Царская дорога

Глава 19

Год 6 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Энгоми.

Небольшая печурка, в которой горел огонь, весело пожирала дубовые поленья. Использовать для этой цели сосну строго настрого запретила Креуса, сразу после того, как случайная искра испортила бесценный ковер, над которым она трудилась несколько месяцев. Такая роскошь по карману только царям и высшей знати, хоть и смотрится на мой взгляд весьма просто. Вот и здесь лежит затрапезный цветастый половичок, который в нашей эпохе тянет на небольшое состояние. На нем бессовестно дрыхнет священная спутница богини Бастет, в просторечии именуемая Муркой. Она опять обошла всех кухарок, обожралась и спит рядом с огнем, самым наглым образом игнорируя необходимость бороться с растущим поголовьем грызунов.

Мой кабинет после ремонта напоминает станцию метро. Этакий помпезный каменный мешок, в котором всегда толкутся люди. Стены немалой комнаты выложены плитами с барельефами, отчего сходство с метро только усиливается. Картины меня окружают с довольно однообразные. Я и Аякс. Я и краснокнижное животное, безжалостно насаженное на копье. Я, скачущий на колеснице с натянутым луком в руках. Интересно, какой дурак это высек? Мы вообще не воюем на колесницах. Наверное, это дань традиции. Есть тут и я, сносящий голову богу Ашшуру. Только вот делается это не молотом, а мечом, а сам Ашшур — это вовсе не беззащитная статуя, а грозного вида товарищ, мечущий в меня молнии. Последнее особенно странно, потому что за молнии у ассирийцев отвечает Адад, а с ним у меня отношения вполне рабочие. Мы его всячески почитаем во всех его ипостасях. Бог грома — главнейший из индоевропейских богов, как никак. Впрочем, барельефы у нас высекают египтяне, а они не индоевропейцы ни разу. У них и бог Солнца по небу на лодке плавает, а не на колеснице скачет, как у всех нормальных людей, чьи предки пришли сюда из северных степей.

Впрочем, недостаточно высокое происхождение египтян на качество их работы не влияет никак. С камнем они обращаются просто бесподобно. И, по-моему, они с ним даже разговаривают. Объяснить как-то иначе ту красоту, что выходит у них из-под резца, я просто не могу. Вот и небольшие окошки забраны каменными решетками, сделанными мастерами, которые уже озолотились на заказах дворца. Как они высекают из камня виноградную лозу с листиками, я так и не понял, но получилось невероятно красиво. Сейчас зима, а потому на ночь окна закрывают ставенками, ибо холодно.

Нас в кабинете трое. Я, Кассандра и Рапану, только что приплывший из Египта. На побережье сейчас спокойно, и мои моряки навострились ходить в Египет даже зимой. Тамкар преданно смотрит на нас, вытягивая губы трубочкой, как и всегда, когда его посещает какая-то мысль. Его круглое, почти кошачье лицо с годами становится еще более круглым, и еще более кошачьим. От недокорма почтенный глава Купеческой гильдии явно не страдает. Да и халат его, расшитый золотыми нитями, стоит ничуть не дешевле, чем мой ковер.

— В общем, царственные, — закончил свой доклад Рапану, — отроков я в Саисе поселил, питание им оплатил, стипендию выдал. Думаю я, скоро пойдут жалобы слуг Амона самому царю, но Сетем, верховный жрец богини Нейт, пообещал, что примет этот удар на себя. Он по совместительству носит еще и титул хека сепат. Он наместник пятого септа, и происходит из рода князей, которые издревле правили этими землями. Думаю, он справится.

— Хорошо, — кивнул я. — Ты можешь идти.

— Зачем тебе все это? — испытующе посмотрела на меня Кассандра, когда Рапану вышел из моего кабинета. — Ты не увидишь результатов своего труда. И даже твои внуки их не увидят.

— Ну почему? — возразил я. — Мы получим два десятка умелых лекарей. А потом еще столько же.

— Я сейчас говорю не про лекарей, — покачала головой Кассандра. — Эта твоя философия. Зачем она? Что в ней проку? Ты готов отдать немыслимое количество меди за то, что юнцы изучат какое-то «Речение о выходе к свету»[12]. Для чего?

— Ты можешь точно ответить мне, — пристально посмотрел я на нее, — что такое хорошо и что такое плохо? Я знаю, что не сможешь, потому что это будет всего лишь твоим собственным мнением. Да, у нас уже есть десять заповедей, но этого слишком мало. Мне нравится философия Египта тем, что каждый египтянин совершенно точно знает, для чего он живет. И точно знает, как именно он должен жить, чтобы получить награду после смерти. Вот и я хочу взять лучшее из того, что есть в Египте, переосмыслить и родить совершенно новое знание. То, что даст ответы на все вопросы. То, что превратит огромную страну в одно гигантское тело, где все исполняют свой долг, даже цари. Гармония Маат — вот стержень, на котором держится Египет. Нам нужен такой же, иначе земли, которые я собрал, разбегутся в разные стороны. Это случится сразу, как только ослабеет сила, которая их держит.

— Разве цари служат? — недоуменно посмотрела на меня Кассандра. — Служат царям, а сами цари правят.

— Это глубокое заблуждение, — покачал я головой. — Цари служат своим подданным точно так же, как и они им. Иначе такого царя быстро убьют. Вспомни, чем занимался твой отец большую часть времени.

— Договаривался, — не задумываясь ответила Кассандра. — Он качался из стороны в сторону, словно весы портового менялы, пытаясь удержать в узде знать. Но ты прав, если бы его власть не отвечала их интересам, моего отца смели бы в считаные дни.

— Почему не договариваюсь я? — спросил я ее.

— Потому что твоя воля сродни воле богов, — ответила Кассандра. — Чтобы спорить с тобой, нужно видеть дальше, чем ты, и быть умнее, чем ты. А мне такие люди пока не встречались. Мой отец разве что, но и он сделал смертельную ошибку. А еще ты никогда не высказываешь свое мнение там, где есть человек более знающий.

— Если я вижу далеко, — усмехнулся я, — то просто прими то, что я делаю. Поверь, ты увидишь плоды этого труда.

— У меня все же остались сомнения. — поморщилась Кассандра. — Не станет ли Серапис тем мостом, через который Египет придет к нам?

— Не станет, — покачал я головой. — Задача у него строго противоположная. Мы сами с его помощью войдем в Египет. Но в одном ты права. Это игра вдолгую. Именно для этого я и послал туда Лаодику.

— От нее самой толку немного, — пожала Кассандра полными плечами. — Но даже если моя сестра и родит сыновей, это совершенно не значит, что кто-то из них станет фараоном. Ее сын будет всего лишь одиннадцатым в очереди на трон.

— Не нужно быть царем, чтобы властвовать, — пожал я плечами. — Рамзес силен и мудр, но его дети и мизинца отца не стоят, а жены и вовсе недалекие дуры. За них будут править совершенно другие люди. Ни одна из них не станет новой Хатшепсут или Таусерт.

— Да на что тебе сдался этот Египет? — упрямо посмотрела на меня Кассандра. — Эта земля чужая для нас. Мы не понимаем их, они не понимают нас. Пусть живут как хотят. Они никогда не пойдут в море, они нам не враги.

— Поясню, — поморщился я, ведь это уже не первый наш разговор на эту тему. — Во-первых, мне нужны их строители, врачи, художники и камнерезы. Во-вторых, мне нужна та мудрость, что была накоплена за века. Именно жрецы управляют с ее помощью миллионами людей. Не цари, Кассандра, а жрецы! Я тоже хочу научиться этой науке. В-третьих, мне нужен хороший порт, который даст мне доступ на рынок Египта. Там много богатых людей, так пусть покупают наши товары. И в-четвертых, мне нужен канал в море Ретту. Хотя мне привычней называть его Красным морем. Этот канал откроет путь в страну Пунт, Саба и Синд. Это очень большие возможности для торговли. Можно, конечно, договориться с Шутруком эламским, но даже он не контролирует весь путь до той земли. Пока что Рамзес даже слышать не желает об этом канале. Он считает, что море зальет воды Нила, и тогда Египет погибнет.

— Почему ты не хочешь перетащить корабли по песку? — пристально посмотрела на меня Кассандра. — Ты ведь сам говорил, что там недалеко. Если торговля с теми землями настолько выгодна, то даже это лишь немного усложнит путь. И тогда фараону будет легче принять нужное решение.

Допустим, — задумался я. — От Мемфиса перевезти товар на верблюдах… А куда перевезти? Цари Птолемеи построили на месте Суэца город Клисма. Такое название, что если и захочешь, то не забудешь. Наверное, у египтян тоже там что-то есть. Иначе откуда бы они в свой Пунт плавали. Кемеу он называется, что ли. Или так называется пограничная крепость на Синае? Нет, не помню…

— Что же, сестрица, — сказал, выйдя из задумчивости. — Твоя мысль весьма хороша. Я очень надеюсь встретиться с Рамзесом и в этом году. Обсужу с ним твое предложение.

— Бр-р… — передернула плечами Кассандра. — Ты так говоришь о нем, как будто это какой-то басилей Аргоса. Или мелех Сидона. Он же бог!

— Да он самый обычный человек, — махнул я рукой. — Египтянам нужно держать в узде свою чернь, вот они и понапридумали всякого. И ты посмотри, как у них ловко получилось. Уже две тысячи лет страна стоит.

— Ты хочешь сказать, — ее глаза расширились, — что их боги — выдумка?

— Я этого не говорил, — спешно ответил я ей. — Скажем так, кое-что да, они выдумали. Вот фараон Египта — это человек, в этом даже сомнений быть не может. Уж твоя сестра это знает точно, она ведь с ним спит.

— Я пойду, если позволишь, нехорошо мне что-то, — Кассандра встала, поклонилась и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Ну вот, — расстроился я. — И на кой-черт я это ей сказал? Она же ведь мне верит. Получается, я в самой великой жрице сомнение поселил. Нехорошо получилось…

Мои размышления прервал пушечный грохот отрывшейся двери, куда ворвался единственный человек на свете, которому было позволено так ко мне заходить. Дочь Клеопатра разноцветным ураганом влетела в мой кабинет и залезла на колени, обхватив меня за шею. Вот ведь модница у меня растет! Украшенное искуснейшей вышивкой платьице с непривычными для дам рукавами стоит как пара волов. Да и носочки из пурпурной шерсти тоже недешевы. Да, балую я детей, только, правда, не всех. Ил сейчас ходит в овечьей безрукавке, кожаных обмотках и валяном колпаке. А ведь там, во Фракии, в феврале совсем не тепло. Мне ли не знать, я примерно на той же широте рос.

— Я сегодня по общему языку пятерку получила, — сообщила Клеопатра. — Пятерка — значит, я колесницей правлю! Помнишь наш уговор?

— Помню, — кивнул я. — Только у меня заседание Купеческой гильдии, маленькая. Давай завтра.

— Завтра у тебя еще что-то будет, — надула она губы. — У тебя всегда то гильдия, то дядя Абарис, то тетя Кассандра, то еще кто-то. Ты обещал!

— За что пятерку получила? — спросил я ее, поглаживая по смоляной головке, крепко прижавшейся к моей груди.

— Поэму наизусть рассказала, — с гордостью ответила дочь. — Как царь Эней льва убил. Вот! Бедненький мой! — она провела рукой по едва заметным шрамам на правой щеке. — Тебе, наверное, больно было?

— Я уже не помню, — честно признался я. — Я так испугался тогда!

— Я никому об этом не скажу! — Клеопатра посмотрела на меня совершенно серьезным взглядом. — Великой Матерью клянусь! Давай это будет наша с тобой тайна?

— Давай, — ответил я, прижимая к себе доверчиво льнущее тельце.

— Мурка! — восторженно завопила Клеопатра, увидев священное животное. — Вот ты где!

Дочь быстро спрыгнула с моих колен и потащила бедную кошку на руки. Та истошно замяукала, приоткрыла глаза, но, увидев своего мучителя, обреченно закрыла их снова. Это нужно было просто пережить.

— Поехали кататься! — Клеопатре наскучило тискать кошку, и она требовательно потянула меня за руку. — Ты обещал!

— Колесницу еще заложить нужно, — попытался вяло сопротивляться я. — А у меня времени нет уже, дочь. Люди скоро придут.

— Колесница внизу стоит, — торжествующе посмотрела на меня Клеопатра. — Я приказала подать. Ну же, поехали! Подождут твои люди. Ты же у меня царь.

— Только до порта и назад, — предупредил я ее, и услышал в ответ восторженный визг и топот маленьких сандалий, несущихся в сторону выхода.

Четверка белоснежных коней, первая в этом мире. Экспериментальная упряжь, с которой даже мне непросто было поначалу, разрабатывалась не один месяц. К ходу квадриги еще нужно привыкнуть, но моя дочь привыкла к ней сразу. Кони ее любят, а весьма непростая техника управления колесницей Клеопатре покорилась влет. Только вот силенок у нее не хватает. Поводья в руках у меня, а она только держится за них, стоя на специальном возвышении. Справиться с четверкой коней даже подростку нечего и думать, что уж говорить о такой крохе.

— Шагом пустим коней! — погрозил я ей пальцем, увидев веселых бесенят в ее глазках. — Мы по городу поедем, людей зашибешь.

— У-у-у! — заныла она. — Пошли стражу вперед, пусть разгонят всех.

— Шагом! — повторил я, и она обиженно фыркнула.

Чудное это зрелище, когда маленькая девочка с золотым обручем на голове правит четверкой коней, а ее отец стоит позади. Улица Процессий, запруженная волнами народа, расступилась вмиг, а звонкое цоканье копыт по каменным плитам заглушили восторженные вопли. Клеопатру знают все, к ней тянут руки и малых детей. Не ко мне, а почему-то именно к ней. Почему, кстати? Надо будет спросить у кого-нибудь. Девчонка принимает чужое поклонение как должное, кивает милостиво, но губы у нее надуты. Она хочет пустить коней рысью, но ей не разрешают.

— Благослови, маленькая богиня! — заорал какой-то матрос, подойдя совсем близко. Охрана напряглась, но я успокаивающе поднял руку. Пусть.

Крошечная ладошка Клеопатры коснулась его щеки, и мужик отошел в сторону, сияя совершенно идиотской улыбкой. А у меня в голове как будто бомба взорвалась. Все те планы, которые были у меня до этого, разлетелись в пыль, а из их осколков собрался один, окончательный и бесповоротный. Вот же оно, решение моей проблемы! Вот он план Б на случай если Ил все-таки окажется неспособен править. И этот план универсальный, способный сохранить страну даже после моей смерти. Надежная, как лом, защита от дурака на троне.

Династия Антонинов, давшая лучших из всех римских императоров, имела одно отличие. Власть в ней передавалась не от отца к сыну, а точно так же, как в моем ВУЗе передавался научный талант вместе с кафедрой и прилагающимся к ней профессорским званием. То есть от отца к зятю. Императоры при жизни усыновляли самых толковых из своих подданных, а потом выдавали за них своих дочерей. Нерва, Траян, Адриан, Антонин Пий, Марк Аврелий. Это была эпоха пяти добрых императоров, которая закончилась тогда, когда философ Марк решил передать трон своему сыну. Легкомысленный и крайне неумный Коммод удержать власть не смог, и его убили.

Кстати, у хеттов в глубокой древности тоже иногда наследовали именно зятья, но это была временная мера. Такой царский зять, хентанна, хранил трон для своего сына, рожденного царской дочерью. У хеттов, как и у египтян, есть странный обычай, уходящий своими корнями во мглу веков. Материнская линия при наследовании почему-то считается более важной, чем отцовская. Кого-то мне это напоминает…

— Вот и решение моей проблемы, — задумчиво сказал я сам себе, не замечая, что Клеопатра, нахально выехавшая из городских ворот, истошно взвизгнула и пустила коней рысью. — Маленькая богиня, ты-то и спасешь нас всех от хаоса. Ты или твоя сестра… Но вот что делать с Илом? Это проблема… Или вовсе нет. У него тоже есть одна суперспособность, которой я обделен полностью. У него имеется каменная жопа, на которой он может долгими часами сидеть, сохраняя абсолютную неподвижность. Служанки шепчутся, что он в этот момент даже не моргает. И не дышит. Да, такой талант пропасть не должен. Я обязательно найду ему применение.

— Па-а! — восторженно завизжала Клеопатра, когда мы выехали на проселок. — Я тебя сейчас покатаю! Но-о-о залетные!!! Аллюр три креста! Держи-и-сь!