Чернь и золото

19

Танца, исполненного следующим вечером, двум друзьям еще видеть не доводилось.

Перегонщики развернули два огромных фургона тылом друг к другу, поставили вокруг них овальную загородку и собрались за оградой вместе с солдатами. Чи нервничала, предвидя какое-то зрелище — бой, скорее всего. На Нижних Землях гладиаторские бои были редкостью. Коллегиум считал себя слишком цивилизованным для подобного варварства, и даже в муравинских городах боевое мастерство ценилось выше кровопролития. Но в южных арахнидских твердынях такое случалось, да и в Геллероне, по слухам, тоже устраивались подпольные сражения для любителей.

Два костра за изгородью едва тлели, третий, в центре загона, жарко пылал. Среди зрителей Чи видела Брутана и многих механиков, но Тальрика там не было — он, надо думать, презирал подобные развлечения.

В круг вышла женщина, которую ни Чи, ни Сальма раньше не замечали. Ее везли, очевидно, в другом фургоне, а то и вовсе держали отдельно от прочих. Сальма, к удивлению Чи, напрягся при виде ее.

Женщина, судя по белесым глазам, была номкой. Тело ее прикрывали только две полоски ткани на груди и на бедрах. Но вот на нее упал свет костра, и Чи показалось, что ее кожа пришла в движение.

Всего миг назад она была серой, как настоящий ночной мотылек — теперь по ней бежали какие-то тени… нет, не тени, а краски. Красные, пурпурные, синие и кремовые оттенки чередовались при свете пламени.

Заиграла волынка, забил барабан. Чи, повертев головой, обнаружила, что музыку производит всего один человек, желтокожий невольник: он дудел, стуча по барабану ногой. Женщина начала танцевать.

Мелодию вела она, волынка лишь вторила. Это не походило ни на тщательно поставленные коллегиумские балеты, ни на народные танцы, ни на зазывные пляски у публичных домов. Ни один житель Нижних Земель не сумел бы подобрать сравнения для того, что делала эта искусница. Ее танец поражал своей яростью, красотой и печалью. Все мужчины и большинство женщин не отрывали от нее глаз. Лица осоидов преобразились, точно спрятанные в ножны кинжалы. Многие перегонщики поснимали шлемы, чтобы лучше видеть, и тоже выглядели вполне человечными. Похоть со всеми ее мерзкими сторонами, конечно, тоже присутствовала, но у рабов она сочеталась с чем-то совсем иным.

А танец все длился и длился. Волынка и барабан вели свой рассказ — не о танцовщице, а о безнадежном томлении зрителей, бессильных поймать ускользающую мечту.

Чи покосилась на Сальму — все улыбочки и смешки как ветром сдуло с его лица.

Наконец танцовщица остановилась и с преувеличенной учтивостью поклонилась тем, кто стоял по ту сторону изгороди. Лоб ее почти касался песка, одну ногу она согнула в колене, руку выбросила вперед. Волынка смолкла, и настала мертвая тишина.

Подняв голову, женщина бросила взгляд на Сальму, и ее поза выразила отчаянную мольбу. Помоги мне. Спаси меня.

— Ладно, давайте кормить скотину, — нарушил молчание Брутан.

Осоиды, вспомнив, что они воины и завоеватели, вновь стали такими же, как и прежде.

Танцовщица, выпрямившись, сделалась измученной и до крайности грустной. Сальма поднялся на ноги. Танцовщица подалась к нему, но трое конвоиров вошли в загон и куда-то ее увели. Она, не сопротивляясь, все время оглядывалась на Сальму.

— Что это было? — спросила Чи. — Сальма! Ты меня слышишь?

— Конечно, — сказал он рассеянно и опять сел.

— Ты что, знаешь ее?

— Ее не знаю… но знаю, откуда она.

— Ну и?

— В Сообществе есть несколько мест, где живут лепидины, Дети Бабочки. Я никогда их не видел, только слышал о них. Оказывается, все это правда. Пресветлые владыки!

— Положим, танцует она хорошо, но зачем же так волноваться? — Чи, никогда не видевшая Сальму таким потрясенным, прониклась недобрыми чувствами к танцовщице.

— Боишься, что я брошу тебя и сбегу с ней? — поддразнил он.

— Все вы начали слюни пускать, как только ее увидели, а ты больше всех.

Эти слова с успехом вернули Сальме его улыбку.

— Ревнуешь, Чируэлл Вершитель? Вот не знал, что у нас любовь.

Чи слегка покраснела, сетуя на то, что при свете костра он непременно это заметит.

— Еще чего! Я просто беспокоюсь за тебя, вот и все.

Сальма снова подобрался, видя, что к ним направляются двое стражников — но им, как выяснилось, нужна была Чи.

— Эй ты, вставай.

— Зачем?

Стражник влепил ей пощечину так проворно, что Сальма не успел помешать. Из руки у него торчал костяной крюк, и Чи даже в оглушенном состоянии поняла, что могла пострадать гораздо серьезнее.

— Поговори у меня еще. Поднимайся.

Она не заставила его повторять в другой раз. Сальма тоже привстал, но второй стражник направил на него искрящую током ладонь.

— Кончай геройствовать, стрекозел. Тебя тоже не обойдут.

— Куда вы ее?

Ладонь осоида полыхнула огнем.

— Не трогайте его, я иду! — закричала Чи. — Успокойся, Сальма.

Стражник костяными шпорами отцепил ее поводок, и Чи буквально выволокли из загона, не позволяя идти самостоятельно.

— За что вы меня? Что я сделала?

Один стражник опять замахнулся. Чи съежилась, пряча лицо.

— Заткнись со своими вопросами, — предупредил он.

— Меньше спрашивай, меньше плохого услышишь, — добавил другой.

Механик-осоид, возившийся у одной из машин, проводил ее безразличным взглядом.

— Чего это вы, ребята? — Чи узнала голос Брутана еще до того, как он заступил дорогу ее конвоирам.

— Так нам приказали, сержант.

— Приказываю вам я. — Брутан взял Чи за подбородок, запрокинул ей голову. Его лица она не видела из-за шлема. — И кому же это жуканского мясца захотелось?

— Капитан Тальрик распорядился, — пробормотал рядовой.

— В задницу твоего капитана Тальрика! Если ему нужна девочка, пусть обратится к главному сутенеру. И плох, доложу я вам, тот сутенер, который сам свой товар сперва не опробует. — Черный шлем придвинулся к самому лицу Чи. — Эта не первый сорт, ну да и я не шибко разборчивый. Давайте ее сюда. Ну? Чего встали?

— Так ведь капитан Тальрик, сержант…

— Ты, я вижу, запамятовал, кто твой поводок держит в руках. — Брутан выставил ладони вперед, растопырил пальцы.

— Говорят, он в Рекефе служит!

— И что с того? — Брутан, не уступая, все же слегка сбавил тон. — По-твоему, я боюсь его, что ли?

Молчание конвоиров доказывало, что они уж точно боятся. Но Брутан тоже внушал им страх, и когда он рявкнул на них еще раз, они подчинились.

Чи затащили в укромную ложбинку, швырнули наземь.

— Нет-нет… Не надо… — запищала она, лишь теперь осознав, что у него на уме.

— Заткните ее, — процедил Брутан, расстегивая привычными движениями пояс.

Чи вцепилась зубами в руку стражника, который зажал ей рот. От новой оплеухи у нее зазвенело в ушах, во рту тут же оказался тряпичный кляп. Оба солдата держали ее, пока Брутан стаскивал с нее шаровары.

— Вы правда хотите… — начал один солдат.

— Хочу, хочу. Знай делай, что тебе говорят.

— А вдруг он… — Солдат оглянулся на лагерь, явно опасаясь, что там могли услышать поднятый ими шум.

Брутан спешно принял нужную позу — и замер. От недоумения Чи даже дергаться перестала. Насильник, так и не снявший свой шлем, стоял над нею на четвереньках, и часть его тела, непосредственно грозившая ей, на глазах теряла упругость.

— Поганый Рекеф, мать его, — выругался Брутан, вставая. Чи, пользуясь моментом, натянула штаны и попыталась их завязать. — Ведите ее, куда было велено.

В фургонах, как видно, везли не только рабов: Тальрику поставили палатку поодаль от загона. Он расположился за складным столом, точно у себя в кабинете; шипящая соляная лампа придавала его коже нездоровую бледность. Если он и слышал недавние крики Чи, то виду не подал.

— Можете идти, — бросил он конвоирам. Те охотно ретировались, но у палатки несли караул еще двое осоидов, и Чи понимала: сбежать не удастся. — Садитесь, если хотите, — добавил он, обращаясь к ней.

Чи затруднялась определить его возраст: не молодой, но и не старый, с правильными чертами, без особых примет. Такой человек может быть кем угодно — от архивариуса Коллегии до помощника палача.

— Зачем вы послали за мной этих людей, если так их не любите? — спросила она, следя за его лицом.

— Потому что рабы, в том числе и вы, находятся на их попечении. Это не секрет, что армия в плохих отношениях с Невольничьим Корпусом, — помолчав, сказал он. — Розыск рабов — недостойное занятие для подданного Империи, не говоря уж об алчности, которая ими движет.

— А знаете ли вы, что…

— Думаю, да, — с полнейшим равнодушием сказал Тальрик. — Наш Брутан слывет похотливым самцом.

— Вы его накажете?

— За что, позвольте спросить?

— Не притворяйтесь! — вспылила Чи.

— Госпожа Вершитель! — Он встал, и Чи съежилась, вспомнив о своем рабском статусе. — Помните, что только я могу защитить вас от Брутана и подобных ему — а таковых великое множество, как с бичами, так и в цепях. Стоит лишь разлучить вас с вашим приятелем, и рабы обойдутся с вами не лучше, чем их хозяева.

Чи, как ни старалась держаться храбро, не сумела скрыть охватившего ее ужаса.

— Мы направляемся в Асту, — продолжал Тальрик. — Это один из форпостов Империи, но и там отыщутся средства, чтобы заставить говорить и вас, и вашего друга.

— Вы подразумеваете пытки.

— В самом деле? Хорошо, пусть будет так — однако с этим можно немного повременить. Сядьте, и мы побеседуем.

— Своего дядю я не предам, — с большим усилием выговорила Чи.

— Мы просто поговорим… выпьем вина. А заодно исследуем границы запретной страны под названием «предательство».

— Вы хотите перехитрить меня.

— А вы полагаете, что у меня ничего не выйдет. Так почему бы нам не помериться силами? — Его открытая, искренняя улыбка окончательно сбила Чи с толку. — Мы пытались убить вашего дядю, охотились за вами в дирижабле и в Геллероне. Потом вы попали в рабство и едва не стали жертвой насилия — тут кто угодно нас невзлюбил бы.

У Чи помимо воли вырвался сдавленный смех.

— Но послушайте, что я скажу сейчас — и завтра, возможно, вы будете уже не столь враждебно настроены.

— Не думаю, что когда-нибудь…

— Нет, — властно перебил Тальрик. — Не говорите того, чего не сможете взять назад. Вам кажется, что вы особенная, не так ли?

— Почему особенная? Меня можно убить, как любую другую рабыню — в назидание остальным.

Снова улыбка — хотя то, что веселило его, ужаснуло бы всякого разумного человека.

— Вам ничего не грозило. Я позаботился о том, чтобы вы остались в живых и кое-чему научились. Но если вы будете упорствовать, — Тальрик наклонился к Чи через стол, — все может обернуться иначе. По-вашему, я злодей?

— Не отрицаю.

Тальрик, продолжая говорить, наполнил два кубка вином.

— Между тем я не хуже и не лучше всякого среднего человека, хотя одна добродетель у меня, бесспорно, имеется. Догадываетесь, какая? Впрочем, на Нижних Землях, насколько я успел убедиться, она редко встречается. Речь о преданности. Ради Империи я готов на все, госпожа Вершитель. Если она потребует, я буду разрушать, пересекать пустыни, убивать… в том числе и детей. — Чи не преминула отметить, что на детях он все же запнулся. — И совесть меня за это не упрекнет. Империя превыше всего, мои личные желания ничто перед ее волей. Вам понятно, почему я упомянул об этом в нашей беседе?

Чи покачала головой.

— Потому что сегодня для блага Империи я считаю полезным угощать вас вином, — он придвинул ей кубок, — и мирно беседовать с вами в этой палатке. Если завтра я сочту нужным подвергнуть вас допросу с пристрастием или отдать Брутану, именно так я и поступлю. Ничего личного, госпожа Вершитель. Теперь вам ясно?

— Вполне. — Чи осторожно пригубила кубок. Вино имело терпкий, незнакомый ей вкус.

— Хорошо. Говорить буду я, чтобы позднее вы тоже начали разговаривать. Я расскажу вам о нашем народе и об Империи — так вам будет легче понять наши цели и методы.

Палатку наполнил восхитительный аромат, и солдат внес блюдо с едой. Помимо сушеных фруктов, орехов и, кажется, меда, там лежали ломти дымящегося мяса — не иначе, конины. Чи невольно сделала пару шагов к столу.

— Угощайтесь, — предложил Тальрик. — Нет? Ну, как угодно. Вы одержите моральную победу, если откажетесь, но ничего более не добьетесь.

И Чи, после двух суток рабской кормежки, не устояла. Она села, взяла кусок мяса и стала уплетать его, обжигая пальцы. Тальрик воспринял это, как первый успех, но она, ненавидя его, продолжала жевать.

— У вас должно было создаться весьма искаженное понятие об осоидах. Вы, вероятно, считаете нас дикарями — если вообще удостаиваете вспомнить о нас.

Чи с набитым ртом энергично кивнула.

— И это, в общем, не так далеко от истины, — удивил ее Тальрик. — Империя совсем еще молода — три поколения, три императора. Да-да, так и есть — наша история исчисляется годами, а не столетиями. Его императорскому величеству Алвдану Второму еще нет тридцати. Его дед, вождь одного из степных племен, пошел войной на своих соседей и объединил всех осоидов под одним знаменем во исполнение своей давней мечты. Вся его жизнь прошла в битвах и дипломатических ухищрениях, но создателем империи стал не он, а его сын Алвдан Первый. При этом правителе мы брали город за городом, постепенно расширяя свои границы, подчиняли себе другие народы и учились у них. Свое военное мастерство мы отточили до бритвенной остроты. Наш нынешний император взошел на трон шестнадцатилетним и с тех пор неустанно продолжал то, что начали его дед и отец.

Врагам, с которыми мы сражались, не было числа — на Нижних Землях не ведают даже, что такие народы существовали на свете. Порой они превосходили нас силой и мудростью или обладали знаниями, недоступными нам, но мы в упорной борьбе добились того, что не удавалось еще никому. Территория Империи почти не уступает по величине Нижним Землям, однако флаг у нас один, и маршируем мы под один барабан. Мы несем миру прогресс, госпожа Вершитель, — это значит, что будущее за нами. Мой народ еще не вышел из варварского состояния; дисциплину и цивилизацию приходится насаждать силой, но взгляните, чего мы достигли за столь короткое время! Я горжусь своими соотечественниками, горжусь тем, что они успели осуществить.

— Но зачем же навязывать свой режим другим странам?

— Чтобы избежать застоя, мы должны постоянно расти, — ответил Тальрик так, будто это само собой разумелось. — Кроме того, не вошедшие в Империю нации являются угрозой для нас. Вполне вероятно, что Сообщество снова начнет войну, что какой-нибудь генерал-муравин возглавит объединенное войско Нижних Земель, что где-то найдется еще один воинственный вождь. Если мы перестанем воевать со всем миром, мир в скором времени ополчится против нас. Что такое Нижние Земли, госпожа Вершитель? Дюжина городов-государств, которые ни о чем не могут договориться. Случись нам завтра вторгнуться в Тарк, в других муравинских городах будет праздник. Мы искореним эту гниль, объединив Нижние Земли под черно-золотым знаменем — и вдумайтесь, какие высоты нам станут доступны тогда.

— Я думаю только о том, как вы обратите в рабов мою расу и все прочее население Нижних Земель.

— В Империи проживает много жуканов, и все они благоденствуют. Бразды государственной экономики император, насколько я знаю, доверил именно им. Империя действительно нуждается в рабском труде, но Нижние Земли мы не станем порабощать. Их народы сами придут к простой мысли, что совместная работа с нами входит в их интересы.

— Скажите, капитан, что такое Рекеф?

Он заметно опешил, но тут же и просиял, как преподаватель, которому студент задал особенно умный вопрос.

— Откуда вы знаете это слово?

— От Брутана… и не только.

— Рекеф — это тайное общество, госпожа Вершитель.

— Какое же оно тайное, если все о нем знают? — засмеялась Чи.

— Тут вы правы, — немного смутился он. — С другой стороны, какой прок быть членом тайного общества, наводящего на всех ужас, если никто понятия не имеет, что вы в нем состоите? Служи я в департаменте внутренних дел, люди узнавали бы об этом лишь на допросе, будучи поставленными перед списком собственных преступлений. Государственные преступники меня самого немного страшат, — усмехнулся он, — но я, к счастью, работаю за рубежом, с такими людьми, как вы. Удалось ли мне достучаться до вас? — спросил Тальрик, вглядываясь в ее лицо. — Услышали ли вы то, что я хотел вам сказать?

— Вы дали мне богатую пищу для размышлений.

— И что же?

— В Геллероне мы с Сальмой — это мой друг-стрекозид, как вы наверняка знаете, — посетили один завод. «Я думал, вы, жуканы, не пользуетесь рабским трудом», — сказал он. А я ему: «Не будь смешным, они не рабы, они получают заработок и работают здесь по собственной воле». Но это не убедило его. Что бы я ни говорила, он никак не мог поверить, что перед ним свободные люди — и, пожалуй, был прав.

Улыбка Тальрика стала натянутой.

— Изящно выражено, — процедил он.

— Что вы теперь со мной сделаете? — Чи отставила кубок.

Тальрик пометил что-то хитиновым пером в развернутом перед ним свитке. «Помучить меня хочет», — предположила Чи, но он, похоже, действительно раздумывал, как с ней быть.

— Я вызову вас на беседу еще раз — возможно, в Асте. Дам вам еще один шанс, прежде чем прибегнуть к услугам наших специалистов или взяться за вашего друга. А до тех пор, будем надеяться, страшное слово «Рекеф» удержит Брутана от приставаний.

— Так вы… — Чи не договорила, боясь показаться слабой. — Вы не…

— Стража! — позвал Тальрик с лицом, лишенным всякого выражения. — Нет, госпожа Вершитель. Не будем спешить, время терпит.

За его бесстрастием таилось огромное самомнение. Вошли солдаты, и Чи, сознавая, что делает глупость, выпалила:

— Чьих детей вы убили?

Кончик пера отломился и пролетел через всю палатку. Лицо Тальрика потемнело от гнева и еще какого-то чувства, для которого не было приспособлено. Даже солдаты, казалось, затаили дыхание вместе с Чи.

— Обратно в загон, — выдохнув, приказал Тальрик. Гнев покинул его, но то, другое, чувство осталось.