Слова Изабеллы еще несколько дней звенели в ушах.
Я пыталась заглушить этот ядовитый шепот скрипом пера о бумагу и строгим языком цифр.
Эррон был прав: убытки от испорченного стекла и задержки с оранжереями нужно было покрыть немедленно, не дожидаясь нового витка аудита или распродажи имущества Изабеллы.
Я погрузилась в финансовые отчеты, выискивая возможности для манёвра. Скрепить печатью указ о сокращении жалования гарнизона или слуг я не могла. Это подорвало бы и без того шаткий авторитет и лояльность людей в замке.
После долгих подсчётов я выявила несколько статей, где можно было временно ужать расходы без критического ущерба. Отложить закупку новой парадной упряжи, сократить финансирование на ремонт нежилых флигелей, перенаправить часть средств из фонда на прием гостей, который после отъезда Изабеллы и Клариссы оказался невостребованным.
Я составила подробную докладную записку с расчетами. Эррон, ознакомившись, кивнул молчаливо и одобрительно. Его взгляд на мгновение задержался на мне, и мне почудилось в нём нечто большее, чем просто деловая оценка. Но я тут же отогнала эту мысль. Нельзя было обманывать себя.
И ведь я изначально не ждала любви.
Меня выдали замуж за холодного незнакомца, и моей единственной целью было выжить и обрести хоть каплю самостоятельности. Так почему же теперь на душе было так пусто? Почему его похвала, столь ценимая мной прежде, теперь отдавала горечью?
К вечеру голова гудела от цифр и мыслей. Я отложила последний сверенный документ и, погасив свечу, вышла из кабинета. Ноги сами понесли меня вниз по широкой лестнице, ведущей в жилые покои. Мысли снова и снова возвращались к его словам, к его прикосновениям, к тому, как он смотрел на меня во время ужина. Было ли в его ласках хоть что-то настоящее?
Я так углубилась в себя, что не заметили неровность ступени. Каблук зацепился за выщербленный край камня и я почувствовала, как тело предательски кренится вперёд, потеряв опору. Из груди вырвался короткий, беззвучный вздох ужаса. Я уже приготовилась к болезненному падению на холодные каменные ступени.
Но его не случилось.
Мощные руки внезапно обхватили меня сзади, резко и уверенно прервав падение. Меня прижали к чему-то твёрдому и тёплому и я ощутила едва уловимый знакомый аромат. Его запах. Сердце в груди забилось бешено, словно испуганная птичка, пытающаяся вырваться на свободу.
Я замерла, почти не дыша, чувствуя каждую мышцу его рук, спасших меня от ушиба, чувствуя тепло его тела через тонкую ткань моего платья. Простая поддержка превратилась в сдержанное, но крепкое объятие.
Он не отпускал меня сразу, будто давая понять, что держит. Что не даст упасть.
— Смотрите под ноги, герцогиня, — его голос прозвучал прямо над моим ухом, низкий и спокойный, без тени упрёка. — Лестницы в этом замке могут быть коварны.
Я не смогла произнести ни слова, лишь кивнула, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Он медленно, будто нехотя, ослабил хватку, позволив мне обернуться в его объятиях и найти опору под ногами. Но одной рукой он всё ещё придерживал меня за локоть, словно для подстраховки.
В полумраке лестничного пролёта его лицо казалось менее суровым, а в глазах читалась лёгкая озадаченность.
— Вы целы? — спросил он тише.
— Да, — наконец выдавила я, всё ещё чувствуя бешеный стук собственного сердца. — Я… я просто задумалась.
— О цифрах? — уточнил он, и в уголке его губ дрогнула едва заметная улыбка.
— О чём-то вроде того, — смущённо ответила я.
Он кивнул, его пальцы слегка сжали мой локоть, прежде чем окончательно отпустить.
— Не перетруждайтесь. Отчёты подождут до утра.
С этими словами он мягко подтолкнул меня вперёд, вниз по лестнице, и пошёл рядом, на шаг впереди, как бы указывая путь и ограждая от новых опасностей.
Моё сердце по-прежнему бешено колотилось, но теперь уже не только от испуга. От его внезапной близости, от этой неожиданной, суровой заботы, от того, как его простая фраза отозвалась тёплым эхом в моей душе.
Тот миг на лестнице, его крепкие руки и тихие слова, стали маленьким островком спокойствия в бушующем море моих сомнений.
Возможно, я и не была его погибшей любовью, но я была здесь. Я была нужна. И пока что этого было достаточно.
Но судьба, казалось, решила проверить нас на прочность.
Спустя несколько дней, во время утреннего совета с герцогом и Годриком, в кабинет, не постучавшись, ворвался запыхавшийся гонец. Его лицо было землистым от усталости и страха, одежда пропахла потом и дорожной пылью.
— Ваша светлость! — он едва переводил дух, обращаясь к Эррону, но его испуганный взгляд скользнул и по мне. — Вести из деревни на восточной границе поместья… У Черного Ручья.
Эррон отложил перо, которым только что делал пометку на карте.
— Говори.
— Холера, ваша светлость, — выдохнул гонец, и в кабинете повисла гробовая тишина. Даже Годрик побледнел. — Сначала у скота. Теперь и люди. Уже семеро умерли за последние три дня. Староста умоляет о помощи. Люди в панике, некоторые пытаются бежать в леса, разнося заразу.