Царевна-лягушка для герпетолога

Глава 27. Обручальный перстень

Я боялась, что это всего лишь иллюзия, и Бессмертный сейчас воспрянет, чтобы снова убивать и разрушать: для древней изначальной тьмы потеря человеческого тела — несущественная малость. Но он не просто так столетия охотился за заветной иглой и так спешил избавиться от меча-кладенца: ни тогда у заклятого дуба, ни во время нынешнего поединка незащищенной рукой он к оружию Ивана не притронулся, как и к исцельнице Василисы.

Другое дело, что брат мог сейчас запросто погибнуть и без дополнительного вмешательства. Земля на месте полигона разверзалась, втягивая обратно в Навь все, что выплеснулось наружу, и мой Иван находился в эпицентре. Самостоятельно выбраться он уже не мог. Его все-таки довольно ощутимо задело обломками. К тому же после соприкосновения со смерчем его руки снова онемели, словно скованные льдом. Когда я спикировала вниз, чтобы его унести, он даже не смог меня обнять.

— Держись, Ванечка, держись, милый, — приговаривала я, мертвой, почти птичьей хваткой вцепившись в большое обмякшее тело, каким-то образом прихватив еще и меч.

Я поднялась в воздух, силясь вырваться из стремительно ускорявшейся воронки и не угодить под ливень обломков. Почти достигнув ока урагана, я внезапно поймала крыльями восходящий воздушный поток и уже через пару минут приземлилась на крышу машины. Михаил Валерьевич и Лева, открыв дверь багажника, втянули нас внутрь. Профессор Мудрицкий выжимал газ, пока дорога не прекратила существовать. Лес за нами смыкался.

— Мы же не успели запечатать проход, — встрепенулась я, пока Лева обрабатывал мои синяки и ссадины, а Тигрис ласково мурлыкал.

Я вымоталась до предела. Раны на спине пекли, и остановить кровь подручными немагическими средствами никак не удавалось. Пришлось бинтовать и накладывать тугую давящую повязку.

— Леший и духи без нас справятся, — поцеловал меня любимый, поднося к моим спекшимся губам воду и вручая шоколадный батончик, чтобы я не потеряла сознание от кровопотери.

Раны Ивана, кажется, и вовсе требовали хирургического вмешательства, и привести его в чувство удалось далеко не сразу. Впрочем, остальные выглядели немногим лучше и чувствовали себя, думаю, соответствующе. Как только Андрею Васильевичу хватало сил вести машину.

Когда мы, преодолев с ходу крутой подъем, поднялись на перевал, то увидели, что на месте полигона, окруженное величественными стволами вековых елей и кедров, теперь простирается озеро, судя по насыщенному цвету воды, очень глубокое, а возможно, и не имеющее дна.

— Лана вернулась, — глянув на бирюзовую гладь, проговорил Михаил Валерьевич, по небритым щекам которого текли слезы.

— Она теперь свободна, — с улыбкой добавил Лева, указывая мне на клубы тумана, окаймлявшие берег.

Я подключила зрение Тонких миров и заметила полупрозрачную женскую фигуру, идущую вдоль кромки воды, не касаясь земли. Там, где она ступала, ковер травы расцвечивали самоцветы весенних цветов, а птицы заводили приветственную песнь. Из леса к ней приближались такие же полупрозрачные звери — освобожденные пленники Бессмертного, готовые снова возродиться в нашем мире.

— Вы ее видите? — с явной завистью спросил Андрей Васильевич Мудрицкий, который еще год назад поднял бы нас на смех. — Кажется, я тоже что-то разглядел, — взволнованно добавил он, когда Хранительница повернулась, поправила светлые волосы и, глядя на перевал, помахала ему рукой.

Какое-то время он смотрел, как лучи заходящего за кромку леса солнца, пройдя сквозь облака, отражаются в воде, словно связывая воедино едва не потерявшие друг друга миры. Потом тряхнул рыжей всклокоченной головой и вновь нажал на сцепление, выворачивая на знакомый проселок.

— Куда теперь? — задал он скорее риторический вопрос.

— Я должен найти Василису! — толком не вырвавшись из обморочных объятий, попытался куда-то рвануть Иван.

— Да где ж ее теперь отыскать? — горестно вздохнул Мудрицкий, крепче сжимая руль на спуске.

Хотя немецкий внедорожник разве что по лаве не проехал бы, а по камням прыгал не хуже альпийского козла, на бездорожье трясло в нем, как в Левиных пятиколесных «Жигулях» или уазике-«буханке».

— Думаю, я знаю, где ее найти в нашем мире, — кое-как уложив Ивана на заднее сидение и обработав раны, проговорил Михаил Валерьевич. — Помнишь, Андрей, дорогу к дому, где нас после похищения держали?

— Да я ее с закрытыми глазами найду, — играя желваками, отозвался профессор Мудрицкий. — Сколько раз там сначала с Ланой, потом с Василисой гостили.

— А я тебя предупреждал, еще в первый своей приезд, — напомнил ему Михаил Валерьевич.

— Да откуда я мог знать, кто он на самом деле такой? — с болью в голосе отозвался Мудрицкий. — Ты ж прямо не говорил, все какими-то намеками. И Василиса до последнего темнила. Меня, глупая, хотела защитить. Вся пошла в мать!

— Это тот дом, куда Бессмертный нас возил на пикник и куда потом вы в прошлом году с обыском приходили? — вновь пытаясь подняться со своего ложа, подал голос Иван.

— И ничего не нашли, — отозвался Андрей Васильевич, зарубцевавшуюся, но незажившую рану на душе которого сейчас вновь разбередили.

— Да там она, там, — с виноватым видом подтвердил так и ехавший с нами Никита. — Только она ж в морозилке, — добавил он тихо и неуверенно. — Вроде как не совсем живая.

— Живую или мертвую, я должен ее увидеть, — решительно проговорил Мудрицкий, прибавляя ходу. — Хоть похоронить по-людски, — добавил он, вспомнив, видимо, пустую могилу Ланы.

Такой же кенотаф семнадцать лет простоял на семейном захоронении Шатуновых. Каких усилий Михаилу Валерьевичу стоило оперативно восстановить документы, я даже не пыталась представить. Без ведовства тут точно не обошлось. Как потом поведала Вера Дмиритиевна, когда он в Левиной одежде пришел в их старый деревенский дом, на время ставший для родных штабом наших поисков, она не поверила собственным глазам, а потом без лишних слов бросилась мужу на шею и стала расспрашивать о сыне. Хотя нам казалось, что мы странствуем целую вечность, в нашем мире прошло чуть больше двух недель. Так что нас успели объявить только в розыск.

— Надо вызвать подкрепление, мало ли кто нас там ждет, — вспомнив о смывшихся с полигона братках, спохватился Андрей Васильевич.

Хотя в тайге сотовая связь отсутствовала, внедорожник аффинажного короля оказался оборудован спутниковым телефоном.

— Сергей Боровиков из следственного комитета только что получил ордер на обыск, — слегка повеселел Мудрицкий после разговора со знакомым из органов. — Его группа уже готова, как раз собирались ехать нас вызволять!

Оказывается, Михаил Валерьевич всего за неделю, прошедшую в нашем мире после его возвращения, успел поднять свои архивы, связаться со старыми контактами и, с рекордной скоростью выправив паспорт, прилететь сюда, чтобы помочь следователям прокуратуры. Константин Щаславович предпринял ответные шаги и, если бы он не жаждал заполучить свою иглу, то для профессора Мудрицкого и старшего Шатунова все могло закончиться там на свалке.

— Предупредите следователей, чтобы до нашего приезда не начинали, — всполошился Лева.

— В самом деле, Андрей, — поддержал сына Михаил Валерьевич. — Мало ли какими ловушками оборудован дом. Да и по поводу Василисы.

Он понизил голос, виновато переводя взгляд с Андрея Васильевича на Ивана и обратно.

— Лучше нам все-таки увидеть ее до судмедэкспертов.

Ох, не стоило ему заводить речь о ловушках. Впрочем, Михаил Валерьевич дольше всех нас боролся с Бессмертным и точно знал, что тот не уйдет без прощального подарка.

Еще издали мы увидели поднимавшийся над тайгой в районе особняка столб огня и дыма. Несколько километров, пока деревья закрывали обзор, мы еще пытались успокаивать друг друга предположениями насчет оптической иллюзии или лесного пожара. Но по мере приближения к знаменитому на всю область загородному дому аффинажного короля все версии одна за другой отпадали. Построенный из экологичных материалов трехэтажный терем пылал погребальным костром нашей последней надежды.

Вернее, не совсем так. Надежда, пускай и совершенно безумная, все еще оставалась. И именно она заставляла Андрея Васильевича гнать по бездорожью на пределе возможностей Гелендвагена, проверяя на прочность гордость немецкого автопрома. Ведомый ее зелеными парусами, мой брат чуть не выпрыгнул на ходу, рискуя переломать ноги. Михаил Валерьевич вовремя его удержал. Что же до меня, то я едва не обратилась прямо в машине, устроив еще один совершенно не нужный пожар.

— Зачем мы только этих охранников живыми отпустили? — стонал профессор Мудрицкий, на заасфальтированном участке разогнавшись до космических скоростей.

— Думаю, они тут ни при чем. Константин Щаславович наверняка на такой случай наложил на дом заклинание. Чтоб замести следы, — покачал головой Михаил Валерьевич, вызывая еще и пожарную бригаду.

Особняк стоял в лесу, и огонь ждал только порыва ветра, чтобы перекинуться на деревья.

— Может быть, что-то еще удастся сделать, — не пытаясь уже вырваться, изнывал мой бедный Иван.

— Морозильная камера, куда ее поместили, расположена в подвале, — виновато сообщил Никита.

— И туда есть вход из гаража, — взрывая колесами грунт, затормозил у распахнутых ворот Мудрицкий.

Увы. Вход в гараж, видимо, как раз на такой случай, оказался заблокирован бетонными блоками. Попытка их оттащить при помощи буксировки только посадила аккумулятор и закончилась обрывом троса, а найденный в сарае перфоратор тут же сломался.

— Заговоренные, зараза! — в досаде выругался Михаил Валерьевич. — Все, гад, предусмотрел.

Меж тем пламя вырвалось из лопнувших от жара окон и поднялось над крышей. Как назло, опергруппа Сергея Боровикова задерживалась, не говоря о пожарных, которым, чтобы сюда добраться даже на вертолете, требовалось несколько часов.

— Если вход в гараж заблокирован, войдем со стороны парадного подъезда! — решительно заявил Иван.

Кое-как вытащив все еще непослушными руками меч-кладенец, он двинулся к запертой входной двери. Мы с Левой его удержали.

— Ты что, об обратной тяге[36] ничего не слышал? — сердито напустился на друга мой Лель.

— Так что же, будем стоять и дожидаться, пока специалисты приедут? — в отчаянии воззрился на него Иван.

— В этом есть смысл, — попытался успокоить его Андрей Васильевич. — Ледник находится в подвале. Огонь туда не доберется.

— Не думаю, что у нас на это есть время, — покачал головой Михаил Валерьевич, который, как и Лева, хотя и смотрел на пожарище, но видел не только пламя.

Я тоже пригляделась, используя способности моей сущности Жар-птицы, и увидела подобие пряничного домика. За дизайнерским фасадом фешенебельного особняка прятался еще один проход в Навь, в ту самую башню, где Василиса прислуживала Бессмертному за трапезой, меня заключили в одном из аквариумов и с высоты которой падал Лева. Не просто так Тигрис дыбил шерсть, раздувал хвост и щерился. Он тоже ощущал, что люди видели только верхушку айсберга. Портал, которым пользовался властитель Нави и который мог в любой момент захлопнуться. Константин Щаславович на прощание приготовил нам еще одну ловушку, зная, что мы не уйдем без Василисы.

Он изучил человеческие слабости, но не учел особенности магии Жар-птиц, о которой вообще мало знали. Глядя на огонь, я почувствовала, что слышу и ощущаю его единым живым организмом. Примерно так Хранители и шаманы чувствуют реку и лес. Вроде бы в сказках Жар-птица ничего такого не умела. Да и фениксы в пламени только перерождались, но ведь и про иглу совсем другое рассказывали. Но я не только видела, как распространяется по внутренним помещениям зачарованный Бессмертным огонь, но и могла на него воздействовать. Неужели бабушка так тоже умела? Впрочем, об этом думать пока не хватало времени.

— Я могу остановить пламя и направить его в другую сторону! — сообщила я уверенно.

— Да ты с ума сошла, — в один голос принялись отговаривать меня Иван и Лева.

— Али я не русская женщина? — усмехнулась я, полностью обратившись, сделала круг над крышей, сбивая пламя и загоняя его внутрь подальше от верхушек леса, а потом спустилась вниз.

Лева глянул на меня с восхищением, явно жалея, что в нынешнем облике не может обнять. А потом достал хомус и еще одну бутылку минералки.

— Хочешь вызвать дождь? — спросил его Михаил Валерьевич.

— На это у меня, боюсь, уже не хватит сил, — покачал головой Лева. — Постараюсь очистить внутри воздух, а там как получится.

— Я тебе помогу, — улыбнулся ему отец, вытаскивая мою свирель.

— Я тоже иду с вами, — засобирался Андрей Васильевич. — Там моя дочь, и я хорошо знаю дом.

Михаил Валерьевич покачал головой.

— Тебе лучше остаться. Встретишь Боровикова с группой, расскажешь про похищение и поджог.

Вместе с Иваном и Левой они поднялись на крыльцо и выбили дверь, готовые в случае, если попавший внутрь воздух вызовет взрывной выброс огня и раскаленного газа, поставить щит.

Но взрыва не произошло. Разгоревшийся с притоком кислорода огонь моей волей отправился пожирать бильярдную и обитый дубовыми панелями кабинет, оставив в холле только густую дымовую завесу. Я разогнала и ее, устремившись в сторону лестницы, ведущей в подвал. Мои спутники, накрытые созданным Левой наподобие колокола батискафа защитным колпаком, двинулись следом.

Хотя дом выглядел обычным охотничьим шале или даже шато, украшенным трофеями, вроде тех, в которых мы с ансамблем несколько раз выступали, от него исходила темная аура. Стоявшие вдоль лестницы и в парадном зале чучела животных продолжали мучиться в не-жизни, как и их собратья, которых Константин Щаславович вызвал из Нави, и, направляя на них пламя Верхнего мира, я их освобождала.

В подвале я вернула человеческий облик. Сюда огонь и в самом деле еще не добрался. Хотя, как буду выводить моих спутников обратно, не очень представляла. Отовсюду валил густой дым, а стены дрожали, готовые в любой момент рухнуть, и с этим я уже ничего не могла поделать. Хорошо еще заклинание Левы не давало нам задохнуться, хотя я тоже не знала, на сколько хватит его сил.

Замок, запиравший морозилку, поддался лишь мечу-кладенцу, и повеявший оттуда холод нас поначалу обжег. Я подумала о том, что в таком месте можно замерзнуть насмерть безо всяких заклятий. Словно не ведая о бушующем наверху пожаре, зачарованный лед и не думал таять.

— Василиса! — бросился вперед Иван, увидев застывшую посреди комнаты ледяную статую.

На покрытом инеем лице бедной подруги сквозь жуткую гримасу страдания проступала ее прощальная улыбка. Правая рука, которой она открывала засов от моей клетки, вздымалась с растопыренными пальцами в жесте отчаяния и боли.

У Ивана дрожали руки. Он вообще держался одной силой воли. Следуя указаниям Левы и Михаила Валерьевича, он сначала провел перстнем надо лбом, возле ноздрей и рта Василисы, а потом взял многострадальную руку и надел кольцо на палец.

Готова поклясться, что я услышала треск. Или это все-таки рушился, грозя нас замуровать, проклятый дом. Но это пока не имело значения. Рука Василисы дернулась и поникла, из груди вырвался вздох или стон, а через миг она, дрожа всем телом и рефлекторно пытаясь отвести от горла путы, обмякла в руках неловко подхватившего ее Ивана.

— Ванечка! Живой! — проговорили непослушные губы, зеленые глаза глянули почти осмысленно.

Мой брат, не доверив свою драгоценную ношу никому, вышел из морозилки в коридор.

Михаил Валерьевич и Лева его торопили. Дом действительно ходил ходуном и рассыпался мороком. Пламя доедало крышу и грозило добраться до лестницы. Я его укрощала, кружась в безумном танце огня, чудом увертываясь от горящих балок и кусков деревянной обшивки. Хорошо, что Михаил Валерьевич помогал Леве поддерживать энергию щита. Когда мы поднялись на первый этаж, дом начал медленно проседать, складываясь внутрь. Я собиралась уже трансформироваться в человеческий облик с крыльями, в ужасе выбирая, кого хватать первыми. Четверых одновременно я поднять не смогла бы.

Но в это время в достигшее уровня земли панорамное окно второго этажа въехала пожарная машина с развернутой лестницей, за которую мы уцепились и даже смогли вскарабкаться, придерживая полубесчувственную Василису. Водитель успел сдать назад и отъехать на безопасное расстояние, когда дом окончательно ушел под землю, оставив воронку, заполнявшуюся болотной водой.

— Неужели живые? — потрясенно встретил нас Сергей Боровиков, помогая спуститься.

— Причем все! — красноречиво доложил Иван, проверяя у любимой пульс.

Мы с Левой, обнимая и поддерживая друг друга, наблюдали за ними. Я успела обратиться еще на лестнице, чтобы не шокировать спасателей и силовиков.

Василиса узнала отца, увидела закат и вновь прикрыла глаза, не имея сил даже говорить. Впрочем, мы все наглотались угарного газа и с благодарностью приняли от спасателей и медиков кислород.

— Ее надо бы согреть, — предложил Михаил Валерьевич, видимо, вспоминая свои ощущения после знакомства с магической сетью в облике Шестиголового змея.

— Ничего не понимаю, у нее пульс, как у лягушки, — переживал Андрей Васильевич. — Да и вообще она сейчас ведет себя как пойкилотермные животные после зимнего анабиоза.

— Значит, в горячую воду ее нельзя, — напомнил Лева, пока Андрей Васильевич вел нас к бане, построенной у реки и оборудованной душем и бассейном с подогревом.

Почему она уцелела, мне оставалось только догадываться. Впрочем, не случайно подобные хозяйственные строения испокон веков возводили на краю участка, означавшем границу мира, или у реки и никогда не освящали.

До скважины с насосом и бойлера огонь тоже не добрался, и, пока профессор Мудрицкий с Иваном регулировали температуру воды, постепенно ее увеличивая, я вспомнила слова Василисы о помощи деда-Водяного. Неужели получилось? Хотя раны от бесследно исчезнувших пут сами по себе выглядели пугающе, я не увидела жутких трансформаций, происходящих с любым теплокровным существом, погибшим от мороза.

— Ванечка, милый, живой, — приговаривала Василиса, одним прикосновением залечивая ссадины и раны на его лице и руках. — И кольцо добыл. То самое!

Брат от волнения говорить не мог, поэтому просто припал к ее губам в одном из самых непоколебимых доказательств жизни.

Лева поймал мою руку, разворачивая к себе, и мы, забыв про кислородные маски, последовали их примеру, больше ничего не опасаясь. Родители смотрели на нас с улыбкой.

Потом Василиса все-таки обратила внимание на отца, и из глаз ее полились слезы.

— Папа, прости! — протянула она ему левую руку.

Правую с обручальным перстнем ни за что не хотел отпускать Иван.

Андрей Васильевич с непередаваемой нежностью прикоснулся к израненным, но уже теплым пальцам дочери, потом увидел страшные следы от лесок, и лицо его помрачнело.

— Девочка моя бедная! Что он с тобой сделал?

— Все уже позади, — улыбнулась Василиса. — У тебя же получилось, Маш? — вопросительно глянула она на меня. — Он ведь не вернется?

— Мы нашли иглу, и Ваня Выползня уничтожил, — кратко изложила я суть последних событий.

В дверном проеме толпился народ. Оперативники и пожарные хотели взглянуть на «невесту аффинажного короля», которую год числили пропавшей, а Сергей Боровиков не отказался бы задать ей и нам вопросы. Впрочем, он не торопил. Взял показания у Никиты и увел своих людей проводить следственные мероприятия и думать, как в такой ситуации вообще возможно составить отчет. Михаил Валерьевич ему помогал придумывать складные формулировки.

Завидев целую толпу незнакомых мужчин, Василиса засмущалась: ее исцельница давно превратилась в рубище, а при попытке снять и вовсе рассыпалась прахом. Я подбавила в воду пену, тем более что подруга все равно хотела после плена нормально вымыться.

Мы тоже все по очереди приняли душ. Конечно, огонь, через который мы прошли, очистил не только от скверны Нави, но и от вони свалки, но сажу, копоть и пот тоже хотелось смыть. Тем более что Боровиков где-то по дороге пересекся с сестрой Андрея Васильевича и привез нам собранную ею чистую одежду. Свою, кроме рубах деда Овтая, которые, как и исцельница, просто распались трухой, мы приобщили к материалам следствия.

На Василисе ее прежние майка и джинсы висели мешком.

— Совсем свободный стал, — вздохнула она, надевая бюстгальтер.

— Иван, кажется, не заметил, — успокоила ее я, отмечая, что мне ее вещи, а сестра Андрея Васильевича, видимо, тоже не теряя надежды, передала два женских комплекта, впору и даже с запасом.

А ведь я до всех наших приключений была на пару размеров плотнее хрупкой подруги.

Потом нас еще раз осмотрели врачи, с удивлением не найдя серьезных повреждений. Мои раны на спине зажили, еще когда я в первый раз полностью обратилась, а Ивана исцелила Василиса. Поскольку себя она излечить пока не могла, ее раны от лесок все-таки обработали и перевязали. Впрочем, несмотря на общее истощение, чувствовала она себя удовлетворительно и в экстренной госпитализации не нуждалась, а капельнице с глюкозой предпочла сладкий чай из термоса и бутерброды.

Прикасаясь к знакомым вещам, вдыхая запах дома, она не могла сдержать слез. Иван и Андрей Васильевич ее утешали, обещая впредь оберегать от всех горестей. Вокруг меня хлопотали Лева и Михаил Валерьевич. Тигрис наматывал восьмерки, получая ото всех порцию ласки.

Еще до того, как заснуть на плече у любимого по дороге в город, я поговорила с мамой, уверила ее, что у нас все в порядке, а потом позвонила не чаявшему дождаться от меня вестей научному руководителю, предупредила, что послезавтра приеду на защиту.

Я действительно, вместе с Левой и Михаилом Валерьевичем, следующим вечером вылетела в Москву и успешно выступила, ответив на все вопросы госкомиссии. Иван, на безымянном пальце которого теперь тоже красовался обручальный перстень, прибыл чуть позже, чтобы получить в золотом зале МГУ свой красный диплом и подать документы в магистратуру. А пока мы спали. Сначала в машине, потом, после позднего ужина, дома у Мудрицких, наслаждаясь чистыми простынями и мягкими подушками. А за окнами, умывая город и врачуя раны, нанесенные тайге Бессмертным, шел дождь.