После вечера у домины я направляюсь в посольство Русского Царства, где поздний час, похоже, никого не смущает. Под звуки вечернего Рима, выйдя из машины, дохожу до массивных ворот с двуглавым львом. Золоченый символ нашей державы гордо блестит в свете фонарей.
Геннадий Григорьевич встречает меня в своем кабинете, словно на боевом посту, и вечерний час, похоже, нисколько его не смущает. Недаром он по телефону сразу согласился на встречу — видно, человек привычный к поздним визитам. С легкой улыбкой кивает, приглашающе жестом указывая на кресло перед ним.
— Данила Степанович! Рад, что заглянули. Давайте чайку выпьем, медком побалуемся. А то дела, знаете ли, без конца.
Я соглашаюсь, и уже через минуту на столе перед нами стоит горячий переносной самовар, чашки и тарелка с душистым медом. Геннадий Григорьевич разливает чай, довольный, словно устроил мини-праздник.
— Жизнь в Риме вам как? Успели уже с местными порядками познакомиться? — интересуется он, смотря поверх чашки.
Я киваю, посмеиваюсь:
— О, еще как. Только с вечера от домины Виргинии, и там меня уже проверили на резвость.
— Что, прямо с дуэлью? — Геннадий Григорьевич приподнимает бровь, хитро прищурившись. — И с кем же вам так посчастливилось?
— С эквитом Луция. Он наступил на ногу моей жене. Не мог оставить это без внимания.
Посол усмехается, наклоняет голову.
— В таком случае — понимаю. За жену, как говорится, честь особая. Да и Цезарь такие поступки, надо сказать, уважает. Сложный он человек, надо сказать, но принимает силу, поэтому наш Царь Борис с ним общий язык и нашел. Да и ситуация у вас с префектом, надо сказать, особая. Еще с Москвы тянется.
— Значит, вы в курсе?
— Служба обязывает, — кивает Геннадий Григорьевич. — Луций Авит, кажется, делал предложение вашей сестре, но преподнес ей, мягко говоря, сомнительный подарок — вазу, если не ошибаюсь?
— Видите ли, Геннадий Григорьевич, — я затрагиваю тему, из-за которой и пришел. — Луций не просто оскорбил мою сестру, но и покусился на её жизнь, а это затрагивает честь всего моего рода. Теперь мне приходится разбираться с ним по всем правилам. У нас с ним война. Однако Цезарь, похоже, не позволит присвоить заслуженные трофеи, например, те же склады, что сейчас горят. А ведь, по дворянским законам, победитель всегда получает всё. Так принято, такова наша традиция.
Геннадий Григорьевич, отхлебывая чай с медом, задумчиво кивает:
— Да, с моральной точки зрения с вами трудно не согласиться. По кодексу чести, вы имеете полное право на трофеи. Однако здесь вступают в силу межгосударственные отношения, надо сказать. Цезарь может не одобрить расширение иностранной собственности в Риме — ему это, скажем прямо, не по душе. Завтра у меня как раз назначена аудиенция с ним; я обязательно затрону ваш вопрос.
Хм, что ж, придется подождать еще день. Впрочем, ничего страшного: лакомства, которыми префект Аврал потчевал собак под храмом Януса, будут действовать еще пару дней.
— Геннадий Григорьевич, а не могли бы вы подсказать Цезарю, чтобы он не сдерживал свою фантазию? Например, дал бы мышке кусок, с которым она явно не справится.
Геннадий Григорьевич задумчиво делает глоток чая, затем, уловив мою мысль, понимает и кивает:
— Вполне возможно. Но вы уверены, что сможете «проглотить» этот кусок?
Я усмехаюсь:
— Конечно. Я ведь не мышка. У меня на гербе изображен филин. А филины, как известно, как раз и питаются мышами.
Золотой дворец, Рим
На следующий день Цезарь беседует с послом Геннадием Григорьевичем, завершая обсуждение ключевых вопросов. Римский Император довольно склоняет голову, оглядывая гостя:
— Знаете, меня радует то, как Борис ведет дела с нашими конкурентами — с Пруссией и Британией. Жестко, последовательно. Он точно знает, чего хочет. Взять хотя бы недавнюю акцию с зерном — ловко обыграл британцев. Пока те устраивали торговые барьеры, Борис заключил выгодные соглашения, и теперь весь рынок под контролем. Да и Акулья Падь в Финляндии — это, конечно, хитрый шаг. Теперь у вас есть больше выходов на Балтийское море, причем с отличным стратегическим расположением.
Геннадий Григорьевич кивает, уловив одобрение в словах Цезаря.
— Его Величество предпочитает не оставлять слабых мест в политике. Это ценят и его союзники, и соперники.
Цезарь усмехается, заметно довольный:
— Такой подход мне по душе. Мы всё обсудили?
— Ваше Величество, надо сказать, есть еще одна деликатная тема. Речь о конфликте между графом Данилой Вещим-Филиновым и префектом Луцием.
— А что тут обсуждать? — сразу хмурится Цезаря. — Вроде оба большие мальчики. Пускай разбираются сами.
— Всё так, надо сказать. Но согласно кодексу чести, граф имеет полное право на трофеи в этой войне, ведь Луций покусился на жизнь его сестры, пытаясь ее отравить.
Цезарь хмыкает:
— Трофеи, говорите? И что же именно хочет граф Данила в качестве трофеев?
Геннадий Григорьевич дипломатично отвечает:
— Ваше Императорское Величество, всё на ваше усмотрение, надо сказать. Я лишь напоминаю о пункте кодекса чести. — Он делает небольшую паузу. — К тому же, у графа с собой здесь только небольшой отряд, надо сказать. Едва ли он сможет удерживать крупные предприятия.
Цезарь задумывается. Ему докладывали, что численность отряда Данилы — всего двадцать человек. Цезарь мысленно улыбается, понимая, что такой ограниченный состав гвардии может сыграть ему на руку. «Хм, всего двадцать человек,» — размышляет Цезарь, глядя на Геннадия Григорьевича. — «Этим можно воспользоваться… дать птенчику такой лакомый кусок, от которого он сам захлебнется».
Цезарь прикидывает возможный план: у русского телепата нет ни ресурсов, ни достаточно людей для длительного удержания или защиты крупного объекта. Но гордость и чувство чести могут завести молодого графа слишком далеко, заставив его принять «трофей» — не подозревая, что это обернется неподъемной ношей. Идея становится всё заманчивее, и Цезарь уже видит, как этот «трофей» может стать обузой, не укрепляя, а уничтожая графа.
— Что ж, тогда пусть попробует взять завод Ланг. Если у него хватит сил на такой трофей, я не возражаю. Этот завод, как-никак, символ власти префекта Луция, да и вина там производят одни из лучших. Граф Данила вправе захватить его — сестра это святое, а мы, римляне, как никто другой ценим родственные связи.
Геннадий Григорьевич моментально осознает коварство Цезаря. Ах да, завод Ланг. Маленькая крепость в миниатюре. Простой трофей? Не совсем. Для его захвата и удержания потребуется куда больше людей, чем может позволить себе Данила с его двадцатью бойцами. И, конечно, гораздо больше усилий — это ведь не какой-то склад, а целый производственный комплекс. Завод, вокруг которого буквально вырос городок.
Пять рот — вот минимум, чтобы взять и удержать Ланг. Двадцать человек? Это едва ли больше, чем тень. Но Геннадий Григорьевич предпочитает не возражать. Граф Данила сам просил «гигантский кусок»— что ж, теперь он его и получил. И, конечно, нет сомнений, что этот хитрый телепат задумал что-то по-настоящему грандиозное.
— Спасибо, Ваше Императорское Величество, — кланяется Геннадий Григорьевич. — Вы справедливы как сам Юпитер.
На следующий день я посвящаю утро медитации, восстанавливаю силы и равновесие, а после отправляюсь с женами и Настей на прогулку по музеям. В одном из залов живописи мы замираем перед особенно странной картиной: на ней изображено нечто вроде абстрактного танца теней, пестрых мазков и переливов, словно художник стремился поймать свет, отражающийся от хаотичного водоворота. Слегка прищурившись, я рассматриваю цвета, прикидывая, органические ли здесь использованы краски. Я легко могу включить способности геноманта, но хочется научиться использовать легкие навыки Легиона, не призывая легионеров напрямую. Это кажется невозможным — Филиновы такого точно не умели. Но я-то шагал с перепончатой левой ногой по руинам разрушенных городов. Для меня не существует невозможного.
В этот момент сзади к нам подходит дородная римлянинка, пренебрежительно разглядывая нас с ног до головы:
— И зачем только русские приперлись сюда? Всё равно ведь ни хрена не понимаете в искусстве!
Светка поворачивается к ней, возмущенно вскидывая брови:
— Чего⁈ Да как вы смеете городить такой базар⁈
Римлянинка хмыкает:
— А что? Разве не так?
Я сдержанно улыбаюсь и всё же «включаю» геноманта.
— Гисгин, сеньора, — произношу с легкой усмешкой.
Римлянинка морщится:
— Это что, русское ругательство?
— Нет, это название одной из красок, которая здесь использована, — отвечаю, изучая картину. — В её составе ягоды темно-красного растения фитолакка. А еще здесь добавлен кармин, который получают из крови кермеса — мелкого насекомого.
Я поворачиваюсь к римлянинке, глядя прямо в глаза.
— Меня интересовал состав красок на этом полотне. А что вас здесь привлекло? Экспозиция? Внутренний смысл? Может, поговорим об этом?
— Я…я… — Римлянинка замолкает, неловко сглатывает и, не зная, что сказать, медленно ретируется, оставляя нас наедине с картиной. Девушки с улыбками поворачиваются ко мне, и Светка, не скрывая удовольствия, тихо аплодирует.
— Правильно, Даня! Так эту макаронную кошелку!
Камила тоже сияет:
— Браво, мой супруг! Сильный муж — это прекрасно! Но одновременно сильный и умный — ещё лучше!
А Настя, не сдержавшись, чмокает меня в щеку. Милота.
Мы бродим среди древних экспонатов, наслаждаясь атмосферой старинного Рима, любуемся произведениями искусства, но через пару часов идиллия требует простого земного продолжения — решаем заглянуть в неприметную пиццерию за углом. Обычная забегаловка, внутри ни одного патриция, но готовят здесь просто божественно. Перекусив, выходим и идем по тротуару мимо столиков на улице.
Тут один местный макаранник в неглаженном костюме, увлеченно уминающий свою пиццу, громко привлекает наше внимание, присвистнув в сторону Насти:
— Эй, красавица! Ты уверена, что с правильным львом? Я тут уважаемый сеньор, присядь ко мне, угощу «маргаритой»! — заявляет он, нагло уставившись на Настины длинные, загорелые ноги в коротких шортиках. К тому же её соблазнительный топ явно приковывает его любопытные взгляды. Стоит отметить, что Камила и Светка, поддавшись примеру Насти, тоже выбрали наряды с откровенными акцентами, что, похоже, окончательно сбило бедного макаранника с пути благопристойности.
Настя прищуривается, уже готовая ответить дерзко — надо признать, меткие фразы у Светки она переняла быстро. Но я опережаю её, делаю шаг вперед и с усмшеой говорю макараннику:
— Сеньор, неужели вам не стыдно? У вас, кажется, уже есть подружка. Постыдились бы ее. А «Маргариты», напротив, уже не осталось.
Он недоуменно хмурится, переводя взгляд на свою тарелку. И что же? Прямо на ней, с аппетитом доедая его пиццу, восседает крыса — да не простая, а приличных размеров! Римлянин округляет глаза, вскрикивает, как испуганная девчонка, и срывается с места, пулей вылетая из-за столика.
Я усмехаюсь, легким движением снимаю закладку с крысы, и она, прихватив последний кусок пиццы, шустро уносится прочь.
Вечером Лакомка передает мне новые энергопластыри, и Светка с Камилой помогают обклеить ими меня, следуя всем инструкциям. Заодно я по мыслеречи отдаю гвардии распоряжение готовиться к скорому конфликту. По словам Геннадия Григорьевича, Цезарь дал мне добро на захват винного завода Ланг, искренне уверенный, что провел меня вокруг пальца. Очаровательная наивность. Но, как известно, важны не численность и масштаб, а качество. И, конечно, парочка козырей, надежно припрятанных в моем рукаве.
Вдруг дверь моей комнаты открывается, и входит Настя, на этот раз в новом жёлтом топике, ещё короче того, что был на улице. Шортики тоже другие и тоже короткий. Я же стою в одних трусах, а Светка с Камилой методично обклеивают меня энергопластырями.
— Насть, ты чего? — удивляюсь я, поднимая бровь.
Настя краснеет, опуская взгляд на мой пресс.
— Даня… может, помощь нужна? Я свободна, если что…
Светка тут же подхватывает с широкой улыбкой:
— Конечно, Настюш, заходи, тут еще много работы осталось, — блондинка приглашающе машет рукой, а Камила молча кивает. — Сегодня Даня решил подготовиться основательно. А это значит одно — будет заваруха всем заварухам!
Настя робко подходит, ее пальцы слегка дрожат, когда она осторожно наклеивает пластырь мне на плечо, стараясь не встречаться взглядом. Но спустя пару пластырей привыкает к процессу, и вот уже втроем девушки быстро заканчивают работу, оклеивая меня со всех сторон. Жора довольно квакает, купаясь в море маны.
Что ж, пора выходить. Цезарь, благодаря Геннадию Григорьевичу, ожидает, что я устрою нападение на Луция. Но это только отвлекающий маневр; время префекта придет позже. Сегодня же мой путь лежит в самое загадочное место Рима — подземелья Капитолия. Моя цель ясна: найти «Дочь Богини», раскрыть её тайну и спасти. Ну и заодно посмотреть сокровища храмовников. Вдруг найдется что-нибудь полезное для хозяйства.
Читайте продолжение: https://author.today/reader/393492