Бахмут

Глава 28 Столица

Прибыв в первых числах августа в Харьков мы, наконец, прекратили бешеную гонку и дали себе возможность пару дней перевести дух и, кроме того, требовалось пошить всем мундиры — мы ведь в рейд в камуфляжах пошли, никто ведь не мог предположить такого продолжения «банкета». К счастью «золотого запаса», взятого нами в Ор-капу, было достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать. Харьков, потерявший к началу 60-х годов 18 века военное значение и получивший статус центра Харьковского наместничества, был первым настоящим Городом, увиденным мной в этом мире. Крепость в нем выполняла исключительно декоративные функции, а в планировке города, имеющей регулярный геометрический характер, прослеживался четкий план. Большого количества свободного времени для проведения экскурсий у нас не было, но по улице Красная горка, что по-русски «красивая», на которой размещались главные здания города мы, конечно, прогулялись. Реально красиво! Потемкин, который тоже был в Харькове первый раз, весной его путь проходил восточнее, вдоль реки Оскол, очень удивился весьма приличной архитектуре в центре города.

Закончив отдых и приготовления в дорогу, через пять дней мы выехали в сторону Москвы. Нам предстоял путь до Санкт-Петербурга длиной в шестьсот верст и продолжительностью не менее месяца — с ума сойти, где, блин, хотя бы железная дорога! Даа… времени поговорить с Потемкиным будет предостаточно. В целом, это хорошо — может быть я сумею донести до него все мои, нужно отметить, весьма разрозненные мысли по вопросу обустройства государства. Я и сам не до конца представлял, что я хотел бы в итоге получить. С одной стороны все просто — мы за все хорошее, против всего плохого, только как это реализовать, вот в чем вопрос. Потому что, как показывает практика, всегда не хватает двух вещей — времени и денег, иногда по раздельности, но чаще всего вместе, и как разрешить эту дилемму еще предстояло придумать. Значит с этого места и начнем.

— Григорий Александрович! — завел я на третий день пути разговор про деньги, — А в России золото где добывают?

— Есть несколько шахт на Урале Иван Николаевич, около пуда золота в год добывают! — удивленно ответил Потемкин.

Теперь настала моя очередь удивляться, — Так мало! А откуда же остальное золото в России?

— В основном из Европы, в виде оплаты за пушнину!

— Стало быть на реках самородное золото никто не моет Григорий Александрович? — уточнил я.

— Ни разу не слышал о таком способе добычи золота! — заинтересовался Потемкин.

— Я, конечно, не специалист, но в целом с технологией знаком и рек на Руси с самородным золотом вдоволь. Можно с них в год десять пудов получать, а может и больше!

— Опять удивили Иван Николаевич! — воскликнул Потемкин, — Такие объемы добычи золота позволят провести финансовую реформу, задуманную государыней императрицей, и ввести в оборот бумажные ассигнации, обеспеченные золотом, выведя из оборота большую часть медных денег, которые весьма неудобны: пятьсот рублей медью — это целая телега медных монет. На сбор налогов приходится отправлять целые караваны из телег. А где сии золотоносные реки изволят протекать?

— Во-первых на Урале, думаю, как-раз в районах тех самых шахт, о которых вы упомянули Григорий Александрович, а еще в Сибири, на Алтае и на берегу Тихого океана!

— Интересно, интересно, — задумчиво произнес Потемкин, — Я накануне отъезда в действующую армию начал изучать труды господина Ломоносова по изучению Сибири и Севера, коих множество, и, в частности, докладную записку от 20 сентября 1763 года, поданную великому князю Павлу Петровичу, под названием «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию», не изволите посмотреть Иван Николаевич, а после поговорим на сию тему?

— С превеликим удовольствием Григорий Александрович, научные труды господина Ломоносова весьма уважаемы в том мире и заслуги его закреплены путем увековечивания его имени во многих местах, в том числе в имени Московского университета!

— Отрадно, отрадно такое слышать, а какое у вас Иван Николаевич мнение по вопросу дальнейших действий против Турции!

— Думаю мое мнение покажется вам Григорий Александрович двояким, но по другому не получится — с одной стороны нам необходимо закрывать вопрос по Крыму и северному причерноморью, как нашим историческим землям, а значит неизбежна конфронтация со Стамбулом, с другой стороны нам нужно выходить в Средиземное море, торговать с южными странами, а значит нужен проход через Босфор и Дарданеллы, что означает либо дружбу с Турцией, либо захват проливов, что сильно не понравится европейским державам. Поэтому мое мнение таково — на первом этапе установление границы с Турцией, примерно, по Днестру, присоединение Крыма, восстановление флота — это по результатам войны, далее решение вопроса по Кубани и Кавказу — здесь на мой взгляд наиболее целесообразно полюбовно договориться с султаном о разделе сфер влияния и упразднении всех мелких княжеств и царств, подкинув ему в качестве пряника, например, отказ от выплаты контрибуции — далее длительный мир и дружба с турками на взаимовыгодных условиях, а в это время поворот на восток и стремительное освоение Сибири и Дальнего востока. И только окрепнув до состояния бросить вызов всей Европе можно подумать о проливах и восстановлении православных крестов над Святой Софией!

— Весьма затейливо Иван Николаевич, но вы очень точно выразили мои мечты по устройству государства российского, простирающиеся именно до проливов! А в вашем миру решили эту проблему?

— К сожалению нет, но у меня есть возможность поучаствовать в оном мероприятии здесь, чему я очень рад Григорий Александрович!

Через две недели монотонной, ничем не запоминающейся дороги мы, наконец, прибыли в первопристольную. Надо сказать, что приезда в Москву я ожидал с небольшим придыханием, все-таки это место, подсознательно, воспринималось столицей и бывал я в Москве много раз, а человеку всегда в таких случаях свойственно сравнивать, искать знакомые места. В Питере я такого почувствовать не смогу — во-первых он для меня столицей пока не воспринимался, а во-вторых я там не был, а значит сравнивать мне не с чем.

По словам Потемкина в Москве, после подписания императором Петром III в свое недолгое царствование Манифеста о вольности дворянства, начался настоящий расцвет «Москвы дворянской». Избавление дворян от необходимости служить не менее четверти века буквально перевернуло Москву. Отныне старая столица постепенно стала настоящим раем для отставных вельмож, которым не желалось наблюдать при дворе возвышение новых фаворитов, «пенсионеров» государевой службы, мечтавших пожить в Москве «на покое», женихов всех возрастов и состояний — благо невест в Москве было в изобилии, а также всех любителей жизни спокойной и размеренной с приятными русскому человеку удовольствиями. Но, кроме «пенсионных радостей», большая и уютная старая столица могла предоставить и карьерные возможности — здесь располагались некоторые департаменты Сената, можно было служить «по гражданской части» в Московской синодальной конторе или архиве Иностранной коллегии.

Как впоследствии стало ясно, сравнивать мне оказалось нечего — от этой Москвы в 21 веке остался только Кремль, да храм Василия блаженного. Все остальное, видимо, выгорело во время пожара 1812 года, либо не выдержало испытания временем. В Москве у нас никаких дел не было поэтому, передохнув, тронулись без задержек в столицу, куда благополучно и прибыли 10 сентября 1769 года — «знаменательная дата».

Столица встретила нас, ставшей «притчей во языцех», унылой и промозглой погодой, а мы разместившись в небольшом и уютном особняке Потемкина на Васильевском острове стали ждать дальнейшего развития событий.