Царская дорога

Глава 15

Ашшур еще называют Аме ша ме иблу, «город, омываемый водами». Столица Ассирии презрительно смотрит на меня сверху вниз, спрятавшись за высокими стенами. Немалая гора всем своим видом намекает на трудности возможного штурма. Учитывая, что осадных орудий у меня здесь нет, а у обоих моих коллег их и вовсе никогда не было, дело выглядит довольно кисло. Город можно взять только осадой, а торчать здесь мне категорически не хочется. Я домой хочу. Я ведь ненадолго до соседнего царя отлучился… Можно сказать, за хлебом в тапочках вышел, а тут эти дурацкие верблюды!

Проклятый город со стороны реки неприступен совсем. Там отвесные склоны. А там, где склон чуть более пологий, стоят самые мощные укрепления из всех, что я когда-либо видел. Ашшур окружен водой со всех сторон. Изгиб Тигра защищает его с севера и востока, а с запада и юга прорыт канал Пати-Энлиль, который опять же впадает в Тигр. Внутри сидит тысячный гарнизон, и только избыток сил у царя Элама не дал им выйти из города на помощь своим. Ворота Ашшура были перекрыты так надежно, что ассирийцы попытались сделать вылазку, умылись кровью и снова скрылись за стенами, пока их царя убивали прямо у них на глазах. И теперь нам нужно что-то с этим сделать…

— Скажите, мои царственные братья, — заявил я, стоя рядом с натужно сопящим Шутруком-Наххунте и своим будущим зятем Кузи-Тешубом. — Не зазорно ли вашим воинам взять в руки лопаты и кирки?

— Незазорно, — недоуменно повернулся ко мне царь Элама, который тоже не понимал, как мы эту крепость будем брать. — Колесничие не в счет. Они работать не будут.

— Тогда мы возьмем этот город за неделю, — с удовлетворением сказал я.

— Если мы возьмем его меньше, чем за месяц, — мрачно зыркнул на меня Шутрук, — я поверю в те дурацкие слухи, что разносят о тебе купцы по обоим берегам Великих рек. Этот город стоит на скале, и до ближайшего леса неделя пути. Его хранилища полны зерна, а цистерны — воды. Стены высотой в двадцать пять локтей, а в башнях сидят лучники. Мы скоро ограбим все вокруг и будем жрать собственные ремни. У меня тысячи воинов, я не смогу кормить их тут целый год.

— Мой бог говорит, — с усмешкой посмотрел я на него, — что самые высокие стены перешагнет осел, нагруженный золотом.

Ашшур — город относительно небольшой, со всеми пригородами едва ли в квадратный километр. Бедняцкие кварталы даже плевка не стоят, и они уже ограблены дочиста. Сердце города — цитадель, десять гектаров дворцов, храмов и домов знати. Именно она стоит на высоком холме, с которого изумленные ассирийцы наблюдают за бессмысленным на первый взгляд действом. Сотни людей копают землю, засыпая начальный отрезок канала, окружающего водным кольцом Ашшур. Горожане и воины, засевшие внутри, тычут пальцами, оживленно обсуждая увиденное, но землекопы не останавливаются ни на миг. Лопат и кирок у нас куда меньше, чем свободных рук. Люди просто меняются, поработав пару часов, и даже ночью слышен затейливый мат на нескольких языках. Надо сказать, мы и в этом деле впереди планеты всей. Я случайно привнес в нарождающееся койне возможность сопрягать слова через соединительные гласные, и это породило фантастические по своему богатству лингвистические изыски. Ведь в микенском диалекте ахейского языка имеются падежи, их целых семь, и приставки, и суффиксы. В общем, есть, где развернуться при должной фантазии.

На пятый день, когда вода сошла, а ров из речного рукава превратился в топкое болото, к воротам Ашшура подскакал всадник с золотым ожерельем на шее и с зелеными ветками в руках. На нем надет пурпурный плащ (это я ему его дал поносить) и немыслимо богатый воинский пояс (тоже мой). Всадник задрал голову и прокричал.

— Переговоры! Зови главного!

Стрелять не стали, и очень скоро на стене появилась надменная физиономия, украшенная завитой бородой, уложенной в правильные ярусы. На груди ассирийца тускло мерцало массивное ожерелье, а властное выражение лица свидетельствовало о том, что он и впрямь главный здесь.

— Меня зовут Нин-дугаль, и я ношу титул бел-или, градоначальника великого Ашшура, — надменно спросил ассириец. — Кто говорит?

— Я Тарис, — крикнул посланник, — командующий пятью сотнями всадников. Я служу царю царей Энею, и принес тебе его слова!

— Говори! — кивнул ассириец.

— Ты должен услышать их, глядя мне прямо в глаза, — усмехнулся Тарис. — Выйди за ворота, градоначальник, или клянусь богами, ваш город превратится в место, где пируют гиены.

— Мы не боимся твоих угроз, посланник, — надменно произнес ассириец, но за ворота, тем не менее, вышел.

— Послание таково, — заявил Тарис. — Три царя принесли клятву своим богам, что не уйдут отсюда, пока этот город не падет. Рва у вас уже нет, и Нижний город остался без воды. Ваши запасы в цистернах иссякнут за пару месяцев, и тогда все умрете от жажды. И зерна по Тигру вы не получите, мы перехватим все корабли.

— Плевать, — равнодушно ответил ассириец, запахнувшись в роскошный плащ, обшитый золотой бахромой. — Скоро зима, и небеса дадут воды еще. Еды у нас полно, а чернь мы выгоним за ворота. Делайте с ней что хотите. Мы будем биться, как пристало воинам.

— Три государя, владыки многих земель, говорят тебе, Нин-дугаль, — продолжил Тарис. — Царя Ашшур-Дана, оскорбившего послов, покарали боги. Он и его род прокляты за это святотатство. Сдай Ашшур, и тогда лично ты получишь талант золота и город Арбела. Ты станешь царем, и твои потомки будут царями. Три государя поклянутся в этом и признают вечное право твоего рода на этот город и его округу. Царская дорога из Аншана в Угарит пройдет через твои земли, и ты будешь вправе взять с них сороковую долю пошлины.

— Это измена, — лоб ассирийского вельможи покрылся каплями пота, а его глаза скосили куда-то вбок.

— Ты клялся в верности тому, кто умер, — ответил Тарис. — Разве мальчишка Мутаккиль-Нуску уже стал жрецом Ашшура? Он прошел очищение? Принес положенные жертвы? Разве лучшие люди Ассирии признали его? Они уже успели сказать прилюдно: «Мутаккиль-Нуску! Ашшур, владыка твой, утвердил твоё царство»?

— Не-ет! — замотал головой вконец растерявшийся градоначальник. — Не успели еще! Нам не до этого пока.

— Тогда он не царь, и никакой измены тут нет и быть не может, — решительно заявил Тарис. — Ты всерьез думаешь с тысячей воинов удержать город, который осаждают цари царей? Спаси своих людей, Нин-дугаль. Спаси своих жен и детей. Подари им новую, счастливую жизнь. Три повелителя мира признают тебя своим сыном. Открой ворота и уведи войско в Арбелу. Ни одна стрела не полетит в твою сторону. В этом три царя клянутся великим Солнцем. Боги Тиваз, Наххунте и Шамаш будут тому свидетелями.

— Проваливай отсюда, посланник! — заорал ассириец так громко, что слышали все, кто сейчас стоял на стенах. — Я не сдам город!

— Ты услышан, — понимающе оскалился Тарис и развернул коня.

Ашшур был сдан к закату. Когда войско вышло из ворот, таща награбленное, купцам, жрецам и вельможам не осталось ничего, кроме как упасть в ноги царям и предложить выкуп за свою жизнь. А еще они принесли головы мальчишек, сыновей Ашшур-Дана. Меня даже замутило от этого зрелища. Едва не зарубил сволочей, но вовремя удержался, ведь и Шутрук, и Кузи-тешуб отнеслись к этому как к должному.

Знать столицы Ассирии стоят на коленях перед креслами, в которых сидят три царя. Они держат в руках дары, и их глаза смотрят в землю. Вдруг войско, обступившее нас всех, зашумело, словно лес под порывом ветра. Изумленные вопли раздавались все ближе и ближе. И вскоре упряжка из шести коней выплыла из людского моря, волоча за собой каменную статую.

— Ашшур! — вскинулись ассирийцы. — Да как вы посмели! Бог покарает вас!

— Пусть попробует, — усмехнулся я и взял в руки молот, наслаждаясь перекошенными лицами царей и вельмож. Даже Шутрук-Наххунте, бесстрашный воин, побледнел и зашептал какие-то молитвы, схватившись за амулет.

Я поднял молот и обрушил его на статую. Удар, еще удар, еще… Изваяние высечено из песчаника, и я жутко обрадовался, что искусство обработки камня здесь не достигло высот Египта. С гранитом я мог бы оконфузиться. Эта статуя невелика, всего метра два в высоту, и совсем скоро, после прицельных ударов по шее, голова покровителя столицы Ассирии отлетела в сторону и теперь лежала, жалобно глядя на свою паству. Единодушный вздох вырвался из груди людей, на глазах которых свершилось немыслимое. Теперь меня должна была убить молния как святотатца. Но, ко всеобщему удивлению, я все еще проявлял признаки жизни.

— Бог Ашшур повержен! — заорал я, подняв молот вверх. — Он больше не имеет силы. Если он может, то пусть покарает меня прямо сейчас! Видите! Я жив! Значит, бог Ашшур только что умер!

Убедило ли это людей, я не знаю, но на лице Шутрук-Наххунте проявилось немалое сомнение. А вот ассирийцы были раздавлены. Их мир только что рухнул.

Банальная пьянка, которая сопровождает любую более-менее значимую победу, закончилась к вящему удовольствию всех без исключения. Все же люди тут собрались неглупые и дальновидные. И Кузи-Тешуб, который смог сохранить за собой немалый кусок империи хеттов в этом развалившемся мире, и Шутрук-Наххунте I, самый великий из царей Элама за всю его историю. Эти люди прекрасно понимали, что изменения политического расклада случились тектонические. И понимали, что с этим нужно что-то делать…

— Мы не можем оставить Ассирию в прежнем состоянии, царственные братья, — сказал я, когда вельможи покинули шатер. — Царя Ашшур-Дана мы убили, двое его сыновей погибли тоже. Местная знать попряталась в провинциях и ждет. Пройдет несколько лет, и они снова соберутся с силами. Они изберут царя из боковой ветви, и тогда времена Тукульти-Нинурты вернутся.

— Что ты предлагаешь, царь Эней? — нетерпеливо перебил меня Шутрук.

Он хорошо говорит по-аккадски, но его говор звучит немного забавно. Можно было бы посмеяться, да только все веселье пропадает, когда встретишься взглядом с этим человеком. Маленькие, глубоко посаженные глазки сверлят тебя, как два буравчика, и в них светится живой, совершенно безжалостный ум. И тогда ты вспоминаешь, что ту самую стелу с законами царя Хаммурапи, из учебника истории за пятый класс, притащил в Сузы именно он. А чтобы это сделать, царь Шутрук-Наххунте I превратил в пустыню половину Междуречья.

— Нужно уничтожить проклятое семя, — ответил я. — Затоптать, чтобы Ассирия никогда больше не поднялась. Разделить между собой ее провинции, а в дальних землях посадить своих царей. Ты заберешь Аррапху и все переправы через Диялу, Большой и Малый Заб. Кузи-Тешуб заберет запад до самой реки Хабур. Переправа у города Гузана тоже отойдет к нему. Города в сердце Ассирии нужно разделить границами. Пусть Арбелу заберет себе градоначальник Ашшура. Там все равно почти все земли принадлежат жрецам Иштар. Ему никогда не стать сильнее их. В Ниневии мы тоже посадим своего царя, и в Нимруде, и Тайте можно поступить так же.

— А Ашшур? — эламский царь даже вперед наклонился, сгорая от любопытства. — Ты ничего не сказал про Ашшур!

— Стереть с лица земли, — жестко ответил я. — Людей вывести в другие места, храм Ашшура разобрать по камешкам, а стены срыть до основания.

— Я не ты! Я с богами ссориться не стану, — поднял перед собой руки Шутрук-Наххунте, а царь Каркемиша поморщился и согласно кивнул, звякнув массивными золотыми серьгами. Он тоже боялся связываться с бессмертными сущностями.

— Я готов поссориться с богом Ашшуром, — ответил я. — Плевать мне на него. В моих землях нет его власти. А когда снесут его храм, то у него и здесь власти больше не будет. Могу оставить людей, они возьмут на себя эту работу. Они сделают так, что горожане сами сломают и сожгут свои дома. Ашшур должен быть уничтожен, чтобы даже памяти о нем не осталось.

— Что ж, я согласен, — кивнул Шутрук-Наххунте. — Земли Аррапхи, Замуа и Хархара теперь мои, и все правобережье Тигра тоже. А князьки Ассирии будут платить мне дань.

— Они будут платить тебе дань баранами, — поддержал его я. — И шерстью.

— Почему так? — прищурился Шутрук.

— Им понадобится много пастбищ, — пояснил я. — И тогда меньше земли останется под поля. Меньше зерна — меньше крестьян. Меньше крестьян — меньше воинов у царей. Эти князьки никогда не выйдут из-под твоей руки, но будут обогащать тебя данью. А умелых ремесленников из их городов мы уведем к себе. Если никто не сможет сделать хорошее оружие и доспех, Ассирия сама собой исчезнет как дым.

— Теперь я понимаю, что слухи о тебе не врут, — царь Элама в задумчивости погладил завитую бороду. — Ты не оставляешь за спиной недобитого врага. Согласен!

— И я согласен, — кивнул Кузи-Тешуб и повернулся в мою сторону. — А что хочешь взять себе ты, мой дорогой брат?

— Я хочу, чтобы эти границы навеки остались нерушимы, — усмехнулся я. — Давайте заключим союз трех царей… Или лучше четырех! Пусть Мардук-аппла-иддин присоединится к нам. Пусть нас разделят реки и горы, но караванные пути будут свободны и безопасны для наших купцов.

— Что же, нам не воевать теперь? — с веселым недоумением посмотрел на меня Шутрук-Наххунте. — Тогда наши копья затупятся, а тетива луков сгниет.

— Поверь, царь, — заверил я его. — У тебя впереди еще много войн. С севера уже идут новые племена, которых гонит сюда засуха. Твои границы терзают лулубеи и касситы, но совсем скоро вы узнаете, кто такие мидяне и персы. На Каркемиш тоже идет один набег за другим. Каски, мушки и арамеи нападают без остановки. Давайте хотя бы мы заключим мир и проложим торговый путь от Аншана и Суз до самого Угарита. Если земли вокруг Тигра и Евфрата будут жить в мире, Царская дорога обогатит всех нас без всякой войны. Ваши товары поплывут в Аххияву, Италию и Египет. И никто не посмеет тронуть ваших купцов в этих водах. Я, Господин Моря, дам им свою защиту.

— Я не слишком верю в длинные договоренности, — поморщился царь Шутрук. — Но твои слова звучат здраво, царь Эней. Я готов попробовать. А вавилонского царька можно ни о чем не спрашивать, он сделает то, что я ему прикажу.

— Я тоже согласен, — кивнул Кузи-Тешуб. — Мне точно будет не до войн с вами. Мне еще нужно отбиться от мушков и привести к покорности новые земли. А что касается длинных договоренностей, то я в них верю. «Золотой мир» между страной Хатти и Египтом продержался целых сто лет. Тот самый, что заключили после битвы при Кадеше. Если бы боги не прокляли царей моей страны, его бы и дальше соблюдали, потому как всем выгодно было. Мне ли этого не знать, я пятое колено царей Каркемиша. Я еще в детстве видел, как через мой город шел поток караванов с востока и запада. А теперь их почти нет, и моя казна оскудела.

— Тогда поклянемся Солнцем, — поднял я кубок. — Высечем этот договор в камне и поставим стелы в храмах богов Наххунте, Тиваза и Шамаша. И пусть каждый новый царь подтверждает его при вступлении на трон.

— Хм… — задумался Шутрук-Наххунте. — Давайте хотя бы посмотрим, как пойдет торговля. Вдруг воевать будет выгодней. Или, например, в Вавилоне опять начнется неустройство. Я должен буду вмешаться.

— Тогда через пять лет встретимся в Вавилоне, — ответил я ему, — и еще раз все обсудим. Мы сами или наши наследники.

— Согласен, — кивнул царь Элама, у которого закончились аргументы. — Я готов заключить мир на пять лет. Мои воины не перейдут Тигр, если на меня не нападут.

— Тогда давайте это отметим, мои царственные братья! — Я движением фокусника достал из-под стола две бутыли с настойкой и поставил их перед собой. — Такого вы точно еще не пробовали. И если понравится, то с первым же караваном я пришлю в Сузы и Каркемиш по дюжине таких кувшинов.

— Я готов взять за себя твою дочь, — Кузи-Тешуб внимательно посмотрел на эламита. — Клянусь, она будет окружена почетом в Каркемише.

— Давай, — не на шутку оживился Шутрук, которого собственный гарем регулярно награждал новыми отпрысками, и их нужно было пристраивать в хорошие руки. — Если есть какая-нибудь подходящая бабенка, тоже присылай. За моего сына пойдет.

Они оба повернули головы и внимательно посмотрели на меня, да так, что я облился холодным потом. Не нужны мне еще жены! Не нужны! Я с ними с ума сойду!

— Мой бог не позволяет брать нескольких жен, — с сожалением произнес я. — Только одну жену и наложниц. Но вы же не станете так унижать своих дочерей.

Цари внезапно поскучнели и приступили к дегустации элитного алкоголя, а я погрузился в размышления, пока пары спирта еще не лишили меня этой способности. Да, вроде бы все идет по плану. Зловещее облако, нависшее над всем Востоком, вскоре будет развеяно, а Царская дорога начнет бесперебойную работу, перекачивая мои товары на восток и обогащая меня пошлинами. Правда, дорога Дария I оканчивалась не в Угарите, а в Сардах, но сейчас это совершенно невозможно. Бывшая страна Хатти в настоящее время — дикие земли, и у меня нет ни малейшего желания лезть в этот кипящий котел. А что касается перемирия… Я ведь ничем не рискую, соглашаясь на пятилетний срок. Эти двое окажутся политическими долгожителями и будут править еще долгие годы. Дольше них должен был прожить только покойный ассириец Ашшур-Дан. Но ему немного не повезло, воинская удача покинула его.

— Давайте выпьем за удачу, царственные! — поднял я кубок. — Пусть она никогда не оставляет нас!