Лед
Поездка домой ощущается как праздник. Война наконец-то закончилась, ведьма мертва… а все мои друзья живы.
— Пусть Ребекка станет поучительной историей для всех нас, — говорит Милла. — Будешь вести себя как проститутка, и тебя поимеют.
Я усмехаюсь, а затем сосредотачиваюсь.
— Ривер. Ченс. — эти двое сидят напротив меня в фургоне. — Вам, ребята, нужно взломать счета Ребекки и вывести ее деньги. Да, она мертва, но мы не можем позволить кому-либо еще использовать ее ресурсы и поддерживать компанию на плаву.
— Я сделаю это, — отвечает Ривер. — Такое восстановление после битвы в стиле Маркса.
Коул паркуется в нашем подземном гараже. Парочки одна за другой начинают подниматься наверх. Я понимаю, почему они торопятся. Я хочу, чтобы Милла оказалась в моих объятиях. Она нужна мне. Я собираюсь показать ей, как сильно ее люблю.
Она — мой мир.
В тот момент, когда она закрыла меня собой, приняв пули, предназначенные мне, я понял это. Я больше не мог отрицать правду. Я люблю ее и никогда не отпущу.
Прежде чем мы успеваем сделать первый шаг, Ривер преграждает нам путь.
— Сейчас неподходящее время напомнить, что вам, ребята, придется целый месяц стирать мою одежду?
Милла отмахивается от него.
Он шлепает ее по руке.
— Разве можно так относиться к своему самому любимому человеку на земле?
— В настоящее время ты занимаешь почетное место чуть менее любимого.
— Даже несмотря на то, что я обещаю не стоять у тебя на пути, если ты решишь жить здесь?
Я широко улыбаюсь, бросая ему вызов.
— Попробуй ее забрать. И будешь иметь дело со мной.
Ривер молча изучает меня и кивает. Затем отворачивается и кричит:
— Джастин. Мы единственные умные… я имею в виду, одинокие… парни, которые остались. После того, как я пополню наши банковские счета деньгами Ребекки, мы отправимся в «Сердца», и я научу тебя, как заполучить любую цыпочку, какую захочешь… кроме тех, которых захочу я.
Они вдвоем направляются к двери. Милла поднимает на меня взгляд и надувает губы.
— А ты не хочешь сначала поговорить со мной о том, где я хочу жить?
Черт возьми, нет. Но сделаю ли это? Да. Если потребуется. Дело в том, что я хочу, чтобы Милла была со мной. Сейчас и всегда. Хочу, чтобы она засыпала в моей постели каждую ночь и просыпалась в моих объятиях каждое утро.
— Ты хочешь пойти с ним? — черт возьми, если придется, я присоединюсь к команде Ривера.
— Ну, — говорит она, накручивая прядь волос на палец. Я пристально наблюдаю за ее движением. — Мне здесь не предлагали официальную должность.
В этом проблема?
— Давай разберемся с этим раз и навсегда. — я перекидываю ее через плечо, отчего она заливается смехом. Я несу ее в нашу спальню, затем закрываю и запираю дверь. Когда ставлю Миллу на ноги, она не отодвигается, а стоит передо мной, покусывая нижнюю губу. Нервничает?
— Я люблю тебя, Милла Маркс. — наши взгляды встречаются. — Я люблю тебя больше, чем пиццу и победу, которые, как я думал, были моими любимыми блюдами. Но вот ты. Ты — моя жизнь. Если ты умрешь, умру и я. Мы связаны так, как я никогда не ожидал и не испытывал. Ты — драгоценная часть меня, и мне все равно, ставишь ли ты меня на первое место или на последнее, главное, чтобы ты терпела меня.
У нее дрожит подбородок.
— Я не… Не могу… Астон. Я так сильно, черт возьми, тебя люблю.
Меня накрывает волна облегчения… а затем волна радости.
— Не могу поверить, что это происходит на самом деле, — говорит она. — Раньше я жила в своем худшем кошмаре. Теперь исполняется моя величайшая мечта. Но я до сих пор не получила приглашения.
Удовлетворение поселяется глубоко в моем сердце.
— Моя душечка, с тобой мне приятнее всего здороваться и труднее прощаться, и я не хочу прожить без тебя и дня. Считай, что это твое официальное приглашение.
Медленная, широкая улыбка появляется на ее губах.
— Считай это моим официальным согласием.
Хорошая девочка.
— Давай поцелуемся.
— Давай займемся чем-то большим. — улыбаясь, она подталкивает меня к кровати.
Мои ноги натыкаются на край матраса, и я падаю. Милла запрыгивает на меня сверху, обхватывая за талию. Я обнимаю ее за талию, удерживая на месте. И, черт возьми, мне нравится этот вид. Простыня, в которую она одета, разорвана в нескольких местах и просвечивает.
— Думаешь, что можешь быть со мной грубой, душечка?
— О, я знаю, что могу. Может, ты и больше меня…
— Намного больше. — я выгибаю бедра, доказывая ей, насколько сильно.
Она стонет, затем ей удается закончить предложение.
— …но я сильная.
— И тебе иногда нравится наносить удары по яйцам, — услужливо добавляю я.
— Да, это так. Поэтому странно, что ты продолжаешь называть меня душечкой.
— Почему? Ты сладкая и аппетитная, и мне всегда будет тебя мало.
Смеясь, она прижимает руки к моим вискам.
— Так… значит, ты мой парень? Сейчас… и утром?
Я двигаюсь так быстро, что она не успевает отреагировать, и переворачиваю ее на спину.
— Я твой парень, а ты моя девушка… сейчас и всегда. Не желаю слышать никаких возражений на эту тему.
— А как насчет жалоб? — она проводит ногтями по моей груди. — Ты слишком много болтаешь.
— Тогда давай найдем моему рту лучшее применение.
Я прижимаюсь к ее губам, и она не просто отвечает на поцелуй, Милла изливает себя в нем, отдавая каждую частичку себя, ничего не сдерживая. Она такая приятная на вкус и такая теплая, такая удивительно теплая, что моя потребность в ней становится неистовой. Я провожу по ней руками, отчаянно желая прикоснуться к ней, к ней всей.
Но. Да. Есть одно «но».
Зарычав, я отодвигаюсь.
— Сегодня ты главная. Скажи, чего ты хочешь, и я все сделаю. — она привыкла к парням, которые заботятся только о своих потребностях. Я собираюсь дать ей больше, намного больше.
Я дам ей все.
— Астон… — когда она изучает меня и татуировки на моей груди, выражение ее лица сияет. — Ты сказал, что тебе все равно, ставлю я тебя на первое или последнее место, но я хочу, чтобы ты знал, что для меня ты первый. Всегда будешь первым. А теперь я хочу, чтобы ты поцеловал меня снова. Целуй меня и никогда не останавливайся.
— Это я могу сделать. — я наклоняюсь для еще одного поцелуя, и то, что начинается как сладкое обещание, вскоре превращается во что-то дикое. Я не могу насытиться ее губами, языком или зубами.
Не могу насытиться ею.
Я снимаю с нее импровизированное платье и оглядываю… и благодарю Бога за второй шанс.
— Ты идеальна, — говорю я, потому что это правда. — В тебе нет ничего, что я бы изменил.
— Астон. — проклятие. Мольба. — Меньше разговоров. Больше дел.
— Хорошо. Мне нравятся твои слова. — я сажусь, чтобы снять ботинки и раздеться. Когда снова ложусь на нее, она принимает мой вес с сексуальным стоном. Мы тремся друг о друга, создавая самое прекрасное трение.
— Пожалуйста, Астон, — задыхается она. — Еще.
Я прижимаюсь к ней еще сильнее.
— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.
— Мне нравится его произносить. — Милла проводит языком по моим губам, затем хрипло добавляет: — Мне нравится его вкус на моих губах. — взгляд, которым она одаривает меня, немного порочный и распутный… и очень грязный.
— Вкус… да… — я целую ее от губ до лодыжек и между ними, пока не пьянею от всего, что связано с Миллой. Ее сладость, шелк ее кожи, звуки, которые она издает, когда я делаю что-то, что ей действительно нравится.
Иногда я останавливаюсь, чтобы заглянуть ей в глаза, чтобы убедиться, что она настоящая, и это происходит на самом деле. Вскоре она начинает извиваться, бессвязно умоляя меня, а на лбу у нее выступают капельки пота. Но только когда Милла начинает дрожать и молить об освобождении, я кладу руку ей на висок, а другой провожу вниз…
— Ах! — выдыхает она. — Это… это… невероятно.
— Я только начал. — я играю с ней еще немного, не торопясь подготавливать к тому, что должно произойти. Не только физически, но и эмоционально. Прикасаясь к ней, я говорю ей, как много она для меня значит. Говорю, какая она красивая и каким потерянным я был бы без нее. Вскоре она снова начинает испытывать нужду и умолять… и я на грани потери самообладания. — Презервативы, — говорю я ей, наклоняясь, чтобы взять один из них с прикроватной тумбочки. Я дрожу.
Пока я натягиваю латекс, она целует меня. Ставит засос на моей шее и впивается ногтями в мою спину.
— Ты заставляешь меня такое чувствовать…
— Если это хоть немного похоже на то, что ты заставляешь меня чувствовать, то у нас будет самая лучшая жизнь.
В этом я не сомневался.
— Посмотри на меня.
Ее взгляд без колебаний встречается с моим. Я удерживаю его. Хочу, чтобы она знала, что я здесь, с ней. Я не думаю ни о ком другом. Только мы вдвоем в этой постели.
— Астон, — шепчет она. — Сейчас.
Да.
Сейчас.
* * *
Я никогда не был так удовлетворен. Милла… она перевернула весь мой долбаный мир.
Мы немного спим, просыпаемся, снова занимаемся любовью, потом снова спим.
Когда мы просыпаемся во второй раз, я задаюсь вопросом, как она обманула агентов, которые должны были убить остальных. Наши глаза встречаются…
… и я направляюсь к входной двери дома. Свет выключен, а вокруг тишина. Но я знаю, что снаружи меня ждут неприятности. Когда поворачиваю замок, дверь распахивается, и в прихожую врываются четверо мужчин.
Они одеты в черное, и тот, что впереди, направляет пистолет прямо мне в грудь. Я знала, что это произойдет, была готова к этому, но меня бесит, что это происходит. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сохранять спокойствие. Я должна сохранять спокойствие. От меня зависит жизнь друзей.
— Охотники под наркотиками и спят, — говорю я.
Он указывает стволом пистолета на лестницу.
— Отведи нас в спальни.
Он прижимает оружие к моей лопатке, пока я иду впереди. Ему лишь нужно пошевелить пальцем, и бум, я мертва. Мои колени грозят подогнуться, когда я поднимаюсь по лестнице. Если что-то пойдет не так, лишь одно…
— Здесь. — я останавливаюсь на третьем этаже. — Только две спальни не заняты.
— Али Белл? — требует он.
— В комнате в дальнем углу справа.
Мужчины расходятся, заходя в разные комнаты. В наступившей тишине я слышу легкий звук глушителей, и горячие слезы текут по моим щекам. Знаю, что на самом деле никто не спит. Знаю, что манекены из тренажерных залов теперь одеты в парики и одежду, и именно они принимают на себя пули.
Знаю, что лампочки были выкручены из каждой лампы, просто на случай, если плохой парень решит проверить свое убийство. Знаю, что мои друзья прячутся в шкафах и ванных комнатах, на случай, если нам придется с боем реализовывать этот ужасный план.
Но стресс меня просто убивает.
Двое мужчин возвращаются. Самый высокий из них посылает мне воздушный поцелуй.
— Жаль убивать всех красавиц, не дав им достойных проводов. — он оглядывает меня с ног до головы и ухмыляется. Я буду называть его «Цель номер один». — Может быть, ты сможешь загладить свою вину позже.
Я содрогаюсь от отвращения.
— Заткнись, — огрызается другой. — Эти девчонки крутые. Они бы вырезали тебе сердце еще до того, как ты успел бы снять штаны.
Цель номер один говорит, шевеля бровями.
— Нет, если бы были хорошо связаны.
Оставшиеся агенты выходят из комнаты Коула и Али, таща за собой сонную Али в наручниках.
— Это ты сделала? — она пытается наброситься на меня.
Ей можно вручить золотую звезду за актерское мастерство.
— Прости, — говорю я, играя свою роль. Не то чтобы мне приходилось много играть. Я подавлена.
— Пошли. — меня хватают за руку. Дергают вперед и…
…перед глазами снова появляется спальня.
Меня выдергивает из воспоминаний Миллы, и я хочу возмутиться из-за опасности, с которой она столкнулась. И хочу радоваться результатам.
— Я удивлен, что Коул позволил забрать Али.
— Он не хотел, — говорит она, — но эта девушка умеет быть убедительной.
— Ты имеешь в виду властной, упрямой и мстительной. — она кивает, и я добавляю: — Ты такая же.
Она хлопает меня по плечу.
— Почему девочки — стервы, а мальчики — властные?
— Потому что мы правим, а вы пускаете слюни.
— Ты не мог этого только что сказать, — Милла закатывает глаза.
— Если бы я был здесь, — говорю я, обнимая ее так, как планирую обнимать всю оставшуюся жизнь, — все сложилось бы по-другому.
— О, правда? — произносит она хриплым голосом.
— О, да. Ты — самая важная часть моей жизни, а я защищаю то, что принадлежит мне.
Ее тело расслабляется, ноги раздвигаются, образуя для меня колыбель.
— Так ты оставишь меня у себя? Навсегда?
— Навсегда… для начала. — я покусываю ее губы. — Миллс, возможно, я не совсем ясно выразился. Я никогда тебя не отпущу.
* * *
Мы с Миллой выходим из спальни только один раз, и то только потому, что умираем от голода. Наевшись, она говорит мне, что наконец-то может мыслить здраво и больше не уверена, что ей стоит жить в особняке.
Я знаю, она дразнит меня, но протестую. Много. Мы проводим жаркий, потный час в переговорах. В конце концов, мы оба измотаны и соглашаемся, что она будет жить здесь, а я буду делать все, что она захочет, когда захочет, и мне это понравится.
У меня такое чувство, что я выиграл в этой сделке.
Но теперь мы снова проголодались. Я оставляю ее нежиться в постели, взволнованную будущим, а в голове у меня роятся планы. Я направляюсь на кухню, чтобы приготовить ее любимые спагетти и испечь… или попробовать испечь… «красный бархат». Остальные в доме еще спят, и я собираюсь пригласить ее на первое свидание.
— Привет, Лед.
Я чуть не роняю пакеты с сахаром и мукой, но успеваю поставить их на прилавок, прежде чем оказываюсь лицом к лицу с Кэт.
— Привет.
Она улыбается мне.
— Я пришла поздравить тебя с победой.
— Мы бы не справились без тебя.
— Знаю.
Я смеюсь. В этом вся Кэт.
— Я просто пришла сказать тебе, что рада, что ты в итоге сошелся с Миллой, — говорит она. — Вы подходите друг другу, в отличие от нас с тобой. Однажды ты бы возненавидел меня за мои страхи, за то, что я пыталась уберечь тебя от опасности, и я знала это.
— Кэт…
— Нет, не пытайся это отрицать. — она поспешно продолжает, прежде чем я успеваю ответить. — Я рада, что ты обрел покой, Лед. Ты заслуживаешь счастья.
— Как и ты.
— Не волнуйся. Еще не слишком поздно. — она посылает мне воздушный поцелуй. — Что же, мне пора идти. Нужно подать прошение, помочь людям. — она поворачивается, и я вижу, что в дверях стоит Милла. — Если тебе когда-нибудь понадобится совет о том, как лучше всего его помучить, все, что тебе нужно сделать, это позвать меня. Кэт спешит на помощь! — секунду спустя она исчезает.