Беглый в Варшаве

Глава 8

Проснувшись утром, сильно удивился тому, что мир выглядел как новый. За окном подрагивали голые ветки, а на подоконнике тени от солнца переливались сквозь морозный узор. Воздух был настойчиво свежим. Кофе на кухне благоухал, как будто кто-то специально добавил туда щепотку послевкусия праздника.

Инна, укутанная в махровый халат, задумчиво перелистывала открытки со вчерашнего вечера. Улыбалась, пока не наткнулась на конверт с поздравлением, где на лицевой стороне каллиграфически красовалось: «Молодым супругам Борисенкам».

Выражение лица мгновенно изменилось. Рот чуть приоткрылся, взгляд стал недобрым. Она подняла брови и с нажимом произнесла:

— Борисенок? Вот прям вот так — Бори-сенок?

Тарелка с гренками зависла в воздухе. Тон был уже совсем не шутливым.

— Да. А что не так?

Инна, сделав паузу, откинулась на спинку стула и заговорила с выражением аристократки, обиженной до глубины души:

— Просто представь. Подкаминская Инна — звучит? А теперь — Борисенок Инна. Это ж фамилия как кличка дворняги. Прошу прощения, конечно, но…

Пауза зависла в воздухе, как ком с соплями в горле.

— Мама вообще вчера в ванной тихо спросила, нельзя ли остаться по документам Сафроновой. А это ведь фамилия её бывшего мужа. А настоящая, между прочим, Подкаминская. Шляхетский род. С гербом и всем прочим.

Костя поставил тарелку и медленно уселся напротив. В голове выстраивалась оборона. Мягкая, гибкая, но с принципами.

— Никто не заставляет тебя менять фамилию. Не хочешь быть Борисенком — не надо. Оставайся хоть Подкаминской, хоть Габсбургом, хоть Бонапартом. В паспорте можно оставить девичью. Смысла спорить нет. Только предупреждаю: если ты будешь в документах Подкаминская, а в семейной жизни вести себя как Сафронова — то без обид, и фамилия тут не при чем.

Инна замерла. Потом резко рассмеялась. Напряжение спало. Рука коснулась щеки Кости:

— Прости. Просто это прозвучало… ну как-то грубо. На контрасте. Ты такой… современный. А фамилия — как у крепостного.

Она вздохнула, положила ладонь на руку:

— Ладно. Пусть в документах будет Подкаминская, или останется Сафронова. А в жизни… в жизни будем просто Инна и Костя.

— Или просто — семья.

Тишина после этого повисла уже мирная. Печка, установленная недавно в бердоге, больше для антуража чем для отопления, тихо потрескивала. Вдруг от входной двери донесся голос Раисы Аркадьевны:

— Вы чего там бурчите как два самовара? У вас супружеская жизнь началась — а не заседание языкового института!

Они рассмеялись. И с этого смеха началась новая глава — бытовая, не всегда лёгкая, но уже своя.

Мы только начали собираться провожать Раису Анатольевну, сумка стояла полураскрытая, а на журнальном столике лежала кипа бумаг: справки, переводы, приглашения и копии. На плите закипал чайник. В этот момент кто-то постучал в дверь — коротко, уверенно, как будто знал, что застал нас дома.

Открывать пришлось самому. На пороге стоял человек в поношенном пальто, с затравленным взглядом, но одновременно и с какой-то странной уверенностью. В первый момент я его даже не узнал. Но Инна сразу побледнела.

— Опять ты Сережа… — выдохнула она, непроизвольно сжав в руке подол своего любимого кожаного плаща.

И только после этого, я сообразил кто к нам заявился.

— Нам нужно поговорить, — сказал он с кривой усмешкой, обводя взглядом комнату. — Я не мог уехать к себе, не поговорив. Мне больно… очень больно. — Еще раз осмотревшись, он как то беспомощно добавил: — Вы же уезжаете, да?

И прошёл внутрь, не дожидаясь нашего приглашения. Двигался как пьяный, но ни запаха, ни мутного взгляда не было. Зато был небольшой жест, привычный для меня и понятный для «Друга». Рука непроизвольно провела по лацкану пиджака, где обычно вшивают петлю микрофона. «Друг» тут же дал сигнал: радиоканал активен. Прием ведётся. Вероятный заказчик — ОБХСС.

— Я не понимаю, зачем ты пришёл, — Инна осталась у входной двери, сжав руки.

— Да просто… хотел в последний раз тебя увидеть. Перед тем как ты исчезнешь. Исаак, да? Или как тебя?

— Константин, — мой ответ прозвучал спокойно, но с лёгким металлическим оттенком.

Бывший повёл плечом, по-хозяйски сел на табурет, будто это он прожил тут не менее ста лет.

— Вы знаете, что этот человек… ну, не тот, за кого себя выдаёт? — он будто бросал реплики наугад, в надежде на реакцию. — Он крутится вокруг Исаака Марковича. Это ведь… ну, все знают, чем он занимается. А вы, Инна, как же вы? — его голос стал жалостливым. — Я думал, ты умная…

«Пора,» — я дал команду «Другу», и тут же по радиоканалу как бы просочился шёпот: сигнал ослаб, микрофон ведь работает на старом носимом аккумуляторе, который и подвел в самый важный момент. Хотя где то недалеко запись ведётся, но информации на пленке нет.

Инна молчала, затем вдруг подошла и холодно спросила:

— Тебе заплатили?

Сергей сначала даже не понял. Потом покраснел, будто попался, и замолчал.

— Можешь уходить, — я сделал шаг ближе к нему. — Пьеса закончена, и крайне плохо сыграна.

Он поднялся, посмотрел на Инну, потом на меня. Хотел что-то сказать, но не смог. Через минуту за дверью раздались его удаляющиеся шаги.

Мы с женой и тещей ещё долго молчали. Затем Инна села на подоконник и тихо спросила:

— Скажи честно. Ты мне всё рассказываешь?

— Всё, что могу.

Позже, вечером, Исаак, как бы между делом, сказал у подъезда тещи, заглядывая в салон нашей «Нивы»:

— Отныне вы — персона особого интереса. Будьте бдительны, как говорится. Не только здесь, но и за границей тоже.

— Спасибо Исаак…

Он улыбнулся, но глаза его оставались серьёзными. И в этот момент стало понятно: за нами смотрят, и может быть уже давно.

В берлоге стоял запах свежезаваренного чая и чуть подгоревших сухариков с тмином. Раиса Аркадьевна сидела у окна, закутанная в теплый клетчатый плед, и внимательно рассматривала через чашку с отбитым краем мою берлогу. Инна ходила туда-сюда, беспокойно — как кошка перед дождём. Наконец она остановилась напротив:

— Мама… Ну ты же понимаешь, что наша фамилия… она же звучит. А у него как кличка на спортплощадке! В паспорте это будет выглядеть вообще смешно. Особенно рядом с моим именем и отчеством!

Раиса молчала, делая глоток. Потом чуть кивнула в мою сторону:

— А твой муж, между прочим, сейчас сидит молча, хотя мог бы обидеться. Но не обижается. Это тебе ничего не говорит?

Инна надулась. Но тут же села рядом. Словно в детстве — когда мама начинала серьезный разговор, который невозможно прервать.

— Послушай меня, Иннусик, — голос у Раисы был негромкий, но уверенный. — Когда родилась ты, в паспорте у меня стояла фамилия твоего отца — Сафронова. Когда он узнал о моей болезни и трусливо сбежал, хотела поменять да не успела — ходила уже с большим трудом. А потом и не стала. Потому что поняла, что менять фамилию — это не просто сменить табличку. Это изменить вектор. А тогда у меня был только один вектор — ты.

Инна кивнула, но не сдавалась:

— Но я ведь не Сафронова. И не хочу быть Борисенком. Разве это плохо — остаться Подкаминской?

Раиса усмехнулась, подливая себе чай:

— Плохо не это. Плохо — если ты станешь Подкаминской, а будешь жить как Сафронова. Понимаешь разницу?

Инна замерла. Потом тихо сказала:

— Объясни.

Раиса поставила чашку и внимательно посмотрела на неё:

— Подкаминская — это фамилия моего рода. Да, шляхетского, с гербом, с узорами, с традицией. Но всё это — прошлое. А Борисенок — это твой сегодняшний выбор. Это твой дом, твоя семья, твой муж, и ты ЗА НИМ. От него будет то, что у тебя под сердцем будет расти. И если ты будешь гордиться этой фамилией — она перестанет быть «смешной». Она станет твоей и твоих детей. И дети твои будут носить её с гордостью, если ты сама будешь её нести с достоинством.

Молчание повисло в воздухе. Только чайник тихо подрагивал на краю плиты. Инна смотрела в стол, пальцем рисуя узоры в крошках. Потом подняла глаза.

— А если мне потребуется время?

Раиса улыбнулась и покачала головой:

— Время у тебя есть. Но помни: настоящая женщина — это не та, что боится чужой фамилии. А та, что делает её родовой.

Я молча поднялся, подошел к обеим, сел рядом и взял Инну за руку. Она не отняла.

— Хорошо, — сказала она. — В документах останусь как есть. Но дома… Дома буду Борисенком. Как бы это ни звучало.

Раиса снова усмехнулась:

— А звучит, между прочим, уверенно. Как фамилия человека, у которого всегда есть план. Даже если он не озвучен.

Трое человек сидели в студии. Чайник. Тишина. И полная уверенность, что семья теперь действительно — семья.

Беседа складывалась душевно и была тёплой, несмотря на мороз за окном. Стекло поблёскивало от инея, а на подоконнике расцветала в огне настольной лампы кружка с дымящимся липовым чаем. Раиса Аркадьевна сидела в кресле, аккуратно подворачивая шерстяной плед под ноги, а Инна копалась в ящике с документами.

— Надо будет сходить в КЭЧ, взять справку о составе семьи, — проговорила она, вытащив какой-то потрёпанный документ.

Пауза повисла, неожиданно для всех.

— А ещё нужно в строевой отдел зайти — уточнить, какие бумаги для перевода нужны. И заодно уточнить как лучше вещи перевезти.

Раиса Аркадьевна кивнула, отпив глоток:

— Без понятия. Но скорее всего надо будет пройти медкомиссию и наверное сделать какие-то прививки. Ты поговори с заведующей отделением, она к тебе всегда тепло относилась.

За столом царила рабочая атмосфера. Каждое слово было не случайным.

— Начальник госпиталя сказал, что жильё в Варшаве выделяют служебное, — заметил я, расстелив на столе блокнот. — Скорее всего, это будет отдельная квартира, но надо быть готовыми и к временной коммуналке. Всё зависит от графика ротации кадров.

Инна подняла глаза:

— Только — не общежитие. Я не выдержу тонкие стенки с соседями по кухне.

Раиса Аркадьевна усмехнулась:

— Выдержишь. Лишь бы ты не забыла, что учиться едешь не на курсы вязания, а в мединститут. Чтобы постоянно голова варила, а не как платье на показе развевалось.

Инна улыбнулась, подмигнув:

— Не переживай. Платье будет в шкафу. А вот с документами — действительно надо разбираться. Надо будет забрать школьный аттестат, справку из учебной части медина о том что уже сдала, и еще справки из военной поликлиники и прививки.

— Вопрос с валютой надо решить, — продолжил я. — Официально там всё по командировочным, но на месте проще, если есть хотя бы немного на руках. Надо подумать, как не нарваться на таможню.

Раиса оживлённо кивнула:

— У мужа был знакомый, когда-то ездил в Польшу по линии Совторгпреда. Может, подскажет. Я узнаю.

Она отставила чашку:

— А вещи? У вас там будет зима — не курорт. Что-то тёплое надо, а польская зима и наша — это две разные песни. Там влажно, ветер. Подберём тебе пальто, Инка, и сапоги. И Косте тоже шапку человеческую, а не вот это — с мехом как у браконьера.

— Будет лучше чем пальто… Пуховик! Легкий и теплый. — Я улыбнулся, проверяя записи в блокноте.

— Нужен будет кожанный кофр побольше, и ещё одну сумку. И аптечку собрать. А главное — перевести на польский копии всех документов: медкнижки, справку из медина, свидетельства о браке.

Инна посмотрела на меня чуть пристальнее:

— А ты сам… готов? Всё-таки — другая страна. Сложная обстановка. Новый коллектив. Другая культура. И ответственность теперь уже за двоих.

Кивок мой был медленным, но уверенным:

— Иначе зачем было всё затевать?

Раиса Аркадьевна посмотрела на нас, мягко, с каким-то скрытым благословением.

— Главное — вместе. Всё остальное — приложится.

И снова в кухне стало тепло. Не от чайника — от ее слов.