Царевна-лягушка для герпетолога

Глава 14. Красная слобода

Я поверить ушам своим не могла, поскольку происходящее выглядело слишком ирреально. Хотя где я собиралась искать реальность в путешествии по тонким мирам? С другой стороны, до сего дня всем событиям находились какие-то логические объяснения, в крайнем случае, отсылающие к мифам и прочим древним архетипическим представлениям. Но вот революционные песни уже не вязались ни с чем. Тем не менее на той стороне реки кто-то не очень стройно, но дружно и убежденно строфу за строфой выводил:

Голоса звучали громче, их сопровождало конское ржание, словно намекая нам, что подмога близка. На фоне закатного неба, прямо как в фильмах маминого детства, поднимались силуэты рассыпавшихся цепью всадников в казачьих фуражках и, кажется, островерхих шлемах.

— Кто это? — удивленно глянул на всадников Иван.

— Дед Сурай и дядьки Кочемас и Анямас с родичами и однополчанами, — как и в прошлый раз, опуская многочисленные «пра», пересохшими губами улыбнулся Левушка.

Я хотела было поинтересоваться, почему его родичи, жившие в начале двадцатого века, выглядят как былинные витязи и откуда они взяли лошадей, если до сего дня мы не встретили даже букашки, но решила перенести этот разговор на потом. Если это потом, конечно, предвиделось. Пока существовали проблемы более насущные.

При первых строках песни стремительно настигавшая нас свинья злобно и обиженно захрюкала, а ее стальной скок немного замедлился. Вот только и наши кони, которые вместе с уходящим солнцем слабели и хирели буквально на глазах, сбавили скорость почти до шага. Бока их ввалились, холки опали, с взмыленных морд на пожухлую траву падала кровавая пена. И в тот миг, когда погас последний луч, дары ярого солнца просто растворились в воздухе, отправившись, видимо, прямиком на ирийские поля и луга — пастись под сводами Мирового Древа среди звездных колокольчиков и пить лунный свет.

Мы с ребятами непостижимым образом плавно приземлились и даже сразу припустили вперед, тщась не растерять незакрепленные и кое-как навьюченные пожитки. Тем более что до реки и спешащей нам навстречу подмоги оставалось не более пары сотен метров. Но сколько мы ни прилагали усилий, надсаживая мышцы и надрывая легкие, мы, словно оказавшись на полотне беговой дорожки, не двигались с места.

К тому же бег прервал наше пение, а строфы, продолжавшие доноситься с того берега, звучали хоть и решительно, но слишком тихо. Потому свинья, издавая какое-то подобие торжествующего хрюканья, прибавила ходу, буквально на глазах увеличиваясь в размерах. Сейчас она уже походила на гигантскую грозовую тучу или даже черную дыру, готовую поглотить все и вся.

Иван нащупал на поясе нож, Лева взялся за свирель, хотя выдуть в нынешнем состоянии даже пару звуков вряд ли смог бы. А я вспомнила, что в моем рюкзаке лежало последнее средство — янтарный гребень, который в случае крайней нужды следовало кинуть через левое плечо. Возможно, в Нави или даже на пути к ней нам предстояли еще более суровые испытания, но я понимала, что, если свинья нас догонит, мы попадем в Навь прямо сейчас и совсем не тем путем и не в том качестве, в котором нам бы хотелось.

И все же, достав гребень из рюкзака, я глянула на Леву. Тот одобрительно кивнул. Совершив неловкий бросок, я тут же зажмурилась от вспыхнувшего за спиной нестерпимого зарева. Еще более яркого, чем то, которое расплавило мертвую лису. Словно каждая пластина древней ископаемой смолы, миллионы лет назад вобрав сотни жарких полудней, пышных закатов и нарядных рассветов, теперь в один миг выдала заряд, сравнимый с мощью сотен турбин электростанций. Или там просто полыхал осколок солнца.

Между нами и гигантской свиньей поднялась стена огня. Пламя, освещая все кругом до самого горизонта, грело, но не обжигало. Правда, пока рассмотреть что-либо не удалось. Мы как ошпаренные добежали до реки, перелетели ее вброд, разбрызгивая воду, и без сил упали, в ужасе глядя на тот берег.

Свинья все-таки сунулась в огонь, пытаясь его перескочить. Но не рассчитала силы и рухнула прямо в пламя, оглушая истошным визгом и распространяя отвратную вонь паленой щетины и протухшего прогорклого сала. Еще раньше, чем она обратилась в прах, а пламя, не тронув даже прибрежного ивняка, только очистив долину реки от скверны, вспыхнув и словно отсалютовав нам на прощание, погасло, к нам подъехали Левины родные.

Теперь я смогла их рассмотреть. Вопрос насчет былинных витязей отпал сам собой. Островерхие шлемы оказались буденовками. А я ведь помнила, что первую форму для Красной Армии разрабатывал Васнецов, придумав головной убор, похожий на шлем древнерусского богатыря. Сурай имел на форме знаки командирского отличия. Его брат Кочемас носил кожанку комиссара и держал наизготовку наган, а Атямас вообще красовался в бескозырке, клеше и бушлате, перехваченном крест-накрест пулеметными лентами. И что там Лева говорил по поводу оружия нашего мира, которое может нарушить какое-то там равновесие?

— Все целы? — участливо спрашивали родичи Левы, поднимая нас на ноги и поднося каждому фляжку с водой, которую мы судорожно глотали вместе с воздухом, так как никак не могли отдышаться.

В отличие от деда Овтая, который дряхлостью мог потягаться с библейским Мафусаилом, Сурай и его братья выглядели подтянуто и моложаво, будто навсегда застыв в поре силы и зрелости. Хотя, по словам Левы, дожили до преклонных лет. А некоторые из их спутников и вовсе казались нашими ровесниками. Но смотрели как-то иначе и немного отстраненно, словно сошли со старых довоенных снимков.

— Мы вас не ждали так рано, — усаживая нас на свободных лошадей, пояснил Сурай, которого язык не поворачивался назвать дедом. — Да по поселку слух прошел, дескать, в лесу за рекой количество всякой погани подозрительно увеличилось. Вот мы и забеспокоились.

Поскольку Лева после нашего безумного марш-броска пока не мог говорить, благодарность он выразил только неопределенным жестом. Сурай одобрительно похлопал его по плечу, исподволь разглядывая нас с Иваном.

— Как там отец? — имея в виду деда Овтая, спросил Кочемас. — Все сердится?

Лева виновато пожал плечами, трогаясь с места и ведя в поводу моего коня, хотя я держалась в седле уже достаточно уверенно и могла бы, наверное, справиться сама.

— Ну ничего! — примирительно сказал Атямас, в отличие от старших белоголовых братьев уродившийся огненно-рыжим, с выбивавшимися из-под бескозырки кудрявыми вихрами. — Если все у вас получится, авось, помиримся. Мы ему уже и угол отдельный в избе приготовили. А не захочет с нами, уже застолбили место для нового сруба, хотя с землею, сам знаешь, у нас непросто. Все заграбастали себе эти эксплуататорши-царицы. Называется, за что боролись, зачем указы подписывали?

— Да ты ребят не особо обнадеживай, — строго глянул на брата красный комиссар Кочемас.

— А что такое? — кое-как отдышавшись, спросил Лева.

— Да то, что уже половина Серебряного царства вместе с заставой у Калинова моста под Хрустальную гору ушла, — помрачнев, пояснил Сурай. — И даже премудрые царицы не ведают, как с этой напастью справиться. Гора-то все разрастается. У нас тут и без того теснота, но не прогонять же беженцев из Серебряного царства за реку в чисто поле.

— А там именно хрусталь, а не ледник? — решил уточнить Иван, все еще пытавшийся увязать происходящее здесь с привычными естественнонаучными представлениями.

— По виду похоже на ледник, — пояснил Лева. — Только лед там магический. Обычными средствами не растопишь.

— А тут еще этот Змей повадился поля разорять, скот воровать, — добавил, пряча глаза, Кочемас. — Никакого спасу от него нет!

— Какой Змей? — услышав упоминание близкого к его профессии предмета, встрепенулся Иван.

— Известно какой — шестиглавый огнедышащий, — как о чем-то само собой разумеющемся пояснил рыжий Атямас, оставив Ивана столбенеть от изумления, благо его послушный конь шел без дополнительных понуканий.

— Уж что только с ним не делали, — добавил Кочемас. — И ловушки ставили, и из пушек расстреливать пытались, и даже авиацию из Золотого царства привлекали, а все без толку.

Хотя нарисованная моим воображением картина самолетов и пушек, пытающихся уничтожить хтоническое чудовище, слишком напоминала блокбастеры о Годзилле, Кинг-Конге и прочий ширпотреб, я уяснила, что наш путь в Навь усложняется еще одним непредвиденным препятствием. И Лева, судя по всему, пока не знал, как его преодолеть.

Мы проехали еще около километра, когда на нашем пути начали попадаться первые признаки человеческого жилья. В отличие от тихого и пустого, почти стерильного леса, здесь жизнь, если это слово было применимо к славянскому аналогу Элизиума, бурлила, точно в московском метро в часы пик. Застройка Красной слободы, как называлась эта часть Медного царства, напоминала застывший в прошлом-позапрошлом веке, освещаемый газовыми фонарями и керосиновыми лампами старинный провинциальный город вроде Суздаля или Вологды. Каменные особняки, доходные дома и деревенские пятистенки с резными наличниками чередовались с бревенчатыми теремами в три-четыре этажа, в которых, как пояснил дед Сурай, зачастую обитали несколько поколений одной семьи.

Во многих дворах мычали коровы, блеяли овцы и кудахтали, собираясь на ночлег, куры. По-над заборами шныряли шустрые вездесущие кошки, раздражая отчаянно брехавших на цепи собак. Когда одна из шавок, бросившись прямо под копыта, напугала моего коня, так что тот едва не поднялся на дыбы, я не выдержала и повернулась к Леве.

— Откуда тут животные? — спросила я без обиняков. — Ты же говорил, что они все либо возвращаются в наш мир, либо остаются в Прави.

— Так я имел в виду лесных обитателей, — невозмутимо пояснил Лева. — С питомцами и домашней скотиной все сложней. В отличие от людей, чья участь определяется делами в нашем мире и убеждениями, они могут выбирать, и многие преданные создания, вроде лошадей или собак, предпочитают разделить судьбу хозяев. Ты же понимаешь, что в Славь попадают в основном хорошие люди: те, кто оказался недостаточно праведен для Верхнего мира, но кому в Нави среди бесов просто нечего делать. Что же касается кур, коз, свиней и прочей живности, которую тут едят, стригут или доят, то они во многом созданы воображением. Люди цепляются за привычные представления и стараются сохранять уклад и обычаи той жизни, какую вели в нашем мире. С легким налетом идеализации. А кошки, кажется, могут одновременно находиться во всех трех или даже четырех мирах.

Я понимающе кивнула, жалея о том, что не могу прямо сейчас зарыться в мягкий мех мурчащего Тишки. Но, когда радушные хозяева нас потчевали густыми щами со свининой и зажаркой на сале, особой разницы с маминой стряпней не почувствовала. Хотя после походной похлебки, сдобренной подножным кормом, любая домашняя еда показалась бы деликатесом. Впрочем, к тому времени, когда мы добрались до дома Левиной семьи, я едва не валилась с коня, не очень-то осознавая, что вокруг происходит. Не знаю, как мне хватило сил вымыться в натопленной специально к нашему приезду бане, постирать одежду и поесть.

После всех пережитых испытаний я думала, что просплю не менее суток, но поднялась вместе с хозяевами. Помогла жене Сурая, Вере, собрать в курятнике яйца, с некоторым разочарованием не обнаружив золотых. Понаблюдала за тем, как ловко жена Атямаса, Настасья, доит корову. Поработала с ручным сепаратором. Потом, пока женщины собирали завтрак, велев мне отдыхать и набираться сил, села за починку нашей одежды.

Как пояснил Лева, нам предстоял визит в царские хоромы. Да и на улице не стоило выглядеть совсем уж оборванцами, а надевать чужое не хотелось. Хотя ночь я провела в чьей-то накрахмаленной ночной рубашке с натуральным кружевом, нежась на пуховой перине, о которой только вчера мечтала. Застеленная чистыми простынями высокая кровать с подзорами и железной спинкой казалась невероятным ложем Принцессы на Горошине, с той лишь разницей, что меня никто не испытывал. Родные Левы, как и дед Овтай, конечно, ко мне присматривались, но вслух ничего не говорили и даже делали вид, что не замечают наших перемигиваний и сплетенных за ужином под столом пальцев. Да и об утренних поцелуях на сеновале, кажется, узнали только лошади.

Семья Сурая и его братьев по меркам начала прошлого века жила зажиточно и имела крепкое хозяйство. Да и жены, кроме Атямасовой Настасьи, носившей сарафан-синяк и платок, одевались как классные дамы, тем более что жена Кочемаса, Аглая, когда-то работала учительницей. Она мне предложила один из своих нарядов. Но менять джинсы и кроссовки на длинную юбку, чулки и ботиночки на каблучке со множеством пуговок и крючков я сочла непрактичным. А отказываться от рубахи деда Овтая и вовсе побоялась.

В отличие от майки и ветровки, которые после моего превращения, кажется, починке уже не подлежали, она хоть и пропиталась кровью, но оказалась совершенно цела. Не обнаружила я следов когтей выползней и на рубахах Левы и Ивана.

— Да что ты там возишься, Маш, все равно здесь никто не увидит, — изнывал от нетерпения Иван, пока я вдевала нитку в иголку, чтобы зашить на подкладке его куртки дыру, которая, как я подозревала, появилась еще до начала нашего путешествия.

Иголка у меня была удобная с большим ушком, доставшаяся еще от бабушки. Я нашла ее пару лет назад в маминой шкатулке для рукоделия всю почерневшую, попросила Ивана отчистить и теперь постоянно имела при себе. Она меня неизменно выручала, когда на концертах внезапно требовалось что-то подшить или закрепить. Не подвела и сейчас. Ветровки и рубашки моих витязей я заштопала на совесть.

— Да не торопи ты ее, — умильно глядя на меня и словно невзначай проводя рукой по моим волосам, улыбнулся Левушка, который, как и брат, после бани и сна выглядел аккуратным и заметно посвежевшим. — За нами все равно царские слуги придут.

— А может, мы как-нибудь обойдемся без них? — нахмурился Иван, который после истории с полигоном не доверял любым властям и досадовал на новую задержку в пути. — Переберемся через эту гору-ледник и пойдем уже спасать Василису?

— Так ключ от Калинова моста все равно у сестер хранится, — пояснил Лева. — А без него на ту сторону не попадешь. Если ты, конечно, не феникс и не саламандра и не умеешь плавать в огне. Хотя реку Смородину, я слышал, не преодолеть даже им.

— А как же всякая погань, от которой мы в лесу еле отбились? — раздраженно спросил Иван. — Им, получается, огонь и ледник не страшны? Или царицы их пропускают?

— А вот это я надеюсь в хоромах-то и узнать, — сердито прищурился Лева. — Хотя, думаю, тут и так все понятно. Царицы, увы, не всесильны. Сам понимаешь, древние боги сейчас не в чести. Им почти негде получать подпитку. А Константин Щаславович, выбравшись в наш мир, присвоил себе силу половины тайги, и все ему мало.

Я невольно поежилась, вспоминая о лесных пожарах и горящей на костре Василисе. Вот для чего, оказывается, потребовалось аффинажному королю губить природу и измываться над ее хранительницей!

Иван, видимо, тоже вспомнил о своей бедной возлюбленной, томящейся в плену у высасывающего из нее все соки изувера. На его пригожее, осунувшееся за последние дни лицо набежала тень. Между бровями залегла упрямая складка, на скулах заиграли желваки. Была бы его воля, он бы вступил в схватку с супостатом уже сегодня. И все же ему пришлось смириться. К счастью, царские слуги не заставили себя долго ждать.

Около полудня в ворота постучали, и на двор въехали всадники в островерхих шлемах с бармицами и пластинчатых доспехах, сиявших начищенной медью, точно инструменты духового оркестра. Чуть поодаль поджидали стражники в черненых латах, украшенных серебром и вычурной позолотой. Впрочем, сами по себе эти тридцать три богатыря, а каждая из цариц прислала по десятку личной охраны с командиром, на улице позапрошлого века смотрелись хоть и чужеродно, но вполне объяснимо. Но в качестве экипажа, на котором нам предстояло добраться до дворца, царицы прислали гигантских размеров печь с лежанкой, вроде той, какую мы видели у деда Овтая. Только застеленную ворсистым ковром, дополненным для большего комфорта мягчайшими подушками. Занимая место между Левой и Иваном, я после вчерашнего все ждала какого-то подвоха. Но царицы, видимо, не желали нам зла. Во всяком случае — пока.

— А где же «По щучьему велению»? — разочарованно протянул Иван, когда печь мягко тронулась с места одновременно со всадниками и безо всякой команды.

— А ты думаешь, царицам в своей вотчине нужно чье-то повеление? — усмехнулся Лева, устраиваясь поудобнее и заботливо подкладывая мне под спину подушки так, чтобы я могла, вальяжно развалившись на лежанке, еще и все рассмотреть. — Средняя из сестер, которая Серебряным царством правит, и есть та самая щука. Старшая гуляет по морям золотой рыбкой. А правительнице Медного царства больше по душе облик белки. Тем более что песни и изумруды она одинаково любит.

Пока я осмысливала новую порцию информации о древней и могущественной хтони, с которой нам сейчас придется иметь дело, Иван свесился с лежанки, заглядывая в горнило и опечье в поисках движка или хотя бы колес.

— И каким же образом эта мечта лодыря едет? — поинтересовался он, ничего не обнаружив.

— Да таким же, как и у Емели — при помощи магии, — пожал плечами Левушка. — Все-таки это личный экипаж цариц. А так здесь есть и тарантасы, и автомобили, и паровой броневик. В Золотом царстве даже троллейбусная линия проложена в стиле пятидесятых годов прошлого века.

В самом деле, мы не проехали и пары километров, как нам навстречу начали попадаться все перечисленные виды техники, кроме троллейбусов и броневика. Хотя все же в большинстве своем жители Медного царства передвигались на лошадиной тяге.

Что же касалось былинных богатырей, то на их счет я не совсем ошибалась, поскольку в Чертогах предков, принимавших как язычников, так и умеренных материалистов, собрались люди, жившие как сто, так и тысячу лет назад. И про древних пращуров, которые иногда забредали в Красную слободу из своего Ярилина городища или приходили по торговым дням на ярмарку, братья и их домочадцы охали, что они все сущие дикари, и дай им волю — они тут все сожгут и растащат.

В Красной слободе в основном обитали современники Сурая и его братьев, большинство жителей одевались по моде двадцатых-сороковых годов прошлого века либо продолжали, как Настасья, носить традиционные крестьянские костюмы разных регионов. Несколько раз, правда, нам попадались дамы в кринолинах, кавалеры в сюртуках или фраках и даже солдаты в форме Преображенского полка.

Однако потом печь, плавно ехавшая по брусчатке, миновав что-то вроде заставы, огороженной крепким частоколом, запрыгала по мощеной бревнами кривой улочке. А крепкие пятистенки сменили крытые дерном приземистые избенки и даже землянки, вместо труб имевшие на крыше дымогоны, а то и вовсе топившиеся по-черному. Их обитатели, смотревшие на нас настороженно, но с почтением, своими костюмами напомнили мне ребят из Никитиного клуба исторической реконструкции эпохи Древней Руси. Разве что бороды мужчин выглядели куда менее ухоженными, а косы девушек, носивших височные кольца вроде моих, спускались до пояса, а то и до пят. Стоит ли говорить, что большинство мужчин носили ножи или даже мечи, бабы кутались в повойники. А над домами витал густой запах дыма и чеснока.

Впрочем, обитателей Ярилина городища я толком не рассмотрела просто потому, что увлеклась зрелищем куда более невероятным. По улице в сторону дворца, чинно уступая нам дорогу, двигались мамонты. Сидевшие на них люди в белых длиннополых одеждах степенно кивали страже и как ни в чем не бывало продолжали путь.

Мой бедный Иван даже привстал.

— А мамонты-то тут откуда? — потрясенно спросил он, рассматривая вымерших гигантских животных, двигавшихся с неповторимой грацией и спокойствием своих измельчавших бесшерстых родственников.

— Так это послы из Аркаима[10] пыль в глаза пускают, намекают на свою древность и суверенность, — нарушил молчание один из наших спутников — осанистый десятник из Золотого царства, чья медвяного цвета борода спускалась ниже отягченного мечом наборного пояса. — Опять челом бьют, чтобы царицы прекратили распространение в вашем мире глупых небылиц про их город и позволили им рассказать правду. А как расскажешь, когда у них ни письменности не сохранилось, ни внятных упоминаний в дошедших источниках. Пусть скажут спасибо, что городище удалось отстоять.

— Так разве Аркаим не легенда? — потрясенно глядя в сторону послов, спросила я, вспоминая сетования Никиты на досужие байки разных родноверов и прочих альтернативщиков, считавших древнее городище чуть ли не постройкой инопланетян.

— Не большая, чем Троя или Минойское царство[11], — кивнул Лева.

— Существование на Урале Страны городов — доказанный научный факт, подкрепленный раскопками, — отвлекся от завороженного созерцания реликтовой фауны Иван. — И первая победа ученых над зарвавшимися гидроэнергетиками.

— А Тисульская принцесса[12]? — вспомнив рассказы Ивана о его поездке в Сибирь, спросила я.

— Младшая сестра наших цариц, — строго кивнул давешний десятник, которого я про себя назвала Черномором. — И нечего было ее саркофаг тревожить!

Иван тоже хотел что-то спросить, но в этот момент наш кортеж подъехал к хоромам, и нам стало не до праздных расспросов.