И тут вмешался Эррон. Его голос прозвучал громко и четко, заполнив зал.
— Сила имеет много форм, леди Кларисса. — Он обвел взглядом гостей. — Меч и огненный шар защищают границы. Но что они значат, если за этими границами выжженная земля и голодные люди? Сила, которая дает хлеб, лечит раны и строит дома это основа могущества. Такая сила может показаться тихой. Но именно она самая долговечная. И самая необходимая.
Он поднял бокал.
— За тихую силу! За тех, кто своим трудом, будь то в поле, в кузнице или в канцелярии, создает настоящее богатство нашей страны!
Гости, после секундного замешательства, подхватили тост. Мои слова могли быть восприняты как оправдание. Его слова прозвучали как манифест.
Кларисса была разгромлена. Она сидела, бледная, сжимая свой бокал так, что казалось, хрусталь вот-вот треснет.
Пир продолжился, но напряжение спало. Лорд Виктас завел с Эрроном разговор о новых торговых путях, и я видела, что его отношение изменилось. Он смотрел на моего мужа с новым уважением. А ко мне с любопытством, как к женщине, которая оказалась умнее и глубже, чем он предполагал.
Когда гости стали расходиться, Виктас подошел к нам.
— Превосходный вечер, ваша светлость. Герцогиня, — он кивнул мне. — Ваша преданность делу действительно впечатляет. Король будет рад узнать, что его восточные рубежи в таких надежных руках.
Он ушел, а за ним, не прощаясь, скрылась и Кларисса, ее роскошное золотое платье мелькнуло в дверях, как последний лучик заходящего ядовитого солнца.
Мы остались одни в опустевшем зале. Я почувствовала страшную усталость, но также и огромное облегчение.
— Мы сделали это, — прошептала я, не веря в происходящее. — Спасибо вам.
— Ты была превосходна. И прекрасно справилась со своей задачей, — улыбнулся мужчина, окинув меня взглядом с головы до ног. — Не желает ли моя герцогиня танец?
Я заглянула в его глаза и вложила свою руку в широкую ладонь с улыбкой. Нам не нужна была музыка, чтобы насладиться этим моментом. Эррон вёл безупречно, словно невидимый метроном отбивал для нас ритм, а мне оставалось лишь довериться и проследовать за ним.
Я никак не могла отвести взгляда от невероятных глаз мужчины и сейчас они казались мне такими тёплыми, пылающими, словно магическое пламя согревало их изнутри.
Танец без музыки в пустом зале был самым искренним разговором из всех, что у нас были. Его рука на моей талии была твердой опорой, моя рука на его плече выражала полное доверие, которое уже не требовало слов. Мы двигались в такт нашему общему дыханию и было в этом что-то невероятно притягательное.
Когда последние свечи начали догорать, он остановился, не отпуская моей руки.
— Пойдем, — сказал он тихо.
Он повел меня не в мои покои, а в его личные апартаменты. Сердце забилось чаще. Я ни разу не была здесь.
Гостиная была устроена как ещё один кабинет. Массивный стол был завален различными бумагами и книгами и казался островком хаоса в идеальном порядке герцога.
Он прижал меня к себе за талию, и теперь нас разделяло лишь несколько сантиметров, если не меньше. Воздух снова сгустился, как тогда на лестнице.
— Линель, — он произнес мое имя, и оно прозвучало так мягко из его уст, что щёки залились румянцем. — Я не умею говорить о чувствах. Моя жизнь была битвами, долгом и холодными расчетами. Я думал, что так будет всегда. — Он медленно поднял руку и провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. — Но ты ворвалась в эту крепость, как весенний шторм. Но я рад этим переменам.
— Я тоже не ждала ничего, — прошептала я, чувствуя, как комок подступает к горлу. — Ни любви, ни тепла. Только хотела исполнить долг.
— Долг мы исполнили, — его губы тронула та самая, редкая улыбка. — А теперь, возможно, пришло время для чего-то большего.
Он наклонился, и его губы коснулись моих.
В этом поцелуе не было спешки, лишь медленное, внимательное изучение. Его руки скользнули к завязкам моего платья, он не спеша высвободил меня из оков нескольких слоёв ткани. Когда ткань мягко соскользнула с моих плеч, он замер на миг, а затем, словно любуясь провёл руками по изгибам моего тела. Он вел меня к своей кровати, и каждый его шаг, каждое прикосновение, каждый поцелуй переполняли меня необычным чувством восторга и трепета.
Осторожно уложив меня на холодный шёлк простыней Эррон словно заново открывал каждую линию моего тела, каждую кривую, находя те места, что заставляли меня вздрагивать от прикосновений, и те, что вызывали тихий стон расслабления.
Не было страха, не было стыда. Было лишь нарастающее, всепоглощающее чувство единения. Когда он вошёл в меня это оказалось настолько естественно, словно дыхание. Наши тела двигались в идеальном, немом ритме, словно они всегда знали этот танец. Я впивалась пальцами в его мощные плечи, чувствуя, как каждый мускул на его спине напряжен в сладкой муке наслаждения. Его дыхание становилось все тяжелее, горячее у моего уха.
Пик настиг нас одновременно, ослепительной, оглушительной волной, вырвавшей у меня беззвучный крик, а у него — сдавленный, хриплый стон. Он рухнул на меня всем весом, но лишь на мгновение, чтобы тут же перевернуться на бок, не разрывая объятий, прижимая меня к своей груди.
Когда мы наконец разомкнули объятия, в камине с треском прогорело полено. Эррон провел рукой по моим волосам.
— Останься, — попросил он просто.