А он изменился, — подумал вдруг Одиссей. — Немудрено, ведь он еще молод.
Гибкая фигура царя Энея с годами становилась кряжистой, как и у всех, кто приучен биться в тяжелом доспехе. Могучие, перевитые жгутами мышц руки раскинуты, чтобы заключить царя Итаки в объятья. Смоляные волосы, охваченные золотым обручем с трезубцем, касаются плеч, а белесые шрамы, изуродовавшие его правую щеку, резко выделяются на загорелом дочерна лице. Эней облапил его и заорал.
— Одиссей! Дружище! Мы тебя уже с собаками ищем! Ты куда пропал?
— Да не пропал я, — непонимающе посмотрел на него Одиссей. — Сидел у себя в Кадисе всю зиму. Вот, олово к тебе в Энгоми везу.
— Египтяне его видели? — напрягся Эней.
— Нет, — покачал головой Одиссей. — Один полез было на борт, но мы его не пустили. Он бормотал что-то, да мы не поняли ни слова.
— Слава богам, — с облегчением выдохнул Эней. — Этот писец решил немножко себе скроить. У них тут порта еще нет, и брать пошлины они не могут. Если бы тут уже порт работал, он бы всю стражу позвал. Общипали бы тебя, как утку. Да и вымогать подарки египетские писцы мастера.
— Я ему кишки выпущу, а не подарки, — набычился Одиссей.
— И получишь целую кучу неприятностей, — мягко толкнул его Эней в сторону корабля. — Уходи в Энгоми. Набирай воду и сразу уходи. В моем порту у тебя никто ничего вымогать не будет. Не суйся в египетские порты, и в протоки Нила не суйся тоже. Утопят. А если египтяне увидят груз олова, ты можешь отсюда вообще не уйти. Тебя заставят его продать, и по той цене, что тебе назовут. С ними сложно вести дела. Иди на Кипр и жди меня. Я тут ненадолго.
— Я тебя дождусь, — кивнул Одиссей. — Много всего обсудить нужно. Да и мои парни соскучились по скачкам, шлюхам и котлетам. Какой, однако, настырный этот толстяк с веревками на голове. Как хорошо, что я не знаю этого языка. Интересно, что все-таки бормотала эта обезьяна?
— Кстати, — Эней внимательно посмотрел на него. — Ты, случайно, не видел корабли сидонцев, когда шел сюда? Ты не слышал, может, у них в этих водах какая-нибудь стоянка есть?
— Есть, — кивнул Одиссей. — На острове лотофагов они от бурь прячутся. Там бухта на загляденье просто, и ягоды вкусные растут. Хорошая земля. У меня двум парням на том острове так понравилось, что они даже остаться захотели. Баб себе там присмотрели, представляешь! Пришлось морду им набить, и на корабль силой втащить.
— А зачем? — непонимающе посмотрел на него Эней. — Ну и остались бы. Может, люди свое счастье нашли. Тебе жалко, что ли?
— Как зачем? — удивился Одиссей. — Я что, сам грести должен? Ишь, чего удумали!
— Действительно, — Эней смотрел на царя Итаки как-то странно. — Остров лотофагов, значит… Неужели это все правда…
— Что правда? — непонимающе уставился на него Одиссей.
— Да так, вспомнилось кое-что, — махнул рукой Эней, так и оставив царя в полнейшем непонимании. — Не обращай внимания. Рассказывай, где это…
Его египетское величество не стало кочевряжиться и томить меня унизительным ожиданием. Видимо, Рамзес, как и договаривались, гостил где-то неподалеку. В Саисе, скорее всего. Не прошло и пары дней, как его разукрашенная ладья выползла из Нильского рукава и пугливо пошла вдоль берега, причалив к Фаросу. Золоченые носилки спустили, и загорелые дочерна гребцы, которые их тащили, упали лицом вниз, когда повелитель миллионов сошел на песок. Он не стал надевать корону, ограничился лишь полосатым платком, закрывающим парик, и дурацкой кошачьей бороденкой, приклеенной к бритому подбородку. И вот зачем она нужна? Сбрить бороду, чтобы снова ее приклеить! Это выше моего понимания.
— Е-мое! — присвистнул я, глядя на царских слуг. — Да они же его следы целуют. И не противно им! Вот это чудо дрессуры. Как они этого добились?
Рамзес, торжественно ступая сандалиями, выложенными золотыми пластинами, вошел в тень шатра и на мгновение застыл. Я несколько месяцев думал, чем удивить царственного собрата и, кажется, у меня это получилось. В этот раз полотняный полог спрятал под собой настоящий магазин игрушек. Глаза фараона расширились, и он едва не растерял все свое достоинство, пытаясь боковым зрением разглядеть то, что приготовили для него мои мастера.
— Приветствую тебя, мой царственный брат, — встал я, сделав шаг ему навстречу. — рад видеть тебя в добром здравии. Как поживает моя родственница? Пришлась ли она тебе по сердцу?
— Царица Нейт-Амон благословенна богами, она ждет дитя, — ответил Рамзес так, что на его лице шевелились только губы. Он вообще больше напоминал статую, чем живого человека.
— Отрадная новость, — кивнул я. — Мы принесем жертвы богине Нейт за ее здоровье, и за здоровье ее ребенка. Вина?
Рамзес величественно кивнул, и я налил ему стопочку из последней партии. Двойная перегонка, без голов и хвостов, настояно на ягодах. Все как положено.
— Пей одним глотком и тут же заедай вот этим, — я поднес ему на вилке кусочек соленой дыни. Она тут почти как огурец, и по виду, и по вкусу. Хрен догадаешься, что это вообще дыня. Она ведь даже не сладкая.
— Огнем… горит… — поморщившись, ответил Рамзес, но дыню в рот забросил с самым залихватским видом, из чего я сделал вывод, что мужик он в целом правильный.
— Хорошо, — прислушался он к своим ощущениям. — Как будто по жилам побежало что-то горячее. Наверное, зимой это пить лучше.
— Конечно, — широко улыбнулся я. — Еще по одной?
— Чуть позже, — выставил он перед собой ладонь. — Начинает шуметь в голове. Это коварный напиток. Он слишком быстро пьянит.
— Как скажешь, — я не стал ломаться.
— Зачем ты искал встречи со мной, царь? — спросил он, и я повеселел. Вот ведь хитрая скотина. Это ведь он хотел увидеться, но заставил моих купцов просить этой встречи.
— Я слышал, — сказал я ему, — что первые водяные колеса в Египте уже поднимают воду. Это отрадно. Взгляни-ка сюда.
— Что это? — Рамзес непонимающе посмотрел на модель насоса Ктесибия, слегка напоминающего по принципу работы железнодорожную дрезину. Я подошел и начал качать ручки, и из краника потекла вода, заполняющая крошечное рукотворное озерцо.
— Из чего сделала эта игрушка? — с напускным равнодушием спросил Рамзес. — Из бронзы? Она забавна, но не более. Ты же не для этого меня позвал?
— От тебя ничего не укроется, мой царственный брат, — ответил я. — Что ты скажешь, если я попрошу у тебя проход для своих купцов.
— Куда? — поднял он бровь.
— Смотри! — я подвел его к импровизированной карте, вырезанной из цельного куска песчаника. Небольшая такая карта, метр на два. На ней вырезаны горы и реки, а города отмечены маленькими башенками и иероглифами. Пустыни окрашены в желтый цвет, плодородные земли — в зеленый, а море — в синий. На этой карте прорисованы границы стран, и стоят фигурки людей в тех одеждах, что там носят. Рамзес оторваться от нее мог, впитывая каждый изгиб реки и каждый иероглиф. Он потрогал острый пик, который торчал в центре Кипра, и я пояснил.
— Это гора Олимпос. Мы с тобой сейчас вот здесь. Вот дельта Нила. Видишь, как будто растопыренные пальцы руки.
— Это и есть пальцы! — удивленно посмотрел на меня Рамзес. — Бог Хапи возложил свою священную длань на землю, и Нил разлился множеством рукавов.
— Конечно, — покладисто сказал я, тактично не став упоминать, что у бога Хапи, по всей видимости, была врожденная полидактилия. Иначе откуда у него взялось столько пальцев. — Так я продолжу. Вот тут южная столица Уасет, а за ней, между первым и вторым порогом Нила, находится страна Куш. Ниже нее — земли нубийских князей, которые платят тебе дань.
— Откуда ты все это знаешь? — не выдержал Рамзес. — Мы не пускаем чужеземцев так далеко! Бог открыл тебе это знание?
— Бог! — подтвердил я. — А кто же еще. Так вот. Если дойти до четвертого порога, а потом повернуть на запад, можно попасть в землю, где много слоновой кости. Мои купцы хотят пройти туда. Они заплатят положенные пошлины, если ты разрешишь.
— Но этот путь не на один месяц, — задумчиво пожевал губами Рамзес. — И он очень опасен. Запад — страна демонов. Никто, будучи в здравом рассудке, не пойдет туда. Зачем тебе это?
— Мне это вообще не нужно, — пояснил я. — Я не стану вкладываться в это предприятие. Мои тамкары хотят рискнуть, и я не стану им мешать. Я всего лишь получу с них положенные налоги, а ты получишь пошлины в своих портах.
— Пусть идут, — кивнул Рамзес, который не мог оторваться от карты. — Они получат нужные разрешения. Наместников септов мы обяжем помогать им и продавать еду. Но если они умрут, мое величество это не обеспокоит.
А ведь эта карта была сделана специально для него. Фараон Рамзес — на редкость умный и опытный правитель, но его картина мира только что рухнула. Египет, единственная земля, где живут настоящие люди, вдруг оказался всего лишь одной из стран, пусть самой богатой и протяженной. И это знание в корне противоречило всему, что вколачивали в него с самого детства. Да, египтяне знают, что есть какие-то другие земли и народы. Но все они находятся либо за морем, либо за пустынями. А для жителя Страны Возлюбленной это сродни потустороннему миру. Ведь за пределами долины Нила жизни нет, это знает любой ребенок. Из пустыни приходят шакалы, злые демоны, шарданы и ливийцы. И все они в глазах правоверного египтянина одинаково мерзки.
— Благодарю тебя, мой царственный брат, — сказал я. — Ты воистину мудр. Тогда посмотри вот сюда. Это Мемфис. Он стоит прямо у того места, где Нил распадается на рукава. И если пойти от него на восток, то можно дойти до берега моря Ретту.
— Да, это мне известно, — кивнул Рамзес. — По этому пути ходят наши караваны.
— Мои корабли могут дойти до Мемфиса, — продолжил я, проводя по линии речного русла. — Потом груз перевезут вот сюда. И тут их погрузят на другие корабли, которые пойдут в страну Пунт.
— Ты тоже хочешь перевезти корабли по частям и собрать их на берегу? — спросил Рамзес, вспомнив свою собственную экспедицию в те земли.
— Нет, — покачал я головой и провел поперек Синайского перешейка. — Я хочу перетащить их по песку волоком. На больших салазках. Раз уж ты не хочешь выкопать канал до моря Ретту, то можно пока обойтись вот таким способом. Он намного дороже, конечно…
— Но это потребует очень много дерева! — воскликнул Рамзес и тут же осекся. Чего-чего, а дерева у меня полно, в отличие от него. Он поморщился, вспомнив сей прискорбный факт, и нехотя сказал. — Да, это возможно…
— И эти мои купцы тоже заплатят тебе пошлины, — закончил я и вопросительно посмотрел на него.
Рамзес, подумав немного, решил, что он все равно ничего не теряет, и медленно наклонил голову. Я выдохнул и быстрым движением налил нам еще по пять капель. За достигнутое, так сказать. Фараон чиниться не стал, одним движением бросил в себя содержимое кубка и захрустел соленой дыней. Нет, он мне уже начинает нравиться.
— Эта карта — мой подарок тебе, — сказал я, и он величественно согласился, едва сдерживая жадную дрожь.
— А это что? — он с трудом оторвался от карты и подошел к следующему столику, где лежала коса-горбуша, одна из первых в этом мире. Он поднял ее и посмотрел на меня непонимающе. — Странное оружие. Им неудобно биться.
— Это огромный серп, мой царственный брат, — покачал я головой. — Один крестьянин за день уберет с таким впятеро больше, чем крестьянин с обычным серпом.
— Пустая забава, — фыркнул фараон. — Да еще и безумно дорогая. Дать крестьянину столько драгоценного железа? Безумие!
— Я в своих владениях уже начал давать, — развел я руками. — В наших горах эта штука незаменима. Мои люди успевают накосить травы для коров, да столько, что ее хватает на всю зиму. Просто представь себе, сколько сможет сжать крестьянин с таким большим серпом. Да он за день соберет весь урожай и будет просто валяться и смотреть, как по небу плывут облака.
— Никакой урожай не окупит таких расходов, — покачал головой фараон. — Да и куда мне девать лишних крестьян, если им нечего будет делать? Безделье черни пагубно для страны.
Бинго! Я едва не начал танцевать от радости. Я аккуратно подводил его к этой мысли, и он клюнул, словно карп в колхозном пруду.
— Я готов поставить тебе партию таких серпов, — сказал я. — В рассрочку на три года. Если твои писцы признают, что у них высвобождаются лишние руки, то я готов дать им работу. Твои мастера будут работать на моих стройках, а я буду платить твоей казне за это. Хочешь, железом, хочешь, бронзой, а хочешь, и серебром. Я поклянусь кормить их и заботиться о них. А если кто-то умрет, выплачу компенсацию его семье.
— Я не торгую своими людьми! — гордо вздернул подбородок Рамзес.
— А я и не покупаю их, — покачал я головой. — Я нанимаю их на работу. На определенный срок, после которого они вернутся домой с наградой. Я не обижу их.
— Мне нужно вопросить богов, — с большим сомнением ответил Рамзес, и на лбу его пролегла глубокая складка. Ему явно не нравится эта идея.
— Тем не менее, прошу тебя принять в дар этот серп, — сказал я, и он милостиво согласился. Да еще бы он не согласился. Лет сто назад эта коса стоила бы по весу в золоте.
— Что это за линия? — он вновь вернулся к карте, куда его тянуло, словно магнитом.
— Это Хорова дорога, — охотно пояснил я. — Пер-Рамзес, Газа, Яффо, Сидон, Библ, Угарит, Каркемиш. Раньше отсюда шел путь на север, в Хаттусу, но сейчас в тех землях нет порядка.
— А эта дорога куда ведет? — снова ткнул он пальцем.
— А это Царская дорога, — вновь пояснил я. — Угарит, Алалах, Каркемиш, Харран, Тайта, Ниневия, Шуш, Аншан. Можно вместо Каркемиша пойти в Эмар, а оттуда в Вавилон. Это другая ее ветвь.
— А где Кадеш? Там мой предок одержал величайшую из своих побед, — спросил снедаемый любопытством Рамзес, у которого пространственное мышление, по всей видимости, было атрофировано полностью. Или, если быть точным, не успело развиться.
— Вот он, — показал я. — Но эти земли вот-вот захватят арамеи. Князья, что раньше платили дань хеттам, не смогут удержать их.
— Гат, Иерусалим, Иерихон, Мегиддо, — бормотал Рамзес, водя пальцем по маленьким башенкам на месте городов. — Сюда ходили мои армии, когда страна Речену перестала проявлять покорность. Мы внушили им должный страх перед именем Великого Дома… Я понял, что это! — его лицо осветила почти что детская улыбка. — Это горы Ливана! Я видел эти белые шапки, когда разбил северян при Джахи.
Фараон любовно потрогал высеченные из камня отроги, вершины которых были окрашены белым, а потом застыл, погрузившись в воспоминания. Титанического масштаба правитель, который спас свою страну от полного краха, он уже почти перестал воевать. Мелкие набеги не в счет, это забота наместников. Самых настырных из захватчиков он поселил на своих границах и теперь набирает из них армию. На западе осели ливийцы, а на востоке, в районе Газы, — пеласги, ахейцы и лукканцы. Он с величайшим удовольствием истребил бы их, но даже его сил на это не хватает. Договориться оказалось куда проще.
— Ты ведь просил о встрече не для того, чтобы показывать, где идут дороги, — оторвался он от карты и повернул голову ко мне. — Ты хотел обсудить этот порт.
— Хотел, — кивнул я. — Я прошу твоего разрешения построить здесь храм Сераписа и сделать его главным богом этого места. Серапис, его мать Нейт и его отец Посейдон — вот три бога, которые должны царить здесь.
— Зачем ты все это делаешь? — недобро посмотрел он на меня. — Я ищу подвох в твоих делах и пока не нахожу его. Пока что все, что сделано вместе с тобой, пошло мне на пользу. Но тебе-то самому это зачем?
— Я мог бы причинить тебе зло, — признался я. — Но зла и так слишком много. Можно воевать, но ты знаешь лучше меня, что победоносные войны обогащают только жрецов, а страну разоряют. Я предпочитаю вести дела так, чтобы победили обе стороны. Я называю это выигрыш-выигрыш. Мне нужно твое золото, зерно и лен. Тебе нужно мое дерево, железо и медь. Так к чему нам воевать? Ведь так мы выигрываем оба. Ты не опасен для меня, потому что никогда не выйдешь в море. А я не опасен для тебя, потому что никогда не полезу в ваши болота. Мы умрем тут от лихорадки и дурной воды. Нам нечего делить, брат. Давай жить в мире, торговать и охранять пути, по которым пойдут купцы.
— И поэтому ты убил первого жреца Амона? — он посмотрел на меня неожиданно колючим взглядом. — Потому что ты очень мирный человек?
— Его убили твои люди, — покачал я головой. — Добрые горожане, которые пришли поклониться звезде Сопдет. Так мне доложили.
— Но кто направил их гнев? — усмехнулся Рамзес. — Можешь не отвечать, я все равно не услышу правды. Я уже прочел ее в твоих глазах. До этого момента я еще сомневался, но теперь мои сомнения ушли. Собственно, только из-за этого я и решил встретиться с тобой. Мои условия таковы, царь Эней: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешиваешься в дела Страны Возлюбленной. Иначе всем нашим договоренностям конец. И торговле конец. Мы не пропадем без нее, боги пошлют нам свою помощь. Я выгоню твоих мальчишек, которых учит сейчас великий жрец Сетем в Саисе. И ни один из твоих купцов никогда больше не ступит на мою землю.
— Я не убивал этого жреца, — я посмотрел прямо ему в глаза. — Но будь по-твоему. Я клянусь богом Посейдоном, которого почитаю, что не стану вмешиваться в дела твоей страны, если на то не будет твоего разрешения. Даже если тебя будут убивать на моих глазах, я не помогу тебе.
— Мне не нужна твоя помощь, — сжал он зубы. — Я живой Гор, никто не посмеет причинить мне вред. И еще. Сидонцы, тирцы и библосцы — мои слуги. Ты не смеешь мешать им. Они не полезут на твои собственные острова, но острова у берегов Ливии ничьи. Моему величеству угодно, чтобы там добывался пурпур.
— Хорошо, — кивнул я. — Я клянусь тебе! Мои воины не станут нападать на сидонцев в тех водах, где нет моей власти. То есть вот за этой линией.
Я провел рукой от Сицилии до Карфагена, и фараон, чьи познания в географии равнялись нулю, важно кивнул.
— Но, — внезапно сказал я, — защищать их я тоже не стану, раз уж они мне не платят. Если шайка сикулов на моих глазах будет грабить такой корабль, я просто проплыву мимо.
— Справедливо, — неохотно кивнул Рамзес, который сразу же уловил некоторый подвох в моих словах. Тем не менее, крыть ему нечем.
— Тогда будем считать, что мы обо всем договорились, — улыбнулся я ему и налил еще по пять капель. — Ты даешь свое разрешение на строительство трех храмов в новом городе?
— Даю, — решительно кивнул Рамзес, выпил и смачно закусил дынькой.
— Раз уж моя родственница Нейт-Амон не имеет своих земель, — продолжил я, — не будет ли справедливым выделить ей пятую долю из доходов будущего порта?
— Хорошо, — кивнул фараон после раздумий. — Лучше отдать часть пошлин, которых еще нет, чем дарить ей землю, которой и так немного. Да будет так!
— Тогда мне нечего больше желать! — развел я руками.
— А мне есть, — поднял голову Рамзес. — Мое величество желает осмотреть твой корабль.
— Прошу! — открыл я полог шатра.
Моя бирема была вытащена на песок островка шагах в ста от этого места, и когда два царя царей пошли в ее сторону, на борту воцарилась форменная паника. Даже мои люди считали царя Египта живым богом, и теперь они спешно строились в шеренгу, жадно поедая глазами того, о ком слышали только в сказках.
— Равняйсь! Смирно! — пронеслось над морем.
— Почему они не падают ниц? — недоуменно посмотрел на меня Рамзес. — Они даже не поклонились! Это неслыханная дерзость. Как ты терпишь это?
— У нас воины не кланяются никому, даже царям. Таков закон, — усмехнулся я, и Рамзес поморщился.
— Дикий обычай, достойный чужеземцев, — презрительно бросил он, во все глаза разглядывая бронзовый нос биремы, нагло торчащий вперед. — Так вот чем ты проламываешь чужие борта. Остроумно. Но дорого.
— Поднимешься на борт? — спросил я его.
— Я уже достаточно увидел, — величественно произнес Рамзес и залез в носилки, которые все это время тащили вслед за нами.
Он, как обычно, не соизволил попрощаться, а я испытал законную гордость за себя. Еще бы. Я пообещал, что не полезу во внутренние дела Египта, но не обещал, что этого не станет делать Лаодика, она же царица Нейт-Амон. Я поклялся, что не трону сидонцев, добывающих пурпур, но не обещал, что этого не сделает Одиссей на обратном пути. Растем… растем…
Тьфу ты! Забыл! С фараоном мы расстались, и неизвестно, встретимся ли когда-нибудь вновь. Я сначала хотел будущий город Александрией назвать, да только никто этого не поймет. Единственным известным мне Александром был покойный царевич Парис. Это его второе имя. Назвать город в честь этого, мягко говоря, не самого лучшего человека, стало бы весьма странным поступком. Этого даже его собственные сестры не оценят. А, с другой стороны, вот назовут его египтяне Пер-чего-то там… и придется людям язык ломать. Ладно уж! Теперь как получится.
Мой корабль резал волну бронзовым носом, направляясь прямо к Кипру. В конце концов, я Господин моря или погулять вышел? Мне не к лицу тащиться вдоль берега, пугливо ночуя на берегу. Я пойду напрямик.
— Надо же! — сказал я сам себе, глядя в бирюзовые волны, приветливо пенящиеся передо мной. — Восемь лет я уже здесь! Целых восемь лет! Девятый пошел… А сколько сделано уже.
Да, сделано немало. Пересохшие торговые артерии вновь наполнились караванами, везущими в обе стороны свой товар. Неведомые раньше земли стали привычными и знакомыми. Люди разных племен и языков перемешались в моей столице, породив совершенно новый народ и совершенно новую культуру, подобной которой даже я, профессиональный историк, не знаю. Она не западная и не восточная. И она совершенно не похожа на культуру античной Греции. Она какая-то своя. Я хотел перезапустить этот мир, и я его перезапустил. В этом никаких сомнений нет. И даже засуха не помеха там, где есть акведуки, водяные колеса и правильный севооборот. А еще у нас есть огромное количество рыбы, которая уже спасла от голодной смерти тысячи.
Новые боги, пришедшие в этот мир, должны сблизить народы, еще недавно ненавидевшие друг друга. И даже замкнувшийся сам в себе Египет понемногу выходит из тысячелетней изоляции. Дело за малым. Нужно всего лишь удержать и направить в нужную сторону колесницу прогресса, которая понемногу набрала ход. И в этом нам помогут боги. А точнее, бог. Молодой бог, чья осторожная поступь пока слышна только мне.
Конец книги.