Барин из провинции

Глава 2

Всё-таки это мой новый знакомец, корнет Евгений Николаевич, где-то знатно пошалил! Ведь он сразу понял, что пришли по его душу: резко выпрямился, осанка стала военной, и даже взгляд уже вполне трезвый. Вошедшие его узнали и радостно ощерились. Самый здоровый из троицы поднял дубинку — без замаха, но так, что стало понятно: он тут не за грибным соусом.

— Господа, — вкрадчиво начал я, отступая к столику, где стояла бутылка с остатками вина, — может, сначала поговорим?

Комната маленькая — и это, пожалуй, нам на руку: теснота помешала зайти внутрь третьему гостью. Здоровенный, как амбар, мужик с редкими белёсыми бровями и мордой-лопатой маячил в дверном проеме. Вот если он ввалится — будет не до разговоров.

В голове мелькнула мысль удрать, по примеру шустрого Тимохи. Но путь мне преградили незваные гости, а позади… нет, не Москва, она впереди, позади — слабая Ольга. Бросить её? Не по-мужски как-то…

Склонился к другому решению: пусть разбирается военный. Он все же офицер, и сабля у него, вон, сбоку болтается. Вырубит одного-другого — и можно будет геройски добить оставшихся… вернее, дождаться, пока Владимир подоспеет и расправится с ними. На Тимоху надежды особой нет: тот в драку не полезет и своего благодетеля — то есть меня — бросит, не задумываясь. Остаётся надеяться, что мой товарищ по попаданству всё же догадается сбегать вниз и позвать на помощь. Знаю, вышибала в трактире имеется.

И вроде бы с первым нападавшим у корнета вышло все ладно: ловкий пинок между ног — и бородач, не успев взмахнуть дубинкой, с утробным воем рухнул на пол. Но развить успех не удалось. Кистень — это палка, почти как нунчаки, только не восточные, а такие… тульского разлива — с шариком на цепочке — с размаху врезался в Томчина, и теперь уже взвыл от боли он.

Хорошо, что не в голову удар пришёлся. Евгений, кстати, показал, что не только саблей размахивать умеет, как нам с Ольгой до этого заливал, но и в ближнем бою не теряется. Он ловко успел увернуть голову, и удар пришёлся в плечо, но и этого хватило, чтобы отсушить корнету руку и вывести бравого офицера из строя.

От жуткого зрелища больно стало даже мне, а уж Ольга и вовсе вскрикнула в испуге.

«Ори громче, голубушка, может, кто на помощь придёт!» — мысленно взмолился я, и уже подумывал сам неблагородно и трусливо заорать, как вдруг третий тать, тоже с дубинкой в руках, пробасил:

— Не замай, барин! И ты, госпожа, рот заткни!

Он нам денег должон. Заберём их — и уйдём.

Прямо тебе коллекторы-душегубы из будущего: культурненько так, с объяснениями. Мол, ничего личного — просто долг. Сейчас только отдубасим вашего гусара и с миром уйдём.

Впрочем, мне идея эта нравится! Да что там — отличная идея! Пожалуйста — забирайте! Он мне кто? Родня, что ли?

Но обрадоваться решению проблемы я не успел. Ольга схватила со стола бутылку и швырнула её в мужика с кистенем. Ну вот зачем, спрашивается⁈

Что самое обидное — получилось у неё чертовски удачно! И не то чтобы я был против защиты чести и прочего, но ведь это уже не самооборона, это — открытие второго фронта! Теперь нас точно всех перебьют.

Корнет, увязший в рукопашной в тесной комнатке, против второго нападавшего ничего противопоставить уже не мог. А вот Ольга… Ольга, кажется, попала бутылкой мужику аккурат в висок —

и молчаливый, но весьма опасный противник рухнул, как мешок с навозом. Вот оно — преимущество дальнобойного оружия!

Ну кто тебя просил⁈ — мысленно возопил я.

Сиди спокойно, сударыня, пей наливку, смотри, как мужчины дерутся. Нет же! Хотя… корнет, пока мы пили, ненавязчиво выяснил, что Ольга — мне не мама, и, разумеется, не жена. И даже сделал первую попытку подкатить к симпатичной женщине.

Всё это я обдумывал уже в прыжке, летя в лихой атаке на басистого главаря, и понимая, что шанс у меня только один. Второго не дадут.

Застав мужика врасплох, я принимаю от него неловкий удар дубиной скользом в бок. Боль обжигает левую руку, но терпеть можно. Зато рабочая правая вдруг вспомнила, что такое бокс! А моё тело, хоть и не в лучшей форме, кое-что из прошлого всё же помнит. Да и кроме бокса в молодости во дворе махаться доводилось — время-то было какое? Самый разгар лихих девяностых!

От удара главарь неожиданно для всех — в первую очередь для меня — вылетел из комнаты, двигаясь почти параллельно полу! Я от себя такого не ожидал. Да отродясь силы во мне такой не водилось! Скорее всего, тот просто неустойчиво стоял в проходе… или сам назад качнулся.

Как бы то ни было — полёт вышел идеальным! Аж самому приятно стало — как я его!

— Пощади, барин! — промычал первый, вырубленный ещё Евгением, но уже отошедший от удара в подлое для любого мужчины место. Да и не сильно, наверное, прилетело ему, раз тоже басит, а не фальцетом молит.

— Дубинку на пол! Мордой в пол! — ору я, подражая Бодрову, больше желая подбодрить себя, чем напугать врага.

Слышу топот по коридору. Подоспевший Владимир хоть и калека — нет трёх пальцев на руке — но правой бьёт не хуже меня, и главарь, которого я отправил в полёт, моим учителем и охранником был добит уже в коридоре! Следом набегают ещё люди, вижу местного вышибалу, а значит, Тимоха опять сработал чётко! Пожалуй, отменю ему порку. Наоборот, налью чарочку — всё правильно сделал!

— Ох ты ж! Да это ж Ванька-гнида из Костромы с подручными! Мишаня, беги за приставом в седьмой нумер. Он там спит, — кричит кому-то из подручных подоспевший вышибала, узнав нападавших.

— Опасный тип? — кивнул я, отходя от горячки боя.

— Разного про него бают, всё больше нехорошего, — нехотя отвечает вышибала, очевидно, не желая «стучать», ведь первый вырубленный, хоть и лежит мордой в пол, но всё слышит. А ну как припомнит потом?

— Шельмы! В карты с одним купцом игрывал, да проиграл… Ишь как, с самой Костромы за мной ехали! Из-за сорока жалких рублей! Какие низкие люди! — совершенно искренне возмущался корнет. — Хотя чего тут ехать, верст тридцать всего? Это же надо, долг вышибать отправили! Однако, вырождается у нас купечество…

«Сука ты! — мрачно подумал про себя я. — Из-за твоих сраных сорока рублей долга меня чуть не пришибли!»

Нападавших мы связали. Вскоре появился гостивший здесь же, на почтовой станции, пристав, и коротко опросив по ситуации присутствующих, посоветовал мне:

— До утра подержим их в погребе. Но больших дел они тут не натворили. Ну, ворвались к тебе в нумер… Так, скажут — обознались, или чего хуже, придумают — мол, сам напал на них — побиты-то они знатно. Езжал бы ты, барин, с утра пораньше отсюдова.

— Так и сделаю, — искренне обещаю я и сую рубль серебром немолодому уже служивому. — Только не раньше обеда их отпускай, когда мы уже далече будем.

Тимохе я отдал остатки выпивки, живо обсуждая и нападение, и поведение Ольги, которая утащила корнета «лечиться» к себе в номер.

Ара, разумеется, от вина не отказался. А вот бутылка с наливкой разбилась от удара об башку коллектора.

— Да что там ему лечить? Плечо побаливает, а всё остальное работает. Сука… корнет! В такой блудняк втравил! — злился ара, повторяя моё мнение о Томчине.

— Да не скажи, я после такого удара и шевелиться бы не смог. Но, думаю, не сладится у них ничего… Ладно. Давай спать. Это… тут ложись — в дверях!

— Чтобы, если что, на меня сначала наткнулись? — насупился Тимоха.

— Ну да! — я и не думаю отпираться. — Спасёшь барина ещё раз!

— Сука… — с чувством повторил ара. И на этот раз я не был уверен, что он это про корнета сказал.

Сладилось у Томчина чего с гувернанткой или нет, я не узнал. Скорее — нет, ведь у той сейчас, похоже, «женские дни». Но утром шустрый тип попытался набиться нам в попутчики, в надежде то ли добиться Ольгиного тела, а то ли уже повторить «ночь любви», если она всё-таки была. По Ольгиному же виду ничего понять было нельзя: та только глупо хихикала и жеманилась.

Как бы то ни было — офицеру я отказал:

— Самим тесно, а я свободу люблю. Да есть же почтовые. Небось не все деньги проиграл?

По-хамски вышло, но военный промолчал.

— Очень он впечатлился вчера, как ты ловко такого медведя в полёт отправил, — между делом пояснила Ольга, когда мы уже ехали к следующей станции.

Я скромно промолчал. Ну а что — действительно красиво полетел.

— На почтовой не ночуем, подальше сегодня поедем, — распорядился я на привале, оглядываясь по сторонам. — Лучше завтра позже встанем, а сегодня подъедем как можно ближе к Москве.

— До Ярославля всё равно доехать не смогём, — с сомнением пробурчал Владимир, но спорить не стал — я тут главный.

Так и вышло — остановились мы в небольшом селе верстах в десяти от Ярославля. Кстати, тут дорога по-другому немного идёт, не как в будущем, это я уже приметил.

— Я у тебя и за кучера, и за конюха, — ворчит Тимоха, распрягая коней.

А ведь ему и правда тяжелее, чем нам всем.

— Ну дай мальцу какому копеечку, чтобы тот лошадей покормил и почистил. Я тебе компенсирую, — по-барски разрешаю я, помня о том, как вчера логически верно, хоть и трусовато, действовал мой товарищ по попаданству.

«Товарищем по несчастью» я его назвать больше не могу. Он — крепостной и вкалывает, а я — барин! При этом я стал моложе, у меня положение какое-никакое, поэтому попаданство несчастьем я уже не считаю. Тем более, велика вероятность, что в прошлом теле я не выжил.

В эту ночь подспудно я ожидал различных приключений, но всё прошло спокойно. Утром, зевая во весь рот, делаю вялую зарядку и иду завтракать.

М-да… тут, конечно, грязно. Столы жирные, протёрты плохо, мусор некоторые гости бросают прямо на пол… Только сейчас я стал понимать, что бзик моей Матрёны по поводу чистоты на самом деле — благо. А как меня, то бишь Алексея, это злило в детстве!

Село, где мы ночевали, стоит у края лесного оврага, по которому бежит бодрая речушка.

— Останови воды набрать, — просит Володя.

— И ты сбегай, — командую Тимохе. — Пусть запас для коней с собой будет.

Воды бы хорошо набрать. Антисанитария на постоялом дворе смутила меня, поэтому завтракать там я не стал. С собой взял только свежих овощей и бутылку вина — буду потягивать в дороге. Своя снедь ещё имеется, но уже подъедаем. Ничего, надеюсь, в Ярославле найдём приличный трактир, или даже ресторан. Мы решили там не оставаться на ночлег, но по лавкам пройтись надо обязательно.

Ленивый конюх берёт две деревянные фляги, литров по пять каждая, и идёт за Владимиром.

— Алексей, я себя уже получше чувствую. Хотите пересесть на своё место? — предложила Ольга, когда парочка водоносов скрылась в овраге.

— Да я уже тут притёрся… Впрочем, если вам всё равно — то, пожалуй, пересяду.

Судя по гримаске женщины, она рассчитывала, что я откажусь. Но я не страдаю излишним гуманизмом.

— А где Тимоха? — спрашиваю у Володи, когда тот вернулся один.

— Да он грибы там собирает, — пояснил тот.

— Боровиков полный лес! — весело крикнул Тимоха, возвращаясь без грибов, но с двумя полными флягами. — Барин, дай корзину какую! Я там много нарвал.

— Да сдались они тебе, — ворчу я, хотя, надо признать, боровички уважаю. — Ну, давай. Только по-бырому!

— Странный говор у вас в селе, — заметила Ольга. — Правильно говорить «давай быстрее», «не задерживайся». «По-бырому»… — не слышала такого выражения.

— Ты учи, учи, как правильно…

Я и не думаю спорить. Надо изживать из себя речевые обороты будущего! Мои крепостные и дворовые давно заметили, что у меня манеры и речь изменились, но списывают всё на тот удар по голове, когда мы с арой сюда попали. И вообще — кто мне может допрос устроить? Нет таких смелых… Ну, разве что Матрёна, возможно. Но нянька меня любит и уличать в чём-либо точно не станет.

— Ёпть твою мать… Бога в душу! Гандон штопаный! — вдруг заорал в лесу Тимоха так, что птицы в овраге в испуге разлетелись, а мы втроём — я, Ольга и Володя — сорвались с места и рванули вниз.

М-да… Вот и товарищ мне достался — тоже, считай, палится по полной! Что с ним там случилось? Не дай Бог, ногу подвернул. А кто нас повезёт дальше⁈

Оказалось — не подвернул. Но ситуация неприятная.