Чара силы

ГЛАВА ВТОРАЯ

Проснувшись под самый полдень, Кощей почувствовал себя заново родившимся. Словно не было долгого перехода по горам, изматывающей работы и падения со скалы. Он был полон сил и готов на любое дело. И даже нога совершенно не болела.

Отбросив шкуру медведя, которой его заботливо укрыли, юноша осмотрелся. Он ясно помнил волкодлаков, дом и женщину в черном, а потому не удивился, обнаружив себя в просторной, с низким потолком изложне об одном окне, забранном слюдой. Кроме пышной постели, в которой вполне могли улечься три человека, и лавок вдоль стен, больше ничего в покоях не было. Лавки были укрыты тканьем с шитыми узорами по краям, а чистый пол у порога и ложа покрывали плетеные ковры. На ближней лавке стояли кувшин и чаша для питья, а рядом аккуратно сложенная одежда — рубаха с шитым цветной нитью воротом, порты и пояс. Из‑под лавки выглядывали сапоги. Сапоги были его собственные, а одежда другая. В покоях не было ни резьбы на стенах, ни узоров, ни украшений, ни угла для почитавшихся в каждой семье богов.

Из‑за приоткрытой двери до притаившегося Кощея доносился шум — кто‑то хлопотал, накрывая стол. Вот неразборчиво молвил что‑то женский голос, ему ответило полузвериное ворчание.

Кощей встал и, за неимением прочего, облекся в лежавшую на лавке одежду. По росту она подходила ему впору, но была гораздо шире в плечах и груди.. Тот, кто раньше носил эту рубаху, был настоящим богатырем, и Кощей невольно почувствовал зависть к мужу этой женщины. Лишь потом спросил он себя, почему подумал именно о муже, а не о брате или отце хозяйки — но уж больно широка и просторна была пышно убранная изложня и явно любящей рукой был расшит ворот. Но где хозяин этого дома, если его жена так спокойно дает мужнину вещь первому встречному?

Дверь была приоткрыта как раз настолько, чтобы не стеснять гостя, если он решится выходить, и чтобы пригласить открыть ее шире, коль он захочет выйти. Кощей толкнул дверь.

Он оказался на пороге просторной и светлой горницы. В доме его отца даже в таких покоях царил полумрак — маленькие окна никогда не растворялись и почти не пропускали света. Здесь же все три окошка были распахнуты настежь, даром что на дворе была осень.

Широкий, выложенный гранитом очаг жарко горел. На лавках, в мисках, горшках, кадках и просто так было разложено и расставлено столько вещей, что у Кощея разбежались глаза. Бросив взгляд только один раз в ту сторону, на лавки и стены, увешанные всякой всячиной, он мигом понял, что хозяйка этого дома знает толк в травах и зельях, может быть, лучше, чем его собственная мать, которая могла приготовить любой напиток из чего угодно.

У почти накрытого стола суетились две женщины и мужчина. Одной из женщин оказалась хозяйка, двое других только с первого взгляда казались людьми — при дневном свете становилось ясно, что это — оборотни–волкодлаки, принявшие человечий облик.

Они‑то в основном и работали, а женщина только покрикивала негромко, указывая, что делать.

Она первая почувствовала присутствие гостя и обернулась.

Как и ночью, Кощей снова понял, что второй такой красавицы нет и не будет на земле. Гордая, сильная, прямая, стояла она перед ним. Черное платье ведуньи, перехваченное узорным и наверняка заговоренным поясом, делало ее загадочной и странно манящей. С шеи и с пояса свешивались вырезанные из кости, дерева, вылепленные из глины или кованные из бронзы и меди фигурки и символы. Заговоренный узор вился и по вороту, вырезанному низко — так, что еще немного — и откроется высокая грудь. Длинные черные волосы пушистым облаком лежали на плечах и спускались на спину. Плетенная из кожи лента охватывала лоб женщины. Из‑за нее черные глаза хозяйки дома казались еще прекраснее. Заглядевшись на ее лицо, Кощей порывисто шагнул к ней. Почему‑то безумно захотелось обнять ее и поцеловать. Дома девушки–рабыни бегали от. него, не давая даже прикоснуться, хотя знали, что за это им может попасть от хозяйки. Но эта женщина не дрогнула, когда его руки легли ей на плечи, — только взметнулись ресницы, и Кощей сам отпустил ее.

Женщина повела глазами — и оборотни засуетились, мечась от очага к столу. А хозяйка отступила на шаг и поклонилась гостю, прижимая руки к груди.

— Здрав буди, — мягко молвила она. — Хорошо ли спалось?

— Благодарствуй, хозяюшка! Лучше, чем дома, выспался!

Женщина снисходительно улыбнулась на его пылкий ответ и пригласила к столу.

Оборотни шарахнулись прочь, и она сама поставила перед гостем угощение. Вдохнув густой запах, Кощей почувствовал голод и не чинясь принялся за еду. Оборотни, получив от хозяйки разрешающий кивок, убежали, и она потчевала Кощея сама.

Между делом, подливая цеженого меда, она назвалась сама и спросила его имя. Ее звали Мареной, и, услышав это имя, Кощей вновь, еще больше, почувствовал, как его влечет к хозяйке дома.

Но разговорились они позже, когда гость утолил голод и Марена присела подле него, поигрывая концами пояса.

Но даже здесь она не могла сидеть спокойно — встав, налила и с поклоном подала гостю кубок с медом.

— Хорошая ты хозяйка, — похвалил ее Кощей, принимая кубок. — Верно, твой муж счастлив с тобой?

Он все ждал, когда можно будет выспросить Марену о нем, но ответа не дождался. Женщина лишь усмехнулась.

— Нет его, — молвила она наконец.

— А где же он?

Марена опять хмыкнула и отошла, нарочито плавно покачивая бедрами — она знала, что гость смотрит на нее, и старалась выглядеть соблазнительной.

Что до Даждя, которого она сама когда‑то очаровала, то о нем она предпочитала не думать, а если вспоминала, то как о самой большой ошибке молодости или досадной помехе в жизни. Вот уже несколько лет, как Даждь бросил ее, без каких‑либо причин уехав далеко на запад, в Дикие Леса. Перед отъездом он, правда, опять завел свой всегдашний разговор о детях. Но неужели так сложно было понять, что Марена и сам он еще слишком молоды, чтобы обременять себя детьми! У них еще на все хватит времени!

Но Даждь покинул жену, не сказав, вернется ли вообще. Марена же осталась жить неподалеку от Пекла, благо в нем пока еще правил князь Волхов, жена которого приходилась чародейке сестрою.

— Он не захотел меня понять, — с неохотой объяснила Марена.

— Оно и видно, — сказал Кощей. — Тебе нужен настоящий мужчина. Такой, как…

Он привстал, потянувшись к ней, но Марена быстро поднялась и отошла к очагу, ласково и зазывно улыбаясь оттуда.

— Куда ты теперь направишься, что поделывать станешь? — в свой черед спросила она.

Кощей не счел нужным таиться от нее.

— Я пришел, чтобы завоевать мир, — просто объяснил он.

Он ждал, что женщина усмехнется или недоверчиво покачает головой. В самом деле, что можно представить себе смешнее — нескладный зеленый юнец хочет стать повелителем мира, который не могли подчинить себе все правители, все чародеи, что рождались до него, какими бы силами они ни обладали! Кощею показалось, что Марена отвернулась, пряча улыбку, и он воскликнул, пристукнув кулаком по столу:

— Думаешь, не выйдет у меня? Так?.. А знаешь, кто моя родня? Знаешь, кто моя мать? — В эту минуту он позабыл, что напрочь вычеркнул из памяти родичей. — А знаешь, сколько у нее родни? Одних братьев двое и сестер четверо! И у каждой полно детей и внуков! Если я кликну их всех, они эти горы в порошок сотрут!.. А знаешь, кто брат моего отца?..

В запальчивости Кощей мог приплести и самого Черного Змея, но Марена строго повела глазами, и он замолк, спохватившись. Кроме верных оборотней, что редко появлялись в покоях, Марене служили и люди. Нельзя было допустить, чтобы они услыхали лишнее. Кощей сообразил это, когда Марена знаком приказала нерасторопной рабыне убраться из горницы вон. Они остались наедине, но все равно за стенами кто‑то ходил и приглушенно разговаривал.

Легко откинувшись от стены, Марена приблизилась к сидевшему гостю и, наклонившись к нему так, что волосы упали со спины ей на грудь, промолвила вкрадчиво:

— Мир завоевать — дело стоящее. Для чего иначе рождаются воины?.. Но я хотела бы узнать — с него ты собираешься начинать?..

Голос ее понизился до шепота, черные глаза маняще поблескивали под длинными ресницами, чувственные губы изогнулись в улыбке.

— Я думаю, — Кощей поглядел на ее губы и нервно выпрямился, не сводя с нее глаз, — думаю начать с тебя…

Он резко вскочил и одним движением притянул хозяйку к себе за талию. Он был так высок, что Марена подле него казалась подростком. Изогнувшись станом, как змея, она вцепилась ему в плечи, пытаясь вырваться, но Кощей только крепче обнял ее.

Марена застонала, когда он впился в ее губы неумелым жадным поцелуем. Она готова была закричать, позвать на помощь людей и оборотней, но вырваться оказалось не так‑то просто.

Упругое гибкое тело вдруг утратило силу и обмякло в его руках. Кощей, раскрасневшийся с непривычки, отнял губы и взглянул на женщину, которую держал в своих объятиях.

Марена подняла на него влажный взор и нежно сомкнула руки на его шее. Она упрощенно улыбалась.

— Да, — прошептала она томно, — ты покоришь мир. У тебя получится… Поцелуй меня еще раз!

И сама приникла к нему, ожидая ласки.

В полуоткрытую дверь с разгону влетел раб и замер на пороге с открытым ртом, не зная, как быть.

Прежде чем он догадался потихоньку убраться, его заметили. Вывернувшись, Марена гневно сдвинула брови, но в этот миг Кощей легко вскинул ее на руки.

— Куда? — быстро шепнул он.

Разгоряченная его поцелуями и смущенная появлением раба, Марена только махнула рукой.

Плечом отворив дверь, Кощей чуть не бегом внес ее в свою изложню и опустил на убранное шкурами ложе. Марена крепче сомкнула руки на его плечах и притянула к себе. Она сама стянула с него рубаху и развязала пояс…

Домашние Марены были отлично вымуштрованы — хотя дверь осталась приоткрытой, никто из рабов или оборотней не решился даже приблизиться к ней, чтобы случайно не заглянуть в изложню, где любовники отдыхали в объятиях друг друга.

Обнимая склонившегося над нею Кощея, Марена негромко рассказывала ему о муже — как он любил ее, как берег, потакая многим женским капризам. Терпение его было поистине безгранично, щедрость — безудержной, но именно это и бесило Марену больше всего. Она ни разу не видела Даждя сердитым или недовольным. Он был слишком добр и мягок — Марене со временем начало казаться, что Даждь не способен чего‑то требовать от жизни, что он всегда будет на вторых ролях, в стороне от главных дел. Ему и в голову не придет желать славы, богатства и почестей. Ему нужна была семья, жена и дети — как раз то, что для Марены было досадной помехой. Она‑то хотела большего.

— Тебе нужен настоящий мужчина, — повторил Кощей. — И верь мне, если я буду с тобой, ты получишь все, что пожелаешь!

Марена открыла глаза.

— Я верю тебе, — прошептала она. — Ты молод и горяч, ты все сможешь…

Ее податливое тело манило к себе, низкий голос волновал в жилах кровь. На нежной коже поблескивали капельки пота, мелкие, как роса на лепестках. Кощей почувствовал себя подле нее витязем, воином, готовым покорить мир для того, чтобы она оставалась с ним. От Марены исходила сила, пьянившая его.

— Если ты будешь моей, я брошу мир к твоим ногам, — пообещал он.

— Если ты завоюешь меня, то сможешь покорить и мир, — молвила Марена.

— Но ты и так принадлежишь мне! — Кощей властно привлек женщину к себе, отыскивая ее губы.

Но она резко оттолкнула его, бросив на постель, и сама приподнялась над ним, рассыпав по плечам волосы.

— Слушай меня! — приказала она. — Ты ничего не сможешь сделать один, а покорить меня может только победитель. Одержи хотя бы одну победу — и можешь считать меня своей! А до тех пор я не принадлежу тебе!

Она еще не договорила, как Кощей бросился на нее, как дикий зверь. Марена, вскрикнув, отпрянула. Меж ними завязалась борьба. Сцепившись, как настоящие борцы, они старались смять один другого.

Кощею повезло первому. Опрокинув Марену на спину, он силой овладел ею и не разжимал объятий до тех пор, пока, она, укрощенная, задыхающаяся, не крикнула:

— Твоя! Твоя!.. — и выдохнула, когда снова смогла нормально дышать. — Я почти люблю тебя…

— Ты мне поможешь? — спросил Кощей.

— Конечно, — взмахнула она ресницами. — Без меня ты и шагу не ступишь теперь… Я успела изучить Пекло, пока жила тут, брошенная мужем. Я сумела приручить оборотней и знаю, что здесь до сих пор есть те, кто недоволен князем Волховом. Их слишком мало, потому Пекло тебе лучше оставить в покое до лучших времен. Придется даже какое‑то время защищать его, зато потом оно само будет упрашивать тебя покорить его, само попросится в рабство — я людей знаю, им подавай крепкую власть!.. А пока слушайся во всем меня — и ты получишь свою первую армию, нисходя с места.

— Если ты имеешь в виду эту постель, то я готов провести тут остаток дней своих, — игриво поклялся Кощей, — вместе с тобой, разумеется…

Он снова привлек ее к себе, и на сей раз Марена не сопротивлялась.

Она принялась за дело на следующее утро — весь остаток прошедшего дня любовники почти не покидали изложни. Марена оказалась ненасытна — даже молодость и пыл Кощея отступали перед ее силой и желанием. Она готова была любить его без устали, и когда наутро поднялась и занялась делами, гоняя рабов по двору, голос ее звенел от сознания гордости и довольства.

Почти все оборотни в тот же день были усланы в разные стороны. Все они отправлялись в Пекло: по его окраинам и дальним потайным норам выискивать тех, кто жаждал убивать и крушить все, что попадется под руку.

Ее дом — с первого взгляда настоящий терем, но только каменный и наполовину вросший в скалу — стоял на дальних границах Пекла, куда не достигала власть князя. Всего два входа было в нем снаружи — то самое крыльцо, через которое внесли Кощея, и маленькая дверка для оборотней и рабов, — но изнутри в подземелья вело несколько ходов, тайных и явных. Они открывались в пещеры, где могли заблудиться даже местные жители. Именно через эти двери в дом чародейки стали прибывать первые гонцы.

Это были уродливые твари, от которых с презрением отворачивалась даже нежить. Среди них часто попадались вполне похожие на людей — плод связи человека и нежити. Эти полукровки ненавидели всех и каждого и при случае были готовы перебить друг друга — столько было в них злобы. Почти человеческая внешность, вводившая в заблуждение их жертвы, и разум сочетались с выносливостью и силой нежити, делая полукровок опасными тварями. Они наполнили дом и двор Марены, и число их прибывало с каждым днем.

Именно из них Кощей сколотил первые отряды своей гвардии. Обещание Черного Змея исполнилось — каждая тварь слушалась его с первого слова. Натаскав первую сотню воинов, Кощей вместе с ними отправился на север, к Макоши.

Никто не знал, откуда пришла эта чародейка и волхва, где была ее родина. Вроде совсем недавно поселилась она в горах у берега моря, на самой южной границе Ирия, как раз посередине между ним и землями невров, но слава о ее умении предсказывать будущее и гадать об изменениях судьбы гремела уже далеко. Она удивительно точно указывала ответы на любые вопросы, и редко кто не заезжал к ней, если требовалось получить совет. Сама Марена посоветовала Кощею навестить Макошь, признавая, что та была лучшей чародейкой. Кощей не посмел ослушаться — ведь Макошь могла раскрыть ему, как следует поступить, с чего начать покорять мир.

В Невриде все знали, где живет пророчица и чародейка, как когда‑то любой житель Мил ограда мог и среди ночи верно указать дорогу до священных холмов Святогоровых пещер. Марена тоже отлично знала, где ее искать.

Тонкая безымянная речушка обвилась вокруг высоких крутобоких холмов, до вершин покрытых лесами. С их макушек хорошо было видно близкое отсюда море, но от их подножия, из‑под сени непроходимых лесов, оно казалось недостижимо далеким.

Осень окрасила листву в цвета пожара. Толстым слоем лежали на земле опавшие листья. В прохладном осеннем воздухе было видно и слышно четко и далеко — казалось, в такую пору любой поневоле становится пророком.

Неподалеку от жилья чародейки с гор бежал ручей. Его звонкая песенка пробивалась сквозь шорох листвы и скрежет ветвей на ветру. На этот звон и шел отряд Кощея.

Деревья расступились внезапно и открыли небольшую поляну, перечеркнутую тропинкой. Стена горы возвышалась над нею. К ней лепилась избушка, больше похожая на навес перед входом в пещеру. Плющ оплетал ее до крыши, делая мало отличимой от скалы. Подле росло два дерева — на их протянутых к небу ветках болтались на ветру расшитые узорами ткани и венки из высохших цветов.

Под деревьями играли две девочки. Старшей было около пяти лет, младшей — не больше двух. Увидев чужих людей, они остолбенели, потом разом пронзительно завизжали и ринулись в дом. Кощей поморщился. Старшая добежала первой и остановилась на пороге, а меньшая споткнулась, упала и разразилась плачем.

На ее крик вышла женщина в длинной рубахе грубого холста, со звериной шкурой на плечах. Ни оберегов, ни заговорного шитья на ней не было, но она строго взглянула на воинство Кощея — и полукровки разом попятились с поляны. Взгляд ее золотисто–карих, чуть раскосых глаз леденил кровь в жилах, заставлял согнуться и самую гордую спину, Макоши испугалась бы и сама Марена, особенно сейчас, когда она без колебаний двинулась на пришельцев, загораживая девочку собой.

— Пошли прочь, — сквозь зубы процедила она, и воины поспешили ретироваться.

Попятился и сам Кощей.

Взглянув сквозь него невидящими страшными глазами, Макошь подняла девочку на руки и понесла в дом, тихо уговаривая и лаская. На гостей она больше не обращала внимания.

Старшая девочка встретила ее у крыльца и уцепилась за подол. Она была некрасива — маленькие бесцветные глазки, большой рот, острые грубоватые черты лица, растрепанные грязно–рыжеватые волосы топорщатся в стороны. Она напоминала дитя водяного или болотной нежити, и улыбка ее казалась одновременно и пугающей и жалкой. Зато младшая, синеглазая, румяная, уже сейчас казалась настоящей красавицей. Но Макошь приласкала обеих девочек с одинаковой нежностью.

Младшая успокоилась, и Кощей решил, что настала пора обратить внимание чародейки на себя. Он шагнул вперед и кашлянул.

Макошь не подняла на него глаза, воркуя с дочерьми, но девочки обернулись на гостя. Подле матери они ничего не боялись, а потому старшая с любопытством уставилась на Кощея, посасывая палец, а младшая только крепче вцепилась в мать, как зверек блестя глазенками.

— Сделай милость, матушка, — заговорил Кощей как можно почтительнее. — Нужда у меня до тебя.

Марена предупреждала — Макошь не станет иначе вообще разговаривать или скажет что-нибудь такое, что потом и сама, даже если захочет, не изменит. Скажет, что ты умрешь через полдня, — и исполнится.

Но чародейка услышала его слова и подняла глаза.

— Чего тебе?

— Хочу будущее свое вызнать, — ответил Кощей. — Дело есть у меня, так хотелось бы выведать, чем оно кончится — сделаю ли все, что задумал…

— Сказать тебе? — Макошь хмыкнула, раздумывая. — Ты ворвался как дикий зверь, дочерей моих напугал, а теперь хочешь, чтобы я тебе помогла?..

По счастью, Кощей знал от Марены, чем нужно умаслить Макошь. По его знаку несколько воинов бочком вышли вперед, поднося к крыльцу корзины с дарами: плодами урожая и набитой по дороге дичины. Отдельно положили свернутый холст, шкуры двух волков и кое–какую утварь.

Заметив приближение Кощеевых слуг, младшая девочка опять зашлась плачем, вырываясь из рук матери, а старшая, по–прежнему не выпуская материнского подола, шагнула вперед, с любопытством вытягивая тонкую шейку. Макошь внимательно посмотрела на обеих дочерей и встала, спуская младшую с рук. Девочка тут же убежала в дом.

— Ну, — чародейка встала перед Кощеем, скрестив руки на груди, — говори, с чем пожаловал!

На дары она не смотрела, но голос ее смягчился.

— Я хотел узнать, смогу ли я… — начал Кощей.

— Мир покорить? — докончила за него Макошь свысока. — Так, что ли?

— Да, но я все подготовил и рассчитал, — воинственно заявил Кощей, которому совсем не понравилось, каким голосом разговаривает с ним Макошь. — Я начну покорять мир с небольшого куска — завоюю его, обложу данью, а потом…

— Завоюешь? — перебила Макошь. — Как?

— У меня есть армия, — подбоченился Кощей.

— Армия! — фыркнула Макошь и небрежно кивнула за его. спину: — Эти, что ль?

Кощей обернулся — его воины топтались у края поляны, не смея сделать и шагу. Видно было, Что они хотят подойти к нему, но сила чародейки надежно удерживала их на месте. Вид у них был встревоженный, но никак не испуганный.

— Да, эти, — гордо кивнул Кощей.

— А ну, покажи мне их, — негромко приказала Макошь, отступая к краю поляны.

От ее суждения могло зависеть и предсказание — судьба всего мира, все будущее, ибо исполнялось только то, что предсказывала Макошь. А потому Кощей обрадованно бросился к своему воинству, желая представить его в лучшем виде и молясь только об одном — чтобы Макошь не ушла в дом, пока он будет объяснять воинам, что от них требуется. Беда, если пророчица не станет ждать — ее молчаливый уход лучше всяких слов предскажет провал дела.

Но она дождалась и стояла на пороге дома, скрестив руки на груди и словно не замечая, что ее старшая, некрасивая дочка осталась подле нее, а меньшая, красавица, не показывается на глаза.

У Кощея все дрожало внутри, и он стискивал зубы, чтобы не выдать своих чувств. Но отряд не подвел — шаг воинов был четок, движения верны и отточены, лица спокойны и решительны, оружие и доспехи сверкали чистотой — большинство воинов были когда‑то в личной гвардии Черного Змея и не забыли его уроков.

Довольный своими воинами, Кощей успокоился и принялся исподтишка наблюдать за Макошью, которая следила за воинами Кощея с непроницаемым лицом. Грубоватое, мужественное, оно не слишком понравилось Кощею, как и сама чародейка. Ей больше подошли бы кольчуга и меч, чем женская одежда, — а еще обрезать эту толстую косу, что висела аж ниже пояса золотисто–серой змеей. Глядя на воинов, Макошь не шевелилась, и только ее дочка удивленно блестела глазенками — ей все было в диковинку.

Отряд остановился перед входом в дом чародейки. Кощей повернулся к Макоши, с трепетом ожидая ее решения — быть или не быть ему повелителем мира.

— Ну же! — не выдержал он. — Скажи хоть что- нибудь!.. Стану я повелителем мира?

Каменная статуя, в которую обратилась Макошь, ожила, и чародейка смерила Кощея пристальным взглядом.

— Я не расслышала, — медленно молвила она, — ты собираешься завоевать ВЕСЬ мир?

— А как же? — вновь подбоченился Кощей. — Весь, от края до края! Кто же станет покорять половину? И зачем?.. Чтобы жители другой половины пошли на него войной?.. Но ты можешь не беспокоиться, — спешно добавил он, — если ты предскажешь мне победу, я тебя не трону… Да и ты сама можешь сказать: ты, мол, покоришь весь мир, если не обидишь меня и моих дочерей!.. Я так и сделаю…

Макошь слушала его с интересом.

— Наглец, — изрекла наконец она. — Какой наглец!

Золотистые глаза ее обожгли Кощея ледяным холодом, и он отпрянул, прочитав в них весть о своей смерти.

— Что? — прошептал он, не веря догадке.

— Ты, конечно, можешь попытаться покорить мир, — кивнула Макошь вполне миролюбиво. — И даже станешь единоличным повелителем громадных земель к югу отсюда и властителем. гор… С твоим именем будут считаться, позже им станут пугать детей, но не забывай, — в голосе Макоши послышалось плохо скрываемое презрение, — рано или поздно найдется тот, кто тебя не только остановит, но и сметет с лица земли, и ты станешь значить даже меньше, чем сейчас…

Она толкнула дочку в дом и повернулась, чтобы уйти, но Кощей поймал ее за локоть и развернул к себе.

— Ты, — прошипел он, забывая, кто перед ним, — как ты смеешь!.. Ты плохо смотрела, женщина! Это только первый отряд, а за ним будут и другие… целая армия!.. Кто сможет меня остановить? Какая страна?

Макошь спокойно отцепила его пальцы от своего локтя.

— Не страна, — сказала она, — один человек.

Словно дикий зверь, Кощей рванулся к ней и встряхнул чародейку за плечи.

— Кто он? — закричал он ей в лицо. — Кто он? Скажи — и я уничтожу его! Он от меня никуда не денется! Кто он?

— Ты не сможешь причинить ему никакого вреда, — все так же спокойно молвила Макошь. — Он еще не родился.

— Кто он? Где его родители? — брызгая слюной, кричал Кощей.

Макошь резким рывком отбросила его руки и отодвинула Кощея. Тот отлетел на несколько шагов ж чудом удержался на ногах. Это немного успокоило его, но зато рассердилась сама чародейка.

— Я ничего не знаю о том, кто будет его матерью, — воскликнула она, — но его отец Даждь Сварожич!

Сварожич? — выдохнул Кощей. — Даждь Сварожич, ты сказала? Муж Марены, которая за десять лет супружества не смогла понести от него?

— Я все сказала! — отрезала Макошь, направляясь в дом. — Или ты жаждешь узнать, как это случится?

Всякий другой на месте Кощея остановился бы, услышав про свою смерть, но он только сжал кулаки.

— Марена не может иметь детей! — крикнул он в спину чародейке. — И она моя жена!

— Но Даждь еще может стать отцом, — не оборачиваясь, ответила Макошь.

— Тогда я уничтожу его, и он умрет бездетным!

— Попробуй, — обронила чародейка, прежде чем уйти.

— Ты увидишь это сама, — прошептал Кощей.

Отряд преданно глазел, ожидая приказов. Кощей взмахом руки приказал воинам следовать за собой и бросился прочь.. Надо было торопиться — Макошь не сказала, когда родится сын Даждя, и Кощей не имел права опоздать. Марена знает Даждя, она поможет его найти и уничтожить.