Бездна

Глава 14. Невозможность уйти

Я наблюдаю, как бездна тонкой струйкой просачивается в мир людей.

Я вижу, как мои бывшие коллеги пытаются закрыть дыру. Но этого не сделать методами, доступными человеку. Отсюда это хорошо видно. Они попробовали достаточно. Я бы сказал, что они отлично потрудились. Если не принимать во внимание, что они прикончили кучу людей ради своего наркотика и сами заварили эту кашу.

Проходу пришло время закрываться. Это чувствуется. Сейчас надо позволить ему закрыться. Людям пора расстаться с бездной. Но теперь проход не может закрыться. Я видел, как он пытался и не смог. Он снова раздвинулся, словно двери лифта, наткнувшиеся на препятствие.

Одним из чувств, из-за которых я не мог уйти из «Прометея», была ревность.

Моя. Бездна моя. Мое открытие. Моя мечта. Моя загадка. Моя проблема.

Моя. Не их.

Я открыл бездну. А теперь какие-то придурки превратили ее в наркотик или объект для мастурбации. А я должен уйти? Я должен покинуть свое открытие, отдать его на растерзание им, этим зомби?

В итоге, конечно, так и случилось.

Почти так, только хуже.

Я стал частью бездны и, таким образом, тоже достался им.

Когда-то в подростковом возрасте я играл в игру, где надо было бороться с зомби. Бить их арматурой, резать мачете, стрелять в них из винтовки. Когда ты не справлялся, они пожирали тебя. Теперь зомби были вокруг меня в реальном мире. И я не справлялся.

Мог бы я стать одним из зомби? Мог бы. Но не стал.

Что общего между верой, искусством, сексом, зависимостями? Наслаждения для одержимости мало. Выход за грань – вот, что цепляет. Человек ходит с работы домой, из дома на работу, иногда сидит в соцсетях или ходит в магазины. А потом выходит в открытый космос. Оргазм, бешеное возбуждение нейромедиаторов, страстная вера во что-то – все это выводит за границы обыденного. Нам всем нужно что-то большее.

Человек всегда хочет заглянуть за грань. Прикоснуться к невероятному. Почувствовать что-то.

Помню, в подростковом возрасте я совершил один идиотский поступок. Я был в Крыму и услышал, что с какого-то мыса нельзя прыгать, так как после этого невозможно выжить. Я поехал к этому мысу. Мне было страшно, я был жалким худеньким ботаником. И вдруг я взял и прыгнул. И выжил.

Тогда я испытал это. Выход за грань. Я посмотрел за стену и увидел. Я ощутил то, чего другие не чувствуют. Я был живым.

Живыми стали и все, кто смотрел в бездну. Ублюдками, зомби, дрочерами, сектантами, да – но, помимо этого, они были и чувствовали себя живыми. Они могли нарушать закон ради бездны, убивать, гробить себя. Многие отказывались от близких. Им больше не хотелось воспитывать детей, выяснять отношения с мужьями и женами.

Им хотелось смотреть в бездну. И только.

Все остальное совсем не имело значения.

***

Я в очередной раз напился. В этот раз взял две бутылки виски. Лежал на кровати и смотрел в потолок. Было жарко и душно. Окно я не открывал. Хватит с меня открытых окон.

К тому же я это заслужил.

Пить не хотелось. Даже противно было. Но я пил, как бы в наказание.

После возлияний у меня всегда начинались проблемы со здоровьем. Болел желудок, становилось труднее посещать туалет, портился сон. Поэтому я особо и не пил, либо делал это максимально по правилам: плотно закусывая, не мешая, в небольших количествах, принимая «Энтеросгель».

Сегодня я пил, отбросив эти правила. К горлу уже подкатывала изжога. Если бы я встал с кровати и принял вертикальное положение, хотя бы просто сел, жгло бы гораздо меньше. Но я не вставал.

Все вокруг нереально. Я где-то свернул не туда и попал в это идиотское измерение. Не могло такое со мной произойти. Ну не могло, и все тут.

Хотелось вырваться из этого всего. Хлебнуть другого воздуха. Но ничего, кроме этого всего, не было. Воздуха другого тоже.

Выходить на улицу очень не хотелось. В холодильнике еще оставалась кое-какая еда – яйца, сыр и колбаса, а хлеба не было. Я разогрел сковороду, смазал ее маслом, кинул туда нарезанную колбасу и сверху вылил яйца. Накрыв сковороду прозрачной крышкой, наблюдал, как два желтых глаза затягивает белесыми пленками. Переложив яичницу на тарелку, посыпал сверху сыром. Хотелось почувствовать хоть что-то хорошее. Сделать вид, что я еще не до конца просрал свою жизнь. Но удовольствия от еды не было. Казалось, яичница резиновая, а колбаса слишком жирная. Хотя вроде бы все с ними было нормально.

Мыть тарелку и сковороду было лень, и я просто оставил их в раковине, даже не залив водой, зная, что пожалею об этом. Хотя какая теперь разница?

Поев, я вернулся в кровать.

Надо было как-то выбираться из всего этого. Сделанного не воротишь. С другой стороны – можно ли мне выбираться? Может, будет лучше, если я пока помучаюсь?

А если это мучение навсегда?

Мне нужен психиатр или психотерапевт. Ага, конечно. И что я ему скажу? Знаете, мы с коллегами убивали людей для наших научных изысканий, и мне теперь как-то не по себе… Нет, такое надо нести только на своих плечах.

Я впервые лет за пять купил пачку сигарет и выкурил в окно на кухне сразу четыре. Одну за другой. Чувствовал, как табачный яд отравляет тело, и это успокаивало. Все правильно. Я это заслужил.

Господи, какой же я жалкий.

Внутри что-то мучительно скребло. Я думал, что познание того стоит. Все было ради него.

Мы забрались далеко. Туда, где еще никто не бывал. Мы увидели невероятное зрелище, не предназначенное для глаз людей. И все благодаря мне. Это было мое достижение. Мое великое открытие, о котором никто не узнает. Все, что у меня было в этом мире. Мое детище, которое они сожгли, растолкли и превратили в наркотики.

При мыслях о бездне внутри еще поднималась волна воодушевления. Потом она спадала, и оставался только грязный песок.

Никаких оправданий я себе не искал и найти не мог. По уголовному кодексу я пошел бы соучастником убийства. Я им и был.

Я выкурил еще одну сигарету в окно на кухне. Табачный яд отравлял тело, и это было хорошо. Потом вернулся в кровать.

Я отхлебнул из бутылки. Алкоголь жег горло, устремляясь навстречу жжению в пищеводе. Хотелось спать. Я уснул, а бутылка выпала из руки и разбилась. Об этом я узнал утром, когда проснулся и все уже засохло.

Мне снилось, как я сталкиваю людей в бездну. Десятками, сотнями.

Проснувшись, я принял решение уйти из «Прометея».

***

Она смотрела на меня из-под нависших век, прорезанных шрамами. Уже не человек, не женщина. Взгляд был смесью взоров недоверчивого ребенка и коровы, которая скоро станет говядиной. Интересно, где они ее нашли? Явно бездомная, это чувствуется. Хоть от нее не пахло и она была одета нормально – какое-то внутреннее чутье всегда подсказывает. Человек, лишенный своего достоинства, отказавшийся от него.

Что они наплели ей? Что на ней протестируют лекарства, дадут денег и отпустят? Что будет эксперимент в духе «зефирного»? Что она увидит бога? С них все станется.

Такой судьбы не заслуживает никто.

Это был мой последний день в «Прометее», хотя об этом еще никто не знал. Я пришел попрощаться с бездной и забрать кое-какие вещи. Да ладно, просто посмотреть в бездну последний раз.

А потом увидел ее. Несчастного человека.

Я решил, что должен спасти эту женщину. Когда я подошел к ее каморке, то понял, что ее даже не охраняют. Она почему-то сидела на перевернутом пластиковом ведре, сгорбившись, уставившись в стену. Когда я вошел, она перевела взгляд на меня, но без особой заинтересованности.

– Вам надо уйти. Они хотят вас убить. Я помогу.

Женщина отмахнулась от меня и снова уставилась в стену. Я решил, что она меня не поняла или не поверила.

– Вы же понимаете, что в нормальном месте вам не стали бы резать веки. Вы понимаете, что это подозрительно. Я работаю здесь и знаю, что здесь происходит. Вы в опасности.

– Уйди, – сказала бездомная, снова махнув на меня рукой, как на муху.

Я не был готов к такому повороту. Я вышел из каморки, потом вернулся и поднял ее на руки. Запах все-таки чувствовался. Она была тяжелая. Я уже успел осознать идиотизм своего поступка, когда она начала утробно выть. Корова не давала увести ее с бойни. Овечка желала остаться у жертвенного алтаря.

На звук из соседнего кабинета выскочил наш бухгалтер, который, видимо, должен был охранять пленницу. На веках у него красовались неровные шрамы.

– Ты что задумал?! – закричал он.

Вышли и другие люди. Большинство со шрамами на веках. Я поставил женщину на пол.

– Поднял, потащил, – жалобным голосом принялась жаловаться она.

– Ты ее что, изнасиловать хотел? – спросил кто-то.

– Он хотел ее увести, – сказал бухгалтер.

– Зачем?

Я решил с ними спорить.

Я все еще воспринимал их как коллег и знакомых. Вы же не думаете, что ваши коллеги и знакомые способны причинить вам зло?

Вот и я не думал.

Я стал читать им какую-то проповедь. Плохо помню, что именно я тогда говорил. Что-то идеалистическое про личный выбор, этику, ненаучность происходящего.

Я хотел открыть им глаза. Но не учел, что их глаза и так были открыты. Они уже выбрали, что видеть, и были готовы сражаться за это. Они позволили прорезать им веки, настолько верили в это все. Настолько хотели смотреть в бездну.

Я стал угрожать им. Говорить, что у меня есть записи, доказательства, что я обращусь в СМИ и полицию.

Много чего наговорил.

Я смотрел на них, на их шрамы на глазах. Мои бывшие коллеги, ставшие зомби. Готовые отдать все, чтобы только иметь возможность и дальше пялиться в бездну. Они стояли вокруг. В какой-то момент двое – лаборант и ответственный за финансирование – подошли ко мне ближе. Двое крепких мужиков, подсевших на бездну. Я еще ничего не осознал, но какая-то животная часть забила тревогу. Почуяла неладное.

В следующий момент один схватил меня сзади за руки, а второй прижал к моему рту тряпку с резким химическим запахом. Потом все померкло.

На тот момент они уже умертвили и отправили в бездну огромное количество людей.

Куда больше двенадцати человек.

Они убили толпу людей, чтобы иметь возможность смотреть в бездну.

Даже не знаю, с чего я взял, что они пощадят меня.