Глава 4. Ловец снов и рубаха-исцельница

— Лева вернулся! — даже не прикрыв микрофон, с сияющей улыбкой сообщил Иван. — В гости набивается!

— Проси! — на судорожно сжатых челюстях спешно кивнула я и заметалась по кухне, проверяя имеющиеся на борту продукты, чтобы собрать для дорогого гостя какое-никакое угощение.

Мамины котлеты и борщ мы с Иваном доели, но в заморозке как раз на такой случай лежала куриная грудка, в холодильнике имелся резервный набор нарезки и сыра, а Ваня по моей просьбе только накануне принес пакет картошки и овощи.

— Вы извините, ребята, что пришлось вас стеснять, — с порога начал Левушка, бережно устраивая на обувной тумбе футляр с инструментом, стоившим как приличная иномарка. — Просто мои с дачи только вечером вернутся, а я в аэропорту обнаружил, что у меня нет ключей. Вообще-то я должен был прилететь завтра, — продолжал он следом за гобоем занося небольшой чемодан и аккуратный портплед с концертным костюмом. — Но тут мне предложили стыковочный рейс с пересадкой в Цюрихе, а у меня еще после весенней поездки с оркестром Академии остался Шенген.

Я слушала старого друга с блаженной улыбкой облегчения на лице, хотя почему-то не верила ни единому его слову. Чопорный Цюрих, в котором Лева в прошлом году целый месяц стажировался, явно не стоил того, чтобы на день раньше из Бразилии улетать. Тем более что помимо шумного Рио, в котором проходил конкурс, где Лева ожидаемо завоевал первое место, иностранных участников возили не только в футуристическую, хотя и слегка потускневшую столицу, но и в настоящую индейскую деревню, расположенную в джунглях Амазонки.

Услышав про заповедный край влажных экваториальных лесов, где с самого детства мечтал побывать, мой Иван аж затрясся от возбуждения и приступил к Левушке с расспросами, что да как.

— Сейчас все покажу, — кивнул тот, доставая мобильник и расчехляя зеркалку. — Фотографиями твоих любимых земноводных и птиц забил почти всю карту памяти. Я таких буйных расцветок в жизни не видел. Жаль только, привезти никого не смог.

— Карантинные правила, — понимающе кивнул головой Иван.

— Да у вас тут, смотрю, и так пополнение, — заметил Левушка, заглядывая в комнату моего брата.

Иван тут же просиял, забыл про карту памяти, которую собирался извлечь из фотоаппарата, и принялся в подробностях рассказывать историю появления новой обитательницы нашего домашнего мини-зоопарка.

— И что ты думаешь, мало питону показалось кормовых мышей, так он еще решил на редкую амфибию поохотиться! — пылая праведным гневом, в красках расписывал Иван свою версию ночных событий.

— Что, ты прямо из пасти ее вытащил? — сочувственно кивая, поинтересовался Левушка.

— Ну, я не разглядел, там темно было, — стушевался мой Иван. — Там что-то длинное и бледное тянуло ее к окну, — продолжил он уже менее уверенно.

— Лягушку? — уточнил Левушка.

Иван задумался.

«Неужели вспомнил?» — мелькнула у меня шальная надежда. Но Лелю-то нашему откуда все известно? Он еще и наводящие вопросы задает. Впрочем, Лева с самого начала смотрел на малагасийскую радужную с таким видом, будто не только знал, кто скрывается под пестрой лягушачьей шкуркой, но и догадывался о том, что все эти дни тут у нас происходило. С другой стороны, почему будто? Когда я принесла чистое полотенце, чтобы гость хоть умылся с дороги до того, как Ваня начнет его пытать по поводу фауны бассейна Амазонки, я услышала, как Лева потрясенно бормочет:

— Неужели все-таки получилось? Ну, дон Оттавио, ну, мастер. Покрепче наших якутских будет.

О ком идет речь, я спрашивать не стала, тем более что Левушка и сам все рассказал, когда, отдав должное куриному антрекоту в кляре, жареной картошке с лучком и салатику, показывал нам с Иваном фотографии из поездки.

— Так он и вправду настоящий шаман? — не смогла сдержаться я, с трепетом пересматривая записанный, по словам Левушки, специально для меня танец дождя.

— Вообще дон Оттавио совмещает жреческие и административные функции, — без тени улыбки пояснил Лева. — У него в хижине даже спутниковый телефон есть, поскольку мобильная связь в такой глуши недоступна.

— Да как ты в эту деревню вообще пробрался? — удивился Иван, узнав местоположение обиталища дона Оттавио по карте. — Там же, судя по всему, совсем не туристическое место.

— Это все мой однокурсник Виктор Солинас, — пояснил Лева. — Ты, Маш, наверняка, тоже его не раз в Академии встречала.

Я кивнула, мигом вспомнив смуглого низкорослого скрипача с медальным профилем и характерной индейской внешностью.

— Дон Оттавио — его дедушка, — продолжал Лева. — Виктор меня пригласил, и я, конечно, не смог отказаться.

Для меня в этой истории с однокурсником и дедушкой-шаманом опять, с одной стороны, многое не сходилось, но с другой — кое-что становилось на свои места. Конечно, я не могла взять в толк, зачем ехать в Бразилию, чтобы найти знающего шамана. Разве что «наши якутские», о которых невзначай упомянул Лева, могли и отказаться, просто испугавшись связываться с аффинажным королем. Да и после борьбы советской власти с пережитками прошлого, говорят, там одни черные колдуны и остались.

Вот только какое отношение к миру древней почти забытой волшбы имел Ванин одноклассник и наш общий друг, гобоист из симфонического оркестра, которому даже на народном творчестве почти не рассказывали о магической составляющей календарных и семейных обрядов? Глянув на всклокоченную после душа светловолосую голову Леля, его совсем выгоревшие на Амазонском солнце золотистые брови и облупленный чуть вздернутый нос, я вспомнила, что в роду у Левушки были мокшане. Он даже язык немного знал, и благодаря ему я записала на Мещере несколько интересных образцов мордовского фольклора. И как он сразу понял, что не стоит тревожить затерянную в заповедном лесу домовину.

Впрочем, сейчас Левушка выглядел совершенно обычным сверстником. Сидел на диване и, пока Ивана отвлек звонок кого-то из однокурсников, рассеянно чесал за ушком млеющего от удовольствия Тигриса.

— Молодец, бродяга, настоящий Велесов зверь, — тихонько приговаривал Лева, попеременно глядя то на меня, то в сторону аквариума с малагасийской радужной. — За девочками присмотрел, от беды уберег. И дядя Миша вовремя со спицей подсобил. Хоть какая-то защита.

Поймав мой недоуменный или слишком уж понимающий взгляд, Лель оставил урчащего кота на диване и потянулся к чемодану.

— Чуть не забыл! Я же вам всем подарки привез!

Помимо стандартных магнитиков, настоящего бразильского кофе и футбольного мяча для Петьки, Левушка аккуратно распаковал причудливого вида индейские амулеты и необычного плетения ловец снов, который немедленно подвесил в изголовье над Ваниной кроватью.

— Да зачем мне эти девчачьи фенечки, — запротестовал Иван. — И так Тигрис спать мешает со своим ночным тыгыдыком, а ты хочешь, чтобы он начал по моей подушке прыгать за перышками охотиться?

У меня чесался язык высказать брату, что его даже пушкой не разбудишь. Так можно самое главное в жизни проспать. Но я догадывалась, что Иван тут не виноват.

— Не обижай дона Оттавио, — умоляюще глянул на друга Левушка. — Это его подарок. К тому же я повесил на такой высоте, куда Тигрису с твоей подушки просто не допрыгнуть, и он это знает.

Для меня Лева привез пинкильо — тростниковую поперечную флейту южноамериканских индейцев.

— А у меня свирель твоя белгородская сломалась, — пожаловалась я, даже забыв поблагодарить за подарки и чувствуя, как у меня предательски начинают дрожать губы и подгибаться коленки.

— Вот это силища! — нахмурился Лева, разглядывая обломки.

Я собиралась без утайки поведать, как все произошло, но губы меня не послушались, а в коленях началась предательская слабость и дрожь. Левушка не дал мне упасть: подхватил, привлекая к себе. Я словно ждала этого момента, чтобы разрыдаться, прижимаясь к Левушкиной груди и выплескивая все страхи, которые накопились за предыдущие дни. С каждым новым всхлипом я чувствовала, как колоссальное напряжение от пережитого этой ночью кошмара меня потихоньку отпускает. Левина майка с эмблемой бразильской сборной по футболу успокаивающе пахла вербеной и какими-то другими травами, от рук исходило целительное тепло.

— Ну, будет, будет, — успокаивал меня Лева. — Теперь Он сюда больше не сунется.

— Он твою свирель сначала пытался у меня купить, а когда я отказалась, страшно рассердился, — в перерывах между всхлипами все-таки рассказала я, не уточняя, о ком идет речь, но точно зная, что Левушка меня поймет.

— Правильно, что не отдала, — кивнул он, осторожно, как будто баюкая, проводя ладонью по моим волосам. — И с солью вы хорошо придумали, только вам пришлось этой ночью столкнуться с такими гостями, каких и ладаном не каждый раз отпугнешь.

Брат смотрел на нас с недоумением, явно не понимая, с чего это я устроила истерику из-за какой-то дудочки. Поймав взгляд друга, Лева с легкой улыбкой отстранился и мягко, но настойчиво отправил меня в ванную. Хорошо, что я решила не краситься. К распухшему носу мне только потекшего макияжа не хватало.

Когда же я вернулась, Иван рассматривал фотографии животного мира Амазонки, увлеченно определяя виды пресмыкающихся, земноводных и непуганых птиц. В это время Левушка упругой походкой ягуара на охоте прохаживался вдоль наших окон. Делал пассы руками, в которых мелькали то странного вида амулеты, то пучки наговорных трав, рисовал невидимые узоры, что-то бормотал.

Следя за его действиями, я искренне жалела, что окна многоэтажек не принято украшать резными деревянными наличниками. Даже сделанный с помощью дрели и пилы нехитрый ромбовидный и волнообразный узор по народным поверьям заключает в себе силу земли и воды. Да и модные портьеры я бы сейчас с радостью заменила хоть сосланными на дачу вышитыми бабушкиными занавесками со стилизованными изображениями Макоши и небесных лосей, хоть пестрым орнаментом индейцев.

Закончив в Ваниной комнате, Лева подошел к аквариуму с малагасийской радужной.

— Потерпи, мы тебя скоро вытащим, — пообещал он проникновенно. — Ловец снов должен ему помочь. Нам бы теперь только где-то раздобыть вертикальные кросна. А о пряже я позабочусь.

— Я могу узнать у отца или Никиты, — предложила я, когда Левушка со своими завораживающими ритуалами переместился в мою комнату. — Девочки из клуба реконструкции что-то такое привозили на последний фестиваль. Я давно собиралась научиться, да некогда.

Услышав про моего богатыря, Лель укоризненно поморщился, и я почувствовала себя скотиной неблагодарной. Могла бы придержать язык. С другой стороны, кто Леве мешал проявить в этом направлении хоть какую-то инициативу? И разве Никита не привел меня к дяде Мише?

— Нужен полноценный стан самого архаичного образца, — уточнил Левушка, не удосужившись пояснить. — Современная горизонтальная двух- или трехремизная конструкция здесь не подойдет.

Я не стала спрашивать, откуда друг детства так хорошо разбирается в тонкостях домашнего ткачества. Сколько он со мной мотался по деревням! Не решилась задать и вопрос относительно предназначения стана. Вспомнила сказку, в которой царевна-лягушка то ли ткала за одну ночь ковер, то ли шила нарядную рубаху.

К тому же я знала, что именно на вертикальных кроснах исстари ткали исцельницы — цельнокроеные сорочки без единого шва, надевавшиеся во время обрядов или предназначавшиеся как магическое средство для исцеления больных. Пряжу для них тоже использовали особую: не просто конопляную или льняную, но выпряденную с добавлением мяты, крапивы или других только волхвам ведомых целебных трав. И я даже не решилась у Левушки спросить, кто ему пообещал наговорную кудель выпрясть.

— Вертикальные кросна? — услышав мою просьбу, удивился отец.

К своему богатырю после укоризненного взгляда Левушки я обращаться не решилась, да он бы все равно сказал, что кросна им нужны в клубе для каких-нибудь мероприятий или их сложно привезти.

— А ты ничего, Пташка моя, не перепутала? — отец все-таки решил уточнить. — Аутентичные обмотки для твоего бездельника Никиты можно и на бердышке выткать, а пояс — вообще на рамке.

— Мы новую программу в ансамбле готовим, — даже не покраснев, соврала я без запинки. — Кросна нужны для реквизита. Реконструкторы вон драккары рубят и гончарные печи на сутки во время фестивалей ставят.

— Делать им потому что нечего, — нахмурился отец, который хотя и сам с трепетом относился к любым деталям архаичного быта, привив мне любовь к этнографии, не одобрял, когда дело всей его жизни превращали в балаган.

Кросна он все-таки принес и даже показал, как с ними обращаться.

— Смотри, рукодельница, основу с утком не перепутай.

— Да ладно тебе, — в кои веки вступилась за меня мама. — Мои старшеклассницы вон не знают, с какой стороны у иголки ушко, пуговицу пришить не могут, а твоя дочь сценические костюмы сама себе шьет!

Насчет костюмов она слегка преувеличила. Хотя, когда мне с Левушкиной помощью за смешные по Московским меркам деньги удалось купить у одинокой деревенской бабушки домотанную поневу девятнадцатого века и расписную рязанскую рубаху, я просидела пару недель с иголкой, подгоняя подлинник на себя. Мы с Ваней и Левой к этой тете Гране потом каждое лето по нескольку раз за сезон приезжали. Ребята кололи дрова и чинили прохудившуюся крышу и печь, я помогала на огороде. Тетя Граня еще потом научила меня вязать черно-белые мещерские повилы. И все же сложный крой наших сценических костюмов я бы точно не потянула.

— Вот ткать еще научится — и можно замуж выдавать, — помогая заправить стан маминым разноцветным мулине, почти серьезно кивнул отец.

Другое дело, что всю его работу мне тем же вечером пришлось распустить.

Накануне Левушка вместе с новой свирелью принес на бузинном веретене пахнущую травами льняную пряжу, рядом с которой создавалось почти такое же ощущение древности и первозданной силы, как с дяди-Мишиным каролингом.

Присутствие заговоренного суровья и причастность к тайне не помешали нам с Левой душевно порепетировать. Мы решили на госе сыграть дуэтом, тем более что в аутентичной записи явственно прослушивалась втора. А потом я его долго гоняла по творчеству Шопена, наигрывая на фортепиано фрагменты из мазурок, вальсов, ноктюрнов. Наш вещий друг, выиграв конкурс, рисковал завалить сессию, ухитрившись не выучить историю музыки.

— Ну и зачем нам, духовикам, этот ваш Шопен, — изнывал Лева, в очередной раз приняв ля-мажорную прелюдию за мазурку. — Вы же, пианисты, не изучаете Паскулли и Холлигера! Вы просто этих композиторов не знаете.

Впрочем, с моей помощью угадайку по Шопену он все-таки выучил и экзамен более или менее сносно сдал, о чем мне и доложил, не забыв поинтересоваться, что получилось с кроснами.

— Ты, надеюсь, пряжу, которую я принес, не трогала? — спросил он, понизив голос.

— Да уж хватило ума, — сварливо ответила я, разбирая и сматывая мулине.

В конце концов, Лель мог бы и предупредить. Впрочем, спрашивать я ничего не стала и, готовясь к утренней репетиции, пораньше легла спать. А поутру обнаружила на заправленных заново кроснах изрядный кусок сурового небеленого полотна. И в дипломном сборнике появились правки, на которых настаивал мой научный руководитель, а я не знала, как сделать, чтобы не нарушать голосоведение.

— Да ты, Машка, у нас и вправду рукодельница, — не заметив подмены пряжи, похвалил работу отец. — Если цивилизация погибнет, не пропадешь!

— А как сделать, чтобы цивилизация погибла? — заинтересовался Петька, который, почистив террариум питона, загружал в муфельную печь сброшенную во время линьки шкуру.

Иван недавно объяснил младшему, как происходит минерализация органических веществ, и Петька теперь увлеченно занимался озолением любой подвернувшейся под руку органики. Так что я всерьез опасалась за мамины комнатные растения, а в особенности за Левину пряжу и перья из ловца снов.

— Цивилизацию мы губить не будем, — в корне пресек Петькины злодейские планы отец. — Но, если китайцы и индусы со своим ширпотребом объявят нам бойкот, мы заведем овец, вырастим на участке лен, и твоя сестра нас всех оденет в натуральные домотканые порты.

Петька задумался, видимо, пытаясь представить, а я почувствовала, как из-за незаслуженной похвалы у меня горят уши.

Где и как Василиса научилась ткать, я даже не пыталась спрашивать. Из лягушачьей шкуры захочешь выбраться — не таким крестиком вышивать научишься. Планшетом она больше не пользовалась, в сборник вложила записку, в которой просила ей в сетях и мессенджерах не писать. Присутствия подруги в комнате я даже не почувствовала, проснувшись на том же боку, на котором и засыпала. Хотя вроде бы ловец снов висел в Ваниной комнате. Другое дело, что я понятия не имела, какие травы и где припрятал скрытный Левушка.

Впрочем, обижаться на друга я точно не собиралась. После его возвращения о ночных ужасах и назойливых звонках по поводу малагасийской радужной мы просто забыли. Даже форточки перестали закрывать. Благо май выдался на редкость теплый, а с улицы вместо привычной вони выхлопных газов доносились нежное благоухание сирени и свежий весенний запах молодой зелени, к которым, или это мне казалось, примешивался еле уловимый аромат Левушкиных трав. А по улицам не стелился гнилостный тлетворный туман, а кружила белая кипень облетающего яблоневого и вишневого цвета. Под окнами горланили воробьи, в парках пробовали голоса соловьи и зяблики. И все эти звуки и ароматы прославляли жизнь и любовь.

Мы с Никитой после репетиций и зачетов целовались в кино на последнем ряду. А потом я шла в Академию разучивать с Левушкой гобойный концерт Баха. Тигрис вскакивал на окно, нюхал воздух и требовал отпустить его к пушистым невестам. Отец ругался, грозил кота кастрировать, но потом сжалился и отвез на дачу. Тигрис, по словам мамы, моментально пустился во все тяжкие, возвращаясь домой то с расцарапанной мордой, то с разорванным ухом.

Впрочем, в весенних турнирах всегда находились пострадавшие, и Ваня даже как-то принес домой подбитого селезня. Бедняга не рассчитал силы, вступив в бой с более крепким и опытным соперником, и брат его спас от верной гибели. Ванечка и в детстве отбирал на даче у Тигриса и выхаживал лесных птиц, таскал домой голубей, а в прошлом году освободил из браконьерских сетей молодого щуренка.

Селезень прогостил у нас недолго. Отлежался пару дней, оклемался да и улетел, провожаемый Ваниным напутствием найти добрую подругу. При этом брат улыбался такой понимающей и даже заговорщицкой улыбкой, какой я не видала у него со времен поездки на конференцию по приглашению профессора Мудрицкого. В последние дни Ваня вообще ходил веселый, слегка рассеянный, и часто, особенно по утрам, на его лице появлялось выражение абсолютного счастья и умиротворения, точно по возвращении после свидания.

Хотя полотно на ткацком стане потихоньку приобретало вид и размер будущей сорочки-исцельницы, я не могла поручиться, что Василиса стоит за кроснами целую ночь. Подсматривать за подругой и братом и тем более осуждать я не собиралась. Какие еще существовали способы разогнать и согреть в жилах стылую лягушачью кровь?

Другое дело, что костлявая навь все равно продолжала бродить где-то рядом окрест и опричь, пытаясь любым способом пробраться в дом.

— Маш, погоди паковаться, тебе тут передать просили, — как-то после выступления подошел ко мне Никита, протягивая сверток с концертным костюмом.

В конце июня после защиты нашему коллективу предстояла гастрольная поездка в Иркутск, Улан-Удэ и Читу. Мы готовили программу песен семейских Забайкалья, а наши костюмеры изучали архивные снимки, придирчиво выбирали фасоны и ткани, пытаясь воссоздать особый, ни на что не похожий традиционный наряд. Вот только в чехле, который я, чуя недоброе, сразу открыла, лежала, красуясь переливами разноцветных шелков, не стилизация, а несомненный подлинник. Сарафан в шесть полос, запон особого покроя и нарядная рубаха. А ведь староверы, строго блюдя свои традиции, достояние предков ни за какие деньги не продавали.

— Кто тебе это передал? — придирчиво глянула я на своего богатыря.

Хотя Никиту в ансамбле знали, и он даже как-то консультировал наших мальчиков по поводу казачьих плясок с саблями, костюмеры вряд ли доверили бы ему такую ценность как костюм, который мы получали строго под роспись. А уж про подлинник и говорить не приходилось. Василиса, ездившая с экспедицией в Большой Куналей, как-то попробовала узнать у коллекционеров цену. Левушкин гобой столько не стоил. Константин Щаславович, узнав про ее интерес, рвался подарить. Утверждал, что его бабушка была родом из семейских. В тот период он еще надеялся решить дело о строительстве полигона миром.

— Да что с этим костюмом не так? — вскинулся обиженный в самых лучших чувствах Никита. — Меня попросили, я передал. Кто просил, я не запомнил.

Я лишь досадливо поправила выбившиеся из косы волосы. Ай да Константин Щаславович! Ай да молодец! Обо всем разузнал. Еще и моего бедного богатыря подставил. Только малость перестарался. Если бы я не просиживала вместе с костюмерами, перебирая варианты, ни за что не заметила бы разницы. Впрочем, я могла и ошибаться. Но на такой случай Левушка дал мне одно средство. Все ту же поваренную соль крупного помола, перемешанную с наговорными травами. Доброй тканине от нее урона не случится, а правду узнать поможет.

Уже после первой щепотки с костюмом начала твориться жуткая метаморфоза. И она имела мало отношения к химическим реакциям, которые могли бы произойти в случае взаимодействия ткани с агрессивным веществом. Я тут имела некоторый опыт, когда нечаянно пролила на себя электролит из папиного аккумулятора. Ожогов на коже не осталось, зато пола халата просто растворилась.

— Ты что творишь? Ненормальная! — перепугался Никита, видя, как так называемый «подлинник» хотя и не распадается, но буквально на глазах теряет свой первоначальный вид.

Поблекли пестрые шелка, исчезли нарядные ленты. Кучкой жухлой листвы разлетелся по полу запон. Яркая праздничная рубаха и сарафан, скукожившись и потемнев, превратились в полуистлевший саван. А из зеркала, отражавшего уже знакомое подземелье, мне грозил Константин Щаславович.

Загрузка...