Чара силы

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Агрик, не принимавший участия в этом разговоре, невольно был принужден наблюдать за всеми остальными. Он заметил, как при последних словах пекленца судорога горечи и досады прорезала физиономию оборотня. Тот зло ощерил клыки и отступил еще дальше, сливаясь с окружающей темнотой.

Но прятаться ему было поздно — в ответ на немой вопрос Даждя Падуб с готовностью указал на участника последних событий. Сварожич обернулся и увидел оборотня. Тот ссутулился под его взглядом.

— Он сказал нам, что его нашел и послал Гамаюн, — нарушил молчание Агрик.

Оставив обоих юношей, Даждь шагнул к старику. Тот шарахнулся от него с таким видом, словно Даждь собирался его убить, но уперся спиной в сталактит и замер, обреченно отведя взор.

— Кто ты? — позвал его Сварожич. — Выйди, покажись! Мне кажется, что ты не тот, за кого выдаешь себя, а мне хочется поприветствовать своего настоящего спасителя!

Агрик волей случая оказался гораздо ближе к оборотню, чем его хозяин, и услышал, как тот пробормотал сквозь зубы с нескрываемой горечью и презрением:

— Вся твоя благодарность сейчас испарится…

— Что? — Даждь не разобрал слов.

Но в это время оборотень, решившись, шагнул на свет, и все ахнули.

Он стал неуловимо меняться, словно с него сползал окутавший его полупрозрачный туман. Он выпрямился, стал выше ростом, массивнее. Раздались и наполнились силой плечи, старая шерсть сползла, кожа потемнела, огнем полыхнули глаза, вверх грозно взметнулись рога -г— и Даждь застыл на месте.

Перед ним стоял Велес.

Изгнанник исподлобья смерил остолбеневшего Сварожича мрачным взглядом, сжимая кулаки. Между ними и тремя остальными людьми было всего три шага пустого пространства, но никто бы сейчас не решился его преодолеть.

Агрик придвинулся ближе к Даждю, на всякий случай вынимая меч.

— Я еще там, на крыльце, почувствовал, что это чародей, — шепнул он. — Я его там видел — он был в доме этой ведьмы и читал мои мысли. А потом явился к нам и приказал совершить побег. Но как он смог? Ведь он только что был зверем!

Даждь во все глаза смотрел на Велеса и увидел, как вздрогнули его плечи при этих словах.

— Точно так же, как делал я с волками, — тихо объяснил Даждь. — Это называется — отвести глаза, заставить видеть то, чего нет!

С этими словами он сделал первый шаг.

Велес не шевельнулся, когда Даждь подошел вплотную. Он не смотрел в его сторону и поднял глаза, только когда Сварожич всадил свой меч в основание одного из столбов, освобождая руки.

Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец и Велес тоже отложил свой меч.

— Я помню, — заговорил Даждь, — мы были друзьями, потом ты разрушил нашу дружбу, пожелав моей смерти… Раны, нанесенные тобой, так и не смог никто залечить. — Даждь поднял ладонь со старым шрамом. — Они до сих пор болят, напоминая о тебе. Но сегодня ты явился сюда и… Почему ты пришел?

Щека Велеса дернулась. Он сделал попытку отвести взгляд — и не смог.

Даждь преодолел последний разделяющий их шаг и вдруг горячо обнял Велеса.

— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, брат… Я рад, что ты жив!

Велес вздохнул, словно освобождаясь от тяжести, и ответил на объятье.

— Я тоже, — молвил он.

Они надолго замерли, не в силах разомкнуть рук. Миновало столько зим и лет, столько бурь пролетело над их головами, но вот они встретились — и словно не было долгих двадцати лет. Они снова были старыми друзьями, назваными братьями. И даже шрамы на ладонях Даждя впервые за долгое время перестали ныть.

Вел ее первым разомкнул руки, отступая в тень.

— Ты не должен был прикасаться ко мне, — выдавил он, останавливая шагнувшего к нему Даждя. — Я проклят. Я изгой!

— Ты был мне другом, Велес, — ответил Даждь. — Я все помню — не только зло, но и добро. Когда‑то мы считали друг друга братьями… Я снова обрел брата и рад этому. Верь мне!

— Я верю, — прошептал Велес так тихо, что Даждь еле разобрал его слова. — Мне так этого хочется…

— В конце концов, между нами никогда не было вражды. И еще не поздно начать все сначала…

Падуб осторожно сделал шаг в их сторону.

— Простите меня, — заговорил он, — но вам следует знать еще кое‑что…

Словно очнувшись, Велес заторопился, опять отступая от Даждя:

— Да, нам надо спешить!

— Погоня? — Сварожич рывком выдернул меч из камня и взмахнул им. — Как я мог!..

— Идемте! — вооружившись факелом, Падуб приглашал их за собой. — Огненная река недалеко — версты две–три!

— Мне надо в другую сторону, — остановил его Даждь. — Я не могу уйти без чары. Ты не знаешь, что она означает для меня!

— Я могу и не знать этого, но зато знаю, что Марена это понимает, — ответил пекленец. — Когда мы шли назад, я слышал, что они говорили о чаре и Огненной реке… Идемте, я провожу вас!

Он первым двинулся вперед, направляясь к одному из запасных выходов из Столбового зала. За ним двинулись Агрик и Даждь. Велес немного помедлил, выдерживая расстояние.

На пороге Сварожич приостановился, оглядываясь на пещеру, которая была его тюрьмой и чуть не стала могилой; Она почти вся погрузилась во тьму — только слабо мерцали некоторые сталактиты да блестели обломки его рухнувшей тюрьмы. Все прочее скрывал мрак.

Неожиданно вдалеке ему почудился свет. Несколько еле заметных искорок мелькнуло и погасло, но тревожное чувство, возникшее при виде их, почему‑то вспыхнуло в груди путников, как сухие листья на огне.

Рядом уродливой черной громадой встал Велес. Спиной он загораживал свет факела Падуба, и во тьме блестели только его глаза и кончики рогов. С первого взгляда он понял, что тревожит друга.

— Иди вперед, — приказал он. — Ты спешишь!

Даждь заглянул ему в глаза, но не увидел там ничего, кроме мрака.

Велес загородил собой неширокий ход, оттесняя Даждя вглубь, к пекленцу, и тому не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Когда Даждь и его молодые спутники отошли на достаточное расстояние, огоньки вспыхнули снова — на сей раз гораздо ближе, в преддверии зала.

После четвертого поворота они увидели свет.

Мерцающее багровое зарево поднималось впереди откуда‑то снизу. Стало не просто тепло, но даже жарко, или они успели разогреться на бегу? Падуб отбросил ненужный факел — все равно заблудиться теперь было невозможно.

За беглецами снарядили погоню, которая шла по пятам. Марена не могла просто так позволить Даждю выскользнуть из ее рук, а отряд пекленцев, пришедший с Велесом, наверняка не смог управиться с превосходящим по числу противником и, следуя приказу, отступил. Теперь надеждой беглецов были их собственные силы и немного удачи. Пока она им сопутствовала. Вернее, помогал Велес, который отстал уже давно, и только иногда эхо доносило шум его коротких сшибок — это Велес сдерживал погоню.

Стало так жарко, что поневоле хотелось раздеться. Горячий липкий пот струился по лицам и спинам беглецов, нагретый воздух при каждом вздохе обжигал горло, глаза слезились от становящегося все ярче света. Агрик, не привыкший к такой жаре и свету, немного отстал.

Волны тепла поднимались навстречу — Огненная река заранее предупреждала неосторожных, что с нею шутки плохи.

Ход расширился наподобие воронки, открываясь на небольшую террасу, под которой несла свои воды река. Узкая тропка, больше похожая на потек застывшей лавы, бежала от нее вдоль русла. По ней одновременно мог пройти лишь один человек. На том берегу, насколько можно было видеть сквозь вечный пар и туман, дорожка была пошире и уходила куда‑то за поворот, где бесновалось совсем уж невыносимое пламя.

Беглецы невольно остановились, глядя на реку.

Она текла в глубоком русле, прожженном ею самой в камнях. Многочисленные потеки на стенах обрывистых берегов свидетельствовали о том, что Огненная река постепенно вгрызалась все глубже и глубже в камень.

Вода блестела, словно лава, но выглядела как обычная кипящая вода. Над нею постоянно клубился горячий пар с дурным запахом. Вдохнув его, Падуб с непривычки закашлялся, а Агрик просто позеленел и без сил сполз по стене на пол. Даждь покачнулся, опираясь на меч.

Падуб наконец прокашлялся, размазывая по щекам выступившие слезы.

— Остров в той стороне, — прохрипел он, указывая ниже по течению. — Я не знаю, есть ли тут брод…

Его последние слова заглушил топот бегущих ног, и прямо на них налетел Велес. Мокрый как мышь, с налитыми кровью глазами, он раздувающимися ноздрями жадно ловил воздух. Его шумное дыхание перекрывало рев реки, от спины и плеч поднимался пар.

— Брод искать некогда, — выдохнул он. — Нет времени! Ты иди!

— Как? — мотнул головой Даждь на кипящий поток.

Падуб подобрал камешек и бросил его вниз. Не долетев немного, тот вдруг вспыхнул, как уголек, и сгорел.

На Велеса это, казалось, не произвело никакого впечатления. Убрав меч, он спокойно снял с плеча тот сверток, с которым до сих пор не расставался даже под личиной оборотня.

Это оказался большой мешок, в котором обнаружилось туго свернутое полотно чисто белого цвета и такое нежное и тонкое, что у всех захватило дух, и даже боровшийся с тошнотой Агрик открыл глаза. Тонкая ткань, кажущаяся еще нежнее в грубых руках Велеса, светилась мягким светом.

— Оно поможет тебе, — сказал Велес. — Проведет над рекой и выведет назад. Пока ты стоишь на нем, тебе ничто не грозит — ни огонь, ни колдовство. Оно покажет тебе дорогу до цели и назад, спасет лучше, чем мы трое, но если ты забудешь и сойдешь с него… — Он замолчал, безнадежно качнув головой.

Даждь не сводил глаз с полотна.

— Как ты догадался? — вымолвил он с нескрываемым восхищением.

— Он, — Велес кивнул на Падуба, — сказал твоему мальчишке. Тот передал Гамаюну, Гамаюн — мне. Спеши!

Он стремительно развернулся, бросая полотно — и словно белая молния прорезала мрак. Разворачиваясь и затвердевая на лету, тонкая ткань повисла мостом над бурлящей рекой, достигла того берега, прилепилась к одной из террас и потекла вдаль. Повернув вместе с течением за угол, она пропала из виду.

Даждь ступил на край, проверяя крепость. Ткань только слегка пружинила под ногой и была неожиданно прохладной.

Сварожич порывисто шагнул к Велесу и стиснул его плечи.

— Спасибо, — прошептал он, — спасибо тебе! У меня не было друга вернее, чем ты. Ты всегда сможешь на меня рассчитывать, запомни это!

— Сбереги Живу, — буркнул Велес, отступая.

Покрепче сжав меч, Даждь ступил на полотно.

Оно слегка прогибалось под ногой, как ковер травы на болоте, растягивалось от его шагов, словно было готово прорваться. Однако волны жара, что могли бы сжечь его, странным образом не достигали полотна, а клубы пара словно отклоняла в сторону невидимая водна. Полотно несло его на себе, вздыхая и колеблясь, как живое, и постепенно Даждь обрел уверенность.

Он преодолел только половину расстояния над рекой, когда не сводивший с него жадного взора Велес отступил от края и кивнул Падубу:

— Он должен вернуться!

Пекленец посмотрел туда, куда указывал ему Велес, и увидел на другом конце хода несколько приближающихся огней. Все поняв без слов, он обнажил саблю.

— Он идет, мать! Он близко!

Горынь металась по пещере, ломая тонкие пальцы. Вместе с нею по пещере металась ее тень — огромная в пламени светильников.

Мать не сводила глаз с дочери. В отличие от нее, Змеиха не двигалась — свернувшись клубком и шлепая хвостом, она простерлась на своем ложе — каменной глыбе, покрытой шкурами и шитьем. Ее чешуя переливалась, играя всеми цветами радуги, плоские когти матово блестели. Змеиха положила морду на передние лапы и, казалось, размышляла. Время от времени она бросала взгляды на пещеру — гладкие стены, пол, украшенный узором, за многие годы пострадавшим от ее когтей, сводчатый потолок, с которого на крюках и цепях свисали высохшие туши подземных тварей — пища Змеихи — и светильники. Многие цепи были пусты — когда‑то на них висели, умоляя ее покойного мужа о смерти или прощении, пленники. Но с тех пор прошли века — этот выскочка Святогор, тогда неопытный юнец, случайно погубил старого Змея, оставив вдову с шестью дочерьми. Две старшие — Ехидна и Яблоня — погибли, остальные еще малы. Все, кроме Горыни.

Змеиха перевела взгляд на чару, которая стояла на небольшом постаменте у стены.

— Говорю тебе, мать, что он уже погубил двух моих сестер, — надрывалась Горынь. — А теперь идет сюда, чтобы расправиться со мной!

Толстая туша Змеихи заколыхалась — она подняла голову на складчатой шее.

— Так расправься с ним первая, — проурчала она, не разевая пасти.

— Но, мать! Он же чародей посильнее тебя и меня! — Горынь, тоненькая, хрупкая, замерла, прижав руки к горлу. — Он спасся от рук Марены, а она была уверена, что наверняка расправилась с ним!

— Не отсекла ему голову — и расправилась? — усмехнулась Змеиха, по–прежнему держа пасть закрытой. — Она легкомысленнее, чем я думала! И Кощей тоже хорош — зачем потакал женским капризам? Мой муж прибил бы меня, если бы я слово поперек сказала, а этот все за женскую юбку держится!

— Кощею предсказание было — если он умертвит Даждя, сам долго не проживет, — мрачно отозвалась Горынь.

Змеиха зашевелилась, медленно стаскивая свое тело с ложа. Старые лапы повиновались плохо.

— Никто ему этого не предсказывал, — заявила она. — Просто он трус, каких мало. Мы, Змеи, появились на земле до того, как предки этого Сварожича построили первые города. Наши предки помогли первым людям стать теми, кем они стали. Но они нас бросили, захотели жить своим умом. Часть нашего народа пошла с ними, часть выступила против — началась война, которая ослабила оба народа, а разразившаяся вслед за этим катастрофа уничтожила большую часть людей старой расы и многих Змей. Выжили единицы, прошло много времени, уже появились новые расы и народы, новые города построены на новых землях, но уцелевшие Змеи помнят старую вражду, хотя большинство и забыло ее причину. Твой отец, дочка, погиб в этой борьбе. Погиб, стараясь остановить людей и их союзников из числа Змей. Вел наших врагов тогда совсем молодой Сварг — отец твоего Даждя… Так что если не

— Кощей — то ты должна отомстить! А если нет — то это сделаю я!

Змеиха в гневе шлепнула хвостом по полу. Кожистые крылья и гребень на загривке ее встали дыбом. Зрелище было бы и в самом деле впечатляющее, если бы не бросающаяся в глаза дряхлость, которую не могла скрыть даже новая кожа.

Горынь отступила к выходу. Взгляд ее упал на чару.

— Даждь наверняка захочет вернуть ее, — прошептала девушка. — Он ее получит!

Улыбнувшись родившейся мысли, она выбежала вон.

Старая Змеиха усмехнулась сквозь стиснутые челюсти и не спеша заползла обратно. Но на сей раз она внимательно и настороженно следила за выходом, в нетерпении шлепая хвостом.

Полотно слабо светилось во тьме, которая окружала Даждя. Огненная река то ли остыла, то ли ушла в глубину, но теперь лишь нестерпимый жар долетал до витязя снизу да слышалось жуткое бульканье, всплески и звуки, от которых мороз пробегал по коже. В отблесках на окружавших скалах порой мелькали странные образы, но уловить их глаз не успевал. Светилась только его дорога — все прочее поглощал плотный туман.

Даждь не знал, что окружает его — то ли пропасть, на дне которой притаилась, судя по жаре, Огненная река, то ли утесы. Он ничего не видел, кроме полотна шириной всего в два с небольшим локтя. Дорожка выныривала из мрака и уходила во мрак.

Несмотря на бульканье, всплески, утробные вздохи и шум внизу, здесь было так тихо, что Даждь слышал свое дыхание. Но постепенно он стал понимать, что дышит не только он — кто‑то еще находится здесь.

Даждь остановился, стискивая рукоятку меча. Если что‑то вынырнет из темноты, он не успеет сориентироваться.

Яростный рев прозвучал у него над ухом, и смрадное дыхание обдало затылок. Не помня себя Даждь шарахнулся в сторону — и еле устоял на ногах. В следующий миг прямо перед его лицом забил фонтан огня из реки. Кипящая лава взвилась перед его носом, чуть не опалив волосы. Сварожич еле успел отпрянуть.

Полный ярости крик долетел из мрака. Словно в ответ сверху родился гулкий рев.

Много повидавший на своем веку Даждь сразу понял, что это такое — ему грозил камнепад. Пригнувшись, он бросился бежать со всех ног, стараясь уйти от опасной черты.

Что‑то похожее на обломок скалы, вынырнув из мрака, толкнуло его в бок, но полотно под ногами успело изогнуться, и он только покачнулся. Позади дробно застучали по ткани камни, какой‑то небольшой обломок стукнул его по спине над лопатками, но впереди вдруг вынырнул из мрака карниз. Полотно пролегало как раз под ним, и Даждь, ринувшийся туда со всех ног, успел добраться до спасительной кровля за миг до того, как на ткань обрушился камнепад.

Прижавшись к скале, Сварожич с содроганием наблюдал, как у самых его ног камни градом стучат в полотно. Свет ткани позволял видеть всего на десять — двенадцать шагов, и Даждь мог только догадываться, что происходит на остальной части его дороги. Порвись она хоть в одном месте — и он обречен.

Но полотно странным образом выдерживало все удары, пружиня, прогибаясь, иногда ловко перекручиваясь и сбрасывая валуны вниз, Чей‑то крик, переходящий в зловещий хохот, сопровождал лавину, но в нем послышались нотки разочарования, когда камни пошли на убыль, а полотно осталось невредимым.

Даждь откинулся назад, прижимаясь спиной к спасительному карнизу, и прикрыл глаза. Кто бы ни был его враг, он будет вынужден передохнуть и приготовить новое препятствие, а потому следовало спешить.

Послышался треск ломающегося камня, и глыба покачнулась прежде, чем Даждь понял, в чем дело. Карниз медленно откололся и стал заваливаться назад вместе с прислонившимся к нему Даждем.

Сварожич почувствовал, что падает. Словно понимая это, послышался истеричный хохот, и снизу взметнулось пламя, обдавая его жаром.

Но витязь пока еще твердо стоял на полотне, и оно в тот самый миг, когда сам Даждь поверил в развязку, вдруг изогнулось, закручиваясь в странную петлю, напряглось почти до звона — и подпрыгнуло под спину витязя. Середина полотна прогнулась, принимая форму его тела, и Даждь легко, как с ледяной горы, заскользил на спине вперед. Над его головой, примерно на уровне груди, из мрака выступили острые, как ножи, зубья скал. Но человек промчался мимо — и они только бессильно сверкнули напоследок.

— Ай да Велес! — не сдержал возгласа Даждь. — Ай, спасибо тебе! Век тебя помнить буду!

Полотно встало на дыбы, толкая его, в спину и понуждая встать на ноги. Поднявшись, Даждь продолжил путь.

Почти сразу его поглотил туман — такой густой н влажный, что стало трудно дышать, а полотно начало бессильно обвисать. Почувствовав под ногой мокрую, липкую и скользкую поверхность, потерявшую упругость, Даждь прибавил шагу, двигаясь почти бегом и следя только, чтобы не поскользнуться.

Удушье подкатывало волной. Перед глазами вставала кровавая пелена. Свет полотна от влаги ослаб, и трудно было различить хоть что‑то вокруг. Вытянув вперед руку, Даждь медленно шел вперед, выверяя каждый шаг. Он будет двигаться, даже если придется ползти…

Резкий ветер разорвал туман пополам, образовав над полотном чистое пространство. Крупные капли влаги стали собираться на ткани. Они срывались вниз со звоном, напоминавшим весеннюю капель — только звуки падения каждой капли приходилось долго ждать.

Постепенно полотно высыхало, и идти стало легче. Но зато мешал ветер — тот самый, что сдерживал облака тумана. Он дул прямо в лицо.

Внезапно эхо донесло отзвук какого‑то крика. Это был не хохот и не вопль ярости — в нем звучал скорее страх, смешанный с ненавистью и горечью поражения.

Вскинув глаза, Даждь неожиданно увидел девушку.

На вид ей было не больше двадцати. Тоненькая, стройная, как молодое деревце, с нежным личиком и толстой косой на груди, она в неуместном здесь светлом платье напоминала Даждю его невестку Диву, жену Перуна, какой та была в молодости. Большие испуганные глаза девушки остановились на витязе, и в них постепенно сквозь ужас проступало человеческое тепло.

— Кто ты, воин? — окликнула она Даждя. — И как попал сюда?

— Сварожич я, — ответил Даждь. — За своей чарой иду!

— Не ходи! — взвизгнула девушка. — Они тебя убьют!

— Ты уверена в этом? — Даждь протянул ей руку. — Идем, сама убедишься!

Готовый принять девушку, он поплотнее встал на полотно. В ее глазах мелькнуло что‑то, заставившее Даждя помедлить, но тут тонкая рука протянулась ему навстречу.

Это и спасло ему жизнь. Прохладные пальцы девушки вдруг с неожиданной силой вцепились ему в руку, и она резко рванула его на себя. Одновременно лицо ее исказил ужас, а сзади снова послышался жуткий рев, и чьи‑то когти скользнули по спине, раздирая рубашку.

Спасаясь от когтей, Даждь отпрянул, и в этот миг девушка отпустила его руку. В другой витязь сжимал меч и должен был непременно полететь вниз, но осторожность сделала свое дело. Уже падая, он наугад Махнул ногами — и повис на полотне вниз головой, цепляясь коленями.

Над ним пронеслось что‑то огромное, напоминающее крылатого змея. Женский крик, в котором с трудом узнавался голос незнакомки, превратился в боевой клич, и Горынь атаковала врага.

Но Даждь оказался проворнее. Не теряя времени, он подтянулся, перехватывая полотно, как веревку. Когти Горыни достали его уже сидящим на нем верхом. Не успев выпрямиться, Даждь кувыркнулся снова. Ему в самый последний миг удалось схватиться левой рукой за ткань, и он повис над пропастью.

Горынь закружила над ним, раз за разом атакуя то полотно, то висящего на нем человека. Ткань изгибалась, провисала, пружинила, как живая уворачиваясь от когтей. Даждь болтался, прилагая огромные усилия, чтобы не сорваться. Держа меч чуть на отлете, он ждал удобного момента — вряд ли в таком положении у него будет шанс для второго удара.

Кожистые крылья взбивали воздух. Порывы ветра мотали его из стороны в сторону, а змея кружила, ожидая, когда же рука человека ослабнет. Несколько раз, разгоняясь, она атаковала его, бодая головой. Всякий раз Даждь еле успевал уворачиваться, раскачиваясь на полотне. Это бесило Горынь, и она бросалась в новые атаки. Их сила и ярость все возрастали. Один из противников должен был ошибиться.

Уворачиваясь от змеи, Даждь каждый раз пытался достать ее мечом. Иногда он успевал, но лезвие скользило по гладкой чешуе, не причиняя серьезного вреда. Он сам не заметил, когда змея оставила игру и ринулась в лобовую атаку.

Сложив крылья, Горынь напала на витязя, разинув пасть. Перед глазами мелькнули оскаленные клыки, и Даждь что было силы рубанул по ним.

Брызнула кровь. Взвыв, Горынь замерла на месте, мотая головой — удар пришелся по кончику носа и верхней губе. Рана была не опасна, но ужасно болезненна. Змея была даже не оглушена — просто ошарашена, но Даждь не стал ждать, пока его противница придет в себя. Размахнувшись так, что пальцы левой руки чуть не сорвались с полотна, он ударил Горынь по голове…

Что‑то громко хрустнуло. Змея изогнулась дугой, судорожно дернувшись от боли. Пасть ее распахнулась в беззвучном крике — и она, извиваясь и беспорядочно взмахивая крыльями, полетела вниз. Эхо подхватило ее последний вопль и держало до тех пор, пока снизу не донесся громкий всплеск упавшего тела.

Даждь еще некоторое время висел над пропастью, чуть покачиваясь и глядя вниз. Там медленно таяла розовая вспышка — когда тело Горыни упало в воду, в глубинах Огненной реки и родились языки пламени, в которых, надо думать, нашла свой конец змея.

Некоторое время внизу все бурлило и кипело, но потом стихло, и даже жар, в котором витязь чуть не сварился, отступил.

Рука, на которой он все это время провисел, затекла, но Даждь заставил двигаться непослушные мускулы. Подтянувшись, он забрался на полотно верхом, посидел немного и встал, готовый продолжить путь.

Тонкая ткань шагов через сорок стала опускаться вниз. На ней обозначились выступы, похожие на ступени. Полотно сделало мягкий поворот, и глазам Даждя открылась цель его пути.

Это было то, что называлось Островом на Огненной реке — стена настоящего огня огибала скалу, чья вершина сливалась с высоким потолком необъятной по размерам пещеры. Огни мерцали в узких окнах- щелях. Все строение напоминало замки на дальнем севере, только не было крепостной стены, а вместо двора был неглубокий котлован, постепенно переходящий во внутренние покои Острова. Из‑под сводов лился свет, похожий на дневной. Туда и устремлялось полотно.

Не колеблясь, Даждь бегом поспешил внутрь. Он знал, что там его могут ждать враги и ловушки, но с гибелью хозяйки все они должны исчезнуть. Так бывало всегда, должно быть и на сей раз.

Коснувшись камней, плотно пригнанных друг к другу наподобие кладки, полотно не исчезло, а продолжило путь, и Даждь не сошел с него. Дневной свет окутал его со всех сторон, но ткань мягко светилась и здесь, и именно в ее сиянии Даждь внезапно осознал, что стоит посередине просторного зала, а прямо перед ним из клубов дыма вырастает огромная змея раза в три–четыре больше той, которую он только что умертвил.

Змеиха была в ярости, позволившей ей забыть о старости и недугах. Со своего ложа она слышала последний крик дочери и поняла, что враг опять одержал победу.

Она должна была отомстить. И Змеиха ринулась в бой.