ты меня изменишь. Я и не осознавал, насколько полон предубеждений, насколько недальновиден. Мне казалось, что я знаю все; я думал, что у меня есть план, и казнь будет простой. Я ошибался.

— А разве мы все в какой-то степени не ошиблись? — говорю я. — То есть не так ли мы учимся быть правыми?

— Ты хороший человек, Вайолет Ластинг. Я надеюсь, это никогда не изменится.

— Ты хороший человек, Кобальт Рослинг. — Люсьен загорается, когда я использую его настоящее имя. — Я надеюсь, мы оба выберемся из этого живыми. Этот город нуждается в тебе. — Настроение в комнате становится слишком безрадостным, и я делаю попытку изменить это. — И мне уже надоело быть Имоджен. Как ты это выносишь?

Люсьен кладёт ногу на ногу и откидывается на спинку дивана.

— Знаешь, я уже больше не возражаю. Думаю, я полностью овладел этим именем. Здесь столетиями не было Люсьена. Ты знала, что Курфюрст лично дал мне имя? Поскольку ещё не было Курфюрстины, когда я был куплен Королевским Домом. — Его глаза затягиваются пеленой воспоминаний. — Я был так напуган, меня трясло. Там была древняя женщина по имени Гемма, она тренировала меня. Однажды Курфюрст вошёл в столовую как раз во время освоения мной основ прислуживания. Он — заядлый охотник, и я знал это. Он спросил меня о всех возможных видах добычи, обитающих в Королевском Лесу, и самых эффективных методах поимки каждого. Он спросил меня о королевских родословных. Он дал мне разобранный пистолет и смотрел, как я собираю его, пока лакей засекал время. Он дал мне список налогов, собранных с некоторых королевских предприятий на Ферме и попросил меня предсказать, сколько процентов будет прирост за следующие 10 лет. Мне тогда только исполнилось 11. Под конец я истекал потом. Я помню, Курфюрст свернул несколько листов пергамента, передал их Гемме и сказал: «Самый впечатляющий. Его имя будет Люсьен». Так и случилось, я больше не был Кобальтом.

— Ты все ещё им являешься, — настаиваю я.

— Полагаю. — Он почёсывает бровь. — Не смотря на всю и надменность, и легкомыслие, они все же просто люди. Чудаковатые, да, но по сути все люди одинаковые. Курфюрст был очень одинок. Я думаю, поэтому он женился на Курфюрстине. На самом деле, я всегда подозревал, что он все ещё влюблён в Герцогиню.

— Почему тогда их помолвка была разрушена? — удивляюсь я вслух.

— Потому что так и должно быть, — говорит Люсьен, вставая, — твоя догадка такая же хорошая, как и моя. Пойдём. Мы и так надолго здесь задержались.

Когда мы покидаем тайную комнату и спускаемся обратно в суетливые коридоры для прислуги, я чувствую, как покидаю сон и снова возвращаюсь в реальность. Мастерская Люсьена ощущается частью другого мира.

Я правда надеюсь, что мне не придётся его разрушить.