Глава 2

Нашел! Знаменитые каменоломни Сиракуз находились именно здесь. Даже сомнений быть не может. Старый город на сицилийском берегу строился из того известняка, что добывали тут же. Это место называлось Латомия, знаменитая тюрьма-каменоломня, где сгинули тысячи афинян, которые решили в 413 году до нашей эры переломить ход Пелопоннесской войны. Афинский флот погиб, граждане пошли рубить камень, а Афины навсегда потеряли статус великой державы. Камня тут просто завались, и он превосходный по качеству. Хватит и на храмы, и на стены, и на дома горожан. Это не гранит, его можно и колоть, и пилить, формируя блоки нужного размера. Дело осталось за малым: требуются люди, и много.

Впрочем, с разбойным контингентом у меня проблем нет. Дураки никогда не переводятся, и кое-кто из них уже пошел на второй круг. Люди Кноссо, видя бывшего каторжника с выжженным трезубцем на плече, тут же оформляют его на второй срок. А он не три года, как раньше, а все пять. Вот сюда их и повезем, потому что с Серифоса некоторые откинувшиеся товарищи уже отказываются уезжать и требуют доставить к ним жен и детей. Да и неудивительно. Жизнь там спокойная, понятная и относительно сытая. Руби себе железную руду и сдавай план. А потом хоть зерно сей, хоть коз води, никто тебе слова не скажет.

— Сдвоенную когорту Хрисагона сюда перебросим, — заявил я Абарису, который старательно сопел рядом.

— Неплохо бы, — кивнул тот. — Уж слишком крепко он на восточном берегу окопался. Как Алалах и Арвад взял, так загордился прямо. А там городишки такие, что слова доброго не стоят.

— Тогда новых парней ему дайте, — подумав, сказал я. — Оформим как повышение. Можем даже звание присвоить. Вояка-то он толковый.

— Согласен, — кивнул Абарис. — Все новое пополнение ему отдадим. Пусть гоняет до весны, а потом ведет сюда.

Честолюбие удачливых вояк — бич Античности. Приходится тасовать людей, бросать их в разные концы света и менять солдат. Иначе беда-а…

— Государь! — гонец из лагеря приложил руку к сердцу. — Корабль пришел, а на нем царь Одиссей.

— Как Одиссей? — удивился я. — Не ждал его так рано.

Нет, это не ошибка. Царь Итаки, который прокалился солнцем и ветром дочерна, стоял довольный, как человек, угадавший последнюю букву и получивший заветный автомобиль. Его корабль приткнулся к берегу Сицилии в будущей Большой гавани, что с южной стороны пролива. И вместо приветствия он протягивает мне серый камушек, который тускло блестит в лучах осеннего солнышка.

— Неужели нашел? — выдохнул я.

— Нашел, — оскалился тот. — В Иберии нашел. Не поплыли мы на те острова. Боги были против, сгинули бы в дороге.

— Да и плевать на них, — махнул я рукой. — Сходим еще. Что в трюмах?

— Оловянная руда, — оскалился Одиссей. — Мытая. Осталось раздробить и переплавить.

— Ух-х! — только и смог сказать я. — А Корос где?

— Там остался, — Одиссей махнул в сторону запада. — Сказал, будет язык учить и добычу налаживать. Очень тем парням вино понравилось, бусы и цветные тряпки.

— Я не расплачусь с ним, — покрутил я головой в удивлении. — Кстати, он мне ничего не передавал?

— Да! Вот! — засуетился Одиссей и вытащил из сумы кипу аккуратно сшитых листов. — Все писал и писал свои крючки. Каждый вечер чего-то карябал, бедолага.

— Вот за это спасибо-о… — протянул я, стараясь не показать дрожь в руках.

Одиссей даже не понимает, что за сокровище мне привез. Это же лоция, или перипл, как называли в древности такие документы. В нем указаны удобные стоянки, источники с хорошей водой, ветры, течения и даже племена, что попадаются в дороге, и их обычаи. Этому периплу нет цены. За него тирцы и сидонцы отсыплют мешок золота и даже не поморщатся.

— Раздели со мной стол, — обнял я его за плечи и повел к шатру. — Ты, наверное, изголодался в дороге.

— Баранины от души поел, — усмехнулся Одиссей. — Тимофей угостил.

— Тимофей? — удивился я. — Он должен в Ливии одно местечко под город почистить. Ты тоже там был?

— Если бы не он, — поморщился Одиссей, — мы бы все на ливийских копьях висели. Без малого половину людей потерял в том бою. Мой корабль течь дал, пришлось надолго остановиться. А там берег злой, государь.

— Твое здоровье! — поднял я чашу. — Боги берегут тебя, Одиссей. Пусть тогда руду на Сифнос везут. Там ее в олово переплавят. Чем свою долю возьмешь? Там получится много, очень много.

— Остров Керкира хотел получить, — почесал он затылок. — А теперь вот думаю: а на кой он мне сдался? Народец там буйный и непокорный. Да и вообще, острова мои — нищета полная. Я за то олово, что привез, могу новый дворец себе отгрохать. Только зачем нужен такой дворец на Итаке, тоже понять не могу. В нем сотни рабов должны жить, а их с островов не прокормить. У меня и зерна столько нет.

— Тогда приезжай по весне в Энгоми, — развел я руками. — Выберешь товар сам. Ткани, украшения, лучшее оружие, корабли, еда, — все, что захочешь.

— Хорошо, — кивнул Одиссей и пристально зыркнул из-под бровей. — А если я царство для Телемаха попрошу? Я смотрю, ты широко землю раздаешь. Мой-то сын ничем не хуже, чем приблудный афинянин.

— Решим, — усмехнулся я. — Тот афинянин — моя родня. И услугу он мне оказал такую, что ни за какие деньги не купишь. А что касается твоего Телемаха, то почему бы и нет. Ты будешь очень богат. Наймешь тысячу парней с копьями, вот тебе и царство.

— В Иберии добрые земли, — испытующе посмотрел на меня Одиссей. — Те, что ты называл Тартесс. Я хочу забрать их себе. И я хочу торговать оттуда. Есть только одно, царь Эней. Я не желаю сидеть и считать баранов в забытой богами дыре за Столбами своего имени. Потому и прошу ту землю у тебя.

— Сумеешь забрать, забирай, — ответил я. — Еще две-три таких ходки, и ты сможешь нанять целую армию. Я открою для тебя свои порты, но мы должны договориться уже сейчас. Кадис останется за мной навечно. Олово ты будешь продавать только мне, и цену на него мы установим договором. Если начнешь выкручивать мне руки, я пробью путь на Касситериды по суше. Поверь, там не так чтобы очень далеко. Если я прямо отсюда выведу когорту весной, то уже к лету она будет на месте. И тогда ты со своим оловом будешь никому не нужен. Я запру пролив, и корабли с твоим товаром никогда больше не зайдут в мои порты. Они станут законной добычей для всех. А сидонцев и тирцев я дальше Энгоми не пущу. Только мои корабли будут ходить на запад.

— Согласен, — протянул мне руку Одиссей. — В следующем году я начну договариваться с одним вождем из племени турдетанов. Бодо его зовут. У него есть пара внучек подходящего возраста. Телемаху шесть, значит, лет через восемь-десять я женю его на одной из них.

— Ну, если с делами закончили, давай пить, — показал я на стол. — Попробуй колбаску, Одиссей. Ты такого не ел точно. И плыви уже домой. Пенелопа тебя заждалась.

— Пенелопа? — поднял он на меня удивленный взгляд. — Да мы с ней и года вместе не прожили, я же все время в море. Пусть ждет. Доля ее такая.

* * *

Месяц спустя. Энгоми.

Священная пара спутников богини Бастет получила у нас почетные клички Мурка и Барсик. Вторую пару мы подарили Кассандре, приведя великую жрицу в состояние плохо скрытого восторга. Клеопатра таскала священных животных за хвост, не особенно боясь гнева богини с кошачьей башкой, а у меня появилась робкая надежда на то, что поголовье мышей в амбарах сократится до приемлемого уровня. Хотя бы в среднесрочной перспективе. Местные коты были диковаты и жили рядом с человеком, а не с человеком. А уж о том, чтобы такого на руки взять, и речи не могло быть. Расцарапанное лицо — это меньшее, что ждало бы смельчака. А вот Мурка оказалась сама нежность. Она терлась о ноги, выпрашивая кусок рыбки, и немедленно получала его. Наглая животина ела за троих, потому что иммунитета у здешнего народа к таким куртуазностям не было. Даже рабыни на кухне отдавали куски из своей похлебки, лишь бы потискать этот теплый шерстяной комок. Надо ли объяснять, что при такой кормежке мышами Мурка брезговала и, если бы не Барсик, грызуны ходили бы у нее прямо по голове.

Вот и сейчас Мурка сидела у меня на руках, издавая звуки блаженной сытости, а египтянин Анхер смотрел на меня во все глаза и, кажется, забыл, зачем вообще пришел. В его обросшей нормальными волосами египетской голове такое до сих пор не умещалось.

— Когда принесет приплод, я тебе подарю котенка, — не выдержал я его взгляда.

— Всех богов за тебя молить буду, великий государь, — пробормотал Анхер. — Священное животное — это счастье в доме. Сам бог Ра в виде акхеми-уашт, Великого Кота, сразил змея Апопа и тем спас этот мир.

— Переходи к нашим делам, — поморщился я. Египетская мифология была еще более запутанной, чем греческая, только про нее Кун свою книжку не написал. — Как те мастера, что выбрались сюда из Египта? Они хороши?

— Они неплохи, государь, — сдержанно ответил Анхер. — Для них непривычно высекать фигуры в движении, но они учатся. Это не глупые фенху, чьи руки подобны копытам осла. Это мастера из уважаемых семей, где деды учили отцов, и где отцы учили их самих. Для них огромная честь работать в храме богини Нейт… То есть, Великой Матери. Прощения прошу, государь.

— Весной нам нужно начать строительство крепости на острове Сикания, — сказал я. — Крепость будет небольшая, она должна защищать источник воды и давать укрытие двум когортам воинов. Камень там есть, его заготовку начнут уже весной. Кого ты выделишь на эту работу?

— Мастер Пахер — начальник работ, и пять толковых фенху дадим ему в помощь, господин, — не задумываясь, ответил египтянин. — Думаю, больше не понадобится.

— Тогда принеси мне макет, — сказал я. — Пять башен, из них одна с воротами. Ничего сложного.

— Слушаюсь, государь, — поклонился Анхер. — Только я прошу прощения у величайшего. Мне нужно сначала поставить лесопилку во Фракии, а это займет целое лето. А еще величайший повелел подновить стены в Алалахе и Каркаре. А еще он повелел построить акведук в Угарите. А за храмы Гефеста и Посейдона мы даже не принимались. Купцы просят построить святилище Гермеса, они готовы сами оплатить его. Государь, столько толковых людей у меня просто нет.

— Значит, надо учить, — стукнул я кулаком по столу, и обиженная Мурка, которая уютно дремала у меня на животе, обиженно мяукнула и соскочила на пол. Она потерлась о ноги египтянина, приведя его в полуобморочное состояние, и, не получив куска рыбы, фыркнула и гордо вышла в приоткрытую дверь.

— Не гневайся, государь, — побледнел Анхер. — Мы можем поступить так: разметку и фундамент делает умелый мастер, а стены выводит один из тех фенху, чьи глаза окажутся наименее косыми. У нас таких хватает. А стены в Угарите и Алалахе доделают тамошние мастера самостоятельно. Им только зерна нужно дать. Алалах, насколько я слышал, разорили дотла.

— Так бы и давно, — хмыкнул я. — Шовинист чертов. Никого, кроме египтян, за людей не считаешь.

Анхер мялся и сопел, выражая этим звуком полнейшее согласие с моими словами. Да, настоящими мастерами он признавал только египтян, и даже не скрывал этого. Надо поискать альтернативу этим зазнайкам. Того и гляди условия мне начнут ставить.

— Ладно, — небрежно отмахнулся я. — Забудь про Сиракузы. Занимайся лесопилкой и храмами. Ту крепость построят без вас. Я же вижу, вы не справляетесь.

Это был нокдаун. Анхер вздернул было подбородок, потом набрал воздуха в грудь, а потом медленно-медленно выдохнул. Он был повержен. Пошлю Мувасе в Пилос красивую рабыню, он уж точно расстарается. Неужели там, где есть водопровод и канализация, не найдется толковых каменщиков? Точно должны быть.

— Я молю о прощении великого государя, — согнулся он в поклоне. — Я проявил дерзость и готов принять наказание.

— Начинай учить людей, — отчетливо произнес я. — Твоему положению ничто не угрожает, поверь. Если хочешь сам высекать рисунки на стенах и размечать места для фундамента, ты можешь это делать. Но тогда у меня будет новый великий строитель, а египтянин Анхер переедет из южного квартала Энгоми в северный. Он будет жить среди камнерезов и будет получать жалование камнереза. Его жена и сын очень обрадуются такому повороту в своей жизни. Особенно Нефрет. Она ведь всегда мечтала стирать хитон мужа, испачканный в извести и каменной крошке.

А вот это уже был нокаут, полный и бесповоротный. Несмотря на отсутствие у нас каблуков, Анхер — самый настоящий каблук, которым красавица жена вертит как хочет. Да она его сожрет заживо, если они переедут жить в квартал к простонародью, а высокомерные подруги перестанут звать ее на преферанс. Несложная манипуляция дала свои плоды, и египтянин выдавил из себя:

— Дозволено ли мне будет открыть школу, великий государь?

— Дозволено, — ответил я. — Пока будем учить каменщиков, камнерезов и плотников. А потом посмотрим. Мне нужны мастера, которые умеют делать акведуки, водяные колеса, бить колодцы и поднимать воду на высоту. Кстати!

Я достал лист папируса, на котором с помощью невероятных многомесячных усилий набросал почти все, что помнил из античной механики. Но если Архимедов винт у меня вышел очень похоже, но насос Ктесибия получился по достоверности примерно как моя Мурка сзади. Помню только, что там два поршня работают в противофазе и обратный клапан имеется. Или это римляне добавили клапаны? Не помню, хоть убей.

— Это что? — поднял на меня расширенные глаза Анхер. — Труба и винт? И все? Бог Тот, услышь меня! Почему ты не даровал это людям раньше? Ведь этим можно воду поднять на немалую высоту!

— И зерно, — скромно добавил я.

— Как называется это чудо, государь? — жадно спросил мастер.

— Винт Сераписа, — ответил я, не моргнув глазом. — Богиня Нейт сочеталась с Богом Моря и родила сына. Я молился ему, и он послал мне видение.

— Так он брат богов Тота и Ра, — просветлел Анхер. — Это все объясняет!

— А это насос Сераписа, — сказал я, показав на рисунок насоса. — В видении он работал, и я зарисовал по памяти. Возможно, я что-то упустил. Вот смотри, нажимаешь на эту ручку, вода течет сюда, а если на эту, то сюда. Но поскольку выход у них общий, то вода течет непрерывно. А вот это обратный клапан. Он как лепесток, который ходит вместе с током воды.

— Смутно пока, государь, — признался Анхер. — Пробовать нужно. Но я не сомневаюсь, что и это работает.

— Сам не пробуй, — веско сказал я. — Человека посади. Научись давать поручения, а потом спрашивать за результат. Иначе ты не Великий строитель, а простой камнерез.

— Но у меня нет того, кому можно было бы это поручить, государь, — совершенно растерялся Анхер.

— Плохо, — ответил я. — Ищи толковых людей. А школа должна быть открыта к началу лета. И спаси тебя боги, если там окажутся только дети твоих земляков.

— Я все понял, государь, — нервно сглотнул Анхер. — Могу идти?

— Иди, — ответил я. — Сделайте мне игрушку с винтом Сераписа. Я ее фараону Рамзесу подарю.

— К-кому? — Анхер превратился в соляной столп.

— Царю Египта, — пояснил я. — Ты что, не знаешь, кто такой фараон Рамзес? Мы же почти родня с ним. Царевна Лаодика замуж за него выходит.

— К-какая Лаодика? — губы Анхера затряслись. — Н-наша Лаодика? С-с которой моя жена дюжину дней назад в карты играла? С которой мы настойку пили? О-она станет хекерт-несут самого Господина Неба?

— Хекерт-несут — это наложница, — усмехнулся я. — Бери выше, Лаодику ждет титул Хемет-несут, жены царя. Не великой супруги, конечно, но тоже ничего себе.

— Да как же… — растерянно бормотал Анхер. — А мы ее между собой… почем зря… Богиня Хатхор, прости своих слуг за непочтительность! Мы искупим свою вину и жертвы богатые принесем.

— Винт мне сделай, — напомнил я, и страдающий египтянин, которому жена нажаловалась на сплетницу-царевну, которую привезли с захолустного острова, ушел на негнущихся ногах. Видимо, будут теперь с Нефрет каяться и приносить жертвы богине Хатхор, покровительнице царских жен и наложниц.

— М-да… — смотрел я на макушку египтянина, который почтительно закрыл за собой дверь. — Надо высшее образование вводить, а не с кем. Придется самому. Доцент я или не доцент. Учебный план, расписание занятий, зачеты, экзамены… Все это точно было со мной? Нет, не верю. Не может этого быть.

Я вздохнул, взял лист папируса и написал: Университет Энгоми, инженерный факультет. Учебный план. Курс первый, он же последний… Здесь пока тупо нет такого количества знаний, чтобы растянуть обучение на больший срок. Увы!

— Кстати, о каблуках! — сделал я пометку. — Как удачно он зашел. У всадников ноги в стременах застревают. Это мы упустили!

Загрузка...