Беглый в Варшаве

Глава 31

Вечером, когда Инна уже спала, было решено поручить «Другу» детальный анализ видеокассет из коллекции Джованни на предмет скрытой информации. То, что являлось грязной хроникой для извращенцев, могло таить в себе нечто куда более зловещее.

«Друг» работал в режиме глубокой дискретизации: кадр за кадром, строка за строкой, с анализом импульсной модуляции и вторичного спектра звукового сопровождения.

'Медик-инженер, ваше предположение полностью подтверждаю. Найдены следы закодированных меток в субчастотном диапазоне звука и визуальная пульсация с частотой 25 кадров в секунду. Включен модуль дешифрации. Обнаружен паттерн ватиканского внутреннего шифра.

На экране всплыла декомпилированная цепочка: имена, даты, местонахождения, отметки — всё связано.

«Кто отправитель? — спросил я.»

Невольно, будто боялся, что мою мысль услышат сквозь стены, спросил тихим шепотом.

Ответ последовал спустя секунду:

«Кодовое имя „Lumen E“. Есть основания предполагать, что это агент внутренней структуры в Государственном Секретариате Святого Престола. Действует от имени фракции, стремящейся усилить контроль над польской церковью и через неё — на политику страны.»

Получалось, Джованни, не просто падший священник. Он собиратель, коллекционер. Не для удовольствия, а ради шантажа. Компромат собирался им тщательно, с возможностью уничтожения, но и с возможностью передачи по определённому протоколу. И ведь насколько хитро и цинично замаскированы эти материалы! Даже если, эти материалы и попадут в чужие руки, кто из нормальных людей будет лишний раз это просматривать? А если найдется такой, то он уже будет служить католическому престолу. Как хорошо, что эту грязнцю работу, может и делает «Друг»!

— Лаптеву об этом пока ни слова, — сказал вслух.

На сердце стало тяжело. В голове рождалась дилемма: использовать находку, передав её капитану, как это требовалось бы по соглашению о сотрудничестве? Или рискнуть, и самому копнуть глубже, выйти на саму сеть? Но за этим шагом — политика, Ватикан, дипломатический кризис.

Враг был больше, чем казался. И ближе, чем хотелось.

Через день, когда «Друг» завершил обработку всех видеофайлов, он неожиданно сообщил об еще одной находке внутри закодированных блоков звука. В одном из эпизодов, который визуально казался заурядным, в звуковом спектре на сверхвысоких частотах была встроена микроскопическая модуляция, воспроизводимая только при специальной декодировке. Информация была зашифрована по методу, известному ещё с времён Второй мировой — но с адаптацией под современные возможности. Анализ занял у «Друга» менее минуты.

'Распознан фрагмент передачи. Подпись: «Lumen E». Статус: высокоприоритетный агент. Уровень доступа — экклезиастический.

Позиция: курирующий восточноевропейские дела кардинал. Задача: инициировать раскол Польской католической церкви. Цель: ослабление прямого влияния Ватикана и создание «Народной Католической Церкви Польши».'

Я нахмурился. Это уже было не просто дело разведки, это мне сильно напоминало начало конфессионального катаклизма.

«А кто использует материалы Джованни?» — спросил через нейроинтерфейс я.

«Кардинал „Lumen E“ использует компромат на епископов и приходских священников как инструмент чистки и подмены. Судя по всему, внедрение националистически ориентированных клириков в ключевые епархии уже начались. Поддержка: косвенная — от ряда спецслужб, включая BND. Однако последняя, скорее всего не знает об истинной цели этой операции „Lumen E“. Похоже, что они вообще не подозревают о его существовании.»

— Отлично, — пробормотал я. — У нас тут не просто педофильская сеть, а скрытая реформация. Только вместо тезисов на стенах — изнасилованные дети.

«Полностью поддерживаю вашу оценку ситуации медик-инженер,» — согласился «Друг». «Моральный ущерб максимален. Последствия для легитимности Святого Престола крайне критические.»

«Как считаешь, Лаптев должен об этом знать?»

«Вероятно, нет. Его интерес — локальный. Контроль над агентурой и утилизация угрозы. Выход на „Lumen E“ выходит за рамки его компетенции.»

Я задумался. Если использовать это по умному, то можно стереть всю структуру. Но ценой будет скандал, раскол, вполне возможно, открытая конфронтация. С другой стороны — молчать, значит, дать заговору шанс дозреть. И до чего могут довести страну националистически настроенные ксендзы, предугадать невозможно. И судя по всему пи##расом среди них нет… А значит и нет рычага влияния… Нужно будет подумать. Очень осторожно подумать. А начать необходимо с поиска врагов этого «Lumen E».

Снова сигнал от «Друга» пришёл ночью, когда Инна уже спала, укрывшись одеялом до подбородка. Я сидел на кухне, глядя в тёмное окно, где отражалась только моя тень, и просматривал расшифровку последних информационных слоёв, снятых с записей Джованни.

«Имя: Ксаверий Янджевский. Возраст: 59 лет. Епископ Плоцкой епархии. Статус — канонический, лоялен Святому Престолу. Противостоит влиянию фракции „Lumen E“. Потенциальный союзник. Место контакта: костёл Св. Варвары, Старе Място, четверг, 14:00, после службы.»

Я закрыл глаза. Почти как в юности, когда мы часто действовали на территории, где не было чётких карт.

«Ты уверен, что это не ловушка?» — прошептал я.

«Вероятность провокации — 2,4%. Епископ не связан с сетями BND. Контролирует ряд приходов, где отмечены случаи сопротивления „перестройке“ церковной иерархии.»

В четверг я был в костёле до начала службы. Сел в крайнюю скамью, под хоровым балконом, в тени. Служба шла по всем канонам: латинский, кадило, орган. Епископ Янджевский говорил спокойным голосом, почти лишённым эмоций, но с внутренней уверенностью, от которой трепетали даже стены храма.

Когда прихожане начали выходить, я остался.

Он заметил меня сразу, хотя, казалось, вообще ни на кого не смотрел.

— Pan z Ministerstwa?(Пан из Министерства?) — негромко спросил он, подходя к скамье.

— Nie. Raczej z sumienia.(Нет. Скорее по совести.) — Я встал.

Он чуть приподнял бровь.

— Z sumienia? To ciekawe.(По совести? Это интересно.) — Он сделал жест — пройти в боковую ризницу.

В комнате пахло ладаном, бумагой и каким-то лекарственным бальзамом.

— Вы говорили с кем-то из священников в Лодзи. После этого они исчезли. Я знаю, почему, — сказал я по-польски, медленно и чётко. — Еще я знаю, кто такой «Lumen E».

Он побледнел. Долгое молчание.

— A ty kim jesteś?(А ты кто есть?)

— Человек, который может дать вам защиту, и еще информацию. Но взамен я хочу одно: доступ к тем, кто не предал веру. Я хочу понять, с кем мы действительно имеем дело.

Он поставил руку на массивный дубовый стол, как будто взвешивая приговор.

— Если вы соврёте мне хоть раз — я передам вас Ватикану. Но если вы говорите правду… — он посмотрел прямо в глаза. — Тогда, быть может, мы оба спасём Церковь.

Мы сидели с женой на балконе вместе, слушая, как над Варшавой сгустились первые сумерки. Инна, укрывшись пледом, молча пила чай, взгляд её был направлен в небо, словно она ловила там сигналы, понятные только ей. Я же мысленно собирал мозаику из последних данных, полученных благодаря сети неутомимых дронов. «Фил» не дремал, но кое-кто из местных вдруг засуетился: словно что-то резко пошло не по их плану.

Я взглянул на Инну. Она уже смотрела на меня, тихо:

— Ты снова что-то узнал?

Я кивнул.

— Да дорогая…

Следующим вечером погода выдалась ветреной и холодной, как будто сама Варшава шептала: «Не каждому быть посвящённым». Я шел по узкой улочке Старого города, в которой каждый камень хранил следы веков. Капли дождя барабанили по карнизам и стекали на выщербленные мостовые, а у входа в часовню святого Варфоломея меня уже ждали.

Внутри было тепло и пахло воском, ветхими молитвенниками и тонкой пылью времени. Епископ сидел в одиночестве, в одной из боковых ниш, перед иконой Чёрной Мадонны. Седой, в темной сутане, он поднял на меня взгляд и произнёс:

— «В начале было Слово, и Слово было у Бога…»

Я остановился в полушаге и тихо добавил:

— «…и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.»

Он кивнул. Начальное признание состоялось.

— Присаживайтесь, Константин. Здесь можно говорить откровенно. У этой иконы исповедовались мученики и предатели, но только первые уходили отсюда живыми.

Мы сели на лавку, обращённые лицом к мерцающему свету лампад. Он молчал, словно выжидая, а я чувствовал, как от иконы словно струится холод, пробирающий до костей. Или это был страх?

— Зачем вы здесь, епископ?

Он чуть улыбнулся:

— Я был здесь задолго до вас, сын мой. Я родился в этом городе. И умру, вероятно, в нём же. Но вы пришли, чтобы понять, что происходит. И, возможно, вмешаться.

Он достал из складки сутаны маленькую бархатную коробочку. Открыл её и, не глядя, подал мне. Внутри лежал серебряный перстень, украшенный скромным гравированным крестом и тонкими буквами на латыни: «In silentio veritas»(Правда тиха).

— Это не просто дар. Это знак. Для тех, кто понимает.

Я взял кольцо. Холодное, плотное, оно сразу будто стало частью меня. Я ничего не сказал. Просто кивнул.

— Доверие стоит дороже власти и денег, которые дает власть, — продолжил он. — Поэтому у нас принято давать знак и смотреть, кто осмелится его носить.

После короткой паузы он сказал:

— Прежде чем ты получишь полную картину… мне нужно проверить тебя. Маленькое дело. На первый взгляд пустяк. В Кракове, в районе Подгуже, есть церковь святого Флориана. Там служит отец Ежи. Передай ему вот это.

Он извлёк крошечный, завернутый в плотную бумагу свёрток, перемотанный ниткой.

— Не открывай. Не задавай вопросов. Просто передай. Если кто-нибудь спросит, скажешь, что это молитва за упокой. Убедись, что он скажет тебе: «Пепел превратится в огонь». Это будет подтверждением.

Я спрятал свёрток в боковой карман пальто. Епископ вздохнул:

— Если всё пройдёт гладко, тебе откроется больше, чем ты думаешь. И ты поймёшь, почему я до сих пор жив, хотя столько лет стою поперёк дороги и тем, и этим.

Мы ещё минуту молчали, пока ветер не толкнул дверцу часовни, и в храм не ворвался резкий порыв уличного холода.

Я встал и сказал только:

— Я сделаю это.

— Тогда иди с Богом, сын мой. И помни: не всё, что светится, — от света.