Милла
Нас разоружают, затаскивают в фургон на заднее сиденье, а наши друзья даже не догадываются об этом, нас не видно в толпе зомби.
Агент рявкает «Подлатай его» и захлопывает дверь. По крайней мере, на нас не надевают наручники и не связывают. Более того, мы одни на заднем сиденье, и прозрачная перегородка отделяет нас от водителя и его пассажира.
Я отрываю край футболки Льда и перевязываю этим материалом его плечо.
— Тебе следовало… продолжать бороться. — он дышит еще тяжелее.
— И позволить им забрать тебя у меня? Нет.
— Именно поэтому тебе… следовало остаться… на крыше.
— Моей главной целью всегда была твоя безопасность. Это не изменилось. — он побледнел и потерял много крови. Ему нужен динамис.
«Загляни внутрь… загляни внутрь…»
Я искала его бесчисленное количество раз, но так и не нашла.
«И что? Попробуй еще раз. Используй веру».
Вера. Да. Когда вера ослабевает, ее нужно подкрепить словами и мыслями.
— Я могу это сделать. — могу.
Я откидываюсь назад, отодвигаясь от Льда… на случай, если танатос одержит вверх… и закрываю глаза. Разум — прекрасная, сложная штука. Он наблюдает, накапливает информацию. Так моя душа общается с моим телом. Я погружаюсь все глубже и глубже, терпя ужасающий, обжигающий жар, и наконец замечаю дым, о котором упоминала Рив. Я изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания, но он слишком густой.
И все же я погружаюсь все глубже. Боль поглощает меня, обжигая, обжигая, обжигая, обжигая. На моей коже выступает пот. Мои легкие сжимаются, затрудняя дыхание. Пронзительный крик режет мои уши, и я хочу, чтобы это прекратилось, нуждаюсь в том, чтобы это прекратилось.
— Остановись, Милла. Остановись сейчас же.
Мои глаза открываются, и я обмякаю, а отвратительный огонь исчезает.
— Прости, — всхлипываю я. — Мне так жаль.
Он протягивает здоровую руку и гладит меня по щеке.
— Это не твоя вина, милая.
Но это так. У меня была одна задача, всего одна. Спасти Льда.
— С нами все будет в порядке. Может быть… может быть, мы сможем устроить засаду, когда они нас выпустят. — я обыскиваю заднюю часть машины, но ничего не нахожу, что можно было бы использовать в качестве оружия. Меня охватывает чувство беспомощности.
— Сделай для меня кое-что, — говорит он. — Выживи.
— Ты тоже.
Когда фургон внезапно резко останавливается, я оказываюсь перед ним, полная решимости его защитить. Лед притягивает меня к себе. Он ослаб, но его решимость сильна.
Задняя дверь открывается, и на нас смотрят три агента, нацелив винтовки.
Похоже, никакой засады не получится.
— Выходи, — командует тот, что в центре.
Лед успокаивающе обнимает меня, прежде чем отпустить. Я медленно выбираюсь наружу, где меня прижимают к двери фургона и связывают за спиной руки. Лед следует за мной, но с ним обращаются так же, несмотря на ранение.
Я оглядываюсь по сторонам. Мы находимся в каком-то подземном гараже, но здесь нет других машин, и некого попросить о помощи. Нас заталкивают в лифт, и мы поднимаемся на одиннадцатый этаж, где меня знакомят с кошмаром похуже, чем сгореть заживо. Созданной заново «Анимы».
Несколько мужчин и женщин в лабораторных халатах суетятся вокруг столов, уставленных пробирками, мензурками и оборудованием, которое я не узнаю. Я слышала о подобных лабораториях. В одной из них пытали Али и Жаклин.
Ривера держали в подобной несколько недель, прежде чем перевезти на склад, откуда он «сбежал». Ему ввели неизвестные сыворотки. Его душу каким-то образом силой вырвали из тела. Его разум был потрясен. А кожа была сожжена.
Нас со Льдом разделяют. Чтобы отвести в разные комнаты? Но он вырывается, отбрасывая своих похитителей и набрасываясь на моих. Я падаю на пол, освобождаясь, пока агенты изо всех сил пытаются защититься. Не то чтобы у них это очень хорошо получалось.
Лед похож на одержимого мальчишку. Он бьет головой, колотит плечами и локтями и пинает ногами. Откусывает агенту кусок уха, а затем выплевывает его на пол.
Раздается крик боли, словно жуткий саундтрек, когда один из агентов бросается на Льда. Я вытягиваю ноги, ставлю ему подножку, и он тяжело приземляется на спину. Лед бьет его ногой по шее, раздавливая трахею. Парень больше не шевелится.
Даже со связанными руками Лед — мастер боя, и он полон решимости защитить меня любой ценой. Я не могу сделать меньше.
— Поместите их в одну комнату. — в поле моего зрения появляется темноволосая женщина с черными как ночь волосами и белой как снег кожей. Она безупречно одета: черный кашемировый свитер и серые брюки, облегающие ее ноги.
Ребекка Смит во плоти. Дьявол, притворяющийся деловым человеком. Как очаровательно.
— Если кто-то из них доставит вам еще больше хлопот, — продолжает она, — пристрелите парня. В любом случае, он испорченный товар.
Паника скребет когтями изнутри, разрывая меня на части.
— Мы будем вести себя прилично, — настаиваю я, умоляюще глядя на Льда.
Только двое агентов смогли подняться на ноги. Они грубо тащат Льда. Я встаю на ноги, когда меня хватают за руки. Я не сопротивляюсь. Нас запихивают в комнату размером десять на десять дюймов с зеркальными стенами и мягким полом. Любой, кто находится за пределами комнаты, может нас видеть, что затрудняет побег.
Но в этом-то и смысл, не так ли.
Один из агентов достает пистолет и, прежде чем я успеваю выбить его из рук, улыбается и стреляет в раненое плечо Льда.
Отброшенный назад, Лед врезается в стену и падает, оставляя за собой кровавое пятно. Я кричу и бросаюсь к нему.
— Он доставил мне неприятности, — говорит мужчина и захлопывает дверь.
Я срываю с себя футболку. Мне плевать, что все видят мой лифчик. Пусть смотрят. Борясь с новой волной паники, я как могу перевязываю новую рану Льда.
— С тобой все будет хорошо. Ты должен быть в порядке.
Не так ли?
Я должна добраться до динамиса. Просто должна. Только так он сможет быстро восстановиться. Возможно, только так он сможет выжить. Но я пытаюсь снова, снова и снова… и терплю неудачу. Нет. Нет! Я не приемлю неудачу. Я никогда не смирюсь с неудачей.
— Хочу, чтобы ты знала, — выдыхает он, — я рад, что встретил тебя, рад, что ты стала частью моей жизни. Я падал в очень темную пропасть, но ты вытащила меня оттуда.
Будь он проклят! Он говорит так, словно вот-вот умрет.
Пора попробовать что-то другое.
— Мисс Смит, — кричу я. Встаю и вглядываюсь в зеркальную стену, я выгляжу дико. В волосах, все еще выкрашенных в каштановый цвет, запутались ветки и грязь. Кровь Льда покрывает мои руки и грудь. У меня порвался лифчик. На руках порезы, брюки порваны. — Помогите ему. Пожалуйста.
Из динамика раздается голос:
— Я с радостью помогу ему, мисс Маркс. За определенную плату. Ты ведь помнишь, как здесь все устроено, не так ли?
— Да. — я помню это слишком хорошо.
— Что ты дашь мне взамен?
Ничего… но при этом будет казаться, что я отдаю ей все. Я сказала себе, что никогда больше не предам свою команду, и сдержу слово. Даже ради Льда.
Он стал еще бледнее, чем раньше, а синеватый оттенок на губах становится все более заметным. По крайней мере, его раны чистые, обе пули прошли навылет, но, скорее всего, туда попала инфекция. Самодельные бинты не продержатся вечно. Тот, что слева, уже промок насквозь.
Сколько у него есть времени? Сколько еще крови он сможет потерять?
Он смотрит на меня, но его глаза закрываются. Лед отрицательно качает головой.
— Не делай этого.
Я игнорирую его. Я должна его игнорировать. Должна сыграть свою роль.
— Чего ты хочешь, Ребекка? Назови свою цену.
— Я хочу Тиффани… и Али Белл.
Ну конечно же.
— Нет. — Лед еще яростнее качает головой. — Нет.
И снова я игнорирую его.
— Благодаря тебе Али потеряла все свои способности. Она бесполезна.
— Я забрала у нее способности, и я могу вернуть их обратно. Ты будешь делать то, что я тебе говорю, или нет?
— Да, — выплевываю я сквозь стиснутые зубы. — Если ты сейчас же поможешь Льду.
— Я не жестокая женщина. Даю тебе слово, что к твоему возвращению он пойдет на поправку.
Ее слово для меня ничего не значит.
— Если ты подведешь меня, Лед умрет, а твой брат станет моей следующей целью.
— Милла, — хрипит Лед. — Не надо. Пожалуйста.
Я закрываю глаза, и слезы просачиваются сквозь ресницы. Мне не нужно притворяться. Многое зависит от моей способности обмануть Ребекку и убедить других охотников, что я справлюсь. Две горы, на которые я, возможно, не смогу взобраться.
Но я должна попытаться.
— Выпусти меня и скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.
* * *
Агенты Ребекки высаживают меня в трех милях от особняка, не желая, чтобы меня заметили и преследовали охотники. Я должна пробежать эти мили. Дорога каждая секунда. К тому времени, как я добираюсь до особняка, солнце стоит в зените, и его жара истощает те немногие силы, что у меня остались.
Футболка, которую мне дали, промокла от пота и прилипла к груди; я действую, руководствуясь только отчаянием и решимостью.
Кто-то из охотников, должно быть, заметил меня на мониторах, потому что кованые ворота со скрежетом распахиваются при моем приближении.
На длинной извилистой подъездной дорожке нет никаких следов сражения, во дворе не видно ни тел, ни их частей. Когда я вхожу в прихожую, мои друзья… а они мои друзья?.. выбегают из разных уголков дома, чтобы поприветствовать меня. Они все еще вооружены, готовы к бою, и я сомневаюсь, что они хоть немного спали.
Ривер прижимает меня к себе и крепко обнимает.
— Ты в порядке?
— Я в порядке, а вот Лед — нет. — я борюсь с новой волной слез. — Нас схватили агенты. Он сильно ранен, и ему нужна помощь. — я стараюсь говорить только то, что велела мне Ребекка. Если отклонюсь от ее сценария, она об этом узнает.
К маленькому медальону в форме сердца, который она повесила мне на шею, прикреплены крошечная камера и микрофон.
Один неверный шаг, и Лед пострадает.
Коул подозрительно на меня смотрит.
— Я пробирался сквозь толпу нежити, когда тебя уводили. Я бросился в погоню и проследил за фургоном несколько миль, но им удалось оторваться от меня. Где он и как тебе удалось уйти?
— Он все еще у Ребекки, но я не знаю, где она его держит. По дороге мне завязали глаза. — я потираю татуировку на запястье… слово «Предательство»… и молюсь, чтобы кто-нибудь заметил. — Ребекка освободила меня, чтобы я могла передать сообщение. Отдайте ей Тиффани, и война закончится. Не сделаете этого, и она убьет нас всех.
Раздаются проклятия. Коул кричит:
— Идите в свои комнаты. Все вы. Сейчас же.
Несколько ребят бросают на него взгляды, но подчиняются.
— Ты тоже, Милла. — он пристально смотрит на меня. — Мне нужно время, чтобы подумать.
— Не затягивай. — «пожалуйста».
Я спешу в свою спальню. Как мне рассказать ему, что на самом деле планирует Ребекка?
Если не смогу… мне придется рисковать жизнью Льда, рассказав всем правду. Я всхлипываю.
Кэт появляется передо мной и скрещивает руки на груди. Камера не может засечь ее как душу, а микрофон не может уловить ее голос.
Слава Богу! Коул понял.
— Ребекка следит за тобой? — спрашивает она.
Я едва заметно киваю.
— Она планирует устроить засаду?
Еще один кивок, и Кэт исчезает.
Она появляется снова через несколько минут. Казалось, прошла целая вечность.
— Ладно. Все собрались в спортзале. Давай посмотрим, сможем ли мы с этим разобраться.
«Да, давай». Я иду в ванную, беру бутылочку «Адвила» и достаю две маленькие таблетки. Закидываю их в рот и запиваю прямо из-под крана.
— Болит голова? — спрашивает Кэт.
Я отрицательно качаю головой.
— «Адвил»… лекарство… наркотик! Ты должна всех накачать наркотиками?
Я отхожу от зеркала и киваю.
— Чтобы потом убить?
Качаю головой.
— Чтобы всем стало плохо?
Качаю головой.
— Усыпить?
Я киваю.
Хожу взад-вперед перед своим столом, водя пальцем по новому мобильному телефону.
— Этот телефон важен? — спрашивает она.
Я киваю.
— Ты должна позвонить Ребекке?
Еще один кивок.
— Когда? Почему?
Ложусь на кровать и закрываю глаза.
— Когда все уснут?
Я киваю. Как мне сказать, что агенты будут ждать неподалеку? Я должна впустить их, чтобы они схватили Али и Тиффани и, скорее всего, убили всех остальных.
— Я скоро вернусь. — Кэт исчезает.
У этих охотников нет причин доверять мне, но я очень, очень надеюсь, что они доверяют. Только так мы сможем выжить. Только так Лед сможет выжить.
Кэт снова появляется.
— Мы пытаемся найти способ дать Ребекке то, чего она хочет, не давая ей на самом деле того, чего она хочет.
Я закатываю глаза… да, это я уже поняла, спасибо… и она вздыхает.
— Эмма ищет Льда, но пока безуспешно. — она сокращает расстояние, и садится на край кровати. — Знаешь, ты была добра к нему. И он тоже. Твои глаза загораются каждый раз, когда ты на него смотришь.
Он был добр ко мне.
— Ты любишь его? — спрашивает она.
Люблю?
Я определенно испытываю к нему симпатию. Он настоящий и умный. Целеустремленный. Он всегда готов признать свою неправоту и не боится извиниться. Я желаю его поцелуев и прикосновений… его тела, прижимающегося и трущегося о мое.
Я обожаю его улыбку и чувство юмора. Мне нравится, когда он защищает меня, хотя я сама могу о себе позаботиться. Нравится, как он смотрит на меня, как будто я особенная. Нравится его настойчивость и даже гнев. Он увлечен тем, во что верит.
Мне нравится, что он такой сдержанный, и очень немногим удается увидеть его настоящего… мне это нравится, потому что я одна из немногих счастливчиков. Точно так же, как он один из немногих счастливчиков, кто знает меня настоящую. Я впустила его, хотя была тысяча причин этого не делать.
Итак. Да. Да, я люблю его. Люблю всем сердцем.
И хочу, чтобы он тоже любил меня, даже если скоро потеряет.
Из уголка моего глаза скатывается слеза.
Кэт улыбается мне.
— Хорошо, — говорит она, шокируя меня.
Хорошо? Она действительно рада этому?
— Любовь всегда находит выход. — она встает. — Мы разберемся с этим, не волнуйся. Мы не дадим Льду умереть.
«Спасибо», — говорю я одними губами.
Она протягивает руку, чтобы погладить меня, но я лишь чувствую прилив тепла.
— Примерно через пять минут Али зайдет к тебе и спросит, готова ли ты приготовить ужин на всех. Ты скажешь «да» и позволишь Ребекке наблюдать, как наливаешь успокоительное или что там еще в кувшин со сладким чаем.
Али унесет кувшин из кухни, чтобы наполнить чашки за обеденным столом, но как только она окажется вне зоны доступа, то поменяет его. Пока ты будешь есть, все будут обсуждать, как поступить в сложившейся ситуации. Все их слова будут ложью. Как только мы разработаем реальный план, я дам тебе знать.
Отлично. Теперь мне остается только… ждать.