Милла
Кэт ждет меня под аркой массивных ворот, которые, кажется, сделаны из безупречной жемчужины.
Я бы с удовольствием полюбовалась красотой, абсолютным величием, но снова подключена к тому потоку сознания, где вера пропитывает каждую мысль.
— Дневник! — Эмма бежит к нам. Здесь нет солнца, я его не вижу, и все же свет повсюду. Самый восхитительный свет, который я когда-либо видела, сверкает алмазной пылью вокруг девушки. — Помни о дневнике!
— Я выиграла свое дело, Милла Маркс. Ты возвращаешься. — Кэт толкает меня.
Я падаю вниз… вниз… и кричу. Или пытаюсь закричать. Мне тяжело дышать. Боль! Мое тело слишком слабо, чтобы сопротивляться, кровь вытекает из ран с пугающей скоростью. Мой разум затуманен, когда я издаю еще один вздох.
— Милла!
Голос Льда перекрывает вой сигнализации, в нем слышится облегчение. Он здесь… где «здесь»? Я приоткрываю глаза. Камера. Верно. В меня стреляли, но ответ находится в дневнике… в дневнике… в дневнике.
«Скрыто, скрыто, скрыто».
Если что-то было скрыто, ты это находишь.
Я знаю это. Я пыталась, но потерпела неудачу.
Нужно попробовать снова. Единственный верный способ навсегда потерпеть неудачу — это сдаться.
«Свет всегда может прогнать тьму».
Сильные руки прижимаются к моим ранам.
— Держись, милая. Просто держись.
Мои глаза закрываются. Свет пробивается сквозь мои веки.
«Свет…»
— Али! — восклицает Лед. — Помоги ей! Ты должна ей помочь.
Али, должно быть, вошла в камеру. У меня нет сил открыть глаза снова. Мгновение спустя раскаленная рука пронзает мою грудь и проникает в душу. Боль усиливается в геометрической прогрессии, и я кричу. На этот раз звук вырывается наружу. Моя спина выгибается. Танатос вырывается сам по себе, пытаясь защитить себя и прогнать все прочь. Али… чей крик боли сравним с моим собственным.
Я делаю все, что в моих силах, чтобы погасить красное пламя… пытаясь защитить…
— Выпусти его, — приказывает она. Она тяжело дышит. — Не туши пламя.
Но… но…
— Откройся, Милла. Откройся.
Открыться… как? Я слишком ошеломлена, чтобы понять это, но первый приказ я поняла. «Не туши пламя».
Так и делаю. Я… просто… останавливаюсь, позволяя силе течь по моим венам. Вскоре я задыхаюсь, и, поскольку нахожусь в физическом мире, моя одежда сгорает дотла. Но… но… мои раны только усугубляются. Это не хорошо.
Я подозреваю, что Али ощущает то же самое. Когда я кричу, кричит и она. Мы кричим вместе, снова, и снова, и снова. Агония! Это слишком, слишком сильно… это мой кошмар.
Я сгораю заживо. Скоро от меня не останется ничего, кроме пепла.
«Обман. Тьма обманывает. Тьма лжет».
Ночные кошмары… уловка, чтобы я не расставалась с танатосом?
Я хочу выжить. Так сильно этого хочу. Боль закончится, и я так отчаянно хочу, чтобы она закончилась. Мне нужно, чтобы она закончилась. Но я лежу, смирившись, пламя разгорается все жарче и жарче, дрожь сотрясает мое тело. Мои руки и ноги сгибаются, и даже это — новый вид агонии.
И тут происходит самое странное. Туман в моем сознании рассеивается, и боль отступает. Мы с Али перестаем кричать. И впервые за несколько недель я чувствую успокаивающую силу, которая слышит меня. Кости, мышцы и кожа снова начинают срастаться. Сила наполняет мое тело, мою… душу.
Только это длится недолго. Танатос зарождается с новой силой, изливаясь из меня, пламя обжигает меня, плавит, но сейчас все хуже, намного хуже… пока это не прекращается. Пока я снова не исцеляюсь.
— Три слоя, — вздыхает Али. — Еще один.
Не успевает она произнести последнее слово, как боль накатывает снова, и она сильнее, чем первые две, вместе взятые, но длится не так долго, а когда проходит, то ее уже нет. Я свободна! Я исцеляюсь!
Танатос, возможно, и скрыл мой внутренний свет, но не смог его уничтожить.
«Не такой уж и сильный, никогда и не был слишком сильным».
— Скажи мне, — требует Лед.
— Она выживет, — отвечает Али.
Мозолистые руки, принадлежащие Льду, скользят по моему животу, проверяя, нет ли ран, и одновременно придавая сил.
— Она действительно исцелилась.
Он так же шокирован, как и я. У нас получилось. У нас получилось!
— Слава богу, — хрипло произносит Али.
«Свет и тьма не могут сосуществовать».
Если бы мы сдались после первого слоя… если бы мы сдались после второго… ничего хорошего бы из этого не вышло. Нам пришлось бороться до самого конца, пока мы не добились желаемых результатов.
Наконец-то я нахожу в себе силы открыть глаза и не закрываю их.
— Лед, — говорю я, с трудом переводя дыхание.
— Я здесь. — он без футболки, с его лица стекает пот, напряжение искажает черты, которые я люблю и обожаю. Черты, которые я безмерно рада видеть снова. — Я здесь.
Когда я беру его за руку и переплетаю наши пальцы, между нами вспыхивает золотистое пламя. За считанные секунды оно перемещается вверх по его руке, шее… Вскоре золотистое пламя танцует в его глазах, и это зрелище завораживает. Его раны начинают заживать.
— Ребекка погасила у нас свет. Вот почему мы не могли использовать наши способности. — Али, спотыкаясь, подходит к кровати… она так же обнажена, как и я… и бросает мне простыню, прежде чем накинуть пододеяльник себе на плечи. — Если контрольная лампочка не горит, ты не сможешь разжечь огонь. Она снова подожгла мой, используя специальное противоядие, а ты, Милла, зажгла огонь Льда с помощью динамиса.
Я сажусь и целую его, потому что не могу не целовать. Раз, два… три раза.
Он целует меня в ответ, затем помогает проделать дырки в простыне, соорудив платье. Я натягиваю ткань на голову и говорю:
— Если все прошло по плану, остальные здесь, и им нужна наша помощь. — я оглядываюсь. Выход закрыт. Единственная другая дверь — это дыра в стене, которая, как я полагаю, ведет в комнату, которую все только что покинули. — Подруга. Ты пробила себе дорогу?
— Девушка делает то, что должна.
— Не беспокойся. Я разберусь с этим. — Лед встает, демонстрируя обугленные пятна на джинсах. Он несет совершенно мертвую Ребекку ко входу и кладет ее ладонь на сканер. Дверь открывается с тихим скрипом.
— У тебя слишком мягкое сердце, — говорю я. — Тебе следовало отрубить ей руку.
— В следующий раз, душечка.
Он бесцеремонно бросает Ребекку, и под присмотром Али мы вместе выходим из комнаты. В воздухе стоит густой запах пороха, коридор завален неподвижными телами. Слава Богу, я никого не знаю.
Люди Ребекки заплатили высокую цену за то, что присоединились к Команде Зла. И да, даже Тиффани заплатила за это. Я нахожу ее скорчившейся в углу, на лбу у нее глубокая рана, лицо забрызгано кровью, ее тусклые, мутные глаза устремлены куда-то вдаль.
Жуткий след ведет нас в конец коридора… где Коул отрубает голову последнему оставшемуся на ногах агенту.
Я осматриваю своих друзей. Кто-то стоит, кто-то сидит. У Джастина, Бронкса и Гэвина пулевые ранения в грудь. У Коула несколько порезов, ничего больше. Ченс, Лав и Жаклин избиты, а Ривер без единого пореза, синяка или раны. После долгих лет жестокого обращения с нашим отцом он научился пригибаться и уворачиваться, прежде чем кто-либо успеет нанести удар.
— Али! — Коул бросается к своей девушке и заключает ее в объятия.
— Милла. — Ривер делает то же самое со мной.
Через несколько секунд я отстраняюсь.
— Мне нужно разжечь в тебе огонь.
Он поспешно отпускает меня.
— Меня что-то затошнило.
— Ты знаешь, что я имела в виду. — я выхожу из своего тела, сомневаясь, помню ли что-то из тех секунд, которые провела с Кэт и Эммой, подключившись к потоку сознания, но мои следующие действия происходят автоматически.
Я протягиваю руку сквозь Льда и беру его за руку, освобождая его душу. Я делаю то же самое с Ривером.
— Нужно образовать круг.
Али берет Ривера за руку, а другую протягивает Коулу. Жаклин подходит ко Льду с другой стороны. Гэвин присоединяется к ней, Бронкс — к нему. К нам подходит Джастин, затем Лав и, наконец, Ченс, который бурет за руки Лав и Коула, замыкая круг.
— Призовите динамис, — говорю я Льду и Али.
Секундой позже из каждого из нас вырывается белое пламя. Пламя переходит от человека к человеку, пока не охватывает всех. Раздаются шипение и стоны, когда кости, мышцы и плоть снова срастаются, но мои друзья улыбаются, несмотря на все, они счастливы, что их пламя снова зажгли.
Можете сбить нас с ног, но вы не сможете нас удержать.
Внезапно нас сбивает с ног прилив энергии, исходящий от… нас? Мы висим в воздухе, кончики наших волос направлены к потолку, как будто мы сунули пальцы в электрическую розетку. И мы испытываем спокойствие!
Это самое великолепное чувство. Я теряюсь в месте, где больше не существует времени и нет ничего невозможного. Я могу делать все, что только могу вообразить. Могу принять участие в любой битве и выиграть любую войну. Меня ничто не пугает, поскольку знаю, что я здесь не просто так, и я не одинока. У меня есть друзья в высших кругах. Друзья здесь. Друзья там.
Победа за мной.
Это вера. Может, меня и нет рядом с Кэт, но прямо сейчас я с ней на связи. Я наполняюсь новой верой. И для меня, как и для всех охотников, нет источника большей силы.
Энергия покидает меня так же быстро, как и появляется. Мы разрываем круг и падаем на пол. У меня перехватывает дыхание. Когда прихожу в себя, я сажусь, и остальные делают то же самое.
Кто-то смеется. Секунду спустя мы все смеемся.
— Как это произошло? — спрашивает Али.
— Понятия не имею, — говорит Гэвин. — Но давайте повторим.
— Это лучше, чем выпить целую бутылку водки, — говорит Ривер, и снова раздается смех.
Лед встает на колени передо мной и обхватывает ладонями мои щеки, он выглядим очень серьезным.
— Ты в порядке?
— На сто процентов. А ты?
— Теперь лучше. — он обнимает меня, и я прижимаюсь к нему. Лед в безопасности. Я в безопасности. Видение сбылось, но мы оба выжили. Война закончилась. Наконец-то. К счастью.
Теперь… теперь мы будем жить дальше.
— Прости, что заставила тебя думать, будто собираюсь предать твоих друзей, — говорю я. — Пусть даже ненадолго.
— Я никогда не думал, что ты это сделаешь. — он встает и протягивает мне руку.
Я беру ее, и Лед поднимает меня на ноги.
— Ты доверял мне.
— Да.
Неудивительно, что я его люблю. С самого начала он был моим наркотиком. Чем больше времени я с ним проводила, тем больше узнавала его и тем больше он мне нравился. Когда-то, во время нашего знакомства, любовь заняла свое место, и это решение было принято самим моим сердцем.
— Я доверял тебе. Я доверяю. Милла, я…
Хлоп! Хлоп!
Две пули врезаются мне в спину, обжигая и жаля, отбрасывая меня к нему.
Он ловит меня прежде, чем я падаю, и разворачивает, закрывая своим телом.
— Что за чертовщина? — кричит Ривер.
— Милла! — зовет Али.
— Ребекка, — рычит Гэвин.
Ребекка жива?
Я ничего не вижу, так как все охотники собираются вокруг нас.
Быстро перевожу дыхание и говорю:
— Я в порядке. В порядке. Может, пламя и не охватило меня, но мое тело уже заживает.
Ужас исчезает с лица Льда. Он прижимает кончик пальца к дырке в простыне, проделанной одной из пуль. Его глаза расширяются.
— Она зомби, — ахнув, произносит Жаклин.
Ребекка? Мы со Льдом вместе выходим вперед толпы.
Ребекка жива. Ее волосы спутались вокруг перепачканного кровью лица, кожа отвратительного серого оттенка… глаза светятся красным цветом.
Она в телесной форме, но она зомби.
Сбитая с толку, Смит смотрит на меня, потом на свой пистолет, потом на меня. Вскрикнув, она стреляет в меня еще три раза. Когда происходит то же самое — Лед ловит меня, я исцеляюсь, — она отступает назад, излучая страх.
— И как ты собираешься с этим справиться? — спрашивает меня Коул.
— Я знаю! — Кэт появляется рядом со мной и заявляет: — Мы выиграли дело. Возьмитесь за руки и зажгите огонь. Поторопись.
— Сделаем это, — говорю я.
Все начинают действовать… и, как и прежде, от нас исходит огромная волна энергии. Может быть, это происходит потому, что свидетели выиграли дело. Может быть, мы всегда обладали такой способностью, просто не знали об этом. А может быть, виной всему вера, которая все еще живет в нас. Какой бы ни была причина, мне определенно нравятся результаты.
Как и нас, Ребекку подбрасывает в воздух, где она парит прямо под потолком, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но не находит ничего.
— Остановитесь. Остановитесь! — пистолет выпадает у нее из рук и со звоном падает на пол. — Отпустите меня! Позвольте мне… — ее спина выгибается. Она кричит, когда тело охватывает пламя, но никто из нас к ней не прикасается. Смит трясется, и трясется, и трясется…наконец, она взрывается.
Энергия покидает нас, и мы падаем, разрывая круг. Лед обнимает меня, и пепел осыпает нас дождем.
«Свет всегда прогоняет тьму».
— Теперь все кончено, — говорит он и целует меня в висок. — После этого она уже точно не воскреснет.
— Теперь нам остается только… жить.