Первый вопрос: как бы вы провели свои последние дни на этом свете?
Готов поспорить, жизнь вас удивит.
Если бы вы спросили меня, я бы ответил так: «В свой последний день я бы заказал пиццу с колой и резался бы в компьютерные игры целый день. А может, уехал бы в Африку, нашел бы там реку с крокодилами и прыгнул в нее в попытке выжить. Или пошел бы в бар, напился до чертиков, нашел бы там самого сильного мужика и подрался с ним».
Вышло немного не так.
Как и многие, я не знал, какой именно день – последний.
***
Некоторое время я провел в небольшом помещении. Дверь, конечно, заперли. Когда-то тут был небольшой склад – чулан для всякой мелочи. Я и не знал, что его переоборудовали. Теперь это склад для меня. Сюда помещали на временное хранение и другие «консервы» – людей, которых готовили к бездне. Было оборудовано что-то типа минималистичного гостиничного номера. Односпальная кровать от стены до стены. Крошечный туалет и душ. Небольшой навесной шкаф.
Не знаю, сколько времени прошло. В какой-то момент появился Игорь и еще двое – его секретарша, бесполая женщина неопределенного возраста, и наш бухгалтер.
Игорь достал скальпель. Сначала я не понял зачем.
Потом до меня дошло. Веки. Они взрезают себе и своим жертвам веки.
Себе они делали это по одному глазу. И, наверное, под наркозом.
– Обычно я этим не занимаюсь. Но сейчас решил, что должен сам. Не волнуйся, я все сделаю максимально аккуратно и быстро, – сказал Игорь.
Его забота была абсурдна и отвратительна.
Перед операцией мне дали какие-то таблетки, много – для остановки кровотечения и от боли. Игорь взял в руку металлическую подкладку с маленькой ручкой. Я уже видел эту штуку. Идея принадлежала одной из сотрудниц, Ане. По молодости она сделала татуировку на веке, маленькую пирамиду, а потом сводила ее лазером. Ей засовывали под веко металлический вкладыш, чтобы не повредить глаз. И вот это знание пригодилось.
Бухгалтер обошел меня и крепко прижал к постели.
– Не дергайся, я тебя очень прошу, – сказал Игорь. – Мы это в любом случае сделаем, так нужно. Но если ты случайно дернешься, я могу нечаянно задеть глаз.
Что мне оставалось делать?
Вкладыш поместили мне в глаз, как толстую линзу. Веко от раздражения глаза закрылось само собой. Полились слезы.
Вторым глазом я видел все. Надо было его закрыть, но я не додумался.
«Господи, – думал я тогда, – неужели это реально происходит? Так не бывает. Хватит».
Нет.
НЕТ.
Игорь взял в руку скальпель, натянул пальцами другой руки веко и сделал надрез. Веко пронзила боль, которая сразу разлилась на всю голову. Несмотря на таблетки, полилась кровь. Как красные слезы.
До этого я думал, что порезы – просто символические царапины. Оказалось, они действительно режут веко насквозь. Чтобы теоретически сквозь эту щель можно было смотреть.
Если то, что я чувствовал, было смягченным таблетками эффектом, боюсь представить, что было бы без них. Веко горело страшно.
Потом Игорь потянул за металлическую линзу, чтобы вытащить ее. Я чуть не потерял сознание от боли.
Он продезинфицировал вкладыш и вставил его во второй глаз. Первый я открыть уже не мог и не смотрел. Но я и так знал, что происходит. Игорь провел скальпелем по второму веку. Боль вытекала уже из обоих глаз. Болела уже не только голова. Болела и вопила от ужаса каждая клетка моего тела. Каждая частица души.
Я чувствовал себя сломленным. Не представляю, как люди терпели пытки. Кажется, я даже выл. Я плакал – слезами и кровью. Неужели нельзя было хотя бы обезболить нормально?
Я был абсолютно унижен и раздавлен.
Я чувствовал себя зверем, над которым издеваются дети, юные маньяки: режут, рвут его тело, исследуют, что будет, если нажать на голую мышцу или потянуть за кость, а потом выкидывают, еще живого, долго и жутко умирать.
Несколько дней я жил без зрения. Я не мог открыть глаза. Мне давали таблетки от кровотечений и боли и кормили меня с ложки. Словно я маленький слепой ребенок.
Я не понимал, сколько времени прошло. Я погружался в болезненное забытье, чтобы вынырнуть в чудовищную реальность. День и ночь, явь и сон – все перепуталось. На время отступили даже глюки, которые появились у меня от бездны.
Я знал, чего они ждут. Я был мышкой, которую завели и кормили, чтобы дать сожрать ее основному питомцу, – змее.
Они ждали, когда проход опять начнет закрываться. Когда действие прежней жертвы закончится и понадобится новая. Тогда они – мои бывшие коллеги, знакомые, Игорь – принесут в жертву меня.
Я стал очередным человеком-«консервой».
Я ждал, когда все случится. Я очень мучился, а надежды на спасение не было.
К тому же я устал. Я был изнурен и до того, как они порезали мне веки. А теперь я совсем обессилел.
Когда они вывели меня из комнаты, я не сопротивлялся. Я пошел с ними спокойно. Даже с готовностью.
Я уже хотел этого. Хотел конца.
И да… Я хотел увидеть бездну. Чего уж скрывать. Я тоже был заражен.
Игорь пошел со мной. Я думал, он захочет что-то мне сказать. Думал, он что-то чувствует по поводу того, что убивает своего друга.
У бездны мне ввели в вену какой-то укол. Не знаю, что там было.
Потом я последний раз посмотрел в бездну живым человеком.
– «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан», – сказал Игорь.
И еще он сказал:
– Иди сам.
Я знал, что, если не пойду в бездну сам, меня туда скинут. Пути назад не было. Надежды не осталось. Никто, кроме них, не знает, что я тут. Никто не станет меня искать. Они были моими единственными близкими людьми. Больше мое существование никого не интересовало. Меня не вытащат отсюда. Чуда не случится. Да я и не смог бы уже жить нормально. Я уже посмотрел в бездну, а она посмотрела в меня. Другого пути не было.
Кабинет расплывался перед глазами. Может, начал действовать яд, который они мне вкололи. Может, бездна уже забирала меня. Окружающие не смотрели на меня. Они глядели в бездну. Но сбежать я не пытался.
И я сделал шаг в темноту.
Я не упал – помните, я рассказывал, что здесь иная гравитация. Я просто повис посреди пространства. Просто был.
Тело сковывало льдом. Я был обездвижен ядом. Начало тошнить. Я еще был жив. А потом бездна объяла меня и я перестал страдать, болеть и бояться. Я просто был. И превратился в «я».
Вот так я провел свой последний день на земле. Последний день моей жизни.
Так я оказался здесь, в бездне. Теперь я один из тех, кто поддерживает проход открытым. Как стражник, но с другими функциями. Или как приспособление, удерживающее дверь открытой. Те, другие, витают где-то рядом. Я не вижу их, но, скажем так, воспринимаю. Их немало. Все они в разном состоянии. Кто-то еще сохраняет незримое подобие себя. Кто-то уже почти полностью растворился. Окружающее пространство разъедает тела и души. Нет, разъедает – что-то неприятное, злое, про кислоту. А то, что тут происходит, это словно любящий человек поглощает тебя своей любовью. Это приятно.
То, что остается от попавших в бездну, сначала имеет очертания человека, затем становится похоже на кокон или кулек, потом на сгусток серой массы. В какой-то момент остается лишь бледная, едва заметная тень. Потом исчезает и она.
Какое-то время я дрейфовал возле прохода, чуть ниже него. С этой точки невозможно было увидеть кабинет, но я как-то воспринимал его. Там все так же собирались и пялились в бездну. Иногда кому-то удавалось остаться в кабинете одному. Тогда он часами завороженно смотрел во тьму. Часто приходил Игорь и подолгу вглядывался в поглотившее меня пространство. Постепенно меня унесло дальше от прохода.
За это время я воспринял и познал многое. Я уже не мог ничего удержать в себе, но воспринимал кучу всего, и это было здорово.
В сущности, тут не так уж и плохо. Жаль, конечно, что теряешь свое я.
Вот так. Я рассказал вам эту историю. Историю своей жизни и нашего безумного открытия. Моего открытия. Разрушившего столько жизней. Убившего столько людей.
Я все вам рассказал.
Теперь пришло время сделать кое-что еще.