Следующие дни слились в единый, напряженный поток времени, где не было места личным терзаниям. Забота о том, была ли я заменой, растворилась в едком запахе дегтя и дыма костров, на которых сжигали зараженные вещи, в горьком аромате лечебных отваров, в бесконечных списках и отчетах.
Замок превратился в штаб по борьбе с эпидемией. Эррон взял на себя военную часть: контроль над карантинными постами, дисциплину, безопасность.
Каждое утро начиналось с совета в его кабинете. Он докладывал о ситуации на границах карантина, о новых случаях, если они, к счастью, просачивались сквозь кордоны. Я — о распределенных ресурсах, о новых партиях лекарственных трав, закупленных у окрестных знахарей, о продовольствии для изолированных деревень.
Мы спорили постоянно. Он требовал ужесточить меры, я настаивала на увеличении помощи, утверждая, что голод и паника убьют людей быстрее болезни. И самое удивительное в том, что он слушал. Иногда уступал. Его холодная расчетливость сталкивалась с моим стремлением спасти каждого, и в этом противоборстве рождался единственно верный баланс.
Однажды вечером пришла весть: в соседней с Темнокаменьем деревушке Заречье заболели двое детей. Староста, боясь карантина, скрыл это. Теперь болезнь бушевала и там.
Эррон, узнав, в ярости схватил со стола тяжелый кубок и швырнул его в камин. Он говорил о глупости и неподчинении, о необходимости показательных наказаний. Я молча слушала, а потом подошла к карте поместья.
— Наказывать будем потом, — сказала я твёрдо. — Сейчас нужно действовать. Здесь, — я ткнула пальцем в точку между двумя деревнями. — Нужен полевой лазарет. Чтобы не возить больных через пол-поместья и не разносить заразу. И чтобы люди из Заречья видели, что мы помогаем, а не только наказываем.
Он смотрел на карту, на мой палец, его гнев понемногу остывал, сменяясь все той же сосредоточенной расчетливостью.
— Годрик! — его голос вновь обрел привычную командирскую твердость. — Слушайте герцогиню. Организуйте.
И мы организовали. Лазарет развернули за два дня. Я лично отбирала самых выносливых и бесстрашных служанок и конюхов, готовых ухаживать за больными под руководством старой Марии-лекарки. Эррон выделил лучших своих людей для охраны и логистики.
Через неделю пришла первая хорошая весть: количество новых заболевших в Темнокаменье пошло на спад. Лечение и профилактика работали.
В тот вечер я засиделась в лазарете, помогая менять повязки и разносить отвары. Когда я возвращалась в замок, уже смеркалось. Я была смертельно усталой, от меня пахло дымом и полынью, а в волосах были запутаны колючки репейника.
Эррон ждал меня на крыльце. Он стоял, опираясь на косяк двери, и смотрел на подходящую меня. В его руке был сверток.
— Вы не были на ужине, — произнес он, но не в качестве упрёка.
Его огненно-красные волосы во тьме казались гораздо темнее, насыщеннее, обрамляя его строгое лицо и создавая интересный манящий эффект, которого я раньше не замечала.
— В лазарете нужна была помощь. Мария не справлялась, — тихо ответила я.
Он кивнул и протянул мне сверток. Внутри был ломоть еще теплого хлеба, кусок сыра и яблоко.
— Ешьте. Вы ничего не ели с полудня.
Я взяла еду, и мои пальцы на мгновение коснулись его. Мы стояли в сгущающихся сумерках, и эта простая забота о моем ужине значила для меня больше, чем любые слова.
— Спасибо, — прошептала я.
— Спасибо вам, — ответил он неожиданно. — В Заречье сегодня не было новых случаев. Вы были правы. Лазарет и помощь остановили панику. Завтра, — сказал он тихо, — я сам поеду в лазарет. Нужно поддержать людей, показать, что их герцог не боится разделить с ними опасность.
Мое сердце сжалось от страха.
— Это неразумно. Риск слишком велик, — попыталась его остановить.
— То есть вы, герцогиня, рисковать можете, а я нет?
Он не стал дожидаться ответа. Развернулся и ушел внутрь замка, оставив меня на пороге с простой едой в руках и с теплом, которое наконец-то стало побеждать холод и тревоги в моей груди.
Эпидемия отступила. Через три недели карантин с Темнокаменья и Заречья был снят. Потери были, но они могли бы быть неизмеримо больше.
В день, когда мы получили последний, чистый отчет от Марии-лекарки, Эррон вошел в мой кабинет. Он выглядел умиротворенным и усталым, но спокойным.
— Наконец болезнь позади, — произнес он, останавливаясь перед моим столом.
— Да, — согласилась я, откладывая перо. — Позади.
Он посмотрел на мой росток, который за время эпидемии выпустил еще два новых листа.
— Вы не сломались, — тихо произнёс герцог сперва в пустоту, а затем заглянул в мои глаза. — Ни перед интригами Изабеллы, ни перед лицом болезни. Вы оказались сильнее, чем я мог предположить.
Я не знала, что ответить. Просто смотрела на него в ожидании продолжения его слов.
— Линель, то, что я сказал тогда о том, что вы важны для дома. Это была не вся правда.
Он сделал паузу, подбирая слова, что для него было редкостью.
— Вы важны. И для поместья. И для этого замка. — Его взгляд словно проник в мою душу. — И для меня. Те слова Изабеллы о Лиане Торренс, забудьте о них. Я был молод и ещё глуп. То, что с ней случилось навсегда останется в моей памяти, но я не хочу, чтобы это знание омрачало ваши мысли. Всё-таки именно вы стали моей первой женой. А драконы в нашей семье не разводятся.