Большая игра. Книга 2 (СИ)

Глава 9. Предел. Часть 5

***

Пурга усиливалась, ветер с воем нёс над землёй густые клубы снега, чуть не сбивая с ног бегущего ретранслятора. Утопая в сугробах, он едва мог разглядеть исчезающие под заносами следы — не так давно здесь прошёл кто-то невысокий и лёгкий.

Телефон снова завибрировал, Алголь прижал трубку к уху и нажал на вызов. Ему даже не надо было смотреть на экран, чтобы понять, кто звонит. Это была Рин.

— Где ты?

— Привет… — с того конца послышался тихий, высокий голос. Она улыбалась, но он почувствовал, — это была горькая улыбка. С такой улыбкой люди бросаются под поезд или прыгают с крыши. И, похоже, девушка была сейчас именно на той же страшной грани.

Одинокая свеча горела на столе, отражаясь в уцелевшем настенном зеркале. За окном темно — настолько, что вполне подходило простонародное выражение «хоть глаз выколи».

Она сидела на полу, рядом — телефон, на светящемся экране горела иконка «громкой связи». Продрогшие пальцы сжимали рукоять револьвера, в откинутом барабане виднелся один-единственный патрон. Пальцы медленно повернули барабан и защёлкнули на место.

— Привет… — с горькой улыбкой сказала она телефону. — Извини, что так внезапно… можно я немного поговорю с тобой? Хотелось услышать твой голос…

— Рин, ты где? Что ты делаешь? — донесся из динамика запыхавшийся голос Алголя. Похоже, он куда-то бежал. Рин посмотрела вверх — на испятнанном потолке плясали мрачные тени от дрожащего огонька свечи. Фитиль тихо потрескивал, плюясь крошечными искорками.

— Я? Я играю в одну игру… — пальцы снова повернули барабан, девушка закрыла глаза. Дрожащая рука медленно поползла вверх.

— Послушай меня, не надо. Рин, я иду к тебе. Где ты?

— Знаешь, я всё время задаю себе одни и те же вопросы… — она не заметила, как по щеке скатилась слезинка, оставляя на коже влажную дорожку. — Кто мы, Алголь? Почему мы вообще появились?

— Рин, мы… мы — сила, без которой этот мир просто погибнет. Пока мы живы — с миром всё будет в порядке.

— Но у меня нет силы… — губы задрожали, она помотала головой. — У меня ничего нет…

Палец с тихим щелчком взвёл курок.

— Рин, положи пистолет!

— Я никого не могу спасти, я ничего не могу изменить… — из груди вырвался тихий стон, Рин ощутила на губах соленый привкус слёз и сглотнула. — Я никого не спасла, так зачем я?..

— Нельзя спасти всех, Рин! Это жизнь, иначе не бывает. У нас нет иного выбора!

Она неуверенно надавила на спусковой крючок.

Щёлк.

Из трубки сквозь свист ветра доносилось ритмичное, торопливое дыхание — Алголь бежал, не жалея сил.

— За что они меня так ненавидят? Почему я?.. Я ведь ничего плохого не сделала, за что это мне тогда?.. — в голосе чувствовалась обида и непонимание, Рин снова положила палец на курок. — За что так-то?.. Чем я, чем мы виноваты перед миром? Тем, что просто родились? Я же так старалась, Алголь! Я ведь… изо всех сил!..

— Рин, ты не виновата, не бери на себя это!

— Но почему тогда?..

— Да потому что так вышло! Никто не виноват, понимаешь? Чёрт возьми, всё так! Есть люди, и есть мы, и этого не изменить!

— Я не понимаю… — пальцы медленно покрутили щелкающий барабан, раз за разом скользя по иссиня-чёрному краю. — Ради чего мы рискуем своей жизнью? Мы жертвуем всем в себе, идём на немыслимое, и зачем? Зачем Алголь? Они… они…

Горло словно сдавило клещами, через силу проглотив тяжелый комок, она шмыгнула носом. — Мы идём на смерть, и что это даёт?.. Зачем нужно, чтобы мы шли на жертвы? Зачем, Алголь?.. Они… они же ничего не хотят менять!..

Снова раздался щелчок взведенного курка, короткое, холодное дуло упёрлось в висок. Рин зажмурилась, стараясь не замечать расчертивших щеки обжигающих ручейков.

— Им ведь это не надо! Люди пьют, врут, издеваются и предают, и даже не замечают всего этого! Почему мы должны их защищать?.. Почему мы защищаем тех, кто плевать хотел на нас и всё, что мы делаем? Зачем это тогда нужно?..

Алголь молчал. Она слышала лишь его дыхание да шум ветра, сочившийся из динамика.

— Есть вещи, которые даже мы не в силах изменить, — прерывистый голос ретранслятора заполнил комнату. — Но даже так… даже так, нам есть, за что бороться.

Сведенные судорогой руки с приглушенным шорохом опустились на колени, девушка тихо всхлипнула.

— Прости, Алголь, я не могу так больше, — голос дрожал подобно пламени свечи, но она не могла остановить слова, рвавшиеся наружу: — Я не хочу ничего этого, я не могу больше это терпеть! Сил моих нет! Почему я должна снова?.. Я для них как робот, как вещь! Всем наплевать, чего я хочу, могу ли я это сделать, хорошо ли мне, плохо… мне это до смерти надоело! Я…. Я устала, я уже устала терпеть и бороться… у меня больше нет сил!

— Держись, Рин. Это пройдет, просто дождись меня, еще немного…

— Я тоже хочу, чтобы меня защищали, я не хочу больше бояться смерти… — тонкая рука медленно и неуверенно подняла пистолет. — Я домой хочу… а мне некуда идти! Дома нет! Меня отвергли все, понимаешь? Ничего нет, я одна, Алголь! Зачем я вообще родилась?.. Зачем я?..

— Чтобы жить. Бороться и защищать то, что тебе дорого, — голос ретранслятора прозвучал неожиданно громко в гнетущей, давящей тишине. Рин, опустив голову, сидела на полу с прижатым к виску револьвером и плакала. От жалости, от безысходности и бессилия. Никакой надежды, никакого будущего — она не знала, куда и к кому ей идти — идти было некуда.

Оставалось только одно.

Щёлк.

— Не молчи, Рин…

— Извини, Алголь… Я не хочу так больше… — прошептала девушка, слабеющие руки обхватили револьвер и из последних сил взвели курок. — Я не хочу… и не могу так больше…

— Рин, остановись!

— Мне лучше было вообще не рождаться!.. — вскричала девушка и зажмурила глаза — палец судорожно дернулся, нажимая спусковой крючок.

Жалкий язычок пламени дрогнул от внезапно налетевшего ветра, — чёрная тень метнулась по стене и смела со стола оплывшую свечку. Свет погас.

Оглушительный хлопок выстрела вспорол тишину ночи. Яркая вспышка блеснула в черном провале окна — и исчезла.

Было темно и тихо. Казалось, даже метель в одно мгновение прекратилась, растворившись в грохоте выстрела.

Тьма и тишина. Именно такой и бывает смерть.

Где-то вдалеке зазвучал голос, словно из другого мира. Он проникал сквозь тьму и гул, заполнивший сознание.

— Никогда не говори такое…

Боли нет. Все чувства истёрлись, растворились вместе с яркой вспышкой света. Остался лишь туман и шум. Рядом снова послышался голос — очень знакомый, глубокий и тихий.

— Твои родители не заслужили таких слов. Это счастье, что ты есть…

Она медленно открыла глаза.

Темно. Темно и холодно.

Она всё ещё была здесь. А над ней, заслоняя собой от всего остального мира, навис ретранслятор.

Прижав к стене оглушенную, замершую в оцепенении девушку, Алголь медленно вытащил дымящийся пистолет из её ладони. За его спиной скрипнула покосившаяся на вырванных петлях дверь.

— Алголь… — содрогнувшись всем телом, она обняла ретранслятора и снова заплакала. Сердце колотилось как бешеное, и они оба отчетливо слышали его судорожное биение в воцарившейся тишине.

— Не пытайся больше умереть, дурочка, — он осторожно погладил её по голове, запуская пальцы в спутанные, грязные волосы. — Ты нужна мне. Вы с Эстер — всё, что у меня есть.

— Угу… — она коротко кивнула, пряча лицо в распахнутый ворот его куртки. От него шло тепло, удивительно приятное и спокойное. А над самым ухом снова послышался шёпот ретранслятора.

— Пожалуйста… не лишай меня единственного друга.

— Хорошо… — беззвучно прошептала девушка и закрыла глаза. По щекам всё ещё текли горячие слёзы, но теперь ей было легче. Вместе с ними выходил яд, что всё это время терзал душу.

В голове не было ни единой мысли. Жизнь только что едва не оборвалась, и девушка знала, что прежней она уже не будет. Рин вышла за тот предел, который сама для себя обозначила. Теперь она уже другая. И в этот новый мир она войдёт обновлённой, держа за руку того, кому могла довериться.

Стиснув пальцами сильную спину, она изо всех сил прижалась к самому близкому в жизни человеку.

***

Метель за окном стихала. Уже не было слышно завывания ветра в ветвях деревьев, а снежная пелена, несущаяся вдаль, замедлила свой бег. Глаза, привыкшие к чернильной тьме, вновь наполнялись жизнью.

Они сидели на полу в обнимку и не двигались. Алголь вслушивался в биение сердца и мерное дыхание девушки, считая каждый вдох.

Она больше не плакала, лишь изредка шмыгала носом, да теснее жалась к нему. Продрогшие девичьи пальчики вцепились в него как в последнюю соломинку, пытаясь уловить ещё хоть малую толику тепла. Он чувствовал дрожь тела, словно её бил озноб. Но всё же, она была жива. И постепенно успокаивалась.

— Эй… ты совсем замёрзла. Пойдем домой, — прошептал он над самым её ухом и со всей возможной лаской, на какую был способен, взъерошил тёмные волосы. Не отрывая от него заплаканного лица, Рин коротко кивнула.

— Пошли.

Он помог ей подняться и накинул куртку. Большой, отороченный искусственным мехом капюшон накрыл устало поникшую голову, ретрансляторы взялись за руки. Алголь бросил последний взгляд на тёмную комнату, едва не ставшую последним прибежищем Рин, на лежавший под окном разряженный револьвер — и решительно потянул девушку за собой. Со скрипом открылась полусорванная с петель дверь, захрустел под ногами плотный снег. Вскоре звуки шагов стихли, оставив после себя лишь приглушённый свист ветра.

Они шли медленно, с трудом пробираясь по заметённой тропинке. На снегу были хорошо заметны глубокие следы — здесь он бежал к одинокому домику.

Шли молча, сил говорить просто не было. Кое-как выбравшись из небольшого пролеска, ретрансляторы вышли на дорогу к их дому, видневшемуся вдалеке среди одинаковых бетонных коробок. Черные глазницы окон, пустые дворы и квартиры без единого жильца. Они шли среди мертвенно-белой пустыни, не расцепляя ладоней.

Рин начала отставать, переставлять ноги становилось сложнее с каждой минутой. Усталость и холод брали своё — едва не завязнув в очередном сугробе, девушка села на снег. Алголь обернулся.

— Больше не могу… — она покачала головой. — Сил нет…

Ретранслятор спокойно посмотрел на неё и, поправив капюшон, присел рядом. Одно короткое движение — Алголь взял лёгкую девушку на руки и пошёл дальше.

Всё вокруг расплывалось и покачивалось, словно во сне, в сладком полузабытьи. Прижав руки к груди, она смотрела на небо — в редких разрывах между облаками виднелись тусклые, едва заметные звёзды. На их фоне бледно светящиеся глаза Алголя казались двумя яркими солнцами. Он упрямо смотрел вперёд, спокойный и молчаливый, с каждым шагом вытаскивая её из пропасти страхов и отчаяния.

Рин закрыла глаза и теснее прижалась к своему спасителю.

Когда она открыла глаза, над головой было уже не беззвёздное небо, а серый потолок их подъезда. Через несколько секунд они остановились — Алголь бережно опустил девушку и открыл дверь в квартиру. Над входом блеснула цифра "25".

— Я… дома… — прошептала она по-японски и обернулась к спутнику.

— С возвращением.

Дверь бесшумно закрылась за ними, в коридоре загорелся свет. Алголь помог ей раздеться и повесил одежду на одиноко стоящую в углу вешалку. Рин всё ещё тряслась, как осиновый листок, и была явно дезориентирована. Она совсем не ожидала оказаться здесь снова. Слепо уставившись в угол, девушка мелко дрожала.

— Не уходи, пожалуйста… не хочу снова остаться одна.

Он обернулся — Рин смотрела на него с надеждой, большие глаза поблескивали в свете ламп.

— Хорошо. Сегодня я побуду с тобой, — кивнул Алголь и подошёл ближе. — Но ты расскажешь мне всё, что случилось.

Девушка коротко кивнула. Ретранслятор приблизился, тёплая ладонь легла на плечо и легонько сжалась. От прикосновения по телу пробежала легкая волна жара, сердечко застучало чаще.

— Только сперва тебе нужно согреться. Иди в душ, — Алголь легонько повлек её к входу в ванную и открыл дверь, внутри мгновенно зажёгся свет. — Я подожду, не спеши.

С новым коротким кивком Рин скрылась за дверью, послышался шорох ткани и постукивание пряжек и пуговиц о плитки пола. Наконец, когда из ванной донеслись звуки заработавшего душа, и ухо различило едва уловимый шелест капель на коже, Алголь выдохнул.

Устроившись на кухне, он достал телефон. Несколько коротких нажатий, окно обмена сообщениями, пальцы торопливо пробежались по сенсорной панели.

«Я с Рин. Она в порядке».

Ответ пришел практически мгновенно — телефон завибрировал, едва не падая из рук.

«Слава богу! Совещание закончится через час, мне приехать?»

Нахмурив брови, парень принялся набирать ответ.

«Не стоит. Мы уже будем спать».

Отложив телефон, он поднялся и включил чайник — перед сном горячее питьё будет очень кстати. На столе появились две кружки, небольшой чайник и заварка — та же самая, что и весной, когда он впервые оказался на этой кухне и учился пить терпковато-горький зелёный чай.

Он не знал о том, что где-то сейчас в недрах института одна не в меру впечатлительная молодая женщина едва не сорвала всё совещание, нафантазировав себе с десяток откровенных сцен после его сообщения. Равно как и то, что в одной из лабораторий отсчитывались последние часы расшифровки данных костюма, которые окончательно рассеют туман неизвестности будущего Рин. Он лишь делал то, что мог, и вкладывался в это без остатка.

Горячие струи обволакивали всё тело, унося прочь ощущение холода и одиночества. Вода забирала с собой тяжёлые эмоции, обновляла и очищала. Опершись на покрытую мелкими капельками стену, Рин смотрела на крошечные точки светильников под потолком, и ни о чём не думала. Всё тело было расслаблено, былое напряжение уходило, оставляя после себя блаженную усталость.

К запаху воды вскоре прибавился аромат мыла и шампуня. Машинально, практически не осознавая своих действий, она водила губкой по телу, изредка морщась от прикосновения к затягивающимся ранам и синякам.

Смыв с себя остатки белоснежной пены, Рин выключила душ и с трудом отодвинула отяжелевшую от влаги шторку. С волос и кончиков пальцев капала вода, нежная кожа пылала жаром, голова немного кружилась. Вздохнув, девушка осторожно вышла из ванной, — сперва одна нога коснулась прохладных, покрытых лужицами плиток, потом вторая… и поскользнулась.

Едва опершись на плитку, ступня поехала в сторону, — Рин со вскриком завалилась и упала назад, звонко ударившись о раковину. В ушах зазвенело, она плюхнулась на пол и схватилась за ушибленный затылок, — от боли и обиды на глазах выступили слёзы.

С треском выломанного замка дверь распахнулась, тёмная фигура выросла в проходе.

— Рин! Ты в порядке?..

Алголь застыл над ней, встревоженный взгляд впился в обнажённое тело. Она подняла на него наполненные слезами глаза — и, спохватившись, прижала ладошки к груди и промежности.

Увидел!.. застал голышом!

До чего же обидно!..

Силясь хоть как-то прикрыться, девушка заплакала.

Её последняя хрупкая крепость пала. То самое тайное и сокровенное, что она стремилась не показывать никому, и уж тем более ему, он увидел первым. Застал в самой неприглядной из всех возможных ситуаций, измождённую, раненую, со здоровенным синяком на лице и совершенно нагую. Можно ли пасть в глазах человека еще ниже…

— Рин…

Со вздохом он схватил с вешалки большое полотенце, — единым движением накинул ей на плечи и закутал вздрагивающую девчонку до самых ног.

— Почему ты?.. Ну почему именно сейчас?.. Я… почему?..

Он легонько тряхнул её за плечи.

— Замолчи.

Всхлипнув снова, девушка подняла взгляд — Алголь смотрел на неё с беспокойством. Приобняв, он помог встать на ноги и осторожно коснулся шишки на голове, отозвавшейся резкой болью. Пальцы легонько закололо, боль начала отступать.

— Ты… ты видел…

Она плотнее запахнула края полотенца, смущенно опуская взгляд. Ей было стыдно смотреть на себя. Настолько, что сейчас хотелось провалиться сквозь землю, если бы это хоть что-то могло изменить.

— Мы поговорим об этом. Идёт?

Не поднимая головы, Рин стыдливо кивнула.

— Всё. Марш в постель. Я сейчас приду.

Он осторожно вывел её из ванной, — покраснев, как рак, девушка поплелась в спальню. За спиной послышался приглушенный звон посуды и журчание воды.