Бездна

Глава 7. Воронеж

Билеты в Воронеж мы купили на вечер пятницы, чтобы в субботу утром на свежую голову пойти к матери Насти и поговорить – с ней или с самой Настей. Обратный перелет был в субботу вечером.

Луиза взяла с собой чемодан. Зачем он ей нужен и что в нем, объяснить она не смогла. Я летела налегке, с маленьким рюкзаком. В аэропорт Внуково мы обе приехали чуть позже, чем следовало, и успели понервничать, но в итоге везде пришли вовремя. Даже успели выпить кофе в «Шоколаднице».

В Воронеж мы отправились на крошке Bombardier. Я впервые летела на таком маленьком самолете, у него даже был свой откидной трап. Борт был настолько маленьким и тесным, что я дважды ударилась головой о багажные полки – при моих ста шестидесяти сантиметрах роста. Полет был короткий и быстрый. Взлет и почти сразу посадка. Тем не менее Луиза успела поспать, негромко похрапывая.

Сидели мы не вместе. Я оказалась рядом с парой влюбленных. Они постоянно чмокались и всячески напрягали часть моего разума, ответственного за пилеж «тебе уже двадцать пять, а отношений все еще нет, может, с тобой что-то не так?».

Так странно сложилась моя жизнь, что я никогда не была в отношениях. То есть какие-то короткие, не дольше пары месяцев, истории были, но они никогда ничем серьезным не заканчивались. Я никогда не любила, никогда не ездила с мужчиной в отпуск, никогда не жила с любимым человеком. Сначала думала, что все впереди, но в какой-то момент стало очевидно: что-то не так. Наверное, если бы я всерьез озаботилась этим, можно было бы начать ходить к психотерапевту, чтобы узнать какие-то сложные переплетения в моей психике и все такое, можно было бы проводить все вечера в баре, чтобы с кем-то познакомиться, ходить на работу в платьях и накрашенной, пройти онлайн-марафон «выйти замуж за два месяца», зарегистрироваться в Тиндере и т. д.

Но, если честно, меня это не особенно беспокоило. Конечно, я чувствовала давление общества и каких-то потаенных частей меня, но вообще-то мне и так нормально.

Можно я не буду строить отношения? И чтобы к этому не примешивались неуместные вопросы знакомых о личной жизни, чтобы интернет не выдавал мне шутки про сорок кошек? Можно все просто отвалят от меня с этим? Есть же люди, которые никогда в жизни не работали. Есть те, кто никогда не пробовал суши. А я буду человеком, который никогда не состоял в отношениях.

Мои подсознательные программы были настроены на общение с женщинами, но в романтическом смысле они меня не привлекали. Думаю, мне бы отлично подошел бостонский брак – это когда две подруги живут и строят быт вместе, но без романтического подтекста. Пожалуй, что-то похожее было у нас с Настей. Бостонское сожительство.

Вроде как идеализировать прошлое неправильно, но что, если это и правда так? Мое прошлое казалось мне совершенным. Я была счастлива. Мы с мамой и сестрой даже не ссорились. Сейчас вся радость моей жизни – работа и еда. Ну, и Настя какое-то время была, но эта радость оказалась подпорчена, как крупная и красивая ягода малины, внутри которой спрятался клоп.

Я настолько нуждаюсь в матери и сестре, что готова переть черти куда и унижаться ради какой-то дуры и сплетницы, которая показалась моему мозгу немного похожей на них. Вот так. В жизни и не то бывает.

На 99 % (ну, может, на 98,9 %) я была уверена, что мы прилетим, найдем Настю дома у матери, она надо мной посмеется или распсихуется (еще бы, сбежала от меня, а я ее и тут нашла) и мы уедем, а я приобрету очередную психологическую травму.

Воронежский аэропорт предсказуемо оказался маленьким скучным зданием с советской атмосферой. Совсем не то, что московские воздушные гавани – отдельные царства, храмы богов авиации, в которых можно затеряться. В воронежском аэропорту даже не было кафе, а охранник подпортил мне настроение, поржав над моими поисками туалета. Всегда чувствую себя дурой в такие моменты.

Мне было тошно. Чужой незнакомый город угнетал. Исчезновения близких угнетали. Вокруг была холодная скучная ночь. Ничего хорошего, за что можно было зацепиться и отвлечься.

Мы вызвали такси. Приехала не та машина, которую мы заказали в «Яндексе», – другие номера и марка. Водитель тоже не был похож на фото. Видимо, несколько таксистов пользовались одним аккаунтом – непонятно зачем.

– Мы не поедем из соображений безопасности, – втолковывала ему Луиза.

– Дуры что ли? Я что, похож на маньяка?

Он был похож на маньяка больше, чем любой настоящий маньяк. Заказ мы отменили. Таксист остался стоять. Попытки вызвать другую машину ни к чему не привели: машин вокруг больше не было. Мы вернулись к маньяку, которого теперь почему-то тоже не получалось вызвать через приложение. Он заломил цену в несколько раз выше. Мы от безнадежности согласились.

Маньяк-таксист вез нас по ночному Воронежу. Воронеж быстро устал притворяться городом и начал превращаться в деревню. Дорогу окружали маленькие одноэтажные дома.

– Ну как, страшно вам? Боитесь? – спросил таксист.

Мы ему не ответили.

После деревни мы неожиданно снова свернули на абсолютно городскую улицу и оказались у отеля. Таксисту никак не приходила смска о переводе от меня тысячи рублей, которую он заломил за проезд, налички не было, и мы торчали в его машине еще минут десять. Когда, наконец, мы выбрались на свободу и Луиза хлопнула дверью автомобиля, таксист ее обматерил.

Было уже около полуночи. Мы зашли в отель. Он был вычурный, оформленный в пошлом провинциальном стиле: лепнина, золотые колонны. Даже не помню, где и как мы его нашли такой.

Заполнив все нужные бумаги, мы поднялись по золотой лестнице к номерам. В коридоре нам встретились мужчины с сигаретными пачками и зажигалками в руках, похожие на «братков» из девяностых. Они кинули на нас оценивающие взгляды. Судя по звукам, где-то что-то праздновали.

Номер тоже оказался с лепниной и всякими глупостями. Несоразмерно большая ванная, люстра с хрусталем, кровать на пьедестале.

Я выглянула в окно. Улица была пуста.

Спала я беспокойно. Во сне репетировала встречу с Настей – неприятную и неловкую.

Утром мы с Луизой встретились на завтраке. Шведского стола не было, а я так на него рассчитывала. Почему-то очень люблю их. Он должен был стать единственным приятным моментом в поездке, практически моей наградой. Пришлось заказывать по меню: капучино и блины с ветчиной.

– А соевое молоко есть? – спросила я официанта.

– Нет, – фыркнул он.

Класс. Еще и отеку от коровьего.

Так выглядит настоящая любовь. Готовность отекать и пить гадость, лишь бы соприкоснуться с тем, что любишь. Или это нездоровые отношения и зависимость?

Возможно, мне стоит установить лимит на кофе: например, не более трех чашек в день. Объем чашек я ограничивать не решусь, это уже чересчур. Кофе – легальный наркотик, все об этом знают, но делают вид, что это не так. Я абсолютно точно была кофейным наркоманом. Иногда я пила две—три чашки подряд. Тогда разум странно напрягало и начинало колотить изнутри. Иногда пила на ночь и не могла уснуть. Иногда вечером мне хотелось поскорее заснуть, чтобы утром выпить ту самую чашку кофе.

Я могу выпить шесть—семь чашек кофе в день. Больших. Рекордом был литр кофе за день. Телу явно не нравились последствия, но сам кофе был прекрасен. Я люблю кофе и дома (у нас электрическая гейзерная кофеварка), и в кофейнях. Мне нравится даже отвратительный растворимый кофе из пакетика «три в одном» или бурда на фуршетах – пусть мерзкий, но все равно кофе. Я люблю саму идею кофе. Притом что он меня не особо-то и бодрит. На самом деле, у меня есть подозрение, что подъем энергии от кофе – миф. Что на самом деле никто от него не просыпается, но все притворяются, что это так, и уже сами в это верят.

Капучино был кислый и горький, слишком крепкий. Блины оказались ничего, но мне уже все не нравилось. Меня корежило от города, от ситуации, в которой мы очутились, от того, что после этой поездки мне придется вернуться в квартиру, которая уже не была для меня комфортной. Не стало места, где я могла бы остановиться и отдохнуть. Где можно было спрятаться.

Я не доела и не допила. Луиза ковыряла свои сырники с вареньем. Меня раздражало буквально все.

Мне было страшно, честно говоря.

– Полиция уже явно была, так что она должна быть в курсе, – сказала Луиза.

До меня дошло, о чем она: есть риск, что мы первыми расскажем матери Насти о ее пропаже. Но, конечно, она права. Кто-то уже должен был ей сообщить.

Меня начало подташнивать. Мерзкий привкус от кислого капучино по-прежнему оставался во рту.

Город был тих и пуст. К слову, благоустроен. Чистые улицы, отремонтированные здания, яркие клумбы.

Нужный дом оказался в получасе ходьбы от нашей гостиницы. Это был тот самый район одноэтажных зданий. Обычный дом, небольшой участок с огородом, невысокий забор. Ремонт бы не помешал.

Возле дома валялся розовый детский велосипед и какие-то бытовые принадлежности. Стояла огромная бочка с водой, в которой плавала всякая мерзость. Как такие бочки появляются и зачем, мне было неизвестно, но у нашей соседки на даче тоже стояла такая. Таинственная бочка со склизкой водой и странными мелкими насекомыми в ней. Помню, в детстве я почему-то боялась в ней утонуть.

Я нажала на квадратную кнопку звонка. Дверь открыла полная женщина лет шестидесяти. На ней были желтые спортивные штаны и серая флисовая кофта. Сухая кожа подернута морщинами, как мятая майка, давно забытая в шкафу.

Мы с Настей говорили о наших родителях. Она тоже не знала отца. Про мать она что-то рассказывала, но что? Я не запомнила. Помню только то, что говорила сама…

Женщина смотрела настороженно и удивленно. Думаю, особенно ее поразила Луиза, снова напялившая огромные серьги и, как всегда, ярко накрашенная. Я-то опасности не представляла. Без макияжа, в джинсах и толстовке, еще и отекшая от капучино.

Начала Луиза:

– Мы коллеги Насти. Немного потерялись с ней. Ее знакомые нам сказали, что она у вас. Можно с ней поговорить?

– Она сюда не приезжала. Погодите, а что с ней?

Вот черт. Мы сообщаем матери о пропаже ее дочери. На меня накатил ужас. Луиза тоже растерялась.

– Мы не знаем, где она. Я с ней жила. То есть и сейчас живу в той же квартире, – сказала я.

– И вы не знаете где она? – растерянно уточнила женщина. Она нервно теребила край кофты.

– Нет. Мы обратились в полицию, если что.

Я чувствовала, что говорю совсем не то, что надо, все выходит неловко и натужно.

Из-за спины женщины показался ребенок. Светловолосая девочка лет семи в розовых леггинсах и майке с зайцем. Я не понимала, должны ли мы подать женщине знак, что там девочка и ей не надо это слышать. Или это нормально, и лучше, чтобы услышала? Или она все это время рядом стоит?

– Привет, детка, – сказала Луиза девочке.

– Где мама? – спросила девочка.

– Уехала в командировку, – начала выдумывать Луиза.

– Вы же сказали, она пропала.

– Ну, не то чтобы прям пропала…

Я не удержалась. Мне нужно было узнать.

– Это ее дочь? Дочь Насти?

– Да, – ответила женщина.

Впрочем, можно было и не спрашивать. Девочка была похожа на Настю. Общее выражение лица, общее впечатление от них обеих: чего-то скрытого от окружающего мира. Тот же подбородок, те же скулы. Выходит, у Насти действительно есть дочь.

– А вы ей кто? Я прослушала… С работы?

Действительно, а кто я в этой истории? Подруга, которая даже не в курсе, что у Насти есть дочь?

– Да, мы ее коллеги, – сказала Луиза.

– Что же теперь делать? – спросила женщина.

Она ждала от нас какого-то совета, но я и сама не знала, что делать. Мать Насти словно сама превратилась в растерянного ребенка. Ее глаза умоляли о чем-то – может, сказать, что мы все выдумали и это неправда, и Настя не терялась, а просто как всегда, непутевая, где-то далеко от своей матери, от своей дочери, но она есть и с ней все в порядке. Такая она, любовь. Пусть человек ведет себя как угодно и причиняет боль – главное, чтобы он просто где-то продолжал быть, живой и здоровый. Пусть не приезжает, не звонит, пусть даже не пишет, лишь бы в Вотсапе было видно, что он иногда бывает онлайн. Тогда можно думать, что в этот момент он тоже открыл ваш чат. Еще можно ждать, что вдруг появится надпись «печатает»…

Мы ничем не могли помочь этой женщине. Сказали какие-то общие слова и уехали. Она так и осталась стоять в дверях, потерянная и несчастная.

Когда у тебя горе, другие люди часто нечаянно наносят тебе дополнительные раны. Помню, когда со мной случилось все то, что случилось, многие говорили неуместные и глупые вещи. Например, перед похоронами мамы одна знакомая сказала мне: «Ну, по крайней мере, вся эта история скоро закончится, да и самое страшное уже случилось». На самом деле с похорон все только начинается. Я и сама часто не знаю, как реагировать на чужое горе. Сложно угадать, что нужно конкретному человеку именно сейчас.

Мы с Луизой немного прошлись, а потом решили вызвать такси до гостиницы. К счастью, приехал другой водитель – молчаливый парень.

В определенный момент жизни я поняла, что совершенно не умею быть одна. Я привыкла с детства, что рядом мама и сестра. У меня нет понимания, как можно существовать в одиночестве. Настя спасала меня от этого. Иногда я думала, что единственным детям в семье, привыкшим играть в одиночестве, в некотором смысле повезло. По крайней мере одиночество не будет их терзать: оно является их естественной средой, нормой и привычкой.

Меня же одиночество мучило. Каждый момент какая-то часть моего мозга фиксировала, что рядом нет мамы и сестры, и включала сигнал паники. Присутствие в моей жизни Насти на какое-то время отключило сигнализацию. Мне удалось обмануть мозг: он путал ее то с сестрой, то с матерью, и успокаивался.

Теперь же сирена тихонько ревела в режиме нон-стоп.

Что-то не так. Обрати внимание. Исправь неполадку. Реши проблему. Добавь деталь, которой не хватает.

Ну а что я могу сделать, если две недостающие детали больше не существуют в этом мире?

Мне совершенно не хотелось искать Настю после всего, что я узнала. Но сирена в моей голове требовала сделать хоть что-то. Как будто этим я могу исправить и искупить то, что произошло с мамой и сестрой. Конечно, фактически я не была виновата. Но каждый, кто терял близких, знает, что почему-то чувствуешь себя виноватым. Может, потому что каждый хоть в чем-то виноват перед своими близкими.

Может быть, я ищу себя, а не их. Что-то важное обо мне или из меня ушло вместе с ними. Во мне многовато потерянных кусков.

– Опять нет других зацепок, кроме секты, – задумчиво сказала Луиза.

От неожиданности я дернулась. Я настолько ушла в свои мысли, что перестала воспринимать реальность. Мы сидели с Луизой в кафе неподалеку от гостиницы. Мы думали пройтись немного по городу. Но гостиница отказалась оставить у себя чемодан Луизы после выселения, а с ним долго не погуляешь. Да и не хотелось никуда идти, честно говоря. Мы обе были в раздрае.

– Предлагаешь прийти к ним и сказать: «Мы в курсе, что вы наврали, отдавайте Настю»? – спросила я.

– Ох, не знаю. Может, и не наврали. Может, она сказала им, что уехала к матери, а на самом деле отправилась еще куда-то? Может, она сбегала от них?

Я заказала латте на кокосовом молоке, и его сделали на настоящем кокосовом молоке. Страшный секрет, связанный с растительным молоком, заключается в том, что все оно отвратительно и никому не нравится, а в кофейнях нам наливают какой-то искусственный напиток с тонной сахара. Здесь же мне реально налили кокосовое молоко. Кислый кофе с кислым кокосовым молоком. Ладно, я приму и это.

Луиза предусмотрительно заказала ромашковый чай. На двоих мы взяли пиццу с курицей и ананасами. Говорят, ее многие ненавидят, но было вкусно.

– По-моему, херовые из нас детективы, – сказала я.

– Делаем, что можем, – отозвалась Луиза.