Битва местного значения

12

Оказавшись в катере, отправившемся в обратный путь, к транспорту, Кирилл снова принялся ломать голову, с какой целью его вызвали на борт крейсера. Не упустил ли он чего?

Да нет, вроде бы не упустил! И в самом деле не произошло на «Возничем» ничего такого, что требовало бы личного присутствия командира «кентавров». Задачу явиться в штаб планетной обороны к майору Егоршину могли поставить, как уже было сказано, и по обычным каналам связи. Кодированным сообщением. Ну разве что вместо словосочетания «майор Егоршин» был бы какой-нибудь номер или оперативный псевдоним. Даже «шайбу» агенту Артузу вполне можно было передать в каком-нибудь ином месте. Да к примеру, там же, в штабе, с помощью того же Егоршина…

Так за каким всё-таки дьяволом надо было тратить топливо на рейс «крейсер-транссистемник-крейсер-транссистемник-крейсер»? Какая задача при этом достигалась?

И сколько Кирилл ни ломал голову, он по-прежнему находил лишь одно объяснение: кто-то хотел посмотреть на командира «кентавров» с расстояния вытянутой руки. Других вариантов попросту не существует. И получалось, что посмотреть на него хотели либо лейтенант-вестовой (что попросту смешно!) либо майор Духавин (что вполне возможно), либо сам флотский полковник, так и оставшийся неизвестным. Либо кто-то из полковничьего окружения…

А вот почему на Кирилла хотели посмотреть — тоже вопрос. И, прямо скажем, тот ещё вопрос!

Во всяком случае, подобного вызова не было ни перед одной предыдущей высадкой. Видимо, смелость, отвага и невиданная удачливость «кентавров» прославились настолько, что командиру отряда самая пора в зоопарк, в качестве обитателя центральной клетки. Или в музей. В качестве гвоздевого экспоната. Как только начнут создавать музеи выигранной войны, надо будет написать рапорт, подать себя в заявку…

В общем, ясно одно — раз к «кентаврам» проявлено такое необычное внимание, значит, впереди нас ждёт весьма необычный приказ. Иных объяснений на горизонте попросту не наблюдается. Однако прежде времени мы парням об этом проявлении необычного командирского внимания сообщать не станем. Успеется!

А кроме того, дело, может, и не в «кентаврах» вовсе. Интересовались, может, лично им, капралом Кентариновым. Мало ли по какой причине. Захотелось, видите ли, флотскому полковнику посмотреть на юного офицера, в которого влюблено столько девок! Чисто мужская зависть у старого пердуна!.. Тоже объяснение. «Кентавры» за минувшее время сталкивался с таким количеством посторонних, что информация о внутриотрядной эмоциональной обстановке вполне могла просочиться во внешний мир. Хотя, конечно, верится в это с большим трудом. Просто не видно, у кого мог бы до такой степени развязаться язык. Среди членов отряда подобных болтунов нет…

Когда Кирилл вернулся на борт родной посудины, «кентавры» уже не лежали по ячейкам — из транспорт-сна их вывели, едва командир отправился на «Возничий». Более того, они уже проделали все привычные послесонные санитарные манипуляции, получили из камеры хранения личные вещи, перебрались в десантный отсек и, надо полагать, вовсю обменивались мнениями — на какую планетную дыру их высадят теперь.

Кирилл в сопровождении триконки «Кентавры» подошёл к люку десантного отсека и прислушался. Перепонка оказалась акустически не заблокирована — всё было прекрасно слышно.

— Какие там ещё планеты упоминались в новостях? — спрашивала Кама-Колобок. — Ну, из тех, где Вторжение продолжается…

— Не так уж много их и осталось, — отвечали ей. — Куда мы ещё не высаживались?.. На Марию, на Психею, на Фуллу… Кто помнит, где ещё «кентавры» не разогнали гостей? Виолла, Иштар…

Кое-какие астрономические познания у них имелись — Кирилл отметил это не без удовольствия.

— А стоит ли верить новостям, господа «кентавры»? Вряд ли военные и политики говорят миру всю правду. Так не бывает!

— Всю — разумеется, нет. Это было бы просто глупо. Пропаганда — дело, испытанное веками. С помощью пропаганды целые войны выигрывались.

— Серьёзно? И какие же войны?

— А ты загляни в историю. И узнаешь.

Последнее сказал Подобед. Он тоже интересовался прошлым. Нет так глубоко, как бедный Спиря, конечно, однако кое в чём разбирался. В частности, в старинных боевых действиях.

— Да дьявол с ней, с твоей историей! — воскликнула Громильша. — Скажите лучше, куда делся наш командир! Не пора ли на планету высаживаться? Жрать уже хочется — спасу нет!

— Можно подумать, Кент тебе бутерброды принесёт! — фыркнула Скиба. — С докторской колбаской!.. А тарелочку ржавых пистонов не желаешь?

— За какие, интересно, грехи? Только-только из ячеек вылезли… Ещё даже никто друг на друга не забрался!

— А ни за какие! Исключительно для профилактики! Чтобы жизнь мёдом не казалась! Ясно же, что командира куда-то вызвали. А вызвать могли только к начальству. А начальство вызывает исключительно за ржавыми пистонами. А что делает командир, получив от вышестоящего начальства?.. Правильно, распределяет пистоны между подчинёнными, чтобы самому не перенапрячься!

— Злая ты, Скиба! — сказала Ксанка.

— Это я-то злая?! Это я-то?!!

Надо было немедленно вмешиваться — в десантном отсеке вполне мог возникнуть небольшой конфликт. Особенно после транспорт-сна, когда нервная система ещё не пришла окончательно в норму. Со Скибой Ксанка вполне могла сцепиться. А это было совсем ни к чему. Это стало бы нарушением ритуала. Перед высадкой на очередную планету «кентавры» никогда не переругивались. Любая возможность конфликта гасилась командиром в корне. Ритуалы потому и ритуалы, что их следует придерживаться!

Кирилл дематериализовал перепонку, вошёл в десантный отсек и, не удержавшись, переливчато свистнул. Совсем не по-капральски. Так мог вести себя какой-нибудь курсантик без-году-неделя-в-лагере.

«Кентавры» замолкли и обернулись.

Сияющие глаза стали командирскому свисту ответом. Не у всех, конечно, но у многих. У тех, кому было положено…

— Отряд, внимание! Стройся! — рявкнул Фарат Шакирянов и вскочил. Занял нужное место, вытянул левую руку, задавая фронт построения.

«Кентавры» кинулись строиться.

А Кирилл вспомнил свою давнюю триконку про «Гмырюшку-капрала» и «тёлочку». Знал бы покойничек Дог, как жизнь повернётся! Знал бы в то время автор триконки, что не пройдёт и трёх лет, как он сам будет носить погоны с двумя «звёздочками»! Что не пройдёт и трёх лет, а он и думать перестанет о триконках скабрёзного содержания! Как всё-таки стремительно меняется человек! Особенно, на войне…

Между тем «кентавры» построились.

Личные вещи были сложены в аккуратную кучку позади строя. Оружие и ПТП[1] все держали при себе. Как положено.

Последовали привычные команды, привычный доклад.

— Вольно! — скомандовал Фарату Кирилл.

— Отряд, вольно!

Последовали привычные расслабляющие телодвижения.

Кирилл неторопливо прошёлся вдоль строя, справа налево и слева направо. Будто инспектор.

Они стояли перед ним — восемнадцать человек, прошедших с командиром не одну точку Вторжения. Девятнадцатый следовал в кильватере. Как и положено по уставу…

И Кирилл вдруг подумал, что все они, все девятнадцать плюс он сам, все «кентавры», несмотря на различия в погонах, эмоциях и физиологии, составляют едва ли не единое целое. А ещё он подумал, что если бы относился к ним как к пушечному мясу, не стояли бы они сейчас перед ним в первоначальном своём составе. Нет, никогда он не относился к ним как к пушечному мясу — ни к тем, кто его любил, ни к тем, кто просто-напросто уважал. Никогда, нигде и ни к кому. Это была его привычка, его, с позволения сказать, жизненная философия.

— Ну что, дамы и господа, матерь вашу за локоток! — рыкнул он грубовато. — Соскучились по делу?

Этот грубоватый рык тоже был привычкой.

— Так точно, господин капрал! — громыхнул общей глоткой строй.

А Кирилл поймал себя на мысли, что ему хочется присоединить к этой глотке свой голос. И само собой родилось двустишие:

Здесь была ещё не Периферия, здесь был борт транссистемника, кусочек родного дома, и вполне можно было повесить перед строем настоящую триконку, разноцветную, со сложным акустическим сопроводом, играющую брызгами радужных огней… Как в «Ледовом раю»…

Хотя бы для элементарной проверки: не утерял ли он давние свои пушкинские способности.

Но то, что годилось для салабона-курсанта, было совершенно неприемлемо для капрала Галактического Корпуса, с душой, нагруженной опытом многочисленных боёв. Пусть капрал всего-то на два с небольшим года старше того салабона… А в способностях своих он был уверен и без проверки.

— Значит, говорите, соскучились?

— Так точно, господин капрал! — слитно громыхнула общая глотка.

У Кирилла вдруг сжало горло, и он, прежде чем продолжать, откашлялся.

— Дело нас ждёт, дамы и господа! — сказал он потом. — Кажется мне, что задание будет много сложнее, чем все прежние задачи. Но я уверен, что мы с ним справимся!

— А чего не справиться-то, командир? — сказал басом Подобед. — Врагов мочить — что в писсуар мочиться, дело привычное!

Они были самые настоящие профессиональные убийцы, и профессионализм наполнял их уверенностью, и они своей уверенности не скрывали. Тем более от собственного командира, который знал о них едва ли не всё — и то, откуда каждый из них пришёл в Корпус, и то, кто с кем трахается по ночам, и то, кто о чём мечтает в своей послевоенной жизни. Не было у них тайн от него. А у него — от них. По возможности…

И тут в отсеке ожил интерком:

— Внимание! Внимание! Личному составу подразделения «кентавры»! Погрузка вдесантный бот — через десять минут.

Все шевельнулись, но с места не стронулись. Умение подавить в себе нетерпение — ещё одна профессиональная черта.

— Какая же планета под нами, командир? — спросила Вика Шиманская. — Что за точка Вторжения ждёт нас на этот раз?

— Ждёт нас Синдерелла! — коротко сказал Кирилл.

А потом в дальней стене дематериализовалась перепонка люка, ведущего в транспортный трюм.

Справа от Кирилла снова вспыхнула триконка «Кентавры», медленно поплыла к люку.

— Разобрать личные вещи! — скомандовал Кирилл. — За триконкой шагом марш!