Чернь и золото

14

Маркон Кроствейт, откликавшийся также на имя Маркон Дружелюбный, встал из-за стола. Его люди встретили это раскатистым криком «ура», а коленопреклоненный посланец Синона Половинного — из тех, кого не жалко, — совсем припал к полу. Посылать к нему полукровку-мушида было оскорблением само по себе, но Маркой, упоенный недавним успехом, не обижался. И потом, если отрезать этому недоноску уши и вывесить его из окна, кто передаст лысому уроду Синону, как доволен жизнью Маркон?

Он повернул руки тыльной стороной вперед. Банда притихла.

— Вставай, ты — коли можешь стоять на своих присосках.

Полукровка встал, опасаясь получить в спину удар кнутом или нож. Правильно опасается, мелочь поганая, подумал Маркон.

— Что, домой хочешь?

Тот едва заметно кивнул.

— Ты еще не сказал мне спасибо за мое гостеприимство, дружище. Чего я не люблю, так это дурных манер.

Человечек пробормотал что-то. Один из людей Маркона, не дожидаясь команды, принялся поигрывать кинжалом.

— Спасибо вам, мастер Маркон, — дрожащим голосом проговорил полукровка.

— Маркон, а дальше?

— Маркон Д-дружелюбный.

— Да, Маркон Дружелюбный, добрый ваш друг, — презрительно искривил губы вожак. — Передай Синону, чтобы не забывал своего друга Маркона. С друзьями надо делиться всем, в особенности деньгами. Так и скажи, понял?

Посланец отчаянно закивал.

— Пшел вон, червяк, — плюнул Маркон. — Пусть Синон в другой раз пришлет ко мне чистокровного, не то я ему самому уши отрежу.

Когда тот выбежал из таверны, Маркон подал знак к новому «ура» и через некоторое время махнул рукой.

— Мантид уже приходил за платой?

— Давно, мастер. Пришел и ушел. Он-то как раз не из дружелюбных.

— И к тому же чертовски дорого стоит — но лучше ему платить, чем дать выйти на рынок. Вы все видели бой: как по-вашему, сколько человек он может положить в одиночку? Десять, двенадцать?

— Да уж не меньше.

Маркон кивнул.

— А если его самого положат, пусть лучше сгинет так, чем изменит своим друзьям. — На сегодняшний день с делами было покончено. — Отдыхайте, вы это заслужили, а я поднимусь наверх.

Его проводили свистом и рукоплесканиями. Преданные бойцы приготовили для него сюрприз: молоденькую девчонку, прибывшую в город совсем недавно. Вот где пригодится свойственное ему дружелюбие.

Она уже ждала его, лежа в постели. Рядовой бандит, поставив на столик кувшин вина и две чаши, с поклонами пятился вон.

— Этот день будут долго помнить в феоде. — Маркон сверкнул ослепительно-белой улыбкой — зубы ему сделали высший сорт. Сюрприз оказался арахнидкой, настоящей красоткой. — Раздень меня, — велел он. Арахнидка принялась за дело одной рукой, едва касаясь его прохладными пальцами. Он расправил плечи, мускулистые, несмотря на десять лет легкой жизни, и повернулся к ней. — Ну, девочка… — начал он, и тут она, словно они условились об этом заранее, располосовала его от живота до горла.

Таниса смотрела, как его кровь впитывается в ватное одеяло, и ее разбирал смех. Для того ли она изучала в Коллегии философию, историю и прочие гуманитарные науки, чтобы найти свое истинное призвание на улицах Геллерона? Призвание быть пешкой в чьей-то игре, молчаливым орудием, тенью, которую используют и которой страшатся.

Все прошло, как предсказывал Синон Половинный. Она не верила, что это сработает, однако сработало.

Все это время она академически размышляла, сможет ли убить человека, который не покушался убить ее. Размышляла и готовила аргументы в пользу такого деяния. Он, в конце концов, просто бандит, убийца и предводитель убийц. Она видела кровь, которой залил улицу его человек. Убрав его, она окажет миру услугу… во всяком случае, не причинит никакого зла.

И вот вожак Шалунов мертв.

До чего же просто было все это провернуть, зная всего лишь, что солидный жукан-атаман питает слабость к молодым арахнидкам. Именно их его люди и приводили ему. Таниса подвернулась им очень кстати, а один из лучших лазутчиков Синона вызвался заранее спрятать в комнате ее шпагу. Маркон погиб, не издав ни звука.

На улице было светло. Таниса открыла ставни и помахала платком.

Миг спустя внизу поднялся шум: Акта Барик с двадцатью бойцами вломился в таверну. Скорпи, должно быть, вышиб дверь и начал крушить врага мечом длиной в собственный рост, а следом с копьями, мечами и арбалетами хлынули ребята из Половинного Дома.

— Шеф, Половинники! — в панике заорал бандит-муравин, распахнув дверь верхней комнаты.

Всего Таниса убила семь человек, поочередно прибегавших к шефу за указаниями, — больше, чем любой боец Половинного Дома. Человек Синона, первым взбежавший на лестницу, тихо попятился от кучи трупов и предоставил Танисе сойти вниз, когда она сочтет нужным.

Она сошла и почувствовала себя королевой-воительницей. Рядовые солдаты грянули «ура» в ее честь, но почтительный кивок Барика значил для нее куда больше.

Полчаса спустя все было кончено. Уцелевшие Шалуны разбежались, подумывая о переходе под другие знамена; Таниса сидела в той самой таверне, у которой устроил свое побоище Тизамон, через две улицы от места собственных подвигов, и смотрела на мирных обывателей, проходящих мимо.

— Ну, ты талант, — говорил Синон. — Оставайся у нас, если хочешь, ты это заслужила сполна. Я поставлю тебя наравне с Малией и Бариком — они возражать не будут. Мы расширяемся, и третий лейтенант нам как раз пригодится.

Таниса хотела отказать — и смолчала. Сегодня она родилась заново, омытая кровью. Что сказала бы Чи, узнав о художествах своей названой сестры? А Стенвольд? У нее и правда талант. Еще несколько таких дел, и ее совесть совсем умолкнет — к лучшему, может быть.

Эта мысль и пугала, и будоражила. Стать фигурой наподобие Тизамона… даже вельмож и магнатов не почитают так, как его.

Но что это за жизнь, если вдуматься? Бой за боем, предательство за предательством — и надолго ли хватит славы, когда клинок затупится?

— Нет, я не могу, — сказала она. — Мне отчасти хотелось бы, но обязательства нарушать нельзя.

— Понятно. — Синон протянул ей листок бумаги. — Вот по этому адресу найдешь некоего Скуто. Он человек Стенвольда, как мне докладывают. Его хорошо охраняют, поэтому приходи открыто и с миром. Может, он уже и всех остальных разыскал. Они такие же способные, как и ты?

— Нет, — чистосердечно, без хвастовства сказала Таниса.

— Тогда пожелаю им всего наилучшего. Этот Скуто крутой мужик, а его обстава и того круче. Если твои друзья нагрянут к нему без предупреждения, всякое может случиться.

Бедняжка Чи — вот уж кто создан для роли жертвы. Хотя как сказать… Чи никогда бы не оказалась на месте Танисы, поскольку во время бегства не стала бы нападать на каждого встречного. Это город жуканов, и Чи как-нибудь приспособится… что ей еще остается?

Оба застыли, не шевелясь. Чи почти полностью обнажила меч и приняла дуэльную стойку. Ном, с длинным кинжалом в одной руке, держался другой за ребра. Остролицый, пепельно-серый, короткие темные волосы растут мысом на лбу, глаза раскосые и совершенно белые, как у слепца. Чи полагала, что он ненамного старше ее — при других обстоятельствах она даже нашла бы его красивым.

Но почему он не нападает? Можно подумать, что он боится ее, толстенькую жуканку наверняка с перепуганным лицом, которая даже меч не успела вытащить. Он-то ведь воин, и его руки после ночного набега обагрены кровью ее сородичей — чего же он ждет?

Маленький ростом и тонкий, как многие номы, он весь собрался в кулак — чтобы покончить с ней одним махом, скорее всего. Губы у него нервно дергались… сейчас, сейчас бросится.

Вопреки ее ожиданиям он остался на месте. Как только Чи разглядела темные пятна у него на хитоне и темную жидкость между пальцами левой руки, в дверь застучали. Ном сделал два шага вперед, высоко занеся кинжал, Чи наконец вынула меч из ножен.

— Что вам нужно? — крикнула она, с трудом узнав собственный голос.

— Проверяем, не спрятались ли где эти ублюдки, барышня, — откликнулся стражник.

— Я… — Чи, глядя в белые глаза нома, чувствовала, что понемногу подчиняется его воле: он гипнотизировал ее, приказывая молчать, оскалив зубы от напряжения. Наследие номов, поняла Чи.

Однако она оказалась сильнее, чем он полагал — а может быть, он просто ослабел от потери крови. Чи потрясла головой и освободилась от чар.

— Барышня? — повторил обеспокоенный стражник. Ном оперся на отставленную назад ногу. Он будет драться, подумала Чи, и стражники непременно его убьют.

Как поступил бы Сальма на ее месте?

— Здесь никого нет, — заявила Чи крайне фальшивым даже на собственный слух тоном. — Дайте помыться спокойно.

— Есть! — тут же ответил охранник, и вся команда, судя по шагам, двинулась дальше.

Все это время Чи неотрывно смотрела на нома. Благодарности в нем не чувствовалось, разве что любопытство.

— Если хочешь драться, дерись со мной, иначе…

— Иначе что? — мягко осведомился он.

Меч оттягивал ее руку. Ном с глубоким, явно причинившим ему боль вздохом спрятал кинжал за пояс.

— Похоже, что я твой пленник, — вызывающе произнес он. — Что будешь делать, жуканка?

Она тоже убрала меч. В самом деле, что ей с ним делать? Теперь она боялась его больше, чем когда он грозил ей ножом. Ном был выходцем из иного мира, достоянием древней истории.

— Я никогда по-настоящему не была знакома с кем-то из номов.

— Считай, что теперь познакомилась.

— Хочешь, я посмотрю твою рану? — Чи, как выяснилось, основательно пропиталась гуманистическими идеями, которые ей внушали в Коллегии. Ном, охваченный подозрениями, снова взялся за нож. — Если бы я хотела тебе зла, то позвала бы стражу. Знаешь, — добавила она, надеясь его убедить, — один доктор-ном в Коллегиуме вылечил моего дядю Стенвольда.

Он тяжело сел на кипу соломы — его левый бок был весь залит кровью. Чи в Коллегии прошла начальный курс медицины. Сглотнув, она подняла ведро, где осталось довольно много воды, и опустилась на колени около раненого.

Ему повезло: тяжелый, пущенный с земли болт оставил всего две царапины на его ребрах, но в ране застряли куски хитина. Ном поморщился, когда Чи начала смывать кровь, почти черную на его серой коже.

— Я зашью, если хочешь. — При одной мысли об этом у нее затряслись руки. — Но для дезинфекции нужен спирт.

— Не надо… хватит и горячей воды.

Чи встала. Элиас Коммерц будет очень зол, если узнает об этом, но Стенвольд был бы на ее стороне.

— Посиди здесь, — сказала она. — Я скоро.

Все вышло проще, чем она ожидала. Двое слуг, еще не пришедших в себя после ночных событий, хлопотали по дому. Чи без труда отыскала иглу и нитки, прихватив заодно крепкую настойку из запасов Элиаса и котелок с кипятком.

Войдя в конюшню, она подумала, что ном сбежал или попал в руки стражников, но он тут же возник из мрака в дальнем углу — между ними уже установилось некоторое доверие.

Чи промыла иглу и нить сперва кипятком, потом настойкой.

— Зачем ты все это делаешь? — спросил он.

— Я же тебе говорила…

— Только не надо больше про дядю Стенвольда. Скажи правду.

Она поспешно принялась за шитье. Ном замер, когда она воткнула иглу, и из серого стал белесым.

— Я студентка Великой Коллегии, — стала объяснять Чи, тщательно зашивая рану. — Там нас учат, что всякий спор лучше всего улаживать словами, а не насилием. Мечи прекращают диспут до завтра, разумные доводы решают его навсегда. Так по крайней мере нам говорили. — Покончив с первой раной, она закрепила нить. — Я не боюсь тебя. — Тут она слегка покривила душой. — Ты мне не враг. — Со второй раной дело пошло быстрее. Раненый держался стойко, и вскоре Чи неумело перевязала его, пустив на бинты рукав своего верхнего платья — скажет, что зацепилась за что-нибудь, вот и все.

— Никогда не был знаком ни с кем из жуканов, — сказал ном. — Надеюсь, они не все такие, как ты.

— Почему? — Чи вдруг стало очень неловко. Ном тем временем добавил в остывшую воду какие-то травы. В руке у него снова оказался кинжал. Сердце у Чи замерло, но раненый всего лишь помешал им в посудине.

Он мог бы убить ее, как только она закончила шить — вонзил бы нож в горло, и все тут. Чи разозлилась на себя за то, что ей не пришло это в голову, и поздравила себя с тем, что все-таки осталась жива.

— Потому что я дрался с жуканами и убивал их, но таких, как ты, я убивать не хочу. — Произнеся это ровным голосом, он оторвал лоскут от своего хитона, и без того уже драного, обмакнул в котелок и приложил к ране поверх бинтов.

— Убивал?

— Иначе меня самого бы убили, разве не понимаешь? — Он поморщился — снадобье, должно быть, сильно щипало. — Как тебя звать?

— Чируэлл Вершитель. Имя как имя, — сердито сказала она, видя его легкое удивление. — Для краткости Чи.

— А меня зовут Ахей, — помедлив, назвался он. — Спасибо тебе. Знаки говорили мне, что эта ночь для меня плохо кончится, но ты победила злую судьбу.

— Знаки? Ты участвовал в набеге из-за примет?

— Нет, вопреки им. — Он снова обмакнул лоскут в воду. — Что ты намерена делать дальше?

— Пойду домой и постараюсь об этом забыть, — ответила Чи, хотя знала, что долго будет помнить этого нома. Коленки у нее заломило, и он помог ей встать. Мозоли у него на ладони располагались как-то не так — он, вероятно, был лучником.

— А я смогу улететь только ночью — мне надо как следует отдохнуть.

— Да, хорошо. — Чи вышла и на миг прислонилась к закрытой двери, утратив всякую связь с реальностью. Если бы она до сих пор не ощущала руку Ахея в своей, то подумала бы, что он ей привиделся.

Из Геллерона прибыло подкрепление — Элиас, надо надеяться, сочтет теперь возможным вернуться в город. После близкого знакомства с врагом Чи не хотелось присутствовать при новом кровопролитии.

— Иногда ты здорово меня удивляешь, честное слово, — сказал Сальма, услышав ее рассказ.

— По-твоему, я неправильно поступила?

— Я этого не сказал. А как же твои речи насчет прогресса?

Если бы он не ехидничал так, Чи ответила бы, что именно его взгляды заставили ее пересмотреть свои собственные.

— Просто я подумала, что так будет правильно… Он все еще там, дожидается темноты. Странно, правда?

— А если честно? — приставал безжалостный Сальма.

— Дело совсем не в этом. — Она не лгала, но Ахей не покидал ее мыслей. Странный, опасный, хрупкий… существо из иного мира.

Революцию, произошедшую пятьсот лет назад, один историк-арахнид назвал «переворотом уродов». Ее действительно совершили мускулистые, кряжистые рабы, жуканы и муравины. Чи, выросшая рядом с Танисой, ощущала свою некрасивость особенно остро.

Сальма смотрел так, словно все это было написано у нее на лице.

— Я тоже думаю, что это правильно, к чему бы это ни привело.

— Спасибо.

В это время к ним постучался один из слуг.

— Извините, барышня и молодой господин, мастер Коммерц хочет вас видеть. Он ждет в столовой. — Что-то в его тоне заставило Чи насторожиться. Неужели Ахея поймали? Она сама не знала, за кого больше боится, за него или за себя.

Сальма успокаивающе положил руку ей на плечо. Угловая столовая, как и весь дом, была обставлена очень просто — стол и дюжина стульев. Кушанья подавались через кухонную дверь.

За столом вместе с Элиасом сидел еще один человек — где-то Чи его уже видела. Сальма достал свой меч, и до нее лишь теперь дошло, что гость ее дяди — осоид.

— Стой! — крикнула она. — Дядя Элиас, что происходит? — В большой комнате позади них послышался шорох. — Дядя?

— Это капитан Тальрик, — не глядя ей в глаза, сказал Элиас. — Когда я начал поиски твоих друзей, он откликнулся первым. Похоже, ты ввязалась в нехорошую историю, девочка. Сидела бы лучше в Коллегиуме.

Чи и Сальма встали спиной к спине.

— У меня семеро, — тихо сообщил он, и тут в столовую из кухни вошли еще четверо в боевой броне.

— Дядя, ведь мы же родственники!

— Родственники? — сердито уставился на нее Элиас. — Ты претендуешь на это, будучи отродьем безмозглого Дорви и воспитанницей несносного Стенвольда? Это Геллерон, детка, — нам тут не до твоих сантиментов. Мы все стараемся заработать себе на жизнь; капитан Тальрик входит в число моих лучших заказчиков, а от тебя одни хлопоты. Вели-ка ты своему чужеземцу убрать клинок.

В ответ она выхватила собственный меч и вскочила на стол, приставив острие к горлу пораженного Элиаса. Сальма у нее за спиной вступил в бой с солдатами, а четверо других у кухонной двери не успели бы ей помешать.

Ей помешал Тальрик. Чи заведомо списала его со счетов, как типичного офицера, умеющего только командовать, — и совершила ошибку. Он вывернул ей запястье и отвел меч от Элиаса. Чи рухнула на него, и оба свалились на пол, перевернув стол.

Сальма успел уже ранить двоих, но развернуться ему было негде и взлететь некуда. Осоиды наседали — один двинул его кулаком в челюсть, другой в бок. Третьему Сальма нанес смертельную рану, но тот, уже погибая, вцепился ему в запястье, не давая вытащить меч. Сальма ударил кого-то еще локтем в лицо, и тут его самого захватили сзади за шею. Нырнув вниз, Сальма вывернулся, сломал нос одному осоиду, заехал в глаз другому и стал нашаривать рукоять меча, застрявшего во вражеском теле.

Чи в это время боролась с Тальриком. Он прижимал к полу ее правую руку с мечом, пытаясь перехватить и левую. Его лицо нависало над ней, обдавая винным запахом изо рта. Когда она исхитрилась треснуть его кулаком в висок, тот только крякнул, сжал-таки ее левое запястье и начал вставать, увлекая Чи за собой. Он был сильней, чем казался с виду, и уж точно намного сильнее ее.

— Взять ее! — крикнул он. Чи в качестве последнего средства боднула его в подбородок. Тальрик, выругавшись, на миг ослабил хватку, и она вырвалась, но была опять пригвождена к полу двумя солдатами. Тальрик вытер с прокушенной губы кровь.

Сальма, зацепивший меч двумя пальцами, получил пинок в живот и отомстил, перебив солдату ребром ладони коленный сустав. Другой осоид навалился сверху. Вдвоем они приподняли Сальму, и осоид с перебитым коленом вскинул кулак, лучащийся золотым светом.

Сальма зажмурился.

Внезапную тишину пронизал треск разряда. Сальма открыл глаза: покалеченный им осоид лежал ничком с дымящимся, почерневшим затылком.

— Живым берите! — рявкнул Тальрик. — Живым! Не можете, что ли?

Чи уже схватили, что давало осоидам дополнительный перевес.

— Мушидские наручники, — распорядился Тальрик, вытирая окровавленный рот.

— А жучихе? — спросил солдат.

— Просто свяжите руки, она далеко не улетит. Мастер Коммерц… мы, разумеется, вознаградим вас за помощь.

— Продаешь родную кровь за деньги этого человека? — вскипела Чи.

— За контракты с ним, — внес поправку Элиас.

— Они же захватчики! Они придут сюда и все у тебя отнимут!

— Ты, видимо, не слышала о такой мелочи, как Железный Пакт. Империя не собирается к нам вторгаться, а Геллерон приносит гораздо больше пользы в качестве вольного города. Мы ведем дела со всеми, будь то государство, купец или полководец, но лучших заказчиков, чем соотечественники капитана Тальрика, у нас еще не было.

— Будет чем утешиться, когда они возьмут ваш город с помощью вашего же оружия!

— Ну, довольно, — негромко, но очень веско произнес Тальрик. — Не вынуждайте меня затыкать вам рот, госпожа Вершитель.

Сальме скрутили руки за спиной, лишив его всякой возможности раскрыть крылья. «Держись», — говорил его взгляд.

— Увести, — приказал Тальрик. — Вечером отправляемся на восток.

Солдаты выволокли Сальму и Чи из столовой, пресекая все попытки сопротивления.

— Я рад, что с этим покончено, — вздохнул Элиас, оглядывая разоренную комнату.

— Ущерб мы, разумеется, возместим. И знаете что? Я, пожалуй, оставлю здесь с полдюжины человек.

— Н-не думаю, что это необходимо. — У Элиаса, судя по виду, впервые зародились какие-то подозрения.

— Право же, мастер Коммерц, — саркастически усмехнулся Тальрик. — Уж не думаете ли вы, что я занимаю Геллерон дом за домом, начиная с вашего? Не забывайте, что Стенвольд Вершитель уже в Геллероне и непременно явится к вам. У него настоящий талант вынюхивать информацию, включая и ту, которую я подсунул ему. Когда он придет, мои люди схватят его, и мы больше не будем вас беспокоить.