И на следующий день он перешёл к активным действиям.
Пока таскались по горам, приглядывался к близняшкам, решая, к кому из них подступиться.
С одной стороны, Марину уже можно считать пострадавшей стороной (хотя пострадал-то как раз Юраша Кривоходов) и стоило бы поберечь её нервы; а с другой, для чистоты, так сказать, эксперимента, именно с нею и надо продолжать, так сказать, оперативную работу.
К вечеру он окончательно решил, что соблазняемой станет именно Марина. А с Кариной — будет видно!
После ужина он вызвал блондинку в учебный класс.
Конечно, здесь заниматься любовью было не слишком удобно, зато никто бы не подумал, что командир потащил сюда подчинённую именно с этой целью. Подумаешь, очередная воспитательная беседа… Да и посторонние в вечернее время зайти сюда не могли — учебные занятия давно завершены, по распорядку время совсем для других дел. Разве что дежурный по базе мог заглянуть, но какого дьявола ему тут могло понадобиться? Если только взяться ни с того ни с сего за изучение собственных обязанностей, которые он и так знал назубок!..
Едва Марина вошла в класс, он её огорошил:
— Снимите мундир, ефрейтор Гладышева!
Удивлённо распахнув глаза, она всё-таки выполнила приказ. Обнажила бугристые мышцы.
Кирилл запер входную дверь.
В удивлённых глазах метёлки родилось понимание.
— А теперь снимайте футболку.
Марина выполнила и этот приказ.
Собственно, он уже не раз видел её ананасы в казарме, но когда остаёшься с девицей один на один, её прелести почему-то оказывают несколько более возбуждающее воздействие. Ведь она раздевается для тебя и с целью, которая касается только её и тебя!..
Тело у неё было гладкое, мускулистое и загорелое. Хорошее было тело, ладное. Такое только тискать да тискать…
— Догадываешься, зачем я тебя сюда позвал?
— Не дура, господин капрал! — Ефрейтор легонько фыркнула.
— И что думаешь по этому поводу?
Метёлка тоненько захихикала:
— А что тут думать? В обязанности таких телохранителей как мы с сестрой входит и это. Вам я подчинюсь.
— А почему старшине Кривоходову не подчинилась?
— Я — не его телохранитель! И не обязана отвечать на его любовь!
— А на мою, значит, обязана?
Марина развела руками.
Мол, куда деваться?
Кирилл подошёл и ткнул пальцем в её грудь.
Упругая штучка!
Однако возбуждение почему-то не просыпалось. То есть просыпалось, конечно, но какое-то не то, стёртое какое-то. Будто разбавленное водой спиртное… Не было ни малейшего желания завалить девицу на пол и в остервенении срывать с неё одежду, и вцепиться в талию, и пристроиться между бёдрами… Ну, так, как это происходило наедине со Светланой…
А тут ничего — как будто рядом с ним стояла отлично изготовленная кукла.
Тем не менее Кирилл раздел её донага и разделся сам.
Ниже пояса у неё всё находилось в полном порядке. Ничего похожего на Мариэль Коржову. Нет, девчонка была человеком. Впрочем, у Мариэли тоже поначалу всё было на месте…
Кирилл обнял Марину за талию и уложил её на пол.
Метёлка лежала перед ним, спокойная и неподвижная, будто манекен, и смотрела в потолок.
Нет, ярого желания заключить в объятия это юное тело по-прежнему не возникало.
Салабон с висючкой, вспомнил вдруг Кирилл. Но эта мысль не родила в нём ничего — ни давно забытой злобы, ни разочарования от собственной мужицкой несостоятельности.
Откуда-то вновь родилось ощущение, что перед ним лежит его собственная дочь, а он, вместо того чтобы защитить её от посторонних насильников, хочет уестествить сам. Папаша хренов…
Конечно, таких случаев в мелодраматических клипах было хоть отбавляй, но подобные насильники никогда не казались Кириллу мужиками. Салабоны с висючкой, хоть кол у них вовсе не был висючкой…
— Ладно, ефрейтор, — сказал он. — Давай-ка одеваться.
— Вы меня не хотите? — удивилась Марина.
— Нет.
— А мою сестру?
— Она брюнетка, а я всю жизнь предпочитаю блондинок. Так что выводы делай сама.
Он говорил неправду, ибо Светлана была шатенкой, а Ксанка, к примеру рыжей, но разве это имело сейчас хоть какое-нибудь значение?
— Но когда вы будете давать нам оценку, вы не отметите этот мой недостаток?
Кирилл мысленно присвистнул.
Ничего себе! Это у неё, значит, недостаток, а не у меня… Кстати, Ломанко даже не упоминала про оценки…
— Скажи мне, Марина… Почему ты ни с кем не спишь?
— Не знаю, — сказала она. — Мне это не очень хочется.
— И сестре твоей тоже?
— Да, и сестре… То есть нам хочется иногда, но это бывает редко. И после учебного лагеря ещё ни разу не хотелось. А когда нам захочется, мы попросим вас, хорошо?
— Хорошо, — сказал Кирилл, потому что больше ему сказать было нечего.
Нет, сёстры были пусть и странными, но всё-таки людьми. Может, в учебном лагере их кормили какими-то специальными препаратами? Стимуляторами, которые повышали силу и стремительность мускулов, но понижали сексуальное влечение… Вполне возможно! Кто знает, на что способна нынешняя медицина!
— Ладно, ефрейтор, одеваемся! Мы с вами провели учебное занятие по вашей профессии. — Он взялся за свою одежду и пронаблюдал, как она, кивнув, прячет под бельём упругое тело.
Обычно этот процесс Кирилла тоже возбуждал, но не сегодня, не здесь и не с нею.
— И я тебя попрошу… Никому о том, что здесь происходило, не говори.
— Даже сестре?
— Даже сестре. Это приказ.
— А если я его нарушу, вы мне дадите наряд вне очереди?
Вопрос принадлежал отъявленной дуре, нелёгкая усмешка говорила, что задала его Марина вовсе не по глупости.
— Нет, если ты его нарушишь, я снижу тебе и твой сестре упомянутую тобой оценку.
Одевшись, они покинули учебный класс.
А в начале ночи Кирилл утащил Светлану в «комнату для релаксаций».
С нею процесс раздевания действовал на него совсем иначе, хотя в темноте и не было ничего видно. Достаточно было воображения. И скоро он убедился, что его мужское естество работает, как часы.