4

Сальма совсем отвык писать письма. Не потому, что в Коллегиуме их не писали, напротив: образованный средний класс постоянно обменивался шутками, приглашениями и политическими памфлетами, но как раз это изобилие и мешало ему взять перо. У него на родине уделялось немало времени и содержанию письма, и каллиграфии, и тому, что было заключено между строк. Доставка тоже обойдется ему в немалую сумму: это не то что отправить курьера в депо или на летное поле. Он перечитал написанное:


Высокочтимому князю Фелипе Шаю, принципалу Ро, при его дворе в Суон-Рене.

Пишу сие во имя нашего блистательного Сообщества и светлейшего Монарха, а также повинуясь любви и почтительности, кои питаю к Вам как к старшему родичу.

По воле судьбы я обрел среди чужестранцев того, кто мыслит сходно со мной и видит ясно даже при слабом свете зари, тогда как другие и в солнечный полдень остаются незрячими, — обрел и взял его в менторы.

Он постоянно ищет новые истины — особенно там, где восходит солнце, — и многие помогают ему в этих исканиях. Я сам вместе с моими соучениками тоже вскоре этим займусь.


Перевести это следовало так: «Хитрый старикан один во всем Коллегиуме чует, что замышляется на востоке. И хочет меня сделать своим агентом, на что я согласен. Когда я поступил в их хваленую Коллегию, все, и я в том числе, думали, что моим уделом будет возня с железками; но если мастер счел возможным доверить мне меч и послать меня сражаться с Империей — быть по сему».


Помните ли Вы то сумрачное место, где заблудилась наша кузина Далесс? Там Вы и найдете меня.


Фелипе Далесс… В своем стальном панцире она всегда служила Сальме примером для подражания. Прошло уже четыре года с тех пор, как пало княжество Правва, но от уцелевших он слышал, что она достойно встретила свою смерть.

Он нахмурился, видя, что обозначил одно и то же понятие и как свет, и как тьму. Осоидам ради соблюдения поэтической логики надо бы хоть раз вторгнуться с запада… а впрочем, пусть. Излишняя простота только вредит письму.


При сем остаюсь смиренный изгнанник князь Сальме Дин.


Он витиевато расписался хитиновым пером. Жуканы сочли бы это причудой, но он так и не освоился с их авторучками. Сам правитель Сообщества пользуется пером — он, Сальма, был бы гордецом, прибегая к чему-то более сложному.

— Готово, — сказал он, и маленькая фигурка сделала шаг от двери, где безропотно прождала почти час. Это заслуживало немалого уважения в таком суетливом, напористом городе, как Коллегиум. — Ты уверена, что доставишь письмо куда надо? Большинство здешних жителей думает, что моя страна существует только в волшебных сказках.

Глаза молодой мушидки приходились почти вровень с глазами сидящего Сальмы. Кожа у нее была голубовато-серая, на форменной черной куртке сверкала круглая бляха Курьерской Гильдии.

— Наши отделения, сударь, есть и в Драм-Ио, и в Шон-Форе, а оттуда я легко доберусь до Ро.

Сальма сложил письмо, заклеил мастикой, выдавил ногтем большого пальца стилизованную маленькую печать. Выглядела она просто, но вероятным перехватчикам пришлось бы здорово попотеть, чтобы подделать ее.

— Ответа не требуется, — сказал он. — Меня может не оказаться на месте.

Мушидка поклонилась, вскочила на подоконник и мигом скрылась из виду.

Сальма перевел дух. Отдав письмо, он ступил на путь, с которого уже нельзя повернуть назад — но у него по крайней мере есть спутники. Его губы искривились в улыбке. Не заняться ли своим любимым делом, не позлить ли Танису?


По стуку она поняла, что это Сальма и что он пришел поразвлечься. Ответить или притвориться, что ее нет? Другие молодые люди приходят к ней с цветами, с разными безделушками, приносят стихи — хорошие чужие или плохие свои, — но Сальма является, только когда ему скучно, и ей это уже надоело.

С другой стороны, он вызывает интерес как раз тем, что стойко сопротивляется всем ее взглядам, улыбкам и нежным словам. Кроме того, он князь. В Коллегиуме полным-полно сыновей политиков, промышленников и торговых магнатов, но князя ни одного нет. На Нижних Землях они просто не водятся.

На Танисе было любимое шелковое платье, оставляющее плечи открытыми — то, что подходит для будуара. Другие мужчины много бы дали, чтобы увидеть ее в таком туалете, но Сальма сразу плюхнется на кушетку и не обратит на него никакого внимания.

— Ну, входи, раз уж ты здесь, — с деланным раздражением сказала она. Мысль, что развеять скуку он приходит именно к ней, помогала слабо. И не скажешь ведь, что он равнодушен к девушкам — в городе он перебрал чуть ли не всех студенток, но к ней относится как-то иначе.

Он вошел, небрежно скинув свой плащ на руки истомившемуся слуге.

— О, шедевр, я вижу, близится к завершению. Не прерывайся — люблю наблюдать за работой художника.

Она повернулась к нему лицом, вызвав легкое удивление.

— Ай-яй-яй. Как это вышло?

Она потрогала синяк, занявший всю левую щеку.

— Сам догадайся — ты же так хорошо изучил нас.

— Не может быть, — закатил глаза Сальма.

— Не может? А откуда ж тогда это взялось, ваше княжеское сиятельство? — Она опять повернулась к зеркалу, арахнидскому, как все хорошие зеркала. Арахниды-зеркальщики не то чтобы искуснее здешних — они просто влюблены в свои отражения не меньше Танисы.

— Пирей. — Сальма наконец соизволил пасть на кушетку.

— Я ведь говорила, чего хочу от него. — Таниса, пользуясь широким спектром арахнидской косметики, расставленной перед ней, прошлась по лицу двумя разными кисточками.

— Ну и?..

— Ну и заявила, что хочу с ним сразиться, а он меня высмеял. Окинул надменным взглядом, как истинный мантид. Я же арахнидка, презренное существо, и драться со мной противно.

— Что, так и сказал?

— Дал понять. Зато я за словом в карман не лезла, и в конце концов он согласился встретиться со мной на Форуме.

— И все прошло превосходно, — сухо заметил Сальма.

Таниса оглянулась через плечо.

— Он побил меня, да. Побил всухую, два — ноль. Есть еще один синяк, на боку — не такой обширный, как этот, зато с настоящим букетом оттенков. Хочешь посмотреть? — кокетливо предложила она.

Он пожал плечами, водя рукой по стене.

— Я не хирург, но если тебе так хочется… Ты действительно думала, что сможешь его победить?

— Я хотела вызвать его, вот и все. — Таниса взяла третью кисточку. — Это как медаль, полученная авансом за все мои грядущие войны.

— Арахнидские войны.

— А у вас разве не играют в такие игры?

— Возможно, — засмеялся он (очко в ее пользу), — но арахнидов еще никто не мог превзойти. Даже тех, кого воспитывали жуканы, как мы видим. Это, вероятно, у вас в крови.

— В крови. Это наше Наследие, — согласилась она. — Я просто должна была знать. Должна была обрести уверенность после того, как Стенвольд поговорил со мной откровенно.

— Для женщины, украшенной синяком размером с озеро Сидерита, ты очень в себе уверена.

Она обратила к нему безупречное, без всяких изъянов лицо.

— О чем это ты? Кроме того, я с ним еще не покончила. Он получит свое, дай срок. Не у одних мантидов мстительная натура.


Чи медитировала. Во всех мало-мальски приличных домах Коллегиума для этого имелась отдельная комната, а в бедных районах строились общественные помещения. В портовом муравинском городе Вике жители, особенно молодые, наполняли огромные гулкие залы, в мантидских Этерионе и Нетионе были поляны и рощи, где никогда не обнажалось оружие — если не считать таковым разум.

Медитирующие никаким богам не молились. Даже в недобрые времена до революции, когда народ Чи покорялся волшебникам-шарлатанам, у него не было ни идолов, ни алтарей. Духов, в которых верили правители, Дети Ночного Мотылька вызывали и подчиняли их своей воле, но поклоняться им и не думали.

Чистая медитация — дело иное. Никто не сомневался в ее важности, видя вокруг наглядные тому доказательства. Она была Наследием Предков, общим для всех рас. Не медитация ли позволяла мушидам летать, а муравинам обмениваться друг с другом мыслями, не она ли делала арахнидов хитроумными, а мантидов быстрыми? Наследие обитало в каждой душе, дожидаясь раскрытия.

Чируэлл раскрытия пока не достигла. Не потому, что была тугодумкой — немного тугодумства ей как раз бы не помешало: ее быстрый ум слишком легко переключался с одного на другое. Стоило ей достигнуть в своих размышлениях некоего плато, оно тут же сменялось новой тропой, которая мгновенно возвращала ее к действительности — в точности как сейчас.

Дуэль не помогла делу; хуже того, она обещала преследовать Чируэлл до конца ее дней. Закрывая глаза, Чи видела перед собой Форум Доблести и Фальгера, крепко-накрепко зажавшего в кулаке свой меч. Юнец выглядел вполне безобидным, и Чи сознавала, что способна его победить.

Все смотрели на нее, и Чи это злило: она в отличие от Танисы не любила быть объектом пристального внимания. Но больше всего ее нервировали не зрители, а товарищи по команде, буквально сверлившие ей спину своими взглядами, и дядя Стенвольд, которому она так хотела показать себя в самом выгодном свете.

Ах да, медитация. Чи вернула контроль над разбегающимися мыслями. Ничего тут трудного нет: многие дети медитируют с восьми — десяти лет. Многие жуканы и представители других рас во всем мире сидят теперь, подогнув ноги, подобно ей, и приобщаются к идеалу. У дикарей есть боги, в недобрые старые времена существовали духи-тотемы, а мыслители-жуканы разработали Идеальную Форму. Все идеи, учат они, могут быть выражены в совершенном теоретическом виде, и Чи сосредотачивала свои мысли на Идеальном Жукане. Весь ее народ, как на Нижних Землях, так и за пределами их, тысячелетиями обосновывал, исследовал и усовершенствовал Идеал, с доисторических времен черпал из него свою силу.

Все, что от нее требуется, — это открыть свой разум, впустить этот Идеал в свою жизнь и принять дары, которые он предлагает. Не биться о недавнее прошлое, как муха между оконными рамами.

Может быть, раньше все было проще? Нет; от нее всегда слишком многого ждали, она всегда жила под давлением, не дававшим сосредоточиться. Всегда была пятым колесом, от которого все норовили избавиться. Никто не знал, что с ней, собственно, делать. Даже родители — и те быстро сбагрили ее с рук. Им, конечно, представилась замечательная возможность, но относилось ли то же самое к их ребенку? Отец был мелким торговцем в одном из пригородов Коллегиума. В их большой семье всегда ощущались нехватки — возможно, и потому, что отец держал марку в своей среде и одевался не как-нибудь, а по новейшей моде.

После долгого перерыва он возобновил отношения с братом, ставшим теперь мастером Великой Коллегии — Чи подозревала, что это обстоятельство и побудило отца восстановить семейные узы. В итоге восьмилетнюю Чи доставили в депо вместе с ее багажом.

Ей конечно же посчастливилось расти в доме мастера. Благодаря дяде она получила образование и положение в обществе, однако… однако этот шанс ей выпал не только вследствие их родства. У Стенвольда, как обычно, были свои мотивы. В то время он уже обзавелся приемной дочерью и был только рад, что для нее нашлась подруга того же возраста.

Сколько сплетен, должно быть, ходило об этой воспитаннице. Легко можно представить, о чем шептались в благопристойном Коллегиуме, когда Стенвольд Вершитель вдруг вернулся домой с арахнидочкой.

Но арахнидочка-то медитировала как подобает, не перебирая без конца старых обид.

Наследие Предков… Будь предки такими же бездарными, как сама Чи, человечество давно вымерло бы. Тогдашние люди, без всяких там паровых машин и металлов, владея только огнем и чутьем, противостояли существам, которые их не боялись. Муравьям, строившим себе дома высотой с ребенка; паукам, ткавшим сети тридцатифутовой ширины; скорпионам пустыни, крошившим клешнями железо; лесным богомолам, питавшимся исключительно человечиной. Но Наследие связало нагого, беспомощного человека со всемогущими насекомыми, породнило их и открыло перед ними богатейшую из сокровищниц.

Чи, имевшая отличные баллы по истории и метафизике, знала все это назубок, но ее так и не научили применять школьную премудрость на практике.

Между тем ей это очень скоро понадобится. Она чувствовала себя нерадивым студентом, который накануне экзамена пытается объять необъятное.

Стенвольд выпускал свою особую группу каждые несколько лет, что хорошо помнилось Чи по детским годам в его доме. Эти группы исчезали одна за другой, и только со временем она догадалась, что Стенвольд куда-то их посылает. Догадалась, что добродушный мастер-историк раскинул за границей целую сеть агентов, и скучный дядя Стенвольд обрел в ее глазах таинственный ореол.

После этого уже нетрудно было понять, куда именно он засылает свои отряды. История, преподаваемая в Коллегии, была историей Нижних Земель, плоской местности между морем и Барьером — признанной колыбели цивилизации. Но Стенвольд на своих лекциях старался расширить рамки, говоря, что цивилизация существует и за Барьером, и в пустыне Сухая Клешня. Тон его при этом давал понять, что тучи на том далеком горизонте видны ему одному, хотя сбегать домой за плащом никому не мешало бы.

«Сосредоточься, сосредоточься…» Нет, бесполезно — все равно что пытаться погрузить себя в сон. Она прекрасно воспринимала все окружающее, и приказ сосредоточиться тщетно жег ее мозг.

— Это надо срочно исправить, — прошептала она, не помня никого, кто был бы так плох на предмет Наследия Предков. Даже у двенадцатилетних результаты выше, чем у нее.

Наследие, хоть и общее для всех, уникально для каждой расы. На руках мантидов оно отрастило шпоры, наделило их скоростью и боевым мастерством. Муравины благодаря ему обрели свою телепатию. Одних оно сделало сильными, других выносливыми. Оно затуманивает разум врагов и помогает взбираться на стены вражеских городов. Прикованные к земле существа начинают летать… ах, как Чи хотела бы этого. Без машин, без летучих животных — просто взять и взлететь. У жуканов, как известно, это плохо получается, но ей все равно. Даже насмешки мушидов или номов ее не задели бы, лишь бы как-нибудь удержаться в воздухе.

Слишком много ты думаешь, решила она. Просто погрязла в рефлексии, а ведь в Наследии ничего иррационального нет. Это не какая-то ложная магия, за которую до сих пор держатся номы, но ты почему-то никак не можешь его постичь.

Эта попытка, судя по всему, тоже закончится неудачно, хотя еще одна неудача ей совсем ни к чему.

Может, в случае победы над Фальгером ей все удалось бы? Первый удар, по его руке, был за ней, и это, казалось бы, предопределило исход. Фальгер, такой же неопытный, как она, к тому же и напугался, а дядюшка позади рычал и нервировал его еще больше. Бери его голыми руками, да и только.

Но тут она начала думать — это ее всегда и губило. Будь она тупицей вроде Фальгера, все бы прошло на славу, но нет. Она задумалась, и клинок противника коснулся ее плеча. Тогда она задумалась о защите, и Фальгер сделал это еще раз. Ткнул ее в живот и тем обеспечил себе победу. Себе, своей команде и своему толстому дядьке. В точности, как она всем обеспечила проигрыш. Они, конечно, твердили, что все это пустяки, но она-то знала, что в который раз подвела их.

Открыв свою последнюю дуэльную школу два года назад, Стенвольд начал с Танисы и стал подыскивать других дуэлянтов. Чируэлл не давала ему покоя с утра до вечера: упражнялась у него под окном, раскокала меткими ударами вазу в холле, пока он не сдался и не принял ее. Потом он об этом скорее всего пожалел и теперь эту свою ошибку исправил. В Геллероне случилось что-то, требующее его личного присутствия, и он на днях едет туда вместе с Танисой и Сальмой, а ее не берет.

Чи встала — ясно же, что ничего не выйдет, так зачем притворяться. Дядя, наверное, просто не понимает, как он обидел ее, когда позвал с собой Танису, а ей, Чи, не сказал ни слова, как будто племянницы вовсе не было в комнате. Надо убедить его, что она тоже должна поехать: остаться дома с сознанием своей непригодности будет хуже всего, что может приключиться с ней в Геллероне.

Чи расправила помятое платье. Решено: она найдет его и все ему скажет.


Дома самых богатых и влиятельных граждан Коллегиума традиционно располагались у самой Великой Коллегии. Возможно, для того, чтобы именитые жильцы могли наблюдать, как студенты готовятся управлять завтрашним миром, — тем более что многие из этих жильцов в прошлом и настоящем были преподавателями.

Однако у промышленных корпусов мастера и купцы избегали селиться. Там день и ночь пылали плавильные печи, стояла пелена дыма и пара, разило нефтью, жидким металлом и химикалиями. Всем, кто спал поблизости, требовались ушные затычки, и мало кому хотелось видеть в окно источник собственного богатства. На этом участке жили студенты и скромные служащие Коллегии.

Стенвольд стоял у ворот промышленного двора, в задумчивости глядя на длинный ряд мастерских и цехов. Со времен его собственного ученичества здесь воздвигли два новых здания, а на старые наслоилось еще больше сажи. Коллегиум жив не политикой, не историей с философией, не боевыми искусствами: двигатель, несущий его вперед с самой революции, покончившей с недобрыми старыми временами, помещается здесь. Город жуканов сделали великим не бойцы, не заговорщики, не туманные мистики, а созидатели. Фамилии Вершитель, Созидатель, Строитель здесь встречаются на каждом шагу.

Сажа и пепел уже оседали на белой одежде. Стенвольд кивнул привратнику и двинулся по цехам сквозь облака пара, озаряемый красными сполохами печей.

Из всех студентов в преддверии Игр здесь трудились только инженеры-механики. Все они, не считая Тото и одного бледного таркийского муравима, были жуканами. Сын ремесленника и дочь богатого шелкоторговца работали самозабвенно, воплощая каждый свою мечту. Тото в защитных очках, окруженный искрами, обрабатывал что-то на токарном станке.

Стенвольд не стал отвлекать его от работы. На верстаке рядом уже лежало несколько вариантов весьма сложного механизма. Стенвольд слышал о Тото немало хороших отзывов — жаль, что парень полукровка и сирота. Будь он из хорошей семьи, мастера величали бы его не иначе как гением. Коллегиум потратил много веков на то, чтобы дать свободу и равные возможности всем без изъятия; в другом городе Тото стал бы рабом в худшем случае и чернорабочим — в лучшем, но происхождение и здесь тяготеет на нем наподобие кандалов. Все законы на его стороне, все неписаные правила — против.

Стенвольд взял в руки одно из готовых изделий. В трубке с его кулак толщиной помещалось что-то вроде насоса, но мастер не догадывался, для чего это нужно. Тото, бросив на него взгляд, убрал ногу с педали станка. В очках, рукавицах и кожаном фартуке он мало чем отличался от прочих студентов, но Стенвольд узнавал его сразу по сутулым плечам и наклону шеи.

— Я нужен вам, мастер Вершитель? — спросил юноша голосом механика, способным перекрыть шум какой угодно машины.

— Я проходил свою выучку в этом самом цеху, — Стенвольд инстинктивно перешел на тот же регистр, — но давненько уже не занимался сваркой или навивкой пружин. Что это ты мастеришь?

— Воздушную батарею, мастер.

— Не надо так официально, Тото. Разве воздушная батарея входит в твою программу?

— Это мой личный проект. Теперь, когда все на Играх, только и можно…

— Да, понимаю. — Стенвольд в его возрасте вел себя так же, полагая, что будет заниматься инженерным делом всю жизнь. — Неудобно спрашивать, но что это за штука такая — воздушная батарея?

Тото будто сразу прибавил в росте.

— Это вот камера сжатого воздуха, — стал объяснять он. — Видите, я поставил тут однопроходной клапан. Когда она наполняется, давите три-четыре раза на этот рычаг, нагнетая давление, а потом жмете на спуск. Принцип, как в арбалете, а сила почти такая же, как у порохового заряда.

— Молот и клещи, — почтительно пробормотал Стенвольд. — А для чего она?

Тото сдвинул назад очки, открыв два светлых круга на чумазом лице.

— Это новое оружие.

— Оружие?

— Да. — Только что обретенная уверенность в себе снова покинула юношу. — Я хотел бы заниматься именно этим… если мне разрешат.

— Непременно займешься — не здесь, так в Сарне. Оружейников, учившихся в Коллегиуме, там высоко ценят. — Чувствуя, что это прозвучало не очень-то убедительно, Стенвольд положил воздушную батарею на место. — А в Геллероне ты бы хотел побывать?

— Еще как хотел бы! — Глаза Тото распахнулись — он, как видно, втайне мечтал об этом. В Геллероне производилась немалая доля всего оружия Нижних Земель, от мечей до бронемашин и осадной артиллерии. Этот город, признанный король индустриального века, изготовлял все, что только возможно, но оружейной торговлей славился больше всего.

— Ладно, — неопределенно ответил Стенвольд, желая поразмыслить еще немного. Таниса и Сальма его не тревожили — он знал, что они сумеют за себя постоять, но Тото, тихий замкнутый полукровка, все еще был неизвестной величиной. Стенвольд впервые обратил на него внимание, когда Чируэлл умудрилась сдать механику с его ненавязчивой помощью, и в поединке с Адаксом парень тоже хорошо себя показал. Пусть себе Кимон называет эту дуэль скучной — Стенвольд был убежден, что Тото, превзошедший свои способности, дрался лучше Пирея, талантливого, но ничем не блеснувшего. — Я выезжаю туда через несколько дней, и пара молодых рук мне бы не помешала. Ну, что решим?

Он ждал немедленного, жадного подтверждения, но Тото, к вящему уважению мастера, медлил с ответом.

— Скажите, а Чи… Чируэлл тоже едет?

— Я не планировал… — слегка нахмурился Стенвольд.

— Еду, еду, — заверила Чи с порога. — Я тут не останусь, что бы ты там ни планировал на мой счет.

Стенвольд оглянулся. Она стояла, сжав кулаки, преисполнившись боевым духом — нет бы на Форуме так.

Загрузка...