Очнулся я рано утром под звонкий щебет птиц в глухой аллее парка с невыносимой болью в голове. Что они со мной сделали? Я застонал. Где я? Кто я? Рядом со мной возвышался, белея над ядовитой зеленью крапивы, гипсовый дискобол. Где-то кто-то чиркал, подметая метлой дорожку. Я вскочил, как ужаленный — где правда, а где явь, где сон, а где реальность? Я не верил в похмелье — голова болит совсем не так. Я оглядел себя, это меня немного успокоило — зеленый камзол, короткие штанишки, похожие на шорты и мягкие кожаные полусапожки, позволяющие мне чувствовать каждую травинку. Итак, меня с шумом выставили обратно домой, домой ли? Как ловко они это сделали, я даже не догадывался об их намерениях. И принцесса — как она могла?! «Нельзя верить принцессам», — решил я, поднимая и встряхивая свою шапочку с пером. Одежда теперь мне не казалась такой смешной и несуразной. Черт возьми, что делать, что делать? Опять привыкать к новому старому миру? Звездочет говорил, что ворота открываются дважды, теперь я не вернусь в ту сказку никогда. Странно, мечтая и сожалея в том мире об этом, в старом я теперь делаю то же самое. Провели, как мальчишку. Я не мог успокоиться, хотелось плакать от обиды и от злости. Вот оно — воистину королевское коварство. Хотелось плакать, возникло жжение в глазах, хотелось закричать, да горло словно кто-то стиснул железной рукой.
Здесь, как и там — лето. Интересно — дни тоже совпадают? Сколько я отсутствовал? Месяц? Два?
Запахи?! Запахи? Этот мир пахнет по-другому, совсем другой на вкус, горьковато-пересоленный, уже нет той сладкой свежести, как нет и холодка.
— Привет, мой новый старый мир! — воскликнул я. — Давно не виделись, как ты поживаешь? Горячие точки на твоей шкуре прибавились и ты еще терпишь нас?
Я вернулся, вернее — меня попросили уйти, вежливо, почти как генсека, на пенсию, как Защитника принцессы. Здравствуй мир, наполненный кофейным ароматом. У меня потекли слюнки во рту — когда я приду домой, то заварю чашечку бразильского Пеле, выкурю сигаретку и ванну, в которую вылью тюбик шампуня, чтобы сразу оглушить все запахи мира, который от меня отказался. Здесь нет только принцессы, но здесь найдутся Светы и Наташи. Эх, принцесса, что же ты наделала, где отыскать другие ворота, которые приведут в твой мир, если старые больше не откроются? Должен же где-нибудь существовать другой проход в твой мир, пусть в империю вареников, королевство Караса или на любой необитаемый остров твоего мира — клянусь, я найду его!
Я стал продираться сквозь чащу на звуки метлы и вышел на тропинку. Воистину, чтобы понять свой мир, надо узнать, чей-то чужой.
Боль в голове прошла и ничем не напоминала о себе. А боль в сердце осталась занозой. Теперь мне хотелось, чтобы этот мир превратился в сон, а реальным был тот, из которого меня выперли. Я проснусь сейчас у себя в замке, на своей широкой деревянной кровати под звон колокола, созывающего на завтрак и там встречусь с моей принцессой. Запахи, совсем другие запахи. Запах навоза, неуловимый запах конского пота, запах эфирного ветра, наполненного ароматом степного разнотравья, запах малинового вина в блестящем, как солнце, тяжелом золотом кубке. В этом мире моей истории мало веры — здесь такого не может быть, а если было, то слишком давно и неправда. Меня ласково назовут сумасшедшим, потом строго спросят, какие я принимал наркотики и, наконец, отправят к трем Цезарям и Двум Наполеонам на девятый километр города на тихую и спокойную зеленую дачу, спрятавшуюся за высоким кирпичным забором — благо, рядом кирпичный завод. Мне этого не хотелось. Запахи, эти запахи кружат голову, я никогда не думал, что у меня так развито обоняние и слух, эти запахи слишком сложны, они один в одном — сразу не определишь и не распутаешь. Я слышал, как где-то в трамвайном парке прозвенел трамвай, вскрикнула кошка, упал в траву кузнечик.
Я продолжал машинально идти на звук метлы. Вот он! Сторож в белом фартуке, на котором отчетливо выделялись старые грязные пятна. В углу рта под старыми, проржавевшими от никотина усами торчал бычок сигареты. Сторож размахивал большой метлой из березовых прутьев на волейбольной бетонной площадке. Запах сигаретного дыма! Я, как лунатик, смотрел на рослого деда, напевавшего себе под нос бесконечную строчку.
— В парке Чаир распускаются розы… — и снова: — в парке Чаир распускаются розы…
— Эй! — окликнул я деда, сглатываю слюну. — Папаша, сигаретки не найдется?
Старик перестал мести и, подняв голову, посмотрел в мою сторону. Сморщенное старое лицо одеревенело, из рук выпала метла, изо рта — бычок. Для начала дед поднял вверх руки, захватив из верхнего кармана фартука пачку «Орбиты».
— Гитлер капут! — хрипло прокудахтал он, вспоминая старые боевые походы, затем неожиданно бросил в меня, словно гранату, пачку сигарет и с криком «Черти в городе!» бросился бежать.
«Странный дедушка, — подумал я, поднимая пачку с сигаретами и торопливо прикуривая от бычка, — не дедушка, а спринтер!» Я с отвращением отбросил прикуренную сигарету — боже мой, что за дерьмо они стали здесь курить…