Царевна-лягушка для герпетолога

Глава 24. Секрет жар-птиц

— Лева, миленький, держись! — по-птичьи клекотала я, рассекая крыльями воздух, казавшийся тягучим и неподатливым, точно смола.

Уже с высоты своего полета я видела, что Лева не только жив, но и находится в сознании. Во время падения ему непостижимым образом удалось перевернуться и достать свирель. Призвать духов он, правда, не успел, да и приземлился прямиком на разбитые бетонные блоки, из которых в разные стороны торчали ржавые прутья. Хотя Лева сгруппировался, сберегая голову и кисти рук со свирелью, а медвежья безрукавка, наговорное подарение деда Овтая, лучше любой брони защитила внутренние органы и позвоночник, ноги он переломал в нескольких местах. Да еще и при приземлении один из прутов, точно копье, пронзил рубаху и руку в районе плеча.

На этом клятом пруте бедный Лева висел, нанизанный, как на вертел, не в состоянии пошевельнуться, не говоря уже о том, чтобы освободиться. И все равно он продолжал играть, не давая немертвым приблизиться на расстояние броска.

Мерзкие твари клацали клыками, тянули вперед истекающие ядом и кислотной слюной жала и жвала, выжидая, пока у игреца закончатся силы, пока он потеряет сознание и выронит свирель. Лева это прекрасно понимал, и, хотя уже не надеялся на помощь духов и давно отчаялся покинуть это проклятое место, упрямо цеплялся за последний огонек надежды и жизни.

— Лева, держись!

От сияния моего оперенья тех немертвых, которые сразу не сгорели дотла, сдуло, как хорошим грозовым ветром. Я не собиралась тратить на них драгоценное время, поэтому, невзирая на боль, не стала полностью обращаться. Способности летуньи могли мне сослужить еще одну важную службу, поскольку без помощи домкрата или болгарки освободить возлюбленного я бы все равно не смогла.

— Машенька, пташка моя, — шипя и кусая от боли натруженные губы, лепетал Лева, пока я, не в силах сдержаться, покрывала поцелуями его искаженное страданием бледное лицо.

Один из прутов распорол еще и щеку.

— Прости, пожалуйста! Я хотел призвать духов, освободиться, добраться до Ивана и вызволить вас с Василисой. Но меня не услышал даже Баська.

Я подумала, что маленькое тельце хомячка вряд ли пережило бы смертельный полет. А если бы он провалился в какую-нибудь расщелину между блоками, я бы не смогла его отыскать. Другое дело, если бы Василиса, открывая засовы, обернулась лягушкой. Но Водяной, видимо, ее не услышал или не сумел вмешаться. Оставалась надежда на обручальный перстень. Но для этого следовало вернуть к жизни моего бедного Ивана, а сначала освободить Леву.

Стараясь не паниковать и не делать резких движений, я осмотрела ноги, кое-как перевязала раны и наложила шины, благо подручных средств кругом хватало, а в качестве перевязочного материала сгодились подол рубахи и прожжённая ветровка. Хорошо, что во время прошлогодней поездки с мамой и ее учениками в лагерь мы проходили курсы первой помощи. Да еще и закрепляли навыки во время Дня гражданской обороны.

Лева героически терпел и что-то там сбивчиво пытался вещать про мертвую воду, которая срастит все переломанные кости. Я верила с трудом. Даже на мой неискушенный взгляд для восстановления подвижности тут требовались месяцы на аппаратах Илизарова, если не услуги протезиста. Спину жестоко пекло, но я не могла сложить крылья, хотя и опасалась привлечь внимание. Когда Константин Щаславович вернется, вряд ли он обрадуется моему побегу.

— Потерпи, пожалуйста, сейчас я сниму тебя, а потом мы вместе отправимся к Ивану.

Лева, конечно, кивнул и послушно сжал зубы. Но в тот момент, когда я невероятным усилием, стараясь еще больше не травмировать кое-как скрепленные моими шинами ноги, его подняла и освободила, издал жуткий жалобный крик и потерял сознание. Из раны хлестала кровь. Все-таки прут, хотя и не позволял двигаться, но зажимал поврежденную артерию.

Кое-как справившись со жгутом и давящей повязкой, я привела Леву в чувство, потом крепко его обняла и соединила половинки яйца, больше всего опасаясь что-то сделать не так или где-то ошибиться. У меня, конечно, еще оставались крылья, но что если нас просто расплющит, как в научно-фантастических фильмах и книгах о первых экспериментах в области нуль-транспортировки?

К счастью, мои опасения оказались напрасны. Портал сработал даже точнее, чем предыдущий. Когда мир вокруг перестал вращаться, и глаза обрели способность видеть, в кровавом закатном зареве предстали очертания заклятого дуба, на котором снова висел сундук, дожидавшийся новых искателей потерянной иглы. Впрочем, наверх я не смотрела, среди груды костей сразу отыскав тело Ивана.

Я боялась увидеть если не высохшую мумию или скелет, то тронутый тленом уродливый труп. Однако брат выглядел так, точно все случилось лишь несколько мгновений назад. Если бы не жуткая рана на груди и выражение обиды и разочарования, застывшие на лице, можно было бы подумать, что он спит.

Впечатление безмятежности и уюта усиливалось еще и оттого, что на груди у Ивана, обернувшись пушистым хвостом и сложив крендельком лапы, сидел Тигрис. Присмотревшись внимательнее, я заметила, что наш боевой кот держит в когтях что-то небольшое и полупрозрачное, напоминающее маленькую птичку. К своему стыду, в плену я позабыла о нашем любимце, малодушно надеясь, что тот благополучно вернулся домой. Но кошки со времен Древнего Египта не просто так считались стражами иного мира.

Еще раз приведя в чувство совершенно обескровленного Леву и устроив его поближе к Ивану, я побежала за нашими рюкзаками, опасаясь за сохранность флаконов с живой и мертвой водой. Крылья убрались, и спина немилосердно кровоточила, но я боялась даже подумать о том, чтобы отвлечься на себя. Я ведь не знала: а вдруг именно этот миг промедления окажется для брата и любимого роковым. Не просто же так Лева, когда я решила сначала испробовать действие чудотворных средств на нем, тут же запротестовал:

— Главное, чтобы хватило для Ивана. Мои раны можно и обычными лекарствами вылечить.

В сказках я читала, как Серый Волк, Ворон, Сокол и Орел или другие магические помощники, прежде чем сбрызгивать раны Ивана-царевича мертвой водой, промывали их разными целебными взварами и более примитивными подручными средствами. И поскольку у кого-то из ребят в рюкзаке еще оставалась пара бутылок минералки, я хотя бы одну решила использовать, чтобы смыть скверну и кровь. И той и другой оказалось немного. Черный меч Константина Щаславовича сработал как бластер или скальпель, сделав точный хирургический надрез и мгновенно закупорив сосуды. Во всяком случае, я не обнаружила ни кровавых сгустков, ни обломков костей. Впрочем, хирурги и даже естественники меня бы просто подняли на смех.

— Ванечка, миленький, я сейчас, — приговаривала я, будто брат мог меня услышать.

Лева внимательно следил за моими действиями, здоровой рукой перебирая шерсть на загривке Тигриса. Как только я принесла живую и мертвую воду, мой мохнатый разумник выпустил свою добычу и теперь зорко следил за полупрозрачной птичкой, которая вилась над грудью и челом Ивана, никуда не улетая и словно бы пытаясь проникнуть внутрь.

Когда я сбрызнула мертвой водой зияющую рану, птичка нырнула туда и исчезла еще до того, как края соединились и срослись, не оставив даже шрама.

Я покосилась на Леву, тот едва заметно кивнул.

Сказать, что у меня тряслись руки в тот миг, когда я открывала флакон с живой водой, значило промолчать. Я не могла совладать с крышкой, опасаясь, что Лева его слишком сильно закрутил. Хотя он и не обладал стальной хваткой гитаристов, умеющих без ключа затягивать гайки, руки имел достаточно крепкие. Жаль только, сейчас в этих руках силы едва хватало на то, чтобы ласкать пытающегося утешить мурчанием кота.

— У тебя все получится, — ободряюще улыбнулся мне Лева.

И его слова и в самом деле меня успокоили. Я с легкостью открыла крышку и оросила живительной влагой плотно сжатые губы Ивана, не очень надеясь на то, что хоть сколько-нибудь попадет внутрь. Впрочем, в Нави многое работало по-другому. Да и о каких законах природы можно рассуждать, если Тонкие Миры — это по сути Тот Свет.

Сначала ничего не происходило, затем грудь брата опала и снова поднялась, рот приоткрылся. Я поспешила влить еще воды. Иван вздохнул, ожидаемо поперхнулся и закашлялся, потом кое-как отдышался и открыл глаза:

— Маш, ты чего?

Не знаю, каких я ожидала слов. Но, встретив взгляд брата, видя, как на его щеки возвращается румянец, как поднимается, чтобы стереть остатки влаги, поникшая, казалось, навсегда рука, я упала ему на грудь, голося как дурная. Слезы душили меня, в глазах темнело, дыхание прерывалось.

— Что это с ней? — недоумевал, проводя по моим спутанным волосам, Иван.

Руки его не вполне слушались, но он быстро восстанавливался.

— Тебя спасала, — пояснил Лева, поскольку я еще не могла говорить. — Скажи спасибо, что ребра не переломала, как во время искусственного дыхания случается.

— Так это был не сон? — вполне в духе сказок изумился Иван. — А вас кто так? Константин Щаславович? — поинтересовался он, указывая на Левины увечья и мои ссадины.

— Как бы да, — хмыкнул Лева, милостиво позволив нам с братом заняться и его ранами.

Без Ивана и его знания анатомии я бы вряд ли сумела правильно соединить переломанные в нескольких местах кости, собирая где-то обломки, точно пазл, и окропляя их сверху мертвой водой. Впрочем, я до конца сомневалась в том, что мы все сделали правильно. Не пришлось бы по возвращении снова ломать.

— Да не говори ты глупости, Маш! — успокаивающе улыбался Лева, в доказательство своего хорошего самочувствия порываясь поднять меня на руки. — Ты-то сама как? Не понимаю, каким образом тебе удалось вырваться из плена? Я же, пока валялся там на пустоши, уже всякое передумал!

Хотя я млела от его прикосновений и искренней заботы, так разительно отличавшейся от злых упреков Никиты, последний вопрос сработал пусковым крючком, и Лева это почувствовал.

— Что случилось? — глянул он с подозрением, видимо, ощутив под пальцами колотившую меня дрожь.

Я не могла ничего с собой поделать. Холод сжимал мою грудь, будто я рикошетом попала под заклятье ледяных оков.

— Ты опять заключила какой-то договор? — нахмурился любимый.

Я замотала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Василиса? — догадался Иван.

Я кивнула.

Кое-как справившись с душившими меня слезами, я поведала о самопожертвовании подруги, не уточняя, правда, что она свой подвиг сочла искуплением вины за проступок, которого не совершала. Умолчала я также о недостойном поведении Никиты и предательстве дона Отавио. И без того брат застыл соляным столпом. Не добивать же еще и Леву.

— Зачем она это сделала? — простонал Иван, который уже успел пожалеть о своем возвращении, поскольку жизни без Василисы себе не мыслил.

Он выглядел совершенно раздавленным, как гидра, которую на одном из практических занятий еще в лицее случайно расплющил линзой микроскопа, и я чувствовала себя виноватой из-за того, что не сумела отыскать какой-то другой выход.

— Она любит тебя, — напомнила я, отказываясь говорить о подруге в прошедшем времени. — И верит, что ты сумеешь одолеть Кощея и снять с нее заклятье.

— Но как? — воскликнул Иван, глядя на опустевшие ножны. — Иглу мы так и не нашли, меч у меня отобрали.

— И живой воды только на донышке осталось, — потупился Лева, виновато проверяя содержимое флаконов.

Мертвую воду мы израсходовали всю, собрав ватным диском последние капли, чтобы вылечить мои ссадины и раны на спине.

— Может быть, золотое яблоко поможет? — с мольбой глянул на нас Иван. — Ты же говорила, Маш, у тебя еще одно осталось.

Пока мы лечили Леву, я кратко рассказала о своем путешествии в Ирий, передала привет от бабушки, упомянула о предсказании Гамаюна.

Теперь я поспешила обнадежить брата, поведав про обручальный перстень.

— Она и в самом деле верит, что именно я предназначен ей судьбой? — уточнил, воспрянув духом Иван.

— Ну не Константин же Щаславович, — нервно фыркнула я. — Ты же видел, что делалось с ее пальцем от его кольца.

— До острова Буяна из Золотого царства, я слышал, ведет радужный мост, — задумчиво проговорил Лева.

— Но чем нам поможет перстень, если иглы все равно нет? — со смесью боли и надежды в голосе развел руками Иван. — Даже если нам удастся вернуть меч…

Я наклонилась к своему рюкзаку. С этого по-хорошему следовало бы начать. Но когда я выбралась из портала, то могла думать лишь о спасении жизни двоих самых дорогих мне людей, а в такой ситуации вообще сложно расставить приоритеты. Мягко подвинув преданно охранявшего вещи Тигриса, я заглянула внутрь. Сердце ходило ходуном. Я больше всего боялась, что Константин Щаславович уже проведал о моей иголке и забрал ее с собой.

Но бабушкина память оказалась на своем привычном месте с ножницами, пилочкой и заветным клубочком.

— Так это ж та самая, которую я от коррозии чистил! — узнал иголку Иван. — Ты уверена, что это она? Ты же столько раз ею пользовалась. И как Бессмертный ничего не почувствовал?

— Ну я же не знала, с чем имею дело, — пожала я плечами. — И бабушка тоже.

— Она после реагентов точно свои прежние свойства сохранила? — продолжал сомневаться Иван.

— Да что ей станется, — едва обретя дар речи, улыбнулся Лева.

Он рассматривал иголку, переводил взгляд на меня, потрясенно качал головой и никак не мог взять в толк, почему дед Овтай и отец ничего не знали.

— Секрет жар-птиц, — ободряюще улыбнулась я, вытряхивая из его всклокоченных волос ошметки бетонной крошки и еще какой-то мусор.

— Так что же мы медлим? — начал было Иван и устыдился своего порыва, вспомнив, как без Царя в голове рубанул по заклятому дубу.

— Если сломать наконечник, то это не убьет Константина Щаславовича, — пояснил Лева. — Он просто станет смертным, но сражаться с ним все равно придется. Да и иглу не уничтожить без меча-кладенца.

Я подумала, что Константин Щаславович о последнем обстоятельстве наверняка знал, поэтому с такой легкостью отправил на поиски Василису. Иван все-таки решил попробовать, но не сумел согнуть иголку даже на миллиметр.

— Я ее в прошлом году на гастролях в Воронеже как сапожное шило использовал, — с усмешкой пояснил Лева. — Радовался, какие надежные вещи в старые времена делали. Как пассатижи из дедова «Студебеккера».

— Я тогда Валентайн чуть не убила: так наплевательски с концертной обувью обращаться, — кивнула я, вспоминая, как Лева героически латал гигантских размеров дыру на ботинке подруги. — По соли она, что ли, в них ходила?

— Тогда надо найти способ попасть на дно морское, — упрямо сдвинул брови Иван. — Я так понимаю, без меча нам и на остров Буян дороги нет.

— Смотря куда выкинет портал, — пожал плечами Лева, доставая зеркала. — Если Пряхи отдадут тебе перстень, то и насчет меча совет дать сумеют.

— В любом случае, пока не вернем оружие, лучше убраться отсюда до того, как нагрянет Константин Щаславович, раз уж даже с иглой нам сейчас его все равно не одолеть, — кивнул Иван, помогая в построении.

Я не могла не согласиться с братом, надеясь лишь на то, что аффинажного короля задержат в Яви дела бизнеса. Он явно не для красного словца упомянул прокурорскую проверку. Похоже, Михаил Валерьевич, обещая нам поддержку, не шутил и за дело взялся серьезно.

Я покормила Тигриса, проверила дорожные припасы и принялась собирать вещи.

В прошлые разы оба путешествия с помощью порталов проходили в слишком неровной и суетной, если не сказать тревожной обстановке, поэтому я не могла оценить сложность и красоту процесса построения. Теперь же, глядя на Леву, я только любовалась его отточенными уверенными движениями и умилялась обстоятельности, с которой он подходил к любой мелочи. И что там глупые царицы выдумали про прокисший суп? Да на моего Леля можно пусковую ракетную установку или ядерный чемоданчик без проблем оставить! Неужели я могла его потерять? А что там мне нагадали про «венчики пошумельчики»? Впрочем, предсказания, сделанные на страшных вечорках, имеют силу год, а прошло уже полтора.

Умиротворенная своими мыслями и мурчанием Тигриса, я не сразу поняла, что портал работать не желает. Вроде Лева выстроил все фигуры, расставил зеркала, задал точку выхода, но пространство не только не собиралось закручиваться уже почти привычным вихрем, но даже не пыталось образовать хоть какой-нибудь круг. Над морем клубились тучи, земля приглушенно гудела от дыхания Мирового Змея.

— Может быть, ты что-то не так построил или порядок действий перепутал? — пытался ободрить друга Иван.

— Да нет, я все проверил, — оправдывался Лева, доставая свирель. — Сейчас попробуем иначе.

Он начал играть, но не дошел и до конца первой фразы, когда служивший ему верой и правдой, сохраненный в плену инструмент рассыпался у него в руках на сотню осколков, как у меня в ту ночь, когда я не дала забрать Василису.

— Наверное, ты ее случайно повредил во время падения, — предположила я, обрабатывая мелкие порезы на лице любимого.

— А потом на сломанной играл, отгоняя немертвых? — нервно усмехнулся Лева.

— Тогда расскажи мне, где находится этот остров Буян, и я отнесу вас туда на крыльях, — предложила я, пытаясь среди туч на горизонте отыскать очертания хоть какой-то земли.

— Бабушка говорила, что жар-птицы способны свободно перемещаться между всеми мирами.

— Но только в своем истинном обличии, — напомнил мне Лева.

Мне пришлось с ним согласиться. Все-таки во время спуска к Неведомой дороге я лишь немного замедлила падение, и то едва не надорвалась, да и, поднимая милого, чтобы освободить его от прута, использовала все свои ресурсы. Впрочем, когда я попыталась принять облик предков, меня тоже постигла неудача.

— Попробуем найти какое-то другое место и еще раз построим портал, — предложил Иван, привычно проверяя центровку и крепежи рюкзака.

Мы с Левой за неимением лучшего приняли его план и бодрым шагом зашагали прочь от дуба, сопровождаемые Тигрисом, который то забегал вперед, то крался по скалам, то ехал у кого-то из нас на руках или поверх рюкзака. Возвращаться домой наш боевой кот явно не собирался. Возможно, он просто знал, что пути туда из этого проклятого места не существует.

Когда петлявшая по горам тропа привела нас к тому же самому месту, с которого мы стартовали, мы сочли, что это нелепая случайность, и мы неудачно не туда свернули и зачем-то сделали крюк. Мы решили выбрать другой путь и по возможности не удаляться от берега, но после непродолжительных блужданий увидели перед собой все те же безжизненные ветви заклятого дуба с висящим на них сундуком. С таким же результатом закончились и остальные попытки. Куда бы мы ни направлялись, тропа выводила нас к все той же теневой проекции мирового древа.

— Похоже, это место обладает свойствами черной дыры, — констатировал Иван, со странным выражением разглядывая груду костей у корней заклятого дуба. — Притягивает к себе все подряд, ничего и никого не выпуская.

— И заодно поглощает всю магию, — устало отозвался Лева.

Он сидел на камнях, потерянный и поникший. Духи покинули его, свирель рассыпалась прахом. Впрочем, больше всего он, похоже, переживал из-за того, что опять нас с Иваном подвел. Он ведь не знал всех подробностей этой заведомо нечестной игры.

— Но мы же не станем сидеть здесь и ждать, пока Константин Щаславович явится, чтобы забрать бабушкину иголку, — напомнила я, в сотый раз проверяя сохранность фамильного достояния.

При упоминании аффинажного короля Лева мгновенно вышел из ступора и вскочил, привлекая меня вместе с иголкой к себе в извечном мужском жесте заботы и защиты.

— Да лучше я отправлюсь на дно морское и набью морду Мировому Змею! — грозно добавил Иван.

В это время наше внимание привлек Тигрис, который, стоя у кромки воды, грозно выгибал спину, раздувал пышным султаном хвост и яростно на кого-то рычал и шипел. Мы поспешили к берегу и не поверили своим глазам. На волнах, приветливо помахивая нам алмазными плавниками и улыбаясь во всю зубастую пасть, качалась гигантская щука.

Когда мы с девчонками пели в подблюдных про дарующую удачу и богатство огромную рыбину, которая шла из Нова города, а хвост волокла из Бела озера, мы искренне верили, что это всего лишь метафора. Теперь я убедилась своими глазами, что народная традиция донесла до нас точное описание истинного облика первопредка. И, конечно, слова про серебряную чешую, позолоченную голову, выложенную жемчугом спину и алмазные глаза лишь отчасти передавали великолепие облика прекрасной и величавой рыбины.

— Это что, правительница Серебряного царства к нам пожаловала? — вспомнив рассказ Левы об истинной природе одной из цариц, спросил Иван.

— Да нет, эта щука подревней будет, — покачал головой Лева — И в каком родстве она с правительницами, я даже не скажу.

— И по чьему велению она тут появилась? — недоверчиво нахмурился Иван, вспомнив про ловушки Константина Щаславовича.

— Думаю, по твоему, — отвесив Щуке земной поклон, улыбнулся Лева. — Помнишь щуренка, которого ты в прошлом году освободил из сетей? Похоже, это был какой-то особенно любимый правнук.

В это время Щука подняла один из плавников на уровень берега, сделав для нас некое подобие трапа. Мы следом за Левой взошли на гигантскую спину, и вскоре пустынный берег и очертания проклятого дуба скрылись вдали.